Дракон с отрезанными крыльями

Глава семнадцатая: Все сначала

Ничего не получилось.

Дарре никак не меньше четверти часа испытывал материнское терпение, пытаясь залечить едва заметную царапину на ее запястье, пока Ариана, удивленная его упорством, не спросила, чем оно вызвано.

— Тебе удалось исцелить взрослого человека?

Что на это можно было сказать? Правду — немыслимо. А солгать матери…

— Девушку? — неожиданно поняла та и улыбнулась. Дарре побледнел и стиснул зубы так, что желваки обозначились. Глупо было рассчитывать, что мать ни о чем не догадается. Но открыться, даже ей…

Ариана сжала его руку, как будто решила подбодрить, а Дарре неожиданно для себя разозлился. Это мать так пожалеть его попыталась? Решив, что он зарвался, что нет у него ни единого шанса, и пытаясь облегчить грядущее разочарование? Не стоило! Дарре сам в состоянии определить, на что ему надеяться, а на что нет. И пусть еще какие-то две недели назад он даже думать об Айлин не мог без боли в спине, ее возвращение все изменило. Невозможно оказалось не поверить этой новой девчонке, хотя бы потому что краска смущения, появляющаяся раз за разом на ее щеках, не могла быть вызвана нарочно. Дарре ничего не знал об отношениях между мужчиной и женщиной, но не понять таких вещей, не увидеть их мог только полный осел. И Дарре решился испытать судьбу. Айлин лучше всех знала, каким он был, как прожил три года между драконом и человеком, и даже видела его в самом низу. Вот только, кажется, относилась к этому совсем иначе, чем Дарре, не считая позорным и отвратительным. Иначе разве позволила бы ему к себе прикасаться? И поглядывала так, что Дарре пробирало до самого копчика и он вообще не понимал, как держал себя в руках?

Неужели мама не осознавала, что отказаться от этого, струсить, убраться обратно к своему зверенышу значило перестать уважать самого себя? Или так и не заметила, что Дарре изменился? И по-прежнему видела в нем только замученного драконыша, не способного подняться с колен?

— Ты не думал, почему я никогда не болею? — неожиданно спросила Ариана, и Дарре, от удивления тут же забыв о предыдущих мыслях, качнул головой. А ведь и правда мать за шесть лет ни разу на здоровье не пожаловалась. Она молодая, конечно, но, видимо, вовсе не это было тому причиной, а у Дарре даже вопроса такого не возникало, хотя в госпитале подвизался работать. Вот тебе и целитель! — Потому что меня Лил оберегает. Раны лечит и заразу отводит. Но его способности лишь на меня одну распространяются: думаю, ты достаточно взрослый, чтобы понять, почему именно. И чтобы не расстраиваться из-за того, что тебе не удалось залечить мою царапину.

Дарре ошарашенно уставился на нее. Что его больше поразило: рассказ Арианы или похожесть его собственной истории, он не знал. Знал только, что грудь сжало стыдом из-за отвратительных мыслей о матери. Кажется, она не давала ему повода усомниться в собственной доброте и тактичности. И что получила в ответ?

Стоило ли после этого удивляться, что люди ненавидели драконов?

— Ма… — еще и матерью ее смел называть! — Я… Совсем обнаглел…

Но она вдруг рассмеялась — так нежно и совершенно непонятно для Дарре.

— Только не бери пример с Лила, — попросила она. — Не закрывайся и не решай за нее. Чтобы не жалеть потом…

Она привычным движением растрепала ему волосы и, все так же улыбаясь, отправилась по своим делам. Оставив Дарре гадать, знает ли она все-таки, кем он грезит, и если не знает, то как отреагирует на его интерес к любимой племяннице. Или именно об этом мать сейчас и говорила?

Следующий день Дарре провел как на иголках: кажется, даже ассистируя на операции, так не волновался. Вот же глупость: напросился рыжей девчонке в помощники, а сам даже думать ни о чем не мог, кроме как о новой встрече, фантазируя, какой она будет. Почему-то казалось, что Айлин обрадуется, и ее обещание испечь что-нибудь специально для него давало тому основание. И совершенно не хотелось одергивать себя, напоминая, что она может всего лишь так понимать благодарность. И Дарре ни на кой ляд ей не сдался, потому что вокруг полно нормальных парней без постоянной инвалидной боли в теле и без кучи драконьих сомнений в душе, и они не упустят свой шанс с такой красавицей. Энда подери, надо было просто отпроситься у Эйнарда на пару часов, не откладывая дело на завтра: он бы отпустил, тем более что проку от размечтавшегося помощника было явно меньше, чем вреда. Но Дарре все-таки пережил этот день, умудрившись не спалить госпиталь и не отрастить маленькому пациенту хвост на месте ушибленного копчика, и потом всю ночь видел совершенно несвойственные ему цветные сны о чем-то добром и теплом и проснулся в приподнятом настроении и с мыслями о том, что через каких-то пару часов увидит Айлин.

А увидеть хотелось невыносимо. Дарре одергивал себя, пытаясь угомонить разбушевавшуюся фантазию, но куда там! Раз за разом перед глазами вставало нежное лицо с удивительно чистой кожей и огненно-рыжими волосами. У Дарре ладони горели от желания прикоснуться к этой золотой роскоши — он ведь все еще помнил, как обхватывал Айлин за голову, целуя, гладя, вдыхая изумительный аромат ее волос… Ничего за два года не изменилось. Только Айлин вдруг стала ближе и понятнее, и иногда даже казалось, что, рискни он еще раз, и она бы больше не оттолкнула. И совсем не из жалости…

— Дарре!.. — ее голос, произносящий его имя, звучал настоящей соловьиной песней. Внутри что-то сильно забилось и замерло. Простил. Всей душой. И теперь освободившееся от обиды место заполнялось совсем другими чувствами и воспоминаниями. Дарре понятия не имел, зачем вдруг понадобился Айлин, когда она уже получила от него желанное прощение, но отсутствие причины только придавало уверенности нарождающимся мыслям о взаимности. Все-таки… она тоже его целовала, а не визжала и не отбивалась, как должна была в той ситуации. Может, что-то произошло тогда, чего никто из них не понял? А сейчас вернулось и… подарило Дарре шанс…

— Здравствуй, Айлин, — обернулся к ней он, и словно солнышко выглянуло из-за закрывших с утра небо туч, а пробирающий до костей ветер, никак не желающий смириться с наступлением весны, стих и только игриво шевелил золотые локоны. Дарре отвел руки за спину и там сцепил, чтобы не сделать новой глупости и не испортить все своей торопливостью.

Айлин улыбнулась и, не удержавшись, спрятала глаза: все-таки смотреть на Дарре, не кипя от возмущения и не пытаясь придумать обидных слов, было почти невыносимо. А ведь она еле дождалась сегодняшнего утра, перебрав в голове все известные рецепты сладостей и с десяток раз перерисовав необходимую витрину. То она казалась слишком сложной, чтобы Айлин смогла попросить о ее сооружении без зазрения совести. То рисунок выглядел совсем уж непонятным. То… просто хотелось сжечь все эскизы, закрыться у себя в комнате и не ходить к лавке древотеса, чтобы не встречаться с Дарре и не смотреть в его серые глаза… и не терять все связные мысли, выглядя перед ним полной дурочкой. Чем же он ее так зацепил? Разве мало вокруг парней, которые не вынуждают ее краснеть одним своим присутствием? С которыми спокойно, легко и… невероятно тоскливо. Еще в Окиносе Айлин не раз и не два присматривалась к заинтересовавшимся ею молодым людям, но стоило только подумать о поцелуе, как она вспоминала Дарре. Его объятия. Его губы на своих. И хотелось… хотелось только их. И его дыхания возле уха. И его прикосновений: чуть резких, но таких нежных. Может быть, и другие парни целовались не хуже, но она не желала никаких других парней. А значит, надо было побороть страх и стеснительность и попытаться…

Ох, хотя бы выдержать его взгляд. Ведь ничего же особенно в его глазах нет. Просто серые. Просто внимательные. Просто… самые волнующие на свете…

— Я… нарисовала вот… как смогла… — наконец пробормотала она, вытаскивая из перекинутой через плечо тряпичной сумки листок бумаги. — Только не знаю, что именно надо покупать…

— Разберемся, — улыбнулся Дарре, разворачивая его: в отличие от нее он сегодня смущения совсем не испытывал, а, наоборот, был уверен в себе и чувствовал острое желание успокоить и Айлин. И более того, ощущал в себе силы это сделать.

На рисунке была изображена четырехэтажная полка на ножках.

— Я на нее… корзинки с выпечкой поставлю… — заторопилась Айлин объяснить свой замысел. Дарре кивнул, всем своим видом пытаясь изобразить понимание и поддержку ее идеи. Потом быстро прикинул в уме, сколько потребуется досок.

— Около тридцати рольдингов будет стоить: есть у тебя столько? — заранее поинтересовался он, чтобы не поставить Айлин в неловкое положение перед лавочницей. — Если нет, могу наконец вернуть долг. Хотя бы тебе.

Айлин недоуменно посмотрела на него, пытаясь припомнить, когда давала Дарре взаймы, но он уже полез в карман и достал оттуда пригоршню монет.

— Я… — начала было Айлин и в этот момент поняла, что он имел в виду. Вздрогнула от накатившей обиды: значит, вот что он о ней думает? Значит, все, что ей показалось, неправда? Значит, он нашел наконец повод от нее откупиться?..

Слезы подступили к глазам, и резкие слова уже готовы были сорваться с языка, но заигравшие у Дарре желваки вынудили смолчать. Он выложил монеты в ладонь Айлин, сжал ее в кулак и накрыл сверху своей рукой.

— Возьми, ради Ойры! — неожиданно проникновенно сказал Дарре и на секунду посмотрел ей в глаза. — Не хочу быть так тебе обязан!

Боль отступила, растворяясь в его голосе и смысле сказанных слов. Дарре надавил на короткое «так», и Айлин не могла не понять истинного смысла его просьбы. Улыбнулась, иссушая слезы.

— Значит, начнем сначала? — предложила она и коснулась свободной рукой его пальцев. — Как будто ничего не было?

Дарре чуть замешкался с ответом, и Айлин неожиданно подумала о поцелуе, который в порыве раскаяния тоже вычеркнула из их общего прошлого. А вот о чем подумал Дарре?

— Как будто я не был трусом, — непонятно объяснил он и, отпустив Айлин, первым зашел в лавку древотеса. Айлин ошеломленно последовала за ним. В голове мелькали самые разные мысли, и она, пытаясь их собрать и уразуметь все-таки, что имел в виду Дарре, пропустила весь процесс торговли и опомнилась только тогда, когда он предложил ей оплатить покупку.

— Двадцать пять? — не поверила своим глазам Айлин. — А вы точно все посчитали?

— Точно-точно, — улыбнулась лавочница и, дождавшись, когда Дарре выйдет за двери, чтобы принять товар, продолжила: — Я бы и бесплатно отдала, да Дарре не взял: понимает, что за работа — доски тесать. Сколько сил и времени на каждую уходит. Впрочем, для такого человека ничего не жалко. Он же старшего моего спас: сердце чуть не отказало… — тут она замешкалась, сглотнула, видимо, заново пережив ту боль и тот страх, и вытерла лоб полной рукой. — Мальчишке-то тринадцать всего, мы и думать не думали, когда он на спину жаловался: ну, надорвал, бревна с отцом ворочая. А как уж потом совсем худо стало, так и в госпиталь… А доктор наш сам за грудь схватился: не умеют, говорит, еще в мире таких операций делать ювелирных. Одна, говорит, надежда на помощника моего: у него дар божественный детей целить, если, конечно, вы сына не побоитесь дракону доверить. Ну а мне уж дракон — не дракон — хоть сама в гроб ложись от криков мальчика моего. Он когда затих, я уж и попрощалась было. Сижу ни жива ни мертва. И слышу вдруг чадо свое: зовет, да без всякого страдания в голосе…

Ну вот тогда и увидела в первый раз Дарре. В ноги хотела ему кинуться, спасителю, а он смотрел так, будто это я ему одолжение сделала. Какой же он дракон, богини милосердные?! Да у него половине армелонцев человечности поучиться надо. Он и младшего моего пару раз латал, дак тот его просто обожает. Расстроится, когда узнает, что Дарре заходил, а его дома не было…

Лавочница нашла в лице Айлин благодарную слушательницу: ей было приятно рассказывать про Дарре, а Айлин еще приятнее слушать, испытывая разрастающуюся гордость, как за родного человека. Наверное, они могли бы продолжать беседовать до бесконечности, но неожиданно в дверях появился взъерошенный здоровяк, и Айлин только по сбивающемуся с низких тонов на высокие голосу поняла, что это был тот самый тринадцатилетний «сердечник».

— Ма! Там кобыла взбесилась! Мы доски в телегу погрузили, а она как глаза выпучит, как давай ногами дрыгать да удила закусывать, того и гляди пена изо рта пойдет!

Айлин охнула, перепугавшись за оставшегося с бешеной лошадью Дарре, и бросилась наружу. Но открывшаяся взору картина оказалась совершенно отличной от той, какую Айлин боялась увидеть.

Впряженную в телегу кобылу крепко держал под уздцы справный парень в пурпурного цвета форме, означавшей принадлежность к введенному когда-то дядей Тилой роду войск дружинников. Соломенные кудри, смешливые морщинки в уголках глаз, ироничная улыбка. Мундир выгодно оттенял его несомненную мужественность, а гордый скакун под седлом всем своим видом являл точно такое же спокойствие и легкое превосходство над всем живым, как и его хозяин.

Дружинник, увидев Айлин, тут же оставил напускную сердитость, спрыгнул с коня и сделал пару шагов по направлению к дверям лавки.

— Плохая идея — подпускать дракона к лошадям, — заявил он, протягивая Айлин поводья. — Хорошо еще, что никто не пострадал, однако не советовал бы…

Дальше Айлин не слушала. Страх, прерванный ненадолго появлением незнакомца, вернулся, и она завертела головой в поисках Дарре. Тот стоял возле калитки, опираясь руками на ограду и повернувшись спиной к сцене действия. Почему-то Айлин показалось, что дружинник обошелся с драконом далеко не так ласково, как с ней: слишком явно читалось на его лице презрение к подобным Дарре. Наверняка сказал ему какую-нибудь гадость — и попробуй тут ответь, в его-то положении. Отволокут в тюрьму без всякого следствия, и родной отец не сможет вытащить.

— Благодарю, я справлюсь, — отказалась Айлин от предложенной высокомерным наглецом помощи. — Надеюсь, вы в схватке с лошадью не сильно пострадали? Если задело, то я попрошу папу принять вас в госпиталь совершенно бесплатно — за такую услугу он не откажет.

Да, Айлин не разучилась острить, несмотря на отсутствие практики в последние годы. И по-прежнему знала, как попасть не в бровь, а в глаз. Ироничная усмешка тут же исчезла с губ дружинника, между бровями пролегла складка, обозначающая, что он чувствительно задет.

— Благодарю, со мной все в порядке, — в тон ей ответил он. — Советую в другой раз обращаться за помощью к тем, кто способен ее оказать. Лучше всего ко мне. Меня зовут Кён, и, уверен, это не последняя наша встреча!

С этими словами он откланялся, а Айлин, бросив вожжи, шагнула к Дарре.