Глава шестнадцатая: Мост

Вилхе влетел на задний двор, как будто за ним гналась стая голодных волков. Отыскал суматошным взглядом коловшего дрова брата и, вцепившись ему в руку, куда-то поволок. Дарре попытался выяснить, что случилось, но Вилхе только подгонял, и в голосе его проскальзывали достаточно нервные нотки, чтобы Дарре решил подчиниться, оставив все вопросы на потом.

Впрочем объяснений и не потребовалось, стоило ему увидеть, а еще раньше услышать страдальческие мальчишеские крики. Упавшее дерево придавило пареньку ногу, а у его товарищей не хватило сил, чтобы хоть как-то помочь.

Дарре быстро оценил ситуацию и принялся ее исправлять. Приподнять ствол березы оказалось не сложно, несмотря на чувствительно ограничивающие драконью силу шрамы. Вилхе тут же вытянул пострадавшего друга на свободное место, а Дарре, плюхнув дерево обратно, подошел к стонущему пацану.

Тот смотрел на него со смесью ужаса и надежды. Ясно: дракона он боялся, но боль сильнее страха, да и перед товарищами трусом выглядеть не хотел, а потому мальчишка только сжал зубы и позволил Дарре его осмотреть.

Легкое скользящее движение рукой — и Дарре нашел трещину в кости. Раньше, ничего не зная об анатомии, он только чувствовал чужие повреждения, покалывающие кончики пальцев. Потом Эйнард рассказал, что где находится, показал рисунки, объяснил, как работает человеческий организм, и Дарре стало гораздо проще справляться со своей задачей. Вот и сейчас стоило лишь обхватить ладонью распухшую мальчишескую голень и представить, чтобы трещина затягивается, как отек спал на глазах, а мальчишка изумленно раскрыл рот, явно не веря в свершившееся чудо.

— Ты колдун? — несколько вызывающе поинтересовался он. Дарре усмехнулся. А ты заяц, брат. Хотя и те храбрее.

— Колдун, — согласился он. — Так что завтра у тебя вместо ступней копыта вырастут и рога над ушами. Потом шерстью колечками покроешься и травку жевать начнешь…

— И будешь «бе-э» говорить, что мой барашек, — развеселился кто-то из ребят, поняв замысел Дарре. Пострадавший мальчишка сверкнул глазами.

— Сам баран! — рявкнул он и на всякий случай отодвинулся от «колдуна» подальше. — Смотреть надо было, куда дерево валишь! Вот подожди, нажалуюсь я на тебя отцу!..

Мальчишки тут же ощетинились.

— Кто тебя просил туда лезть? — послышались возмущенные возгласы.

— Нашелся командир!

— Отец — лесоруб, а сам топор держать не умеет!

— Мамочке еще поплачься, пусть пожалеет!

Из всего этого Дарре понял только, что береза упала не случайно.

— Зачем дерево валили? — как бы между прочим поинтересовался он, и тот же самый гомон поведал ему, что, мол, мост через речку унесло в половодье, а в лесу уже грибы пошли, а лес на том берегу, а вода холодная и лезть в нее себе дороже, а грибы весенние вкусные, а когда градоначальник на новый мост сподобится — уже и зима вернется, а они что, не мужчины, не знают, как мост делать? Пару деревьев покрепче свалить, веревками обвязать — и готово: делов-то! Да только баран один!..

Про барана Дарре уже все знал.

— Отличная идея, — заметил он. — Аж присоединиться захотелось. Возьмете в команду?

Восторженный галдеж стал ему ответом. А ведь еще совсем недавно большинство из мальчишек косилось на Дарре не хуже сегодняшнего пострадавшего. А родители, узнав, что к их кровинушке будет прикасаться дракон, вообще такой хай поднимали, будто детей в жертву ему собирались принести. Спасибо Эйнарду, его доверию и твердости: он сумел убедить в полезности Дарре не только армелонцев, но и его самого. Это было просто потрясающее чувство: знать, что в тебе нуждаются. С тех пор как Дарре попал в семью Арианы и Лила, он только и делал, что получал. Заботу, ласку, помощь. Он был бесконечно благодарен за них и не пожалел бы ради семьи самого дорогого, если бы понадобилось. Да вот беда: родители оказались настолько самодостаточны, что не требовали от детей доказательств их любви и преданности. И вряд ли догадывались, сколь тяжким грузом лежала на Дарре невозможность отплатить добром за добро. И только их искренняя радость открывшемуся дару приемного сына целить детей помогла ему хоть как-то смириться с собой. Осознать, что не зря его когда-то вырвали из лап мучителей, раз способен он приносить не только неприятности. И… наверное, обрести в жизни смысл, тем более что Эйнард решил не ограничивать своего помощника детским сектором, а научить его лекарскому ремеслу, тратя на это все свое свободное время. Дарре впитывал знания, словно губка, с готовностью отвечая на непростые и зачастую неожиданные вопросы Эйнарда, и явно радовал того своими успехами, потому как Эйнард раз за разом привлекал его все к более сложным процедурам, а недавно и вовсе попросил ассистировать при операции.

Сказать, что Дарре волновался, — все равно что сравнить грибной дождик с майской грозой. Словно самую важную жизненную проверку проходил. И дело было даже не в том, похвалит или укорит его Эйнард после выполнения задачи. Просто Дарре много лет сначала презирал, а потом ненавидел людей — всех без разбору — и в тот момент видел в помощи человеку свое искупление. Почему-то не получалось использовать свою силу, когда проблемы возникали у взрослых людей, хотя Дарре, насмотревшись в госпитале на чужие страдания, искренне хотел снять и эту боль. Но то ли доверия не хватало, то ли просто боги решили так, а не иначе, а исцелению по-прежнему поддавались только дети. И Дарре мог лишь смириться, радуясь этому умению и получая от своих маленьких пациентов ничуть не меньше, чем они от него. Потому что то искреннее счастье и восторг от свершившегося чуда, что Дарре видел в их глазах, нельзя было купить ни за какие деньги. Но именно они помогли Дарре обрести себя.

Мост они соорудили довольно быстро. Дарре еще проверил, как мальчишки закрепили между собой срубленные деревья, проводил взглядом умчавшуюся в лес ватагу, а сам неспешно побрел вдоль берега, ни о чем не думая, а просто вдыхая цветочно-свежий аромат весеннего воздуха, слушая пение радующихся теплу птиц, наблюдая за отражающимися в воде облаками. Следовало, конечно, вернуться домой и доделать прерванную появлением Вилхе работу, но она вполне могла подождать полчаса, позволив Дарре немного прогуляться. И… увидеть за излучиной знакомую девичью фигурку и горящие на солнце огнем золотые волосы.

Дарре вздрогнул. Сердце вздрогнуло вместе с ним и замерло то ли в панике, то ли в предчувствии. Спина заныла, предупреждая об опасности, но Дарре загнал мерзкий страх в самые недра. Обещал же себе рискнуть. Самое время держать слово.

Айлин полоскала в реке белье: судя по судорожным движениям, достаточно давно, и Дарре на себе ощутил, как она замерзла. Ну да, солнце припекало почти по-летнему, но вода в реке совсем не согрелась, а Айлин, очевидно, отвыкла в жарких странах от такого контраста.

Дарре сжал кулаки, понимая, что не сможет пройти мимо, просто поздоровавшись. Стянет, поддавшись жалости, куртку и накинет ее на подрагивающие плечи. И затаит дыхание в ожидании ответной реакции. Айлин могла, конечно, поблагодарить. Но могла ведь и сбросить, обжечь презрением, напомнить, где его место, или просто побрезговать. Дарре так и не решил, какой Айлин верить: прежней, способной только на оскорбления, или новой — несмелой, порывистой, ранимой и отчаянно желающей все исправить. Как будто было, что исправлять.

— С-спасибо, — кое-как выговорила она, даже не поздоровавшись и не удивившись, а только завернувшись в его куртку, запахнув ее напряженными пальцами и даже нос в воротник спрятав. — Я н-недолго… С-сейчас верну…

Дарре с трудом удержал себя от очередной глупости. Так и потянуло вперед обнять рыжую девчонку, согреть своим теплом, чтобы снова запунцовели бледные щеки, как за недавним обедом, когда она заметила, как Дарре утащил из корзинки последний рогалик. Не рассмеялась, не отпустила колкую шутку, а только отвела глаза и покрылась румянцем от явного удовольствия. Знала, на что его купить: Дарре обожал выпечку, а распробовав свежие, тающие во рту рогалики, просто не мог остановиться. И только сильнее растравливал душу, понимая, что открыл желанную девушку с новой восхитительной стороны и что из-за этого отказываться от нее только больнее. А от ее смущения оттаял, вдруг подумав, что не для родителей она вовсе старалась, завертывая тесто в виде полумесяца. Иначе зачем было так вцепляться ему в руки и задавать провокационные вопросы?

— Успеешь вернуть, — отозвался Дарре.

— З-замерзнешь, — пробормотала Айлин, и его вдруг развеселила ее забота.

— Разве что на тебя глядючи. Надеюсь, руки у тебя не такие же белые, как щеки? Иначе туго потом придется вкусности крутить. Без пальцев.

Айлин невольно заглянула внутрь куртки и с отвращением посмотрела на красные, скрюченные, будто куриные лапы, кисти. Хорошо, что их можно спрятать от взгляда Дарре, пока не отойдут. Вот только больно так к ним прикасаться, и кожа словно какая-то чужая, и…

— Показывай, — вдруг распорядился Дарре, и Айлин, уловив в его голосе беспокойство, не смогла противиться. Выставила руки из-под куртки, а сама отвернулась, чтобы не смотреть на это уродство и на выражение лица Дарре, которое, в лучшем случае, окрасится снисхождением. А в худшем…

— Отморозила, — сообщил он и вдруг обхватил ее ладони своими, укрыв с обеих сторон. Устроил поудобнее. — Лечить нечем, — покаялся он. — Извини. Хоть так помогу.

Айлин хотела что-нибудь ответить: пошутить или поблагодарить, но язык прилип к небу, потому что боль в его руках отступила, пальцы согрелись и необычное тепло поднялось к груди, к самому сердцу, вынудив его биться быстрее. Страшно невовремя вспомнился их единственный поцелуй и возникшие тогда ощущения. Восторг от того, как Дарре прикасался к ее губам. Смущение из-за того, сколь бесстыдно она себя повела. И желание, чтобы он никогда ее не отпускал. Как сейчас. Ну, пожалуйста! Ну у нее же очень сильно пострадали руки…

Дарре смотрел на получившийся замок, и Айлин вдруг поняла, что дышит он не как обычно: глубоко и будто с усилием, а большими пальцами осторожно и почти невесомо гладит ее запястья.

Лицо залило краской стыда, как будто Айлин стала свидетельницей чего-то очень личного, сокровенного, но подавляющее воодушевление уже проникло в душу, изгоняя оттуда все нерадостные мысли.

Она не безразлична Дарре!

Что бы ни было раньше, что бы ни ждало их в будущем, но сейчас ему явно нравилось к ней прикасаться! И Айлин безумно захотелось ободрить его. Чтобы он не решил, что ей это неприятно, и не отпрянул в разочаровании. Чтобы не разрушил это хрупкое и очень нужное взаимопонимание из-за ее беспомощности.

— Лучше любой целебной мази, — чуть слышно проговорила она, и Дарре словно мягким мехом по спине прошлись, отгоняя боль. В ушах зашумело: он переступил все мыслимые рубежи, отделявшие чужих людей от нечужих. Коснуться запястья девушки, да еще и погладить его, и не остановиться, даже когда стало ясно, что она заметила и что-то поняла… Дарре ждал оскорбленного вызова, внутренне сжимаясь и готовясь огрести, как два года назад. А услышал только приглушенный чуть кокетливый голос: Айлин не собиралась отнимать рук. И, кажется, даже дразнила его?..

— Должно быть больно до слез, — совершенно глупо заметил он. Айлин повела плечами, ничего подобного не ощущая. И вдруг в голове промелькнула невозможная догадка. Дарре, конечно, только детей лечит, а она почти совершеннолетняя. Но как иначе…

Она выдернула руки из его ладоней и не поверила своим глазам: даже памяти об обморожении не осталось. Здоровая кожа, сгибающиеся пальцы — и только чуть подрагивают, но уж точно не от холода.

— С ума сойти! — вырвалось у Айлин. — Это же!.. Это чудо просто какое-то!.. Я теперь понимаю, почему Кайя так на тебя смотрит и почти не дышит! И я тоже так буду! — и она уставилась на Дарре, изображая сестру и скрывая за этим совершенно отличные от благодарности чувства.

— Не надо, — Дарре вспыхнул и отвел взгляд. — Я не знаю, как это произошло.

Айлин осеклась и тоже посмотрела в землю.

— Ну, ты, наверное, просто пожалел неразумную девицу, не способную даже белье выполоскать без неприятностей, вот и…

Дарре вдохнул, пытаясь собрать разлетевшиеся мысли. Жалость была последним из того, что он только что испытывал. Но раз уж так, раз новое чудо произошло…

Он шагнул вперед, приподнял голову Айлин за подбородок и провел большим пальцем по свежей царапине на ее щеке — словно стер. Ошарашенно выдохнул.

— Получилось… — пробормотал он.

Айлин попыталась было улыбнуться, порадоваться за него, но сердце стучало слишком сильно, и хотелось остановить это мгновение, не позволить Дарре отпрянуть, а лучше заглянуть в серые глаза, затрепетать, податься вперед…

— Извини, я… — Дарре отдернул руку и снова отвел взгляд. — Не хотел тебя обидеть… Если неприятно…

Айлин сглотнула разочарование: а чего она ждала от парня, которого дикарем и уродом после поцелуя назвала? Он теперь вообще вряд ли когда-нибудь решится близко к ней подойти. Или все-таки?..

— А можно я тебя… в гости приглашу? — неожиданно для самой себя спросила Айлин. — Вряд ли, конечно, вчерашнее печенье хоть сколько-нибудь равноценно спасению моих пальцев, но мне очень хочется… — она задавила рвущееся наружу слово «отблагодарить», почему-то решив, что благодарность Дарре не примет: не тот совсем был сейчас случай, — и заменила неожиданным: — похвастаться.

Дарре секунду удивленно смотрел на нее, и Айлин успела уже подумать, что и это слово было неудачным, но он усмехнулся, качнул головой.

— Я только что строил с ребятами мост, — сообщил он. — Так что потребуется очень много печенья, чтобы я его распробовал.

— Ну… — Айлин не сдержала улыбки и тут же постаралась ее скрыть. — Тогда для начала могу предложить творожники — мы с Кайей их с утра напекли. Она, кстати, будет очень рада тебя видеть.

Дарре не позволил себе отказаться, как бы подколодный страх не пытался напомнить о прошлом. Но, упомянув — невольно или нарочно — Кайю, Айлин сама дала ему повод принять приглашение. Тем более что… откровенно хотелось. Былое смазывалось под градом новых впечатлений и эмоций, и казалось глупым снова все испортить, как пять с лишним лет назад, когда Дарре просто оттолкнул Айлин своим пренебрежением. Кто знает, не прояви он тогда малодушия, может, все было бы совсем иначе. Но сейчас-то и ума, и уверенности поприбавилось. Даже если он снова понимал все неправильно, — справится, выкарабкается. Теперь есть, ради чего.


Передав заботу о госте названой сестре, Айлин заторопилась на кухню и только тут поняла, что не вернула Дарре куртку: так и куталась в нее всю дорогу, ловя его тепло и впитывая тот почти неуловимый — как перед поцелуем — запах. И сейчас, стянув ее с плеч, положила на лавку, не желая отдавать немедленно — как будто точку поставить, разрушив сегодняшнее чудо. Погладила осторожно пальчиками, вспоминая, как Дарре грел ее руки. Как у него вдруг все получилось? Айлин же не ребенок. Не ребенок! Так может…

— Утро доброе… — в дверном проеме показалась заспанная Беата. Она посмотрела на обеденный стол и стоявшую на нем тарелку с творожниками и потянула носом воздух. Радостно заулыбалась. — Наконец-то нормальная еда! — заявила она. — А то на Кайиных харчах и концы отдать недолго.

Айлин нахмурилась: и как это младшей сестре удавалось испортить ей настроение одной-двумя фразами? Что так и тянуло следом сказать какую-нибудь гадость, чтобы немного пообтесать Беатино самомнение.

— Приготовь то, что переварит твой нежный желудок, — посоветовала она, принимаясь накрывать на стол. — Сама. Чтобы не было претензий.

Сестра посмотрела на нее, как на блаженную: чтобы она да марала ручки стряпней? Не по нраву ей это.

— Я, между прочим, тебя похвалила, если ты не заметила, — сказала она, усевшись на лавку. — А ты нотации мне читать начала. Вот и делай после этого добрые дела.

Айлин хмыкнула: ее сестра к кому угодно подмажется.

— Доброе дело тебя ждет на заднем дворе, — сообщила она. — Я белье выстирала, надо его развесить, — и, заметив недовольное выражение на лице Беаты, добавила: — Свою порцию творожников придется заслужить. А нет — тогда будем считать, что ты по-прежнему фигуру бережешь.

Беата вся сморщилась, как будто лист щавеля зажевала.

— Я маме пожалуюсь, — как-то лениво пригрозила она, очевидно, понимая, что пользы ей от этого не будет. Айлин повела плечами.

— Когда она еще придет. А то и на ночь в госпитале останется. А я скажу…

Но Беата ее уже не слушала. Напряглась, пытаясь определить, чей голос звучит в гостиной. И вдруг подскочила.

— Дарре у нас?! И ты… не сказала!.. — она обожгла Айлин возмущенным взглядом и бросилась к зеркалу приглаживать растрепанные волосы и поправлять перекошенную рубаху. Потом сообразила, что для приема гостей выглядит не слишком прилично, охнула и исчезла за дверями.

Айлин качнула головой, ощущая между тем раздражение вперемешку с непонятной тоской. В отличие от нее, обеим сестрам Дарре был отнюдь не чужим. И рады они ему были, пожалуй, даже больше, чем ей. Но беспокоило вовсе не это. А вот что именно, Айлин понять не могла. И только вздыхала от накрывающих переживаний. Да так, что была услышана в соседней комнате.

Дарре зашел на кухню столь решительно, что Айлин даже перетрусила, не случилось ли чего.

— Ты не простыла, часом, на реке? — озабоченно спросил он. — А то из меня тот еще целитель — могу и не заметить.

Айлин тут же заулыбалась, воодушевленная его заботой.

— Ты замечательный целитель, — пробормотала она, найдя взглядом его куртку. И Дарре, поняв, куда она смотрит, медленно и глубоко вдохнул. — Садись, — пригласила Айлин, разряжая обстановку. — Все готово. Сейчас только компот из погреба принесу.

— Я принесу, — пискнула Кайя и, приоткрыв дверцу в полу, тут же юркнула туда. Айлин закусила губу, чтобы совсем не разулыбаться. Названая сестра ради Дарре готова была на что угодно, но ревности к ней не было. В отличие от…

— Дарре! — Беата, одетая с иголочки и причесанная волосок к волоску, сунула ему под нос окровавленное запястье. Айлин в какой-то апатии подумала, что несколько минут назад с руками сестры все было в порядке, но тут же забыла об этом, перепугалась, завертела головой в поисках средств первой помощи. — Вот! — с нескрываемым торжеством заявила Беата. — Упала, когда белье вешала, и поранила. Лечи! — и глянула на Айлин с таким превосходством, что та тут же все поняла. Эта нахальная шмакодявка!.. Она же сама специально руку разодрала, чтобы внимание Дарре привлечь! Белье вон как стояло в корзине, так и стоит, нетронутое. А Дарре…

Он взял Беату за локоть и на несколько минут вывел на задний двор к рукомойнику. Когда они вернулись, Беата демонстрировала залеченную руку, смотрела на Дарре восхищенными глазами и сияла. Айлин сжала зубы, чтобы не сказать какую-нибудь гадость и не вынудить Дарре снова ее отчитать, как при последней встрече: в конце концов, его лицо не выражало никаких других эмоций, кроме заинтересованности при виде подрумяненных творожников и налитой в плошку сметаны. Айлин поглубже вдохнула и снова пригласила всех за стол.

Беата первой уселась, первой выпила компот, первой схватила творожник и, даже не обмакнув его в сметану, затолкала в рот. Кайя аккуратно надкусила свой. Айлин положила пару штук в тарелку, понимая, что не сможет проглотить ни кусочка, пока не увидит, пришлась ли ее стряпня по душе Дарре. Поэтому медленно и очень тщательно размазывала сметану по верхнему творожнику, собирая по краям, рисуя спирали и снова начиная сначала. Дарре между тем тоже не торопился с едой, поглядывая по очереди на каждую из сестер, пока Беата, облизав пальцы, не вытянула новый творожник и не заявила категорическим тоном:

— Руками вкуснее! Когда папа готовит, мы с ним всегда так едим! Это Айлин со своими ложечками ковыряется! Чистюля!

Айлин вспыхнула, поняв, что поставила Дарре в неловкую ситуацию, угостив незнакомым блюдом и не подав пример, как его есть. Вряд ли ему могло доставить удовольствие попасть впросак перед тремя девчонками, и Беата это поняла с первого взгляда. А Айлин… словно опять решила поиздеваться…

— Да я… сметану просто намазывала, — забормотала она. — А руками и правда вкуснее. Обмакивая… как Кайя…

Беата фыркнула, показала ей язык и откусила еще один творожник. Дарре усмехнулся и последовал примеру Кайи. Айлин опустила глаза в свою тарелку. Почему же опять так сложно? Даже сложнее, чем когда они ссорились: там хоть слова не приходилось придумывать и выталкивать их с таким трудом. Правда… Дарре тогда ни за что на свете не пришло бы в голову согреть ее руки…

— Напечь бы таких побольше да на ярмарку… — задумчиво протянула Беата. — Ох, и денег можно было бы заработать… На новое платье точно бы хватило…

Айлин вздрогнула, осознав, что сестра угадала ее мечту. Не новое платье, конечно, а собственная пекарня, где она могла бы продавать всякие вкусности. Такие лавки были очень популярны в южных странах, и Айлин казалось, что и в Армелоне могут найтись желающие лакомиться каждый день свежими сладостями. Она только не знала, ни как это организовать, ни как вообще заикнуться родителям о своем желании. Вряд ли они бы его одобрили. Но без их помощи и поддержки…

— Айлин? — неожиданно позвал ее Дарре и посмотрел с таким интересом, словно догадался, о чем она думает.

— Глупости, — тут же стушевалась она. — Да кто за хлеб обычный деньги платить станет? Я бы сама даже шнокель пожалела, если бы сладкоежкой такой не была. Это в Окиносе…

— Я бы заплатил, — глядя на нее в упор, сказал Дарре.

— И я, — неожиданно поддержала его Кайя. — Зря ты думаешь, что не найдешь покупателей на такие потрясающе вкусные вещи. Нужно только все правильно подать: кому-то рассказать, кого-то угостить, цену верную назначить, чтобы не отпугнуть…

— Ингредиенты заморские закупить, витрину соорудить, разрешение родительское получить, — продолжила перечислять Айлин, загибая пальцы и с каждым словом падая духом: мечта рассыпалась на глазах, придавленная бытовыми проблемами. — И богов умилостивить, чтобы они на армелонцев озарение наслали…

— Ой, да чего там родителей бояться: улыбнешься пару раз, папа и растает, — заявила Беата.

— Ингредиенты… Если скажешь, какие, я знаю пару лавочниц, которые достанут что угодно, — негромко сказала Кайя, и Айлин посмотрела на нее еще с большим удивлением, чем на родную сестру.

— Половина преград позади, — подытожил Дарре. — С богами, конечно, договариваться будешь сама, а вот с витриной могу подсобить. Только объяснить придется, что к чему.

— Я… я объясню, — пролепетала ошеломленная Айлин, не веря своим ушам и тому, какими красками неожиданно заиграла почти сбывшаяся мечта. — Там только доски нужны: у меня есть деньги, чтобы купить, но их еще собрать, а папа… он не умеет… он…

— Ему руки надо беречь: от них уйма жизней зависит, — хмуро и как-то очень по-взрослому заявила Беата. — И тебе, кстати, тоже, — добавила она, кинув сердитый взгляд на Дарре. Айлин поникла, понимая ее правоту. Ну… можно же, в конце концов, дядю Лила попросить или даже Вилхе, они не откажут…

— Завтра у меня смена в госпитале, — зачем-то сообщил ей Дарре и тут же ошарашил: — А послезавтра я в полном твоем распоряжении. Только доски одна не таскай, а то потом еще занозы полдня вытаскивать будем.

Беата раздраженно хмыкнула, но больше возражать не стала. Кайя улыбнулась самой светлой своей улыбкой. А Айлин вцепилась в стол пальцами до боли, чтобы только убедить себя в реальности происходящего.

— Спасибо, — прошептала она и заставила себя посмотреть на Дарре, но лишь на мгновение, поймав его взгляд и снова залившись румянцем. — Я тогда… что-нибудь вкусное испеку… для тебя…

Загрузка...