Без вести пропавшая

Глава тридцать девятая

– Мама? – Элисон очень важно нахмурила свое довольное личико, пока мать укладывала ее в постель рано в 8.00 вечера.

– Да, дорогая?

– Полицейские придут опять, чтобы увидеть папу, когда он вернется?

– Я так не думаю, дорогая. Не забивай пустяками свою маленькую головку.

– Его не заберут в тюрьму или что-нибудь подобное?

– Конечно, нет, ты глупая малышка! Он вернется сегодня вечером, как ты знаешь, и я скажу ему, чтобы он зашел к тебе и поцеловал – я обещаю.

Элисон помолчала нескольких минут.

– Мамочка, он не сделал ничего плохого, правда?

– Нет, маленькая глупышка. Конечно, нет.

Элисон снова нахмурилась, когда посмотрела в глаза матери.

– Даже если он сделал что-то неправильное, он все равно мой папа, правда?

– Да. Он всегда будет нашим папой, что бы ни случилось.

– И мы простим его, правда?

– Да, моя дорогая... И ты простишь мамочку тоже, правда, если она сделает что-то неправильное? Особенно если...

– Не волнуйся, мамочка. Бог прощает всех, правда? И мой учитель говорит, что мы все должны стараться быть похожими на Него.

Миссис Филлипсон медленно пошла вниз по лестнице, ее глаза застилали слезы.

Moрс оставил «Ланчу» дома и пошел пешком из Северного Оксфорда к железнодорожной станции. Это заняло у него почти час, и он не был уверен, зачем он решил сделать это; но его голова была теперь ясной, и непривычное упражнение пошло ему на пользу. В 8.20 вечера он остановился у станционного буфета и огляделся. Было темно, но как раз через дорогу уличные фонари освещали первые нескольких домов на Кемпийски-стрит. Так близко! Он раньше не понимал, как близко это было от железнодорожной станции. В сотне ярдов? Нет больше, конечно. Сойти с поезда на платформе 2, ​​сдать свой билет в... В течение секунды или двух он стоял неподвижно и чувствовал старый знакомый трепет, который пробегал по его нервам. Он бы успел на поезд в 8.35 – тот же самый поезд, на который Филлипсон мог сесть в ту роковую ночь, так давно... В Лондоне на вокзале Паддингтон – около 9.40. Такси. Посмотрим... Да, немного удачи и он будет там около 10.15.

Он купил билет первого класса и прошел мимо турникета на платформу № 1, и почти сразу же громкоговоритель пропел где-то на крыше станции: «Поезд в 8.35 прибывает к первой платформе, следует через Рединг до Паддингтона; пассажиров...». Но Морс его не слушал.

Он сел поудобнее и закрыл глаза. Идиот! Идиот! Все было так просто на самом деле. Льюис нашел стопку книг на школьном складе и поклялся, что не было никакой пыли на верхней; и все что сделал Морс – устроил головомойку своему верному сержанту. Конечно, не было никакой пыли на верхней книге! Кто-то взял верхнюю тетрадь с кучи – ту самую, которую к тому времени покрывал, несомненно, толстый слой пыли. Взял ее недавно. Совсем недавно, потому что верхняя книга в оставшейся стопке была практически чистой от пыли, когда Льюис поднял ее. Кто-то. Да, кто-то позвонил Бэйнсу, который забрал ее домой и изучил очень тщательно. Но не потому, что хотел подделать письмо, написав его почерком Вэлери Тэйлор. Это было одной из самых больших ошибок Морса. Существовал, как он догадался накануне вечером, ослепляюще очевидный ответ на вопрос, почему Бэйнс написал письмо родителям Вэлери. Ответ был в том, что он его не писал. Мистер и миссис Тэйлор получили письмо утром в среду и раздумывали, нести ли его в полицию – сам Джордж Тэйлор уж точно, сказал себе Морс. Почему? Очевидно, потому что они не могли решить, исходило ли оно от Вэлери или нет: просто это могла быть мистификация. Это, безусловно, была миссис Тэйлор, она обратилась к Бэйнсу; и Бэйнс очень толково стащил тетрадку со склада и написал свою собственную параллельную версию краткого сообщения, скопировав настолько точно, насколько он мог, стиль, почерк и собственную подпись Вэлери, которые он нашел в тетради по прикладной науке. А потом он сравнил письмо от Вэлери со своим собственным кропотливым трудом, и объявил миссис Тэйлор, что, по его мнению, письмо выглядело совершенно искренним. Вот так все должно было произойти.

И было также кое-что другое. Логическим следствием этого был вывод, что Тэйлоры вообще не имели понятия о том, где находится Вэлери. На протяжении более двух лет они ничего не слышали о ней. И если они оба были действительно озадачены письмом, тогда за этим следовал еще один неизбежный вывод: Тэйлоры были полностью не в курсе дела. Давай, Морс! Продолжай! С гладкой неизбежностью куски мозаики ложились на свое место. Продолжай! Ну, если эта гипотеза была верна, то с подавляющей вероятностью, Вэлери была жива, и она сама написала письмо. Все было так, как сказал Петерс, что это была она; так, как сказал Льюис, что это была она; так, как сказал сам Морс, что это была не она. Более того, как он узнал накануне вечером, на ту же мысль наводило в частности очень интересное доказательство, которое невольно подтвердил Эйкам: он сказал, что Вэлери всегда использовала выражение «все в порядке». И по возвращении Морс проверил письмо еще раз:

«Просто, чтобы вы знали, у меня все в порядке, так что не волнуйтесь. К сожалению, я не писала раньше, но у меня все в порядке».

И Айнли (бедный старина Айнли!). Ему не только было известно, что она жива; он на самом деле нашел ее – теперь Морс был уверен в этом. Или, по крайней мере, он обнаружил, где она может находиться. Флегматичный, кропотливый старый Айнли! На взгляд любого – лучший полицейский, лучше, чем сам он когда–либо будет. (Разве не Стрейндж сказал то же самое – в самом начале?). Вэлери никогда бы не смогла вообразить, в полной мере, тот ажиотаж, который возникнет с ее исчезновением. В конце концов, сотни молодых девушек пропадали без вести каждый год. Сотни. Но если бы она вдруг узнала об этом, как долго она молчала бы после этого? Если бы Айнли на самом деле встретил ее и сказал ей? Казалось, вполне вероятно, что уже на следующий день она бы села и написала своим родителям. Это все. Просто краткое маленькое письмо! И его дали бесценному Морсу. Большое дело. Господи! Какой кошмар, какой ужасно безобразный балаган он устроил из всего этого!

Поезд уже подъезжал к пригороду Лондона, Морс вышел в коридор и закурил. Только одно беспокоило его теперь: мысль, которая мелькнула в его голове, когда он стоял возле станционного буфета и смотрел на Кемпийски-стрит. Но он достаточно скоро будет знать, верна ли она; потому что очень скоро он узнает все.