Боснийский ад

7

Дохерти и Крис покинули гостиницу, когда едва забрезжило, оставив возмущенных Клинка и Даму. Командир понимал, каково им просиживать без дела в гостинице, пока он и Крис «развлекаются», но знал и то, что не имеет права подвергать опасности жизни еще двух людей только ради отвлечения их от скуки.

— Как только потребуются ваши таланты, вы сразу же будете в первых рядах, — заверил Дохерти Клинка.

— Но кто же тогда очарует прелестную Хаджриджу? — вопрошал Клинок. — Разве вы сможете? — недоверчиво добавлял он.

Дохерти усмехался про себя, следуя за Крисом по краю широкого бульвара. Как и предыдущим утром, тучи низко висели над долиной, и, несмотря на наступающий рассвет, видимость удовлетворила бы только очень решительно настроенного снайпера.

На полпути три сожженные японские легковушки напомнили им об опасности путешествий здесь при солнечном свете. И тут же, словно насмехаясь над дурными предчувствиями, мимо невозмутимо проследовал автобус с людьми, спешащими на работу.

— Эго место напоминает мне «Алису в Стране Чудес», — сказал Крис.

— Ты еще не раз скажешь так.

Они пересекли площадь, где встречались пять улиц, и оказались в густо застроенном районе возле железнодорожного вокзала.

— Это здесь, босс, — сказал Крис, указывая на противоположную сторону улицы, где над невзрачными трехэтажными зданиями возвышался легендарный отель «Старнград», о чем свидетельствовала неосвещенная вывеска.

— Не двигаться! — послышался сзади резкий голос. — Руки на голову!

Крис быстро перевел команды Дохерти.

— Мы англичане, — закричал он. — Мы ищем одного человека.

Позади послышался звук по крайней мере двух пар башмаков.

— Кого? — спросил другой голос.

— Ее зовут Хаджриджа Меджра, — сказал Крис.

— Зачем она вам?

— Мы разыскиваем ее подругу и думаем, что она могла бы нам помочь.

На несколько секунд воцарилось молчание.

— Откуда вы узнали, что искать ее надо здесь? — спросил первый голос.

— Один журналист сообщил нам, что одно из подразделений базируется здесь, — ответил Крис, решив, что максимальное приближение к правдивости будет наилучшей политикой в данной ситуации.

— Вы журналисты?

— Нет. Мы сотрудники ООН.

— И документы есть? — Враждебность в голосе сменилась обычной настороженностью.

-Да.

— Позвольте взглянуть, — сказал мужчина, появляясь перед ними. Длинные каштановые волосы обрамляли худое заросшее лицо. В левой руке он держал автоматический пистолет. «Вид у него, — подумал Дохерти, — как у статиста из массовки дрянного вестерна».

Мужчина с интересом просмотрел документы, а затем повел визитеров в гостиницу. В вестибюле на черной пластиковой софе какие-то бородатые мужчины чистили винтовки. На вновь прибывших они не обратили никакого внимания.

Человек, задержавший сасовцев, исчез. «Хорошо бы на поиски Хаджриджи Меджры», — подумал Дохерти.

Прошла минута, другая. Он появился в сопровождении высокой стройной молодой женщины в камуфляжном костюме. Она ступала грациозно, высоко держа голову, на лице сразу же привлекали внимание огромные романские глаза. Возраст, как прикинул Дохерти, между двадцатью пятью и тридцатью. Женщина среди мужчин.

— Я Хаджриджа Меджра, — без предисловия сказала она по-английски. — А вы кто?

— Меня зовут Джем и Дохерти, — сказал он. — А это Крис Мартинсон.

— И что вам надо? — просто спросила она.

— Я был шафером на свадьбе Джона и Нены Рив, — сказал Дохерти, словно это могло все объяснить. — И я ищу Нену.

Она улыбнулась, но тут же задумалась. Осмотрелась.

— Здесь негде поговорить, — сказала она. — Пойдемте со мной.

Она провела их по вестибюлю, затем вверх на один лестничный пролет, и они оказались в помещении, где раньше, видимо, был ресторан. Теперь тут были разложены матрасы и чьи-то личные вещи. На одном из матрасов лежал муж чина и слушал плейер. Увидев вошедших, он улыбнулся.

— «Бести Бойз», — сказал он.

Дверь в дальнем конце помещения вела в комнату поменьше, очевидно, бывший кабинет. Под единственным наглухо задраенным окном стояла небольшая коричневая кушетка, напротив — письменный стол и стул с прямой спинкой, вдоль стен — пустые полки.

— Пожалуйста, садитесь, — сказала Хадж-рнджа, предлагая им кушетку, а сама опустилась на стул.

Дохерти сел, Крис же решил, что лучше стоять, чем тесниться на кушетке.

— Что ж, — сказала Хаджриджа. — Я расскажу вам. Вы знаете тех русских?

— Каких русских?

— Двух журналистов?

— Мы знаем только то, что она пропала, — пояснил Дохерти. — Но не знаем, в Сараеве она или еще где, когда пропала...

— Ее нет в Сараеве. Она уехала отсюда четыре дня назад. С двумя русскими и моим приятелем, американским журналистом Дуайтом Бэйли...

— Куда они направились?

— Нена и Дуайт — в Завик. До нее дошли слухи... Но вы, должно быть, тоже слышали об этом, да?

Дохерти кивнул.

— Ей стало тревожно за детей. И за Джона, конечно, хотя она ни за что бы не призналась. А Дуайт надеялся написать сенсационную статью об англичанине, сражающемся в нашей войне.

— И американец так и не вернулся.

— Нет. Но вернулись русские. Я сходила к ним в гостиницу «Холидэй» и спросила, что произошло. Они сказали, что оставили Нену и Дуайта в Бугойно и больше их не видели. Но они говорят неправду.

— С чего вы взяли?

— Я чувствую. Они скрывают правду. Я чувствую. Я сходила к друзьям Дуайта, американским журналистам, и они согласились со мной. «Что-то тут не так, — сказали они. — Но сделать ничего нельзя».

Дохерти обдумал услышанное. Может быть, она ошибается, и Нена уже в Завике. Если же она права, то Нена может быть где угодно, если вообще жива.

— Зачем вы ищете Нену? — спросила Хаджриджа.

— Мы из того же подразделения, что и Джон Рив...

— А! Знаменитая САС.

Дохерти улыбнулся.

— Угу. И наши боссы от политики очень переживают, что там Джон вытворяет в Завике, и по многим другим причинам. Нас направили выяснить, что там происходит, и если Рив совсем спятил, то мне поручено вправить ему мозги. Или что-то вроде этого. — Он пожал плечами. — В Сараево мы приехали частью затем, чтобы отыскать людей, знающих что-нибудь о Завике, а частью — чтобы найти Нену. Я полагал, что уж лучше ее-то никто не знает, что творится в мозгах Рива, а если бы нам удалось уговорить ее поехать с нами, то, опять же, лучше ее никто бы не привел его в чувство.

Хаджриджа кивнула.

— Я тоже думаю, что она бы его проняла. Хотя и очень зла на него. А может, думает, что зла, — трудно понять. — Она улыбнулась про себя. — А о Завике я могу вам рассказать. Я родилась там и выросла. Мы с Неной дружим с малых лет. Наши отцы — друзья по партизанскому отряду.

— Нам нужна хорошая карта города и окрестностей. Сможете нарисовать? — спросил Дохерти.

— Конечно. Вы скоро выступаете?

— Не знаю. Вы не знаете, где эти русские остановились?

— В гостинице «Холидэй».

— Наверное, стоит нанести им визит, — решил Дохерти. — Они говорят по-английски? — спросил он у Хаджриджи.

— Я думаю, немного говорят.

— Как их зовут?

— Я знаю только имена — Виктор и Дмитрий. Но я тоже пойду с вами, хорошо? — сказала она, упрямо сжав губы.

«Вероятно, ей пришлось нелегко, коли она пошла в солдаты, — подумал Дохерти, — но меня-то ей нечего опасаться, я с ней спорить не стану — сам женат на такой».

— Если хочешь, — просто ответил он.

— Пойду скажу командиру, — сказала Хаджриджа. — Подождите здесь.

Вернулась она буквально через несколько минут, переодевшись в длинный анорак с опушкой, знававший лучшие дни, но на вид достаточно теплый.

Хаджриджа повела их обратно немного более долгой дорогой, на которой лишь два раза встретились открытые места. Они бегом миновали их, не попав под обстрел.

В гостинице, мило улыбаясь портье, она быстро узнала, в каком номере живут русские.

— Он их утром не видел, — сказала она. — Я думаю, они еще спят. Русские такие лентяи, — категорически заявила она.

—Давай для начала прихватим с собой Клинка и Даму, — сказал Дохерти, когда они пошли вверх по лестнице. — Если повезет, то численным перевесом мы их запугаем, чтобы выудить правду.

— А эти «Клинок» и «Дама», — спросила она, — это что, люди?

— Ну, насколько нам известно, — сказал Крис.

— Это прозвища, — сказал Дохерти. — Так их называют друзья.

Клинок как раз заканчивал бритье. Дама, как обычно, был погружен в чтение какого-то романа. Оба с радостью воспользовались предложением покинуть номер.

— Следовать моим инструкциям, — наставлял Дохерти, пока они поднимались еще выше. Русские жили на шестом этаже, в номере с окнами, выходящими на задворки гостиницы.

Дохерти постучал в дверь и подождал, не отвечая на вопрошающий изнутри голос. Когда дверь приоткрылась, он нажал на нее, оттесняя открывшего человека в комнату.

— Виктор? — спросил он.

Второй русский, сидящий на краю постели в окружении пузырьков с лекарствами, что-то резко спросил на родном языке.

— Вы кто? — перешел он на английский, когда ввалились и остальные четверо, оттесняя его коллегу к кровати. Клинок закрыл дверь и привалился к ней, ощущая себя персонажем из «Крестного отца».

Затем тот русский, что потемнее, признал Хаджриджу.

— Снова ты, — сказал он. — Мы ведь все тебе уже рассказали.

— Вы ей солгали, — сказал Дохерти. — Мы знаем, что вы солгали, — блефовал он, — а теперь нам нужна правда. — Он небрежным жестом сунул руку за отворот пиджака и вытащил из наплечной кобуры браунинг.

У русских, сидящих на кровати, широко раскрылись глаза.

— Кто вы? — снова спросил смуглый.

Дохерти проигнорировал вопрос.

— Мы хотим знать, где вы оставили женщину и американца, — сказал он. — Скажете правду, вас пальцем никто не тронет. Будете продолжать лгать... — Он пожал плечами.

— Как вы можете устраивать такое в гостинице? — полувыкрикнул светловолосый русский, словно оскорбившись за международную репутацию отеля.

— Это Сараево, — сказал Дохерти. — Мы туг можем делать все, что нам заблагорассудится.

— Мы оставили их в Бугойно, — сказал смуглый, и они оба уставились на Дохерти с вызывающим видом.

«Хаджриджа была права, — подумал Дохерти, — они лгали». Он задумался, насколько далеко готов зайти в том, чтобы силой выбить из них правду, и понял, что и сам не знает. Эта война уже повлияла на все его предыдущие взгляды.

Он мысленно покачал головой и задумался над следующей задачей. «Если они лгут, то почему? Чтобы скрыть собственное преступление? Сомнительно. Чтобы скрыть позор? Более вероятно».

— Мы заинтересованы только в том, чтобы отыскать эту женщину, — сказал он. — И все, что вы расскажете, останется между нами. Я обещаю вам это. И еще обещаю, что если вы не расскажете правду, то один из вас — ты, я думаю, — указал он на светловолосого, — вылетит из окна. И тогда твой друг, чтобы избежать подобной же участи, все равно все расскажет нам.

— Вы не сделаете этого, — сказал смуглый.

— Ребята, — сказал Дохерти, подзывая Криса и Даму и при этом отмечая встревоженное выражение лица Клинка.

Два сасовца схватили русского и поставили его на ноги.

Дохерти с каменным лицом наблюдал за происходящим. «Говори же, — мысленно взмолился он, обращаясь к русскому, — ну говори!»

Русского потащили к окну.

— О’кей, о’кей, я расскажу, — раскололась потенциальная жертва. — Нам сказали, чтобы мы оставили женщину...

Крис и Дама толкнули его назад на кровать и отвернулись, чтобы скрыть вздохи облегчения.

— Рассказывай все, — приказал Дохерти.

Светловолосый бросил укоризненный взгляд на коллегу и принялся излагать происшедшее.

— Ты знаешь это место? — спросил Дохерти у Хаджриджы, когда русский дошел в повествовании до контрольно-пропускного пункта.

— Да, — сказала она, не сводя злобного взгляда с двух русских. — В тридцати километрах на запад.

Наблюдавший за ней Клинок заметил одинокую слезу, скатившуюся по ее щеке, когда она услыхала о смерти американца, слезу, которую она даже не стала вытирать, а может быть, просто не заметила. Выражение лица ее не изменилось, словно та часть ее души, что горевала, не имела ничего общего с ее остальным «я».

Его вдруг поразило, насколько же она красива, и Клинок задумался, разве возможно в такой вот момент испытывать чувства, подобные желанию? Он вспомнил, как мать некогда говорила ему, что у него нежное сердце и это так странно, что он выбрал жизнь военного.

Русский закончил свою историю и поднял глаза, в которых таился немой вопрос: а вы бы что предпочли, смерть или бегство?

У Дохерти не было для него ответа. Он убрал браунинг и направился к двери.

Зато у Хаджриджи был.

— Трусы вы, — сказала она. — И не потому, что сбежали, а потому, что солгали мне о моей подруге. — Она повернулась и широким шагом вышла из Номера.

Все собрались в номере Дохерти и Клинка.

— И где она теперь может находиться? — спросил Дохерти у Хаджриджи.

Женщина глубоко вздохнула.

— Есть три варианта. Первый: она мертва. Второй: эти свиньи продолжают удерживать ее там же, где и захватили. Третий: они отправили ее в один из борделей в том районе. — Она провела ладонью по волосам, лицо ее выражало муку.

— А этих борделей, — мягко спросил Дохерти, — их много? Ты знаешь, где они находятся?

— Некоторые нам известны. Один в Висо-граде, что на границе с Сербией, и один в Во-госке, что расположена лишь в нескольких километрах от противоположного склона горы. Есть и много других. Сербы решили, что каждая мусульманская женщина должна выносить ребенка от сербов... — Она покачала головой, словно пытаясь отогнать мысль о том, что ее подруга находится в руках этих скотов.

— Можно как-то выяснить, куда она все-таки попала? — спросил Дохерти, размышляя, насколько далеко они могут зайти в этих поисках. Ведь такие поиски могут означать конец всей затеи. Но ведь это же поиски друга. «Да, — сказал он себе. — Но вот еще три человека, которые с ней ни разу даже не встречались. Может ли он рисковать их жизнями ради того, что имеет лишь косвенное отношение к их миссии?»

— Я попробую, — сказала Хаджриджа. — В город постоянно прибывают новые люди, и они всегда приносят с собой какие-то новости. Но что толку? Не можете же вы просто так вот отправиться и поговорить с ней.

— Если она в нескольких милях отсюда, можно попытаться, — сказал Клинок.

Час спустя Хаджриджа, Клинок и Дама обозревали внутренности того, что некогда было городским катком. Дохерти нехотя признал право на очередность двух других членов группы на выход во внешний мир. Ну а в качестве переводчика у них была Хаджриджа.

«Что же это творится?» — думал Клинок, оглядывая открывшуюся перед ним сцену. Там, где раньше по глади льда скользила веселая толпа, а на тысячах сидений вокруг сидели зрители, теперь раскинулся лагерь беженцев. Расположившись прямо на растаявшем льду, на трибунах и ступеньках в проходах, люди маленькими группами апатично сидели вокруг многочисленных небольших бутановых печек, от которых и поступало тепло. На большинстве из них стояли кастрюльки, в которых тихо булькали лишь вода да жалкие кусочки зелени. Большинство взрослых пусто таращились в пространство, и только детвора проявляла какой-то интерес к происходящему и друг к другу.

— Большинство из них — городские, — пояснила Хаджриджа. — Из высотных зданий или из домов, уничтоженных снарядами. А нам нужны люди, прибывшие из других мест.

Они принялись за дело, методично обходя зал и расспрашивая, откуда прибыла та или иная группа. Кое-кто отказывался отвечать, большинство же с радостью вступали в разговор — «да и какая теперь разница», казалось, было написано на их лицах. Но пока не попадался никто из Завика, и никто из прибывших недавно с сербских территорий не признавал Нену Рив по фотографии, которую вручил им Дохерти.

Наконец Хаджриджа остановилась поговорить с двумя женщинами, которые сидели, привалившись к бортику катка, с низко склоненными в задумчивости головами. На звук голоса Хаджриджа обе подняли усталые лица. И тут же, увидев позади нее Клинка и Даму, они словно вжались в бортик.

— Мы подождем вон там, — сказал Клинок, кивая на пустые сиденья. Он с Дамой отошел туда и уселся в унынии.

— Прямо какая-то библейская сцена, — сказал Дама.

— Да, — согласился Клинок. Он не спускал глаз с кивающей головы Хаджриджа, беседующей с женщинами.

Даме припомнилась брачная церемония и та еда, которую затем выбросили за ненадобностью. И все те мелкие проблемы, которыми были полны люди на том празднике.

— Что ты думаешь о ней? — спросил Клинок.

Дама проследил за его взглядом и слегка

улыбнулся.

— Не мой тип, — сказал он.

— И не мой, — сказал Клинок. «А может быть, и мой, только непривычный», — подумал он.

Хаджриджа внезапно опустила плечи, словно только что услышала плохие вести. «Там, где дело касалось Нены Рив, отсутствие новостей не является хорошей новостью, — подумал Клинок. — Скоро узнаем».

Но прошло еще минут десять, прежде чем Хаджриджа выпрямилась, медленно подошла и села рядом с ними. Она плакала.

— С тобой все в порядке? — спросил Клинок, кладя руку ей на плечо.

— Нет, — сказала она, прислонясь к нему, и стала всхлипывать.

Но примерно через минуту она резко выпрямилась и вызывающе провела ладонью по волосам.

— Извините, — сказала она.

— Да что там, — сказал Клинок.

Закрыв глаза, Хаджриджа глубоко вздохнула.

— Я кое-что узнала, — сказала она, вновь открывая глаза. — Нена в Вогоске. Эти женщины, они оттуда, и они как раз уходили, когда привезли Нену.

— Когда это было? — спросил Клинок.

— Они думают, дня три назад, но не уверены.

— А почему сербы их отпустили?

Хаджриджа издала странный звук — полусмех, полувсхлип.

— Потому что у них беременность на шестом месяце. Понимаете? Аборт делать поздно.

В гостинице Дохерти выслушал, что сообщили женщины Хаджридже. В Вогоске находилось около сорока женщин, большинство в возрасте от четырнадцати до двадцати пяти лет, хотя были и постарше, и даже пара женщин в возрасте за сорок. Держали их в спортзале «Партизан», но каждую ночь различные группы женщин — как правило, помоложе и посимпатичнее — отвозились в мотель «Соня», находящийся примерно в миле, для развлечения сербских вояк. Женщины, с которыми разговаривала Хаджриджа, понятия не имели о количестве охранников возле спортзала или мотеля, но видели, что сам город полон солдат как регулярных подразделений, так и партизанских отрядов.

— За сколько туда можно добраться? — спросил Дохерти. — Не попадаясь на глаза неприятелю, — добавил он.

Хаджриджа задумалась. Если они смогут незамеченными проникнуть сквозь сербскую линию фронта — большое «если», учитывая скудость знаний о сербских позициях, — то доберутся до города часа за четыре, за пять. Однако, продолжила она, размышляя вслух, если не удастся извлечь оттуда Нену без переполоха, то сербы будут поджидать их на обратном пути.

— Мы не собираемся в обратный путь, — сказал Дохерти. — Мы направимся прямиком в Завик.

— Но как же мы сможем оставить там остальных женщин? — спросила Хаджриджа.

Это был невозможный вопрос.

— Я не знаю, — сказал Дохерти. — Я даже не знаю, стоит ли нам вообще думать о Вогоске. — Он посмотрел на остальных, затем вновь обратился к Хаджридже: — Ты только что сказала «мы». Ты собираешься пойти с нами в качестве проводника?

— Разумеется, она же моя лучшая подруга. Я еще попрошу пойти с нами хороших людей. Сколько нужно? Шесть человек? Десять? Двадцать?

— Постой, — сказал Дохерти, поднимая руку. — Она и мой друг, но тут с нами садят трое нечестивцев, которые и в глаза не видели Нену Рив. Я хочу знать их мнение по поводу предлагаемого путешествия. В тот момент, как мы вступим в бой с какими-нибудь местными силами, мы автоматически выходим за пределы данных нам инструкций. Более того, мы просто отклоняемся от нашей задачи заставить Джона Рива прекратить его деятельность. Не говоря уж о том, что просто рискуем своими головами в стране, почти абсолютно нам незнакомой.

— Я так понимаю, босс, — сказал Клинок, — что мы должны добраться до Завика. И это означает, что мы должны покинуть этот город. Но ведь никто нам не говорил, каким путем мы должны туда добираться. И мне больше улыбается испытать удачу с разбойниками Хаджриджи, нежели с неведомым человеком, которого откопал этот холуй из МИ6. Ну а если по дороге в Завик мы совершим какое-нибудь доброе дело, пусть оно зачтется как премиальные.

— Ах ты, старый хитрец! Крис?

— Присоединяюсь.

— Дама?

— Считайте меня в доле.

— О’кей.

Дохерти обратился к Хаджридже:

— Я думаю, десять человек как раз то, что нужно, так что если найдешь четверых или пятерых мужчин — мужчин, способных двигаться бесшумно и не впадающих в панику при виде кроликов, — было бы идеально.

Хаджриджа усмехнулась.

— Вы хотели бы с ними побеседовать? — спросила она.

— Нет...

— Зато они могут захотеть, — сказала она, направляясь к двери. — Я вернусь вечером, — добавила не оборачиваясь.