Девочка с персиками

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Фото-сессия. "В тени наук" или "Я вас не понимаю, господин профессор!"

Как только мы оказались в фото-студии, Будилов сразу же стал раздеваться, плотоядно глядя на Бланку. Когда он снял трусы, его хуй торчал, словно школьная указка. Да и сам он был похож на свой возбужденный хуй – бритый наголо, жилистый, изогнутый в дугу.

Бланка, слегка краснея, принялась расстегивать джинсы, не отрывая взгляда от Будилова-хуя.

– Я понимаю, что вам хочется начать работу с ебли, но я предлагаю начать работу с работы, – строго сказал я, расстегивая кобуру фотоаппарата. – Вот замечательный фон, я имею ввиду доску, она, как нельзя кстати, исписана какими-то формулами!

Я взглянул на доску внимательней.

– Что же это за формулы? Ага – "Blendeautomatik, manuelle

Einstellungen", это профессор Кодера объяснял студентам, как высчитывать диафрагму в зависимости от выдержки, как снимать в ручном режиме и как регулировать автоматический. Время выдержки завесит от величины диафрагмы. Избитые истины, азы фотографии!

Пока я произносил свою тираду, Бланка разделась и в нерешительности переминалась с ноги на ногу рядом с Будиловым, ожидая моих указаний.

– Предлагаю назвать сессию "В тени наук или – я вас не понимаю, господин профессор", поскольку мы затронем проблему отношений учитель-ученик и ученик-учитель, вернее ученица-учитель и учительница-ученик. Это очень серьезный аспект человеческих отношений, поскольку сплошь и рядом ученицам хочется порахаться с учителями, а учителям с ученицами, но социальные рамки редко дают возможность для реализации подобных желаний. Я, например, когда учился в школе, мечтал засадить учительнице математики, а когда стал преподавать в университете, часто не против выебать какую-нибудь смазливую студентку.

– Так ты так до сих пор еще ни одну и не выебал? – искренне удивился Будилов.

– К своему стыду, нет, что-то меня останавливает.

– Тебе надо над собой поработать!

– Знаю, но это не так просто…

– Думаю, что каждая ученица не отказалась бы пососать хуй любимого учителя!

– Ладно, бери вон ту большую линейку и отправляйся к доске, а ты,

Бланка, садись на этот куб, вот так, свешивай ноги. Сейчас я выставлю свет. Как говорит профессор Кодера – свет это самая важная составляющая фотографии. Так, держи линейку параллельно хую! Хорошо!

Теперь с другой стороны. Теперь пусть Бланка станет к доске с линейкой, а ты садись на куб. Отлично. Еще один кадр…

Вернув ключ Кодере, мы распрощались с Бланкой, которой надо было идти на репетицию теософского танца, и поехали ко мне обедать.

– Я могу сварить тебе pasta al dento, – предложил я.

– А что это значит? – насторожился Будилов.

– Это спагетти, только слегка недоваренные, как это делают в

Италии, так, чтобы они чуть-чуть хрустели на зубах.

– Боюсь, мой желудок с этим не справится!

– Справится, справится, это вкусно.

Будилов оказался прав, после обеда ему стало хуйово, он лежал у меня на диване и громко стонал, когда позвонила Карин. Я сделал ему знак, чтоб он заткнулся.

– Будилов уехал? – спросила она.

– Да, – соврал я, – уехал и просил его простить, если что не так.

– А почему ты не забрал картины?

– Я не успел. Мне надо было провожать Будилова, а затем сразу же бежать в академию на практикум по фотографии. Но я заберу их в ближайшие дни.

– Хорошо, и не забудь отдать ключ. Кстати, а где большая картина с осами?

– Какая картина?

– С осами. На красном фоне.

– Будилов ее продал.

– Кому?

– Юре!

– Какому Юре?

– Ну, помнишь, когда мы были на русском фильме, там познакомились с Юрой, а потом еще пили пиво в кафе?

– Этому ужасному человеку?

– Именно ему.

– Так эту же картину купил мой папа!

– Неужели?!

– Да, помнишь, когда он давал Будилову деньги на дорогу домой, я сказала, что это не просто так, а что я возьму себе за это картину!

– Конечно же, помню. Да, ты сказала, что возьмешь себе картину, но не сказала, какую картину ты хочешь себе взять!

– Я хотела взять именно эту картину!

– Но Будилов же этого не знал, поэтому он продал ее еще раз. Юре.

Выбери себе другую. Даже две, он не будет иметь ничего против.

– Мне нужна именно эта картина! Другая картина мне не нужна!

Забери ее у Юры немедленно!

– Как я заберу картину у Юры, если он ее купил?

– Сколько он заплатил? Я отдам ему деньги.

– Он отдал все, что у него было с собой.

– Так значит – Юра был у меня в квартире?

– Да, а что?

– Между прочим, моя постель подозрительно пахнет, что вы на ней делали?

– Ничего не делали. На ней спал Будилов. Может быть, у него были поллюции?

– Сколько Юра дал за картину?

– Какое это имеет значение?

– Скажи мне – сколько.

– Кажется, 273 шиллинга…

– Что? Так мало? За такую картину?

– Но у него больше с собой не было, и Будилов согласился.

– Хорошо, я отдам ему 273 шиллинга, а он отдаст мне картину.

– Я думаю, картину он не отдаст.

– Дай мне его телефон, я сама с ним поговорю.

– Карин, я не могу дать тебе телефон Юры, он мне этого не простит.

– Дай мне его телефон!

– Карин, давай я сначала с ним поговорю, спрошу, отдаст ли он картину.

– Пусть только попробует не отдать! Если она ему так нравится, тогда пусть дает за нее Будилову пять тысяч, как мой папа, то есть, пусть дает мне пять тысяч минус 273 шиллинга. И тогда картина его.

Или пусть лучше отдает картину и получает обратно свои 273 шиллинга.

– Ладно, я попробую с ним поговорить.

– Сразу же позвони мне.

– У него нет мобильного телефона. Может быть, он сейчас не дома.

Я попробую, но ничего не обещаю…

Измотанный тяжелыми объяснениями с Карин, я опустился на диван рядом с переваривающим в муках спагетти Будиловым.

– Пиздец! Что же делать?

– Может быть, мне надо нарисовать такую же картину для Юры, а эту он пусть отдаст Карин!

– Гениально! Сейчас я с ним договорюсь.

Но не успел я набрать Юрин номер, как мне позвонила Клавдия. Тон ее голоса не предвещал ничего хорошего.

– Владимир, ты обещал мне психиатра!

– А как же Юра? – осторожно спросил я.

– Твой Юра – сексуальный маньяк.

– Не может быть!

– Он звонит мне по ночам с недвусмысленными предложениями.

– Какими?

– Владимир, оставим это… С Юрой я разберусь сама! Ты обещал мне психиатра. Из Лондона.

– Да, но я не ожидал, что он не сможет приехать. Зато приедут голые поэты!

– Насрать мне на голых поэтов! Мне нужен голый психиатр! Ты понимаешь, что это для меня значит? От этого зависит моя карьера!

Мое будущее! Достань мне голого психиатра, настоящего, из Лондона!

– Клавдия, успокойся, прошу тебя! Я сегодня же позвоню доктору

Стефану Приебе (Stefan Priebe) – директору отделения психиатрии West

Ham Memorial Hospital-я. Он мой друг! Сам он скорее всего не согласится, но может кого-нибудь посоветовать. Он – отвязный чувак, немец из Берлина, но уже давно живет в Англии. Мы делали у него на вилле слайд-шоу о голой поэзии для его гостей-докторов. Он был у нас на фестивале голых поэтов. Еще он предлагал мне вести у него в клинике курс фото-терапии – фотографировать голыми депрессивных маньяков, чтобы привить им любовь к жизни…

– Хватит, Владимир, мне надоело твое вранье!

– Клавдия, но это же не вранье, это правда…

– Если до начала следующей недели ты не найдешь мне голого психиатра, мы снимаем твою программу с повестки дня! Ты все понял?

Пока!