Боснийский ад

10

— Не забудь опять привезти блондинку, ту, молодую, с большими титьками, — прокричал его приятель.

— Я привезу то, что мне нравится, — огрызнулся Драган Ковачевич, неуклюже забираясь в кабину и чуть не сбивая шляпу с головы.

— Господи, лучше бы мне поехать с тобой, — сказал приятель. — В таком виде ты скорее всего привезешь нам наших же бабушек.

И он забрался на водительское сиденье, громко рыгая.

— Чертовски хорошее пиво, — сказал он. — Эй, мне надо отлить, — вдруг решил он.

Он выбрался из кабины и направил длинную, исходящую паром струю на слякотный гравий, тяжело отдуваясь при этом.

— Ну, давай живее, поехали, — сказал Ковачевич.

— Что за спешка? — поинтересовался приятель, забираясь в кабину. — Ведь шлюхи-то никуда не денутся, не так ли? — Он вытащил из-под ремня подол рубашки и вытер бороду. — А то заиндевеет, — пояснил он другу.

— А я собираюсь свою подстричь, — сказал Ковачевич, поворачивая ключ зажигания и выжимая сцепление. — Видел тех парней из Горажды? У них в бородах полно вшей. Отвратительное зрелище. — Он вывел грузовик со двора мотеля на дорогу.

— А что ты хотел от этой шайки? Они слишком долго жили по соседству с мусульманами.

Грузовик загрохотал по дороге, ведущей в темный город, выхватывая светом фар двойную колею на бетоне, присыпанную снегом.

— Интересно, чем они тут занимаются ночами? — заметил Ковачевич, обозревая темные дома. — Электричества нет. Ни тебе телевизор посмотреть, ни заняться ничем нельзя.

— Наверное, занимаются тем же, чем и мы, — фыркнув, сказал друг. — Разве что у них нет такого широкого выбора, — добавил он со смехом. — Наверное, все-таки тяжело обходиться все время одной бабой, — продолжил он.

— Ты... — начал было Ковачевич и замолчал. Впереди маячил какой-то свет. Похоже, с обочины. Он притормозил, удивляясь, что за идиот приказал установить КПП посреди города.

Но на обочине почему-то стоял лишь один человек, лицо которого скрывал капюшон анорака. И оружия у него никакого не было, что весьма странно для КПП.

— Что за черт? — пробормотал Ковачевич, останавливая грузовик ярдах в десяти от человека, размахивающего фонарем.

Эго были последние произнесенные им слова. Разлетелись стекла от пуль, которыми поливали кабину из бесшумных МР5, и звук битого стекла смешался с журчанием реки, беспокойно бегущей все дни и ночи напролет.

Дохерти открыл дверцу и выволок бородатого солдата на замерзшую дорогу. Крис то же самое делал с другой стороны. Клинок и Дама прикрывали их, расположившись ярдах в двадцати впереди. В близлежащих домах не загорелось ни огонька, вероятно, вследствие отсутствия электричества. Никто не появился из темноты, то ли ничего не расслышав, то ли из инстинкта самосохранения.

Дохерти направил фонарь в сторону реки, мигнул лучом три раза, затем подтащил тяжелое тело четника к парапету. Затащив на него труп, он сбросил его вниз. Всплеск был едва различим за шумом бегущей воды.

Затем последовая туда же и труп, извлеченный Крисом, и Дохерти на мгновение припомнил историю из жизни святых, которую он читал подростком, где герой вмешался в стычку трех человек с одним на таком же вот мосту где-то в Инсбруке, и сбросил всех троих в реку, а потом выяснилось, что эти трое гнались за вором. Нравились ему эти истории.

Шестеро боснийцев возникли из темноты подобно привидениям и молча полезли в кузов грузовика. Хорошие солдаты, подумал Дохерти. Он осмотрел приборную доску и просигналил Клинку и Даме присоединиться к боснийцам, затем нацепил на себя широкополую шляпу четника. Крис уже сидел за рулем в такой же широкополой шляпе, напоминая пьяного австралийца.

— Поехали, — сказал Дохерти, постучав в заднее стекло кабины. — Только не гони.

Автомобиль загромыхал мимо опрятной православной городской церкви, мимо нескольких официальных по виду зданий, мимо единственного и пустого супермаркета с заколоченными витринами. Дорога повернула налево, и наконец показался спортзал.

— А где они паркуются? — спросил Крис.

— Прямо у стены здания, — предположил Дохерти. Другого места просто не было. — А вот где этот автобус? Грузовик, конечно, дело хорошее, но как на нем увезти тридцать женщин?

Крис, тормозя. — Новая подружка Клинка видела, как он заезжает туда.

— О’кей, — сказал Дохерти и сделал глубокий вдох. — Готов?

— Ага.

— Тогда за дело.

Они выбрались из кабины, натянув шляпы на глаза настолько низко, насколько это было возможно, чтобы не показаться подозрительными, и пошли к углу здания. По наблюдениям, вход находился с другой стороны, и в тот момент, когда они вышли из-за угла, послышался звук открываемой двери. Кто-то услыхал, как подъехал грузовик.

В дверях на фоне тусклого освещения изнутри застыл силуэт. Дохерти продолжал идти.

— Zdravo, — сказал человек.

— Dobro vecer, — ответил Крис.

Их разделяли уже несколько ярдов.

— Koja... — начал было человек, внезапно почуяв неладное.

Дохерти откинул полу пальто и с бедра выстрелил из МР5. Человек еще падал, а Дохерти уже влетел в дверь. Еще двое мужчин среднего возраста подняли глаза от стола, на котором лежали игральные карты, освещенные желтым светом керосинки. Палец Дохерти лег на курок, но не нажал на него.

— Скажи им, что палец у меня так и чешется, — сказал он Крису. — И выясни, где женщины. — Он вышел наружу, оттащил труп в тень и позвал остальных бойцов их объединенного отряда.

— Автобус за углом, — сообщил он Даме, который бросился проверять.

Людинович и Беган устремились назад по дороге к городу; они должны были предупредить о появлении врага. Дохерти не знал, как долго сербы в мотеле будут дожидаться своих жертв, но, судя по тому, что они все пьяны, терпения их хватит не больше, чем на полчаса.

Абдулагу и Калтак забрались в кабину грузовика, в кузове которого сидел Клинок. Они готовы были двинуться в противоположном направлении, к КПП в нескольких сотнях ярдах дальше по дороге, если вдруг возникнут проблемы в спортзале.

Дохерти повел Хаджича и Хаджриджу ко входу. Крис стоял над двумя сербами, которым приказал лечь на деревянный пол.

— Там, — сказал он, указывая на двойные двери дальше по коридору. — Вот ключ.

— Присматривай за этими двумя, — сказал КГ, передавая ключ Хаджичу и следуя за командиром боснийцев и Хаджриджой по коридору. Босниец повернул ключ и открыл дверь в темный зал. Тут же, как показалось, заплакали сразу несколько человек.

Хаджич шагнул внутрь с зажженным фонарем, и вой усилился.

Чувствуя, что может произойти, Дохерти вернулся назад за керосиновой лампой.

— Мы пришли, чтобы спасти вас, — сказал Хаджич на своем родном языке, но ему никто не ответил, разве что затихли звуки плача.

— Нена, ты здесь? — спросила Хаджриджа, когда вернулся Дохерти с относительно более ярким источником света.

Звук, похожий на всхлип, сорвался с губ Йены Рив.

— Хаджриджа? — не веря, спросила она.

Хаджриджа осветила фонариком свое лицо.

— Это я. Мы пришли, чтобы забрать вас всех отсюда.

Нена оттолкнулась от стены и медленно двинулась к подруге, словно боясь резким движением спугнуть мираж.

— Не могу поверить, — сказала она и в тот же момент увидела Дохерти.

— Это сон, — сказала она.

— Привет, Нена, — сказал Дохерти.

Дама отыскал припаркованный снаружи автобус. На табличке с пунктом назначения маршрута значилась Фока, но, вероятно, табличку не меняли с тех пор, как война началась. На изношенные шины были надеты цепи, что было весьма кстати. Отсутствовал ключ зажигания. Он попытался напрямую соединить провода, и через несколько минут был вознагражден звуком ожившего мотора.

Пожалуй, тот шумел немного громко. Дама посмотрел на стрелку бензобака, которая моталась между четвертью и половиной емкости, затем выключил мотор и выпрыгнул на землю. В этот же момент серпик месяца прорезался над горами, и кто-то что-то закричал на незнакомом языке.

К Даме спешил солдат в форме, надевая на бегу шинель. Дама стоял не двигаясь, совершенно спокойный. Он видел, как на лице солдата выражение злости меняется удивлением, как тот пытается остановиться. Тут же Дама, подобно балетному танцору, сделал па, обхватил человека одной рукой за шею, откидывая ему голову назад и вонзая нож в обнажившееся горло.

На руку хлынула теплая кровь, и он отпустил тело, которое мягко осело на землю, и мгновенно огляделся, выискивая другой источник опасности. Убедившись, что вокруг тихо, оттащил труп в тень под стену и обтер руку снегом. На мгновение ему показалось, что расплывающееся пятно крови приближается к нему.

Крис разрешающе махнул рукой, и Калтак направил грузовик по дороге к КПП. Город быстро остался позади, дорога бежала между рекой и узким лугом, устремляясь к устью долины. Одинокий домик впереди стоял темный, но рядом с ним, словно повиснув в воздухе прямо над дорогой, сиял желтый огонь. Когда они подъехали, выяснилось, что на простертом над дорогой суку дерева висит керосиновая лампа.

Грузовик стал притормаживать, один из боснийцев постучал костяшками пальцев в заднее окно кабины, и Клинок проворно соскочил на дорогу. Пока грузовик подъезжал к самодельной баррикаде, Клинок добрался до берега реки. Дом по-прежнему не подавал признаков жизни.

Боснийцы вышли на дорогу и с минуту постояли, не зная, что делать. Клинок спросил себя, стоит ли верить в то, что люди в доме не проснутся в любой момент следующего часа. И сам себе ответил: «Нет!»

Калтак и Абдулагу, очевидно, пришли к тому же выводу. Последний вскарабкался на подножку грузовика и коротко нажал на клаксон. Звук чуть не оглушил Клинка, но он сомневался, чтобы этот шум долетел через весь город до мотеля.

С минуту казалось, что и от звука клаксона никто в доме не проснулся, но наконец резко, со стуком открылась дверь, и наружу вышел человек, громко сетуя. Шляпы на нем не было, но половину груди закрывала длинная борода. Клинок подождал, пока тог выйдет на открытое пространство, а затем свалил его на землю тремя выстрелами из бесшумного МР5.

В тот же самый момент из дома вышел другой бранящийся человек, который мгновенно прыгнул назад в дом, увидев, что его товарищ упал. Клинок выругался и устремился за ним, мгновенно успев отметить, что оружия у того при себе не было. Он вскочил на низкую веранду, влетел в дверь и быстро отскочил вправо, чтобы не маячить силуэтом на фоне наружного освещения.

Он слышал, как человек взбегает вверх по ступеням, но удержался от немедленного преследования. Прошло пять секунд, десять, и глаза привыкли к темноте. Не успел он сделать и шага по направлению к лестнице, как наверху послышались голоса и загремели башмаки.

Клинок со всей возможной осторожностью начал взбираться по лестнице. Сверху падал слабый свет и слышался возбужденный говор двух или трех человек. У Клинка мелькнула мысль, что этот современный дом до войны был предметом чей-то гордости и радости. Интересно, что сталось с хозяевами?

Звук шагов четника выдал его раньше, чем силуэт нарисовался наверху лестницы. Сасовец выпустил очередь, и человек упал назад, выронив оружие, которое прогрохотало вниз по лестнице мимо Клинка. Но оно еще не успело упасть у основания лестницы, как погиб другой человек. Оказавшись в поле зрения Клинка и не видя цели для своего АК-47, серб получил пулю в левый глаз и отлетел назад, на тело своего товарища.

Звуки в доме стихли, отозвавшись затихающим эхом. Клинок осторожно двинулся вперед, держа ушки на макушке, — а вдруг наверху есть еще кто-то. Он услыхал какое-то хныканье, потонувшее внизу в топоте ног двух боснийцев.

Клинок внимательно оглядел верх лестницы. На лестничную площадку из комнаты падал тусклый свет. Туда выходили две двери.

Он устремился к одной из них, полуоткрытой, и мягко распахнул ее. Хныканье усилилось, но выстрелов не последовало.

— У тебя все в порядке, англичанин? — прошептал снизу один из боснийцев.

— Оа, — прошептал в ответ Клинок, использовав половину запаса сербскохорватских слов и жался, что не знает, как сказать «подождите». Хныканье внутри вдруг смолкло, и несколько секунд тишину нарушал лишь звук его собственного дыхания. Затем внутри комнаты послышался выстрел, затем об пол клацнуло что-то металлическое, а затем и что-то тяжелое с глухим стуком ударилось о дерево.

Клинок приложил глаз к щелке между дверью и косяком, а потом устало поднялся на ноги.

— Все о’кей, — прокричал он вниз. Внутри комнаты он обнаружил юношу — лет пятнадцати, как он определил, — неуклюже лежащего на полу. Тот отстрелил себе половину головы. Посреди комнаты лежал АК-47.

«Но почему?» — спросил себя Клинок. Он повернул голову и нашел ответ. На кровати лежала девушка не старше этого юноши, обнаженная, с носком во рту и шарфом, туго затянутым вокруг шеи.

Он вытащил носок и развязал шарф, почти оцепенев и подавляя бессвязный крик. Пощупав сонную артерию, он ощутил пульс. Пульс слабый, но девушка дышала, еле-еле, и вокруг губ уже проявилась синева. На теле видимых повреждений не было, не считая покраснения вокруг влагалища, и Клинок перевернул ее, выпрямив ей руку и ногу. Дыхание стало свободнее.

В дверях показался Абдулагу, оглядел сцену и произнес что-то на родном языке, и в этой фразе, казалось, одновременно проявились и удивление, и смирение, и печаль. Он подошел и стал рядом с Клинком у кровати.

— С ней все в порядке? — спросил он.

Словно отвечая на этот вопрос, девушка открыла глаза. Сначала веки поднимались как бы нехотя, но потом вдруг испуганно взметнулись вверх.

Абдулагу что-то сказал и взял ее за руку. Девушка затрепетала.

Клинок осмотрелся, ища ее одежду, но ничего не нашел. Тоща он сорвал занавеску с окна и накрыл ее, пока она всматривалась в его лицо, пытаясь понять, что происходит. Он отвернулся и с минуту постоял так, о чем-то лихорадочно размышляя.

— Останься с ней, — сказал он боснийцу, стараясь мимикой внушить ему смысл сказанного.

Абдулагу кивнул.

— Она пойдет с нами, — сказал он.

Клинок вышел из комнаты и, проходя мимо двух лежащих трупов, не удержался и пнул один из них. И тут впервые в жизни он потерял над собой контроль и до тех пор пинал безжизненные тела, пока не появился Абдулагу и мягко не отвел его в сторону.

Находящийся в спортзале Дохерти услышал донесшиеся издалека слабые звуки двух ружейных выстрелов. Весьма сомнительно было, чтобы эти звуки насторожили кого-нибудь в городе, и переживал он только за то, как бы одна из пуль не досталась Клинку или тем двум боснийцам.

В самом же зале Хаджриджа и Нена, переходя от одной женщины к другой, объясняли, что произошло и куда их забирают. Это отнимало много времени, но Дохерти понимал, что торопить процесс нельзя. Нена медленно и тщательно объяснила, словно разговаривая с ребенком:

— Эти женщины однажды уже оказались в автобусе, без объяснений, и очутились здесь; и нельзя их вновь посадить в автобус, не объяснив, куда и зачем их везут.

Реакция женщин, как и ожидалось, была самой разнообразной. Некоторые впадали в шок, пусто таращась в пространство, словно внезапно сойдя с ума. На других вдруг нападала такая усталость, словно они не спали несколько дней и ночей. Многие вели себя как безумные, отказываясь поверить в происшедшее и в то, о чем им говорят. Некоторые были просто вне себя от злости.

Состояние рассудка Нены оценить было трудно. Дохерти в основном помнил ее как женщину, готовую посмеяться, полную энтузиазма, не умеющую скрывать свои эмоции. Но он также чувствовал, что она сосредоточена и внутри себя — от Рива он знал, насколько серьезен ее настрой стать доктором, — однако это редко проявлялось в общении с другими. Женщина, которую он видел теперь при тусклом освещении зала, имела мало общего с той, прежней, которую он знал.

«Что же это за люди, которые занимаются подобными вещами?» — спросил себя Дохерти. Он всегда терпел неудачу, пытаясь представить себе людей, которые, например, руководили немецкими концентрационными лагерями, и теперь обнаружил, что все равно не может понять таких людей. Любой может потерять человеческий облик под влиянием момента или на период даже довольно продолжительного стресса, но тут было что-то другое. На ум пришло слово «зло», но слово оставалось лишь словом, не объясняя ничего.

— Босс, — сказал у плеча Крис. — Только что вернулся Кал так. КПП захвачен нами, но они там обнаружили девушку в плохом состоянии. Придется ее забрать с собой.

Дохерти опустил лицо в ладони.

— Хорошо, — сказал он и убрал руки. — Как дела у Дамы?

— Он и Хаджич только что вернулись, где-то стянув бензин. Сейчас заливают бензобак автобуса. А как у нас дела тут?

— Почти все наготове, я думаю. — Он посмотрел на часы. — Сербы, должно быть, удивятся, где же их женщины.

— Жаль, что нет времени разнести этот мотель до основания, — сказал Крис.

— Н-да.

— Кто на чем поедет, босс?

— Я бы хотел, чтобы автобус вел Клинок — он самый сумасшедший и лучший из водителей, которых я видел. Сопровождать его будет Дама. Ты и я поедем на грузовике с боснийски ми ребятами. И мне кажется, нам надо прихватить с собой двух этих пленников. — Он потер глаза. — А пока все на автобусе доедем до КПП.

К ним подошла Хаджриджа.

— Мы готовы, — сказала она почти укоризненно. —А вы?

— Да, — ответил Дохерти.

Она обернулась и что-то сказала женщинам, которые стали подниматься на ноги. Еще несколько слов, и те гуськом двинулись на выход, бросая на мужчин злые взгляды.

Замыкала их процессию Нена. Она встряхнула золотистой гривой распущенных волос и тут же напомнила Дохерти ту, знакомую Нену.

— А что ты тут делаешь, Джеми? — спросила она. — Или это просто совпадение, что ты оказался здесь?

— Нет, — сказал он. — Мы искали тебя и узнали, что ты находишься в этом месте...

— А зачем вы искали меня?

— Из-за Рива.

Она посмотрела на него. Ей всегда нравился Дохерти, нравилась его жена-аргентинка, нравилось, как они жили вместе. Она даже вспоминала о них вчера, размышляя над своими взаимоотношениями с Ривом. Похоже, Исабель и Джеми нашли хрупкое равновесие между независимостью и привязанностью друг к другу. Это так непросто. А вот они с Ривом никак не могли справиться с этой ситуацией.

Она окинула взглядом опустевший зал.

— Разве женам сасовцев уже не позволяют уходить от своих мужей? — пробормотала она голосом, в котором смешались усталость, вызов и горечь.

Автобус с выключенным двигателем по инерции вкатился на стоянку спортзала. Женщины забрались внутрь, заполнив тридцать восемь сидений из сорока двух. Двум пленникам приказали сесть в проходе, что они и сделали, закрыв головы руками, словно в ожидании града ударов от женщин, которых они охраняли. Калтак сел за руль, остальные бойцы отряда сгрудились впереди автобуса.

Когда они вывернули на главную дорогу, Дохерги бросил взгляд назад, в направлении реки и мотеля. Никто не выходил посмотреть, не возвращался ли грузовик. То ли везло, то ли сербы перепились или объелись таблеток.

Через минуту автобус подъехал к КПП. Клинок занес внутрь тепло укутанную девушку и передал ее Хаджриджу. Йена приступила к осмотру.

— У тебя все в порядке? — спросил Дохерти у Клинка.

Тот мрачно улыбнулся.

— У меня-то прекрасно, — сказал он.

«А по виду и не скажешь», — подумал Дохерти.

— Ты поведешь автобус, — сказал он.

— Хорошо, — ответил Клинок, оглядывая тускло освещенные лица женщин в глубине автобуса.

— Просто следуй за грузовиком, — сказал Дохерти. — Если понадобится отдых, тебя сменит Дама. — Он еще проинструктировал Клинка, вышел из автобуса и пошел к грузовику. Забравшись в кабину, где уже ждали Хаджич и Беган, он кивнул в ответ на вопросительное выражение лица водителя. Грузовик тронулся, и в зеркало заднего вида Дохерти отметил, что неосвещенный автобус следует сзади на расстоянии ярдов тридцати. Никто бы в свете фар грузовика и не догадался, что позади едет автобус, разве что оказавшись уже позади грузовика.

Они ехали по узкой долине, несколько раз переезжая петляющую в замкнутом пространстве реку. Где-то там впереди им предстояло пересечь линию, разделяющую территории, контролируемые соответственно сербами и мусульманами. Наверняка должны были встретиться какие-то блокпосты, а может быть, и немедленный предупредительный огонь. И чем быстрее они доберутся до этой линии, тем меньше шансов, что их там уже будут ждать, подумал Дохерти. Он не переставал удивляться, что никто так и не пошел искать грузовик в Вогоске. Может быть, сейчас уже хватились и обнаружили лишь опустевший спортзал.

Он подумал: «Может быть, стоит остановиться и перерезать телефонные провода?» — но счел это напрасной тратой времени: ведь сербы тогда воспользуются рацией.

Еще он подумал: «Не пустить ли автобус впереди? Ведь если придется пробиваться сквозь неожиданную преграду, задний автомобиль будет наиболее уязвим. Но, с другой стороны, если они с ходу налетят на неприятеля...»

Дохерти приказал себе прекратить сомневаться в уже принятых решениях.

Едущий сзади Клинок ориентировался на огни движущегося впереди грузовика. Это был излюбленный трюк Дохерти — превращать два автомобиля в один; нечто похожее они проделывали и в Аргентине во время побега из того города, где они с Беном взяли «языка». И тогда тоже была ночь. Такая же, как эта. И хотя в Аргентине было трудно, но происходящее там воспринималось как приключение. Надо сделать так, чтобы и происходящее здесь воспринималось так же. Надо так сделать.

Он глянул на Даму, сидящего с МР5 на коленях, с лицом, не отражающим никаких эмоций. «Интересно, а что у него скрывается внутри? — подумал Клинок. — Может быть, ничего. А может быть, и Дама, подобно ему, Клинку, относится к тем людям, которые не готовятся к тому, что произойдет, а просто всегда готовы иметь дело с реальностью».

Матушка, как правило, любила повторять ему: «Когда-нибудь ты дождешься». — «Дождусь чего?» — «Вот как дождешься, тоща и увидишь». Он понимал, что действует ей на нервы таким своим поведением, но, с другой стороны, ей чем-то нравилось, что он так ведет себя.

Он глянул в зеркало заднего вида. Хаджриджа сидела, держа на коленях ту девушку и глядя в окно.

Он понял, что ничего не знает о ней, как это было с другими женщинами, которыми он всерьез увлекался, и на этот раз это было почему-то важно для него.

Луна стояла уже высоко, освещая призрачным светом долину. Грузовик и автобус проехали под мостом, по которому шла железная дорога из Сараева; рельсовый путь вскоре повернул и побежал вдоль автострады. Слева по камням скакала река из Вогоски, чтобы дальше впиться в полноводную Миляжку. Со всех сторон неровная линия гор выделялась на звездном небе.

В свете фар грузовика показался какой-то дорожный знак.

— По какой дороге ехать? — спросил Беган командира, притормаживая.

— Обе дороги ведут в Високо, — сообщил Хаджич Дохерти. — По главной автостраде легче ехать, но зато на второстепенной меньше шансов нарваться на пост.

— Значит, покидаем автостраду, — предложил Дохерти, глянув на часы. Шел четвертый час.

— О’кей, — согласился Хаджич. Он что-то сказал на своем языке водителю, и тот поехал по правой дороге.

Дорога бежала мимо небольших голых полей и втягивалась в туннели из хвойных деревьев. На протяжении нескольких миль следовали различные повороты, спуски и подъемы, пока внезапно дорога не выскочила к маленькому городку. И после череды крутых поворотов они пересекли железную дорогу и проехали мимо указателя, обозначавшего, что они въезжают в Семизовач.

Поначалу город казался вымершим, большинство домов были сожжены или взорваны, но, когда грузовик въехал на главную площадь, вдоль одной из ее сторон показалась шеренга военных автомобилей. Недалеко горела жаровня, вокруг стояли солдаты, обратив освещенные огнем лица к неожиданным визитерам.

Грузовик и автобус так и оставили их таращиться, проехав дальше по главной улице.

— Я думаю, это последний город на территории, которую удерживают сербы, — сказал Хаджич по-английски, затем что-то добавил на сербскохорватском Бегану, который в ответ прибавил газу. В боковое зеркало Дохерти отметил, что Клинок отреагировал на увеличение скорости, сохраняя ту же дистанцию.

Они уже выезжали из города, когда дорога внезапно нырнула под железнодорожный мост. Коща она вынырнула из-под него, впереди показался танк, опустивший ствол к земле. Рядом стояли два бронетранспортера, тоже, похоже, без экипажей.

Справа на железной дороге череда крытых вагонов служила, очевидно, казармами. А в паре сотен ярдов дальше по дороге два сожженных автомобиля служили средством сужения полос движения. Огни там не горели, но были видны движущиеся фигуры. Внезапно впереди вспыхнул луч фонаря.

Дохерти высунулся в окно и лучом своего фонаря обвел круг в воздухе. В автобусе позади Клинок прокричал Хаджридже:

— Внимание!

И Хаджриджа тут же перевела предупреждение на сербскохорватский. Большинство из женщин стали сползать на пол, остальные просто прижимали голову к коленям.

На этот раз Клинок подогнал автобус к грузовику, и обе машины параллельными курсами двинулись к заграждению. Семьдесят ярдов, шестьдесят... а со стороны сербов по-прежнему нет стрельбы. Пятьдесят, сорок... и грузовик притормозил, пропуская автобус вперед.

Позади Клинка в окно влетела первая пуля, застрекотал пулемет, но автобус уже прорывался между двух груд металла, скрежеща о них бортами.

В грузовике сзади Дохерти, как можно ниже пригнув голову, вслепую палил из МР5. Краем глаза он видел, как мелькают мимо деревья, бегут люди, скользнуло назад какое-то бетонное здание, бронетранспортер. Рядом с ним Хаджич прятал голову у приборной панели, и только Беган сидел прямо за рулем, а в глазах его можно было прочесть, что едут они не на пикник. Как только автобус проскочил в зазор между сожженными автомобилями, Беган издал вопль, непонятно что выражающий — не то торжество, не то страх.

Водитель из него был похуже, чем Клинок, и в то время, как левая сторона грузовика проходила в добром футе от заграждения, правая налетела на груду металла, и та покатилась вперед вслед за автобусом. Солдаты сзади продолжали стрелять.

Через полмили дальше по дороге показались флаги боснийцев, и, значит, эта территория была уже безопасной.

В автобусе только одна женщина порезалась летящими осколками стекла, остальные не пострадали.