Цветок для ее величества

Глава 8

Август 1772 года, 14 градусов северной широты, 24 градуса западной долготы (у побережья островов Кабо-Верде)

— Поймайте эту обезьяну!

Мэссон по-прежнему сидел за своим столом. Он как раз чинил перо и не понял, правильно ли расслышал слова.

«Резолюшн» плавно покачивался на волнах, его такелаж поскрипывал в унисон грузу — строительным бревнам, когда судно покидало якорную стоянку у берегов Кабо-Верде. Мэссон услышал отдаленные крики с палубы, нахмурился и скомкал еще один неудачный черновик письма к Констанции. К краю стола был прикреплен конопляный мешок, который служил ему корзиной для бумаг. Фрэнсис попытался выбросить смятое письмо туда, но промахнулся — на выбеленном известью полу собралась уже целая коллекция таких комков.

В посланиях к Констанции Мэссон описывал ежедневную рутину на корабле, рассказывал о еде и уверял, что все не так плохо, как она опасалась. Он описал капитана, страдающего манией чистоты, от взгляда которого не может укрыться ничто. Он обрисовал в красках каюту, потолок которой оказался таким низким, что Мэссон даже не мог здесь выпрямиться в полный рост. Зато в ней был иллюминатор, так что, по крайней мере, Фрэнсис мог иногда наслаждаться свежим воздухом и голубым небом. Он даже сообщил о никому не интересных спорах офицеров за обеденным столом, а также о том факте, что большинство его сотрапезников не понимали, почему Фрэнсис сидит за столом капитана, и в целом желали бы видеть Мэссона где-нибудь с простыми моряками или морскими пехотинцами.

Фрэнсису казалось, что он пишет бесконечно, но в то же время ни о чем не говорит. Зато за это время ему удалось начертать ряд рисунков и эскизов, на которых он запечатлел свой воображаемый сад. Он тщательно нарисовал каждое дерево и куст, измерил в мыслях каждую грядку. «Ну, отчего так тяжело писать письма Констанции, а свой сад рисовать легко?» — спрашивал он себя.

Решившись все же несколькими фразами развеять волнения Констанции, которые наверняка у нее были, Фрэнсис вновь окунул перо в чернильницу и положил перед собой чистый лист бумаги.

Мэссон как раз запечатывал письмо воском, как вдруг в его каюту постучали. Он поднялся, чтобы отпереть засов, и в который раз ударился головой о потолок. В дверном проеме он увидел полную фигуру Рейнхольда Форстера — тот занимал должность ученого на корабле.

Форстер путешествовал вместе с сыном Джорджем, на вид очень смышленым и приличным молодым человеком. Но пожилой мужчина являл собой прямую противоположность добродушному сыну. Он говорил снисходительным тоном, вел себя высокомерно и не чурался оскорблений. Из-за неприятной манеры общения на борту за ним закрепилась слава самого нелюбимого члена экипажа. Его грубая натура усугублялась отвратительным запахом, который раздражал даже видавших виды простых матросов. Хотя капитан Кук отдал распоряжение всем на борту мыться холодной водой, Форестер считал, что лично он может этот приказ игнорировать, впрочем, как и другие предписания на корабле. Мэссон старался обходить его десятой дорогой, но сейчас отступать было некуда.

— Мистер Мэссон, — Форстер был почти на полметра ниже Фрэнсиса и запрокидывал голову, чтобы рассмотреть рослого собеседника, — у вас для меня найдется немного времени?

Не дожидаясь ответа Мэссона, Форстер тут же ввалился в каюту. Эта клетушка и для одного Мэссона была маловата, не говоря уже о посетителях столь тучных, как Форстер, так что Фрэнсис отступил к порогу. Одной ногой он стоял в каюте, а вторую пришлось выставить в кают-компанию младших офицеров, что позволило ему избежать перспективы быть раздавленным, да и вонь от гостя не так била в нос. Запах был настолько ужасающим, что Мэссон не удивился бы, если б воздух поменял цвет. Форстер огляделся по сторонам, нагло рассматривая личные вещи Мэссона. Казалось, он не торопится приступить к своему делу. Вместо этого он рассматривал письменный стол Фрэнсиса, изучал наброски с изображением сада с нескрываемым научным интересом. А когда гость увидел письмо со свежей печатью, взгляд его неподобающе долго на нем задержался.

— Так в чем проблема, мистер Форстер? — спросил Мэссон.

Форстер еще минуту изучал письмо, прежде чем взглянуть вверх, на хозяина каюты, потом ответил:

— Не могли бы вы мне объяснить, мистер Мэссон, чем вы здесь занимаетесь? Кроме того, конечно, что рисуете наброски с изображением садов и пишете письма юной даме в Англию.

— У меня есть поручение — собрать образцы цветов для садов короля в Кью, — ответил Мэссон, скрестив руки на груди.

Хищный огонек блеснул в зорких глазах Форстера:

— В самом деле? В последний раз я слышал, что лорд Сэндвич изменил свое задание. Он недвусмысленно дал мне понять, что ни сэр Джозеф, ни его люди не могут принимать участие в экспедиции. И все же вы здесь.

— Ну да, — нерешительно ответил Мэссон, чувствуя подвох, — я не могу говорить о лорде Сэндвиче, но поручения от сэра Джозефа были четкими и однозначными: мне нужно отправиться к заливу Фолс-бей и разведать окрестности, и там я должен найти один совершенно конкретный цветок.

— Фолс-бей, говорите? — После того как Форстер еще раз осмотрелся в каюте, он, казалось, потерял к этому интерес, оттолкнул Мэссона от двери и вышел в кают-компанию. Со снисходительной улыбкой он произнес: — Все наверняка прояснится. Ну, тогда удачи вам с вашим цветком, и простите, что отнял драгоценное время. Наверное, мне стоило самому догадаться, что простому садовнику не стали бы поручать заданий большой научной важности.

Мэссон побоялся, что Форстер снова вернется, если он ответит на колкое высказывание, поэтому смолчал. Однако, к сожалению, Форстер вдруг остановился и еще раз обратился к Мэссону.

— И еще одно, — произнес он, словно припомнив что-то важное. — Я сходил на берег в Кабо-Верде, чтобы сделать кое-какие наблюдения, и принес с собой фантастический экземпляр, который я весьма охотно передал бы в вашу каюту. Он полежит у вас только до Кейптауна, чтобы капитану на глаза не попался. Тогда я смогу позаботиться о безопасности вашего дальнейшего путешествия. Вы можете рассматривать эту услугу как посильный научный вклад в экскурсию, помимо вашей важной и такой чрезвычайно секретной работы на мысе Доброй Надежды.

Мэссон не успел открыть рот, как Форстер развернулся и ушел из кают-компании со словами:

— Великолепно. Я знал, что на вас можно положиться.

Пока Фрэнсис наблюдал, как неприятный человек удаляется, переваливаясь с боку на бок, он пытался сообразить, насколько рискованно будет разозлить такого типа, как Форстер. С другой стороны, что может быть плохого в том, если молодой человек предоставит место под своей койкой для какой-нибудь окаменелости или древнего артефакта? Как ни ломал голову Мэссон, но так и не смог придумать, почему это нельзя видеть капитану.

Вскоре к каюте Фрэнсиса подошел Форстер-младший. В руках он держал мешок средней величины, содержимое которого шевелилось намного живее, чем любая окаменелость или какой-нибудь древний реликт.

— Мне очень жаль, мистер Мэссон, — произнес он, глядя в пол. — Если вы не хотите впутываться в это дело, то просто скажите. Я наверняка найду какое-нибудь другое решение.

— Какая ерунда! — громогласно проворчал позади отец юноши, выхватил мешок, протиснулся мимо Мэссона и бросил скарб под койку. — Мистер Мэссон исполнит долг перед наукой, а также осознает свое место в общем порядке вещей. Само собой, он не откажет в нашей просьбе.

Бросив фразу, Форстер вышел из каюты и закрыл за собой дверь, так что теперь все трое стояли снаружи. Практически сразу из каюты послышался сильный грохот, по которому можно было судить, что животное — или что там сидело в мешке — высвободилось и не обрадовалось перемене обстановки.

— Какого черта?.. — воскликнул Мэссон и уже намеревался вновь открыть дверь.

— Но… Но мистер Мэссон. — Форстер-старший преградил ему путь и снова запрокинул голову, так что Фрэнсис мог видеть его ноздри. — Вы не беспокойтесь. Как я уже говорил, мы рассматриваем все это просто как ваш маленький вклад. Вы же не хотите, чтобы я написал доклад сэру Джозефу и у него сложилось впечатление, что вы препятствуете развитию истинной науки, правда?

Теперь из каюты слышался громкий вой, дверь ходила ходуном, словно в нее колотили каким-то тяжелым предметом. Трое мужчин невольно отступили от двери. Негодование явно сменилось слепой яростью.

Но все это было ничто перед гневом капитана Кука, который ворвался в кают-компанию в сопровождении одного из младших офицеров. Его лицо выглядело свирепым.

— Мистер Форстер! Мне доложили, что вы вопреки всем моим предписаниям пронесли на борт корабля животное, это так?

Послышался очень громкий, глухой удар в переборку каюты, после него — оглушительный визг, освободивший Форстера от ответа.

— Мистер Мэссон, вы не могли бы мне объяснить, что находится в вашей каюте? — спросил Кук и взглянул на дверь, в которую кто-то все еще колотил. Казалось, она вот-вот слетит с петель.

Мэссон смотрел то на нервного, вспотевшего Рейнхольда Форстера, то на капитана Кука. Ему предстояло выбрать одно из двух равноценно ужасных зол: либо его выставят перед сэром Джозефом в дурном свете, либо он ощутит на себе всю пресловутую злость вспыльчивого капитана. Ему не пришлось долго принимать решение, сиюминутная опасность казалась страшнее.

— Я не уверен, капитан, мистер Форстер спросил меня, не найдется ли у меня под койкой немного места для одного из его экземпляров. Вынужден признаться, что у меня не было даже возможности взглянуть на то, что в мешке…

Громкий звон и пронзительные крики прервали объяснения Мэссона. Взгляды присутствующих устремились на Рейнхольда Форстера. Тот вздохнул и со всей снисходительностью, на которую был способен, ответил:

— Разве мы не уполномочены собирать образцы, капитан?

Лицо Кука помрачнело так, что Мэссон подумал: капитан взорвется от злости в любую секунду. Неимоверным усилием воли тот взял себя в руки, повернулся к Мэссону и, медленно подбирая слова, произнес угрожающим тоном:

— Мистер Мэссон, поскольку это ваша каюта, я должен бы призвать к ответу за то, что там находится, вас и только вас. Впрочем, я чувствую, что в сложившихся обстоятельствах я поступил бы несправедливо. — Он бросил на Форстера испепеляющий взгляд: — Мистер Форстер, не могли бы вы сейчас же снова изловить животное и принести его на верхнюю палубу, где лейтенант Клерк собирает всю команду. Я хочу прояснить всем несколько вещей.

Капитан Кук развернулся на каблуках и исчез так же быстро, как и появился, оставив троих мужчин у двери каюты. Откуда-то сверху слышались приказы офицеров.

Команда собралась посреди палубы рядом с якорной лебедкой. Там теперь стояли Форстер и Мэссон и смотрели на капитана — тот занял место на юте за штурвалом, мрачно взирая сверху вниз на матросов. Форстер поймал животное — это была обезьяна. Она снова сидела в мешке, который он держал в руках. Обезьяна сопротивлялась, не желая снова лезть в мешок, и вцепилась в парик Форстера, поэтому сейчас мужчина стоял на палубе расцарапанный и растрепанный. Его лысая потная голова поблескивала в лучах солнца.

Кук приступил к нагоняю:

— Большинство старых матросов еще помнит времена, когда считалось большой удачей, если из команды корабля живыми и здоровыми возвращалась хотя бы половина людей: остальные либо погибали, либо страдали от каких-нибудь страшных болезней. К счастью, сейчас на судах его величества матросов умирает от болезней намного меньше, чем на других флотах. Но для этого требуется драить палубу, стирать одежду и мыться самому. Когда речь идет о гигиене, требуется безжалостная дисциплина.

В этот момент капитан указал на трепыхающийся мешок:

— Нам угрожает достаточно опасностей, а также изменчивость погоды, и мы не можем создавать для себя дополнительный, ненужный риск. Я ожидаю, что этот приказ будет исполняться обязательно и беспрекословно. Если кто-то сомневается в моей решимости, то я готов доказать свою правоту здесь и сейчас.

Кук взглянул на Форстера:

— Мистер Форстер, не могли бы вы нам сказать, какое средство избежать эпидемии является лучшим с научной точки зрения?

Форстер выглядел довольно расстроенным, он уставился на доски палубы и что-то пробормотал в ответ.

— Я боюсь, что не понял вас, мистер Форстер. Вы не могли бы повторить ваши слова всем присутствующим? Это было бы им очень интересно, ведь их жизни оказались сегодня в опасности.

— Выбросить за борт! — вскричал Форстер.

— Мистер Мэссон, не будете ли вы так любезны? — произнес Кук.

Фрэнсис повернулся к Форстеру и протянул руку к мешку.

— Пожалуйста, не торопитесь, мистер Форстер, — сказал Кук, но по выражению глаз было видно, что капитан желает обратного.

Форстер с явной досадой сунул Мэссону в руки мешок, как ребенок, который должен отдать украденные сладости. Мэссон подошел к фальшборту и выбросил мешок в волны под пристальными взглядами всей команды.

Матросы зааплодировали, когда мешок с глухим всплеском ударился о воду. Все смотрели на волны, а когда на поверхность всплыл и затем скрылся в кильватерной пенной струе корабля парик Форстера, экипаж взорвался громким хохотом. В душе Мэссон ощущал нечто похожее на сострадание к Форстеру, который выглядел очень несчастным. Но потом молодой человек заметил, что ученый, в отличие от всей команды, не вытягивал шею, чтобы разглядеть в волнах животное, а с ненавистью смотрел на него.

Мэссон вернулся в каюту, чтобы убрать следы погрома, который там устроила обезьяна. Большинство его рисунков, постельное белье и все прочее, что Фрэнсис не успел убрать, было измазано экскрементами или разорвано. Следующие несколько часов Фрэнсис, борясь с приступами тошноты, вычищал каюту. А когда закончил, то подумал, что каюта наверняка еще никогда не была такой чистой. Зато теперь он сам с ног до головы был покрыт грязью.

Вспотевший, перепачканный грязью и известью с пола, Мэссон встал перед дверью, чтобы оценить проделанную работу и вернуть оставшийся скарб на исходное место. Он еще не закончил, как вдруг появился капитан Кук в сопровождении человека, которого Фрэнсис до сих пор не видел. Тот был очень молод, его одежда позволяла предположить, что он еще и богат. На нем были новехонькая шляпа и туфли с серебряными пряжками, прочая одежда, казалось, была сшита на заказ и имела немного щегольской вид. Безупречные чулки, рыжеватые кюлоты с искусной зеленой вышивкой и накрахмаленная рубашка выдавали в нем новоприбывшего, словно тот пришел прямо из церкви. В отличие от других членов команды, незнакомец носил темно-синий жилет, застегнутый до самых верхних пуговиц, и тяжелый плащ, наличие которого показалось Мэссону довольно странным: стояла немыслимая жара.

— Мистер Мэссон, это мистер Барнетт, ботаник, которого прислал сэр Джозеф. Он должен примкнуть к нашей экспедиции на мыс Доброй Надежды. Мистер Барнетт не знал, что с нами нет сэра Джозефа, но все же решил остаться на борту. В свете сегодняшнего происшествия я решил предоставить ему вашу каюту до конца плавания. Вместо нее вы получите гамак рядом с остальной командой.

Кук развернулся и ушел, оставив их вдвоем. Казалось, обоим было неловко.

— Я должен, наверное, поблагодарить вас, мистер Мэссон, — произнес Барнетт и протянул руку в перчатке.

— О, благодарите не меня, мистер Барнетт, — пробормотал Мэссон, накинул лямки чемодана и выскользнул из каюты. — Благодарите эту чертову обезьяну.