Боги, пиво и дурак. Том 6 (СИ)

Глава 8 От заката до рассвета

Как только я захлопнул дверцу кареты, бычары двинулись вперед. Хотя никакого возницы и в помине не было.

Неспешно переступая, массивные животные потащили богическую карету, как плуг на пашне.

Я покосился на Деметру.

Она сидела, закинув ногу на ногу, скрестив руки на груди и смотрела в свое окно, отвернувшись от меня — так, будто вовсе не она только что возгласом на полстолицы требовала мое бренное тело.

— Впервые вижу, чтобы божество передвигалось на быках, — осторожно заметил я, чтобы хоть как-то начать разговор. — Почему вдруг они? А не какие-нибудь белые жеребцы в золотых попонах?

— Терпеть не могу жеребцов, — многозначительно ответствовала мне Деметра. А потом медленно повернулась ко мне, и, выгнув светлую бровь и глядя прямо в глаза, спросила:

— А ты считаешь, богам подобает ездить непременно на лошадях?

Я неистово покачал головой.

— Нет, что ты! Нет. Быки — это… Это очень даже. Я бы сказал, просто идеально. Для богов.

Она насмешливо хмыкнула.

— Что за чушь ты несешь? Почему это быки идеальны для богов?

Я посмотрел в окно, наблюдая, как мы неспешно преодолеваем еще один метр дороги.

— Ну, потому что для езды на них однозначно нужно быть вечным, — проговорил я, с трудом сдерживая вздох.

Деметра фыркнула. Но даже тень улыбки не мелькнула в ее глазах.

— А ты куда-то торопишься?

Сначала мне пришло в голову ответить, что до утра я в принципе совершенно свободен, и мы можем посвятить это время нашему головокружительному путешествию на ту сторону площади. Но потом я понял, что женщину с таким жестким и прямым взглядом незатейливым солдатским юмором на проймешь. Тут надо было действовать, как в бою — напор и скорость.

И прямота, которую, похоже, она ценит.

— Тороплюсь узнать, чем заслужил твое внезапное внимание, госпожа, — сказал я, отвечая на ее пристальный взгляд точно таким же пристальным взглядом.

Брови Деметры удивленно дрогнули.

Туше, уважаемая. И пусть укол засчитать некому, мы оба знаем, что он был.

А ты чего ждала? Я, конечно, простой смертный, а не какой-нибудь фильдеперсовый бог в короткой юбке и лавровым листиком в заднице. Или, верней, на переднице. Но я мужчина. Воин, пусть даже хреновый. И уже давно не впадаю в ступор от общения с бессмертными.

Деметра усмехнулась.

— Ну, раз так… — проговорила она, и в то же мгновение быки взревели, как дикие байки под безбашенным седоком, обдали нас густым черным дымом, вышедшим неизвестно из каких отверстий, и ка-аак рванули!

Меня откинуло назад и добрые 7 g так вдавили в сиденье, что я почувствовал себя Гагариным. Карета покачнулась — и… оторвалась от земли.

Чувствуя себя расплющенным по кожаной спинке дивана, я не выдержал и заржал.

Вот это, блин, мистер и миссис Санта! На горбатых оленях.

Твою мать, это ж если подумать, то под Новый год надо на улицу выходить только с мощным зонтом! Интересно, с каким ускорением навозные пули должны обрушиваться с небес на землю, и чем вообще должны гадить волшебные олени? Может, зимний град — это на самом деле нечто совершенно иное? Хотя вроде как раньше было принято оставлять под елкой печенье для Санты и морковь для оленей, значит, жрут-то они как самые обычные парнокопытные. Значит, и гадить должны так же.

Все-таки хорошо, что у нас в России водится свой дед Мороз. Он мужик приземленный. У него — дельные сани с конями, грузовик и лыжи. А летающие олени — они там, за океаном. Так что пускай себе летают. Мне жалко, что ли?

— Что смешного? — нахмурилась Деметра, которая явно ожидала от меня какой-то другой реакции.

— Я вдруг вспомнил… — с трудом проговорил я, вытирая проступившие на глазах слезы. — У меня на родине есть присказка: хорошо, что коровы не летают. Обычно ее вспоминают, когда птичка нагадит на голову. А тут — такие бомбардировщики!

— Бомбар… чего?… — озадаченно повторила за мной богиня, и тут же сообразила. — Ах да, ты же у нас чужеземец. Вот почему испарения моих быков для твоего неукрепленного разума оказались так разрушительны.

Испарения быков?..

Это словосочетание показалось мне настолько смешным, что я зашелся в новом приступе неудержимого хохота.

— Ну… Если ты кормишь их коноплей, то очень может быть!

Лицо Деметры стало суровым, почти злым.

— Откуда ты узнал про ритуальный каннабис?

Господи, помоги мне не уржаться до смерти!

В моем воображении возникла симпатичная вывеска «Ритуал», где по правую и левую сторону от входа вместо печальных венков стоят счастливые черные быки, жрущие зеленые кустики и с жизнерадостным звуком обдающие прохожих своими черными испарениями.

Конопляный ритуал! Очисти свой разум и избавься от депрессии!

Или, еще лучше — ритуальная конопля, сегодня по скидке!

Я понимал, что веду себя уже неприлично, но остановиться не мог. Видимо, крепко бедных быков накормили. Удивительно, как только у них хватает воли продолжать мычать, а не хохотать, как коровы из анекдота.

Звонкая пощечина хлестко обожгла мне правую щеку, мгновенно выбивая из меня дурь. В буквальном смысле. Мир обрел берега, и я перестал смеяться.

Прокашлявшись, я пробормотал:

— Спасибо.

— Обращайся, — многообещающе ответила Деметра.

— Извини за… Все это безобразие. Меня немножко накрыло.

— Немножко — это слабо сказано, — усмехнулась богиня. — Все, мы прибыли.

Карета еще несколько раз качнулась и встала.

Я с любопытством уставился в окно, и увидел…

Черт возьми, я не увидел ни-че-го.

Вообще.

— Выходи, — потребовала Деметра.

Я толкнул дверцу кареты и опасливо поглядел вниз.

Мама дорогая.

Есть такая тема — делать пол с иллюзией глубокого пустого пространства. Типа пролом в ущелье, или космос. Причем почему-то непременно в туалете — видимо, в качестве ускорителя решения поставленных задач.

Вот и я сейчас смотрел в головокружительную пустоту, превращавшуюся где-то вдали в небесную лазурь. Вокруг тоже царила ужасающая пустота.

Я обернулся к Деметре.

— По-моему, мне очень нужна еще одна пощечина. Для симметрии. Или оно снаружи такое на самом деле и есть?..

— Выходи, я сказала.

Я снова покосился вниз.

— Ну, если ты просто хотела меня убить, можно было сделать это сотней других способов попроще.

— Тебе ничего не угрожает, — холодно сообщила мне Деметра, покидая карету. Ее ноги твердо встали на пустоту, как на стекло. — Пока что, разумеется. Просто мы в Верхнем мире, а у тебя нет разрешения на то, чтобы его увидеть. Вот ты ничего и не видишь.

Я осторожно высунулся наружу и попробовал ногой пустоту. И правда — на ощупь пустота напоминала мягкую почву.

Оказавшись двумя ногами над бездной, я почувствовал легкое головокружение. Мое сознание никак не могло сообразить, где верх и где низ, вестибулярный аппарат забился в агонии, к горлу подступила тошнота.

Карета с быками исчезла, и вместе с ней исчез последний ориентир в пространстве. Кроме самой Деметры, разумеется.

Казалось бы — ну что за ерунда? Подумаешь, не видно плоскости, по которой ступаешь.

Но на деле лично для меня это оказалось еще тем испытанием. Первый шаг я сделал, как пьяный. Нога наткнулась на бугорок. Я покачнулся — и на мгновение вообще потерял понимание, где верх и где низ.

При этом на меня с насмешкой смотрела богиня!

Я не мог ударить лицом в… данном случае — в пустоту. Так что слегонца раскорячился и двинулся к ней, осторожно ступая, как если бы вокруг была кромешная тьма.

Деметра сделала странный жест рукой, словно отодвигая что-то.

И — о чудо! В прозрачном ничто открылся проход в жилую комнату! С полом и подвесными светильниками!

Добравшись до спасительного оазиса видимого мира, я облегченно вздохнул.

— А это место не считается «Верхним миром»? — спросил я, осматривая очень просторную белую комнату с огромными окнами до пола, уставленную кадками с цветущими растениями — прямо настоящая оранжерея. В центре пола имелось крошечное искусственное озерцо с лилиями и яркими золотыми рыбками размером с ладонь. Где-то журчал фонтанчик — возможно, даже не один. Под сплетениями ветвей уютно прятались кресла, лежаки и круглые столики. В самом конце растительного зала виднелись высокие двустворчатые двери, явно намекая, что где-то там имеются и другие комнаты.

— Это мой дом, — пояснила Деметра. — Кому хочу — тому и показываю. Ну что же, не будем ходить вокруг да около. Присаживайся. Во-он туда, на черное кресло. Разговор, похоже, будет долгим. — усмехнулась она.

— А у тебя здесь очень красиво, — сказал я, осматриваясь по сторонам в поисках «черного кресла». — Не ожидал увидеть что-то подобное.

— «Подобное» — это какое? — осведомилась богиня.

— Ну… Уютное, что ли. Обиталища наших, так сказать, земных богов — это скорее храмы, чем жилища. Колонны, пустые стены, свечи и курительницы всякие.

— А чему ты удивляешься? Людское сообщество своим отвергнутым тоже щедро выдает голые стены. Садись! Время не ждет.

Черное кресло зловеще темнело на фоне раскидистого куста с мелкими ярко-красными цветами в десятке шагов от меня. Оно было красивое, старинное, с массивными деревянными подлокотниками и ножками в форме львиных лап.

А еще от него разило кровью.

Я ощущал это не обонянием, а звериным чутьем Арахны.

Приблизившись к предложенному седалищу, я внимательно окинул его взглядом.

— И что же произойдет, когда я в него сяду? — спросил я, обернувшись к Деметре. — Защелкнутся невидимые крепежи на подлокотниках? Или этот прекрасный куст обхватит меня корнями и начнет пожирать у тебя на глазах?

— Что за…

— Я хочу сделать тебе встречное предложение — может сначала все-таки попробуем просто побеседовать? — сказал я, глядя Деметре в глаза. — Посадить меня туда ты всегда успеешь — мы ведь в мире богов, да еще в твоем доме. Я — смертный, а ты — богиня. Что мне противопоставить твоей силе и власти?

Деметра поджала губы. Было видно, что ее слегка выбила из колеи моя откровенность.

— Просто поговорить, значит? — сказала она, пряча руки в карманы. И мне впервые пришло в голову, что этот жест — не столько знак самоуверенности, сколько внутренней скованности и зажатости.

Как и поза, в которой она ехала рядом со мной в карете.

Что-то с этой богиней было не так.

— А почему нет? — проговорил я, на всякий случай неприметно и бочком отодвигаясь от жуткого кресла.

— Ну хорошо, раз ты просишь. Что тебя связывает с Аидом? Только не надо мне рассказывать, как ты приносил ему жертвы в храмах, и повелитель царства мертвых откликнулся на твой зов и снизошел до покровительства живому смертному!

Я усмехнулся. Поймал ее ненавидящий взгляд. Да что же с тобой такое, Деметра?

— А почему ты уверена, что такого не могло быть? — спросил я.

Богиня зло рассмеялась.

— Да потому что этому юродивому глубоко плевать на все, что происходит в мире живых! Ну так что, высокосветская беседа исчерпана?

Она махнула в мою сторону рукой, и мне пришлось собрать всю свою энергию, чтобы выстоять от удара в грудь, обрушившегося на меня.

— Да нет, она только началась, — сохраняя внешнее спокойствие, сказал я. И еще немного отодвинулся от черного кресла. — Но ведь беседа подразумевает возможность встречных вопросов, не так ли? Что касается Аида, тут все просто — на самом деле с некоторых пор в мире живых его очень живо занимает одна тема. Или, вернее сказать, проблема. И эта проблема — ты.

Богиня аж побледнела от возмущения.

— Я? Проблема⁈ И у тебя хватает наглости говорить мне это в лицо?.. Или тебе просто ума не достает промолчать?..

Я развел руками.

— Это уж тебе решать.

Зацепившись с ней взглядами, я будто заглядывал в щель на забрале ее сплошной колючей брони.

На дне зрачков Деметры мне виделось отчаяние. Боль. Страх. И бесконечное одиночество.

— Пожалуй, ты просто идиот.

— Ну, как бы то ни было, я послан к тебе с дипломатической миссией.

— Прекрасно. Считай, ты послан дважды. Вместе с миссией.

— И тебе даже не интересно, в чем суть предложения? — прищурился я. — Совсем, ни капельки?

Она развернула ко мне легкое плетеное кресло и грациозно присела на него, закинув ногу на ногу.

— Ты так говоришь, как будто в инертном мозгу Аида могли появиться свежие мысли, — саркастично проговорила богиня. — Его заботит только одно: как бы исхитриться, чтобы окончательно забрать себе мою несчастную дочь. Так вот пусть на носу себе зарубит — этому не бывать!

— Нет, — покачал я головой. — Предложение было совсем иным. Тебе все еще не интересно?

Уголки ее губ дрогнули. Брови озадаченно приподнялись.

— В самом деле? Ну, тогда… Хорошо, говори.

— Аид хочет стать отцом.

Лицо Деметры изумленно вытянулось, а через мгновенье она разразилась злым смехом.

— Да ну? В самом деле? Ну что же, знамя ему в руки — или что другое, чем он там собрался делать свое потомство. Вперед! Мне-то что с того?

— Ты же знаешь, что с таким режимом посещений царства живых у Персефоны не получится выносить дитя.

— Все у нее получится! Как только она бросит эту свою проклятую мумию и, наконец, выберет себе кого-нибудь поприличней. И она об этом знает!

— Знает, но все равно выбирает «проклятую мумию»?

— Ничего. Это ненадолго.

— В самом деле? И сколько уже веков длится это «недолго»?

Деметра промолчала. Потом сердито тряхнула головой, словно отгоняя от себя какую-то неприятную мысль. И с надменным видом спросила:

— Вот даже любопытно, и что же мне хотел посулить взамен мой горячо любимый зять? Что я должна была получить в результате этой сделки?

— Внука, разумеется. Ну, или внучку, — и глазом не моргнув, заявил я. В самом деле, что за глупый вопрос?

— Ха!.. Тоже мне, осчастливил! И я должна была этому обрадоваться, да? Серьезно?

Ну что, Даня. Вот теперь надо нанести критический удар. Метко, но нежно. Прямо сейчас. И фраза должна быть красивая, образная.

— Именно так. Но ты не можешь, верно? — сказал я, приблизившись к Деметре. — И дело вовсе не в Аиде. А в том, что внутри себя ты носишь не плодоносный сад, как это должно бы быть. А пустыню.

— Другими словами, это не он — мумия, а я — гербарий? — фыркнула она, порывисто поднимаясь со своего места. Теперь мы оказались друг напротив друга на расстоянии шага. — Нет, ты все-таки не просто идиот. А еще и наглец, каких свет не видывал. Несчастный смертный, которому вдруг вздумалось поучить богиню!

Я мысленно выругался на собственное косноязычие.

— Знаешь, почему быть смертным не так уж плохо? — сказал я. — Мы свыкаемся с мыслью необратимости смерти. Чуть раньше или чуть позже, от гнева богов или от меча врага — но однажды меня не станет. И я даже не знаю, сколько еще лет, месяцев или часов мне осталось. Но пусть смерть никаким образом от меня не зависит, но то, какую жизнь я в итоге проживу — это только мое дело. И мой выбор. Лично я выбираю жить весело. Ну и чтобы не особо стыдно было в зеркало смотреть. А как живешь ты? И чем ты живешь?

Она отвернулась. Отошла от меня в сторону, ближе к озеру.

— Хочешь сказать, я лишаю свою дочь счастья, потому что сама несчастлива? — проговорила Деметра.

— Ты мне скажи.

— Я скажу одно: по моей линии у этой мерзкой семейки не будет отпрысков!..

— Мерзкая семейка? Это же твоя дочь и ее супруг!

— Нет, это олимпийская троица, готовая оплодотворить вокруг себя всю живую и неживую природу! И главное — им все сходит с рук! Один — похотливый извращенец, второй — насильник, а третий… Подумать только — хочет стать отцом. Какая чушь!..

Она подошла к искусственному озеру и присела на каменный бортик. Опустила руку в воду, не обращая внимания на то, что окунула край рукава. Золотые рыбки поднялись со дна и принялись громко чавкать по поверхности, точно были не рыбками, а самым настоящими поросятами.

Я нахмурился.

— Подожди… Извращенец, насильник. Когда ты об этом говорила, ты что-то конкретное имела в виду?..

— А ты не знаешь? — обернулась ко мне Деметра. — Ах да, ты же чужак. Все время забываю. Да, я имела в виду абсолютно конкретную себя! Зевс соблазнил меня, когда я еще совсем юной была. Так родилась моя Персефона. А потом я ему надоела, и он привел в нашу спальню Ганимеда! Предложил мне постоять за шторкой — такая мелочь, всего-то полчаса подождать. Что мне, трудно что ли? Вот тогда я в первый раз сбежала из Верхнего мира…

У меня отвисла челюсть.

— Да ну? Он же вроде как бабник?..

— О да, все так и думают. Про хорошенького виночерпия вспоминать не принято. А Посейдон — вообще конец света. Его не остановило даже то, что я превратилась в кобылицу! И эта страница моей жизни нарисована на всю стену в каждом моем храме! Потому что я вроде как радоваться должна такой пылкой страсти со стороны великой троицы! Просто сдохнуть можно от счастья. И я должна быть рада, что моя дочь решила присоединиться к этому семейству? Да она бежать должна была без оглядки от любого из них! Ты спрашивал, чем я живу? Наверное, ненавистью. И гневом.

Я обалдел. В моей голове не укладывалось, что такое вообще возможно. Речь ведь шла даже не о связи со смертной, или господина с рабыней — а о богине!

— Не понял. А разве нет какого-то закона против подобных вещей?..

— Да что ты говоришь, какие законы? У нас один закон — воля верховного божества! Впрочем, у вас тоже. Потому что с некоторых пор Совет и Зевс — это синонимы.

— Очуметь. И даже росписи в храмах никак не поправить?..

— Таков канон! Ведь Зевс наградил меня дочерью и был мне мужем, а любовь Посейдона завершилась двумя звероподобными отпрысками. Это всенепременно должны знать все мои почитатели! Не стану же я бегать по жрецам и рассказывать, что там была за любовь и каким оказался мой первый брак.

Я шумно вздохнул.

— Жуть.

— Не то слово, — усмехнулась Деметра.

— Слушай… А ты выпить не хочешь?..

— Я не пью, — отозвалась Деметра. — И потом, на богов это так не действует, как на людей.

— Моя выпивка еще как действует, проверено, — хмыкнул я.

Богиня нахмурила брови, точно пытаясь что-то вспомнить.

— Подожди-ка. А это не ты как-то споил Диониса и компанию?

Я улыбнулся и с театральным поклоном ответил:

— Я, госпожа!

— Наливай, — согласилась Деметра.

Мы выпили по одной, потом еще по одной, и еще.

Она вспоминала, какой славной была Персефона в детстве, и рассказывала, что все олимпийские божества мужского пола — уроды и сволочи. То ли дело смертные мужчины! Жаль только, что умирают быстро.

Я соглашался, кивал и подливал еще. Деметра сняла с себя пиджак, закатала рукава. Я уже давно снял куртку. Оранжерея наполнилась пьяной яркостью.

— И все равно, ненавижу эту троицу! — в который раз богиня вернулась мыслями к Зевсу с Посейдоном. — Проклятые сволочи…

— Подожди, а против Аида у тебя что?

— Это — самое худшее, — мрачно проговорила Деметра.

— Так что именно?

— А ничего! Вот в чем весь ужас.

— Так может, он — нормальный парень?

— Где ты видел, чтобы в тройне были два урода и один — святой? Так не бывает. Просто лучше скрывается, — уверенно заявила Деметра. — Ты только представь: те два братца такое чудят, и при этом не прячутся. Так что же тогда должен творить Аид, раз даже перед такими родственничками стыдится своих поступков?

— Или он просто нормальный парень.

— Ну это вряд ли.

— Но может быть. Согласись?

— Не знаю. А вот Зевс по-любому — сволочь.

— Факт, — кивнул я.

— И Посейдон.

— Однозначно. Еще налить?

— Давай. Той, золотистой штуки.

— Вискаря? Сейчас сделаю.

И тут недобрая улыбка появилась у меня на губах. Потому что в голове родилась идея!

Обычно я боюсь своих пьяных идей. В том числе и потому, что на хмельную голову они кажутся дельными.

Я придвинулся поближе к Деметре, наклонился поближе к уху и негромко проговорил:

— А что, если и мы запечатлеем пару любопытных картинок в храмах Зевса и Посейдона? Ну, чтобы почитатели знали. Зевса, например, с Ганимедом. А Посейдона вообще можно с деревянной лошадью изобразить…

Деметра рассмеялась. И в первый раз это был хороший, задорный смех, а не его злобная пародия!

— С деревянной лошадью?..

— Клянусь, сам видел! — приложил я руку к груди.

Она опять рассмеялась.

— Подожди, ты это сейчас серьезно?

— Ну да.

— А где мы художника найдем? — сквозь хохот спросила Деметра.

— Ну… Зависит от того, насколько тебе важно портретное сходство.

— Да какое там сходство! — махнула рукой богиня. — Зевс — это кудрявая борода и член. Посейдон — это синяя борода и член. Вот тебе и весь портрет!

— Тогда погнали! — крикнул я. — Давай-ка на посошок…

Мы глотнули еще вискаря, со смехом бахнули стаканы об пол и двинулись к выходу.

Там, в пустоте за порогом, нас уже ждали два быка.

— Хватайся за рога, и не дыши! А то ты начинаешь хохотать, как придурок! — проговорила Деметра, хотя при этом сама хихикала не переставая.

Какая все-таки поразительная перемена в ней произошла! А ведь я всего-то предложил сделать мелкую пакость парочке ее бывших. Ну и налил двести грамм.

Может, чуть больше.

— Слушаюсь! — весело отозвался я. — А краска? У нас есть краска?

— Сейчас принесу! У Аполлона есть отличные экземпляры.

— И кисти!

— А сила мысли на что?

— Ну знаешь, я-то не бог, мне силы мысли маловато для художеств.

Деметра пропала буквально на пару минут, и вернулась с двумя ведрами краски, золотой и синей.

— Непроливайки! — с гордостью показала богиня свою добычу.

Рубашку она уже успела испачкать по пути, и выглядела жутко мило.

Короче, весело предвкушая свой акт вандализма, мы полетели вниз.

Как оказалось, спускаться из Верхнего мира в мир людей на пьяную голову — та еще задачка, если не хочешь расплескаться по пути. Но мне удалось!

Правда, когда под ногами быков внезапно возникла улица, я было решил, что все пропало. Но нет! Выдержал!

Город, украшенный в честь турнира, уже тонул в темноте. Вдалеке виднелась главная площадь — залитая светом множества фонарей, она загадочно поблескивала позолотой храмов. И плавно покачивалась из стороны в сторону.

Прибытие мы снова отметили.

В этот раз градус в крови почему-то подскочил очень резко, и что было дальше, осталось в памяти уже сумбурными эпизодами и пунктиром.

Помню, как Деметра почти свалилась со своего быка.

— Раздевайся! — заявила она, и, стоя посреди мостовой между лавкой булочника и жилым домом, начала оголяться.

— Эй, погоди!.. Зачем?

— Надо!

— Ну, если надо, тогда хоть не здесь

Я схватил ее за руку и утащил в ближайшую темную подворотню. По-джентельменски отвернулся.

— Все с себя снимай! — прошипела Деметра. — Или ты прямо со своим лицом пойдешь рисовать?

Я покосился на нее через плечо — и чуть не протрезвел от изумления.

Деметра стояла в длинном светлом одеянии, а за спиной у нее были ангельские крылья!

— Погоди, ты — ангел?

— А ты думал, я только коровой становиться могу? Ну то есть этой. Кобылой. Так вот нет! Щас и тебе видок наколдуем. Раздевайся давай!

— Меч не отдам, — заявил я.

— Шут с тобой, ходи с мечом в руке!

— И договор Аида — тоже! Кстати, может, все-таки подпишешь?

— Отстань, не сейчас, — махнула рукой Деметра.

— Ладно, но я все равно возьму его с собой!

— Ну, если найдешь, куда его положить на голом теле — оставляй, — усмехнулась Деметра.

— Еще вот колечко в тряпочке — его тоже надо с собой.

— Так надень!

— Ну не-еет, а то у меня потом что-нибудь как отвалится…

В итоге я разделся до трусов, оставив себе поясной ремень с ножнами и привязанным платком с кольцом Фортуны. Из-за резинки труселей торчал заткнутый договор Аида.

Богиня пять минут хохотала, глядя на мой прикид. Потом хлопнула в ладоши — и мне раздуло ноги, на стопах выросли копыта, грудь раздалась и покрылась густой рыжей шерстью.

— Бе-ееее! — вырвалось у меня изо рта.

— Ой, что-то я промахнулась… — хихикнула Деметра и хлопнула в ладоши еще раз.

Я почувствовал, как у меня из головы вытягиваются рога.

— Не понял, я теперь демон, что ли? — мерзко изменившимся голоском проблеял я.

— Нет. Плешивое подобие Пана, — отозвалась богиня. — Где ты видел демонов в полосатых трусах и с ремнем?

— А Пан такое носит?.. — озадаченно спросил я.

— Всем глубоко начхать, что там носит Пан, — махнула рукой Деметра. — Он всегда выглядит, как чучело. Сейчас еще бычков преображу… И давай, сообрази нам еще по одной?

— Что-то ты зачастила, — погрозил я пальцем богине с крыльями. Но бухалово все же призвал — правда, удалось мне это только с третьего раза.

Потом мы подхватили ведра и двинулись на площадь…

Помню, как от нас ошалело отступили стражники. Потом я много раз пытался представить, как должны были выглядеть сияющий божественной силой ангел с крыльями и плешивый Пан на копытцах, идущие в сопровождении двух жирных и приземистых куриц размером с вола, которые по утверждению Деметры являлись Фениксами.

Помню запах краски. И что мы хохотали, срывая голоса.

А еще — что трудно держать волосы блюющему ангелу. Крылья, блин, мешают.

Дальше — абсолютный мрак и белый шум.

Очнулся я в холодном подвале, на куче какого-то старого тряпья. Руки-ноги — человеческие, трусы заляпаны краской. На поясе — впившийся в кожу ремень с ножнами. На груди — договор Аида. С красочной росписью Деметры на всю страницу. Внизу приписка: «И все равно ты сволочь!»

А рядом со мной лежала совершенно обнаженная героиня «Аватара». То есть вся синяя с золотом. Даром что богиня.

Я осторожно приподнялся.

О, моя голова!.. Она болела так, будто рога с нее спиливали по живому!

Нетвердым шагом я приблизился к узкому окошку и выглянул наружу.

Едва начинало светать. И для такого раннего часа на улице было до жути многолюдно! Стражники и жрецы стайками сновали туда-сюда. У перекрестка галдели и посмеивались рабочие. Ветер пах очистительными курениями и благовониями.

Вот уж не знаю, добрались ли мы до храма, но напротив нашего подвала и дальше, по направлению к площади, прямо на мостовой прямым текстом и веским словом было сказано все самое главное и про Зевса, и про Посейдона. И портреты были — большие, выразительные. Золотой и синей краской. Все, как заказывала Деметра — борода и член.

Ничего лишнего.