Дракон с отрезанными крыльями

Глава тридцать третья: Джемма

Джемма с интересом смотрела на белоснежные стены Армелона, к которым они с матерью приближались самым быстрым шагом. В Хантесвиле стены — низкие, выщербленные, дышащие на ладан — и защитой-то назвать было нельзя: Джемма через них на раз перебиралась, чтобы не идти через ворота и не рисковать общением со стражей. Через армелонские стены она не смогла бы перебраться при всем своем желании. Да и враги, наверное, старались обходить этот город стороной, особенно памятуя о том, что в нем живут сразу два дракона. Если, конечно, отец Эдрика сказал правду, а не придумал историю, чтобы разжалобить мать Джеммы и уговорить ее продать им необходимое зелье.

Джемма неслышно вздохнула и бросила взгляд на сосредоточенную мать. Та пару недель металась в сомнениях, пытаясь решить, принять ли приглашение отца Эдрика или продолжать жить прежней жизнью. Пещера надежно укрывала их от нежеланных гостей и особенно от маминых братьев, которых они опасались больше всего и от которых сбежали в новое укрытие сразу после того, как мама взяла у Джеммы каплю крови. Джемме не требовалось объяснений: она по запаху понимала, насколько плохими людьми были ее дядья. Они пахли смертью и чужими муками; и Джемма боялась их до потери сознания. Дядья жили отдельно от сестры, лишь иногда навещая ее одинокий домик в лесу, но Джемме достаточно было уловить их запах, чтобы окоченеть и перестать соображать. Они глумились над ней, когда мать не успевала спрятать Джемму, но не трогали, очевидно, рассчитывая, что рано или поздно она принесет им пользу. И однажды добились своего.

Мама потом плакала несколько дней, не объясняя Джемме причины, но та и сама поняла, что капля ее крови помогла сотворить что-то страшное. Мама бормотала только: «Защитить… Защитить…» — и пришла в себя лишь в пещере, совсем в другой стороне от Хантесвила, чем стояло их прежнее жилище. Они обустроились в ней — хорошо ли, плохо ли, но вполне пригодно для жизни, — и мама уже вовсю готовилась к приходу холодов, когда вдруг услышала на рынке, что ее разыскивают братья.

Больше она не колебалась ни секунды. Собрались в одну ночь, взяв только самое необходимое, и отправилась вместе с Джеммой в Армелон. И вот теперь стояли перед закрытыми воротами и, кажется, непозволительно долго набирались храбрости, чтобы постучать. Так долго, что охранник на вышке первым поинтересовался, что угодно добрым странницам.

— Мы ищем Тилу, — не став скрывать правду, ответила мать. — Есть тут такой?

— А как же, — хмыкнул охранник. — Вам сюда пригласить, или внутрь пройдете? Если внутрь, придется назвать себя и цель визита. Если подождать желаете…

Джемма дернула мать за руку, призывая укрыться за крепкими стенами Армелона. Ей всю дорогу казалось, что мамины братья вот-вот настигнут их и учинят расправу. А уж на что они способны, Джемма отлично представляла.

Мать, к счастью, не стала возражать, очевидно, тоже ощущая немалое беспокойство, и они одновременно выдохнули с облегчением, когда калитка в воротах захлопнулась за их спинами.

Охранники оказались вполне приветливыми ребятами, которые не только подтвердили, что Тила является командиром армелонских дружинников и отцом Эдрика, но даже предложили проводить странниц до штаба.

Мама не стала отказываться: они настолько вымотались в многодневном пешем путешествии, что теперь мечтали только поскорее добраться до постоялого двора, чтобы хоть немного передохнуть. Но раз уж совсем молоденький охранник, которого товарищи называли Одже, любезно согласился доставить их прямиком к Тиле, грех было отказываться.

— Быть может, он посоветует, где нам лучше остановиться, — предположила мама. — Потерпи, пожалуйста, еще немного.

Джемма кивнула и привычно опустила глаза вниз. Хоть Эдрик и говорил, что в Армелоне не обижают драконов, мама заранее предупредила, чтобы она не открывала свою сущность без крайней на то нужды. И пусть Одже вовсе не казался Джемме опасным — от него вместо ожидаемого для воинов запаха металла и человеческой крови пахло бумагой и чернилами, а еще каким-то восторгом и мечтательностью, — Джемма продолжала играть роль застенчивой девочки, не поднимающей головы. Даже город пришлось рассматривать исподлобья, из-за чего большая часть интересностей проходила мимо ее внимания. И все же Джемма успела отметить поразительную непохожести Армелона на Хантесвил, восхищаясь широкими чистыми улицами, на которых спокойно играли совсем крохотные дети, не боясь быть обиженными вечно всем недовольными взрослыми. Нигде не витало ощущений страха, загнанности, которые, казалось, намертво поселились с Хантесвиле, где люди ненавидели пойманных охотниками ящеров, а несчастные драконы испытывали только ужас и отвращение к своим хозяевам. И пахло здесь так сладко, так аппетитно, что у Джеммы даже в животе заурчало и в глазах потемнело: все-таки они с мамой непозволительно долго не только не ели сладкого, но и вообще по-человечески не обедали.

Джемма снова дернула мать за руку, взглядом указывая на выкрашенную в яркий оранжевый цвет дверь, над которой была прибита завлекающая вывеска «Пекарня «Солнышко». Мама вздохнула, понимая, что теперь дочь просто так не угомонится, и попросила Одже на секунду остановиться.

— Дочка очень проголодалась в дороге, — извиняющимся тоном объяснила она. Тот улыбнулся.

— Конечно, зайдите, я подожду, — согласился он. — Тут племянница нашего командира торгует, и сласти у нее совершенно восхитительные. И попробовать можно…

Тут он по непонятной причине вдруг залился с ног до головы краской и, повторившись, что будет ждать, поспешно отвернулся. Джемма секунду смотрела на его спину, пытаясь разобрать новый, неслыханный ранее, запах — дерзкий, но не вызывающий, — однако ароматы от пекарни оказались значительно более сильными, и она скользнула внутрь.

В этот час покупателей в лавке, кроме них с матерью, не оказалось, и потому все внимание владелицы было отдано вновь прибывшим.

Джемма сразу оценила и ее золотые локоны, и приветливый голос, и даже что-то общее с отцом Эдрика: то ли смелый взгляд, то ли гордую посадку головы, — но доверилась, как всегда, нюху. Он никогда ее не подводил, сразу позволяя определить, хороший перед ней человек или дурной.

От рыжеволосой лавочницы пахло какими-то сладкими приправами; немного морем, как от Эдрика; немного чем-то непонятным, как недавно от Одже; и совершенно явно — драконом. Но не его кровью и не его страхом, а словно им самим: такой тонкий, едва уловимый аромат, который обычным людям недоступен.

Джемма так изумилась, что, забыв обо всех наставлениях, уставилась на владелицу пекарни, пытаясь найти в ней драконьи отметины. Та же, обслуживая мать Джеммы, бросила на нее саму лишь мимолетный взгляд.

— Меня Айлин зовут, — представилась она, по-своему истолковав интерес Джеммы. — А тебя?

Но Джемма и не думала отвечать. Вместо этого нахмурилась, ничего не понимая, и напрямик спросила:

— Ты же не дракон! Почему от тебя пахнет, как от дракона?

Она думала, что эта чаровница вздрогнет, испугается, начнет прятать глаза и оправдываться, но та только улыбнулась каким-то своим мыслям и словно засветилась изнутри, став еще краше.

— Потому что я его невеста, — с самой искренней радостью ответила Айлин, продолжая упаковывать выбранные Джеммой сладости. — Потому что скоро наша свадьба и я ни на шаг не могу от него отойти. Вот, видимо, и… — тут она осеклась, очевидно, только сейчас осознав смысл вопроса Джеммы. Отвернулась от ее матери и посмотрела на маленькую покупательницу. Джемма чуть поежилась от такого внимания, но прятаться было уже поздно. Да и вряд ли Айлин могла пожелать ей зла, если собиралась связать свою жизнь с драконом. — Джемма?..

А вот теперь Джемма вздрогнула, никак не ожидая услышать собственное имя. Но по-настоящему испугаться не успела: Айлин тут же поспешила объяснить:

— Эдрик рассказывал о тебе: мы с ним хорошие друзья. Все переживал, что вы дядино приглашение не приняли и в Армелон не едете. То-то радости сегодня будет!

Джемма сама не поняла, почему обещанная радость в этот же самый момент проникла и в ее сердце. Кажется, больше всего на свете она опасалась, что Эдрик при встрече сделает вид, что с ней не знаком: все-таки Джемма была драконом.

— Значит, все, что они с отцом говорили про Армелон, правда? — не удержалась от вопроса мама. — Здесь действительно относятся к драконам как к равным существам?

Айлин чуть смущенно улыбнулась.

— Закона о нападении на человека, к сожалению, никто не отменял, — будто пожаловалась она. — Но Дарре шесть лет уже в Армелоне живет, никто на него пальцем не показывает. А с тех пор как людей лечить начал, горожане на руках его носить готовы. У нас тут была возможность убедиться, что судить о людях надо по их поступкам, а не по их происхождению. Тогда и изменилось все. А девчурку такую уж точно никто не обидит.

— Эта девчурка еще наделает шороху, — негромко усмехнулась мать и поблагодарила хозяйку за сладости. — Нас там мальчик-дружинник ждет — обещал к Тиле провести, — не хочу заставлять его задерживаться.

Айлин кивнула и попрощалась, зачем-то сказав напоследок, что они еще обязательно увидятся. Джемма, засунув в рот первое попавшееся лакомство, уверилась в этом немедленно.

Настроение сразу поднялось, и встречные люди, тоже не пускавшие драконью кровь, стали казаться еще более милыми и приветливыми.

— А ты еще не хотела ехать сюда, — укорила Джемма мать, но та только сосредоточено смотрела по сторонам, по-прежнему опасаясь гневного окрика от кого-нибудь из армелонцев и требования убраться из города вместе с прижитым эндовым отродьем.

Штаб, в который их вел Одже, располагался в довольно большом одноэтажном каменном здании с плоской крышей, обнесенном деревянной оградой. За оградой на тренировочном поле несколько мальчишек оттачивали мастерство в стрельбе из лука и боях на мечах. Одже, не заходя внутрь, окликнул одного из них, и вскоре к ограде подошел высокий широкоплечий юноша с довольно самоуверенным выражением лица и явным раздражением во взгляде голубых глаз из-за того, что его оторвали от дела. Однако Джемма еще до вопроса Одже прониклась к юноше теплотой: от него пахло совершенно так же, как от Эдрика. Разве что немного еще той непонятной терпкостью, как и от всех ее новых знакомых.

— Твой отец здесь? — поинтересовался Одже, и Джемма поняла, что юноша был старшим братом Эдрика. Они, правда, внешне казались совсем непохожими: нескладный темноволосый Эдрик против настоящего богатыря из сказаний Хедина, — но Джемме почему-то подумалось, что они очень близки.

Хедин между тем качнул головой, даже не взглянув особо на странниц, и махнул рукой куда-то в сторону реки.

— Они там, на стройке, все: успевают, пока еще тепло. Передать чего? Мне все равно туда тащиться.

Одже указал на своих спутниц.

— Вот они командира ищут. Я думал, он в штабе, а теперь…

Хедин усмехнулся точно так же, как его отец.

— Без проблем, их тоже передам, — пообещал он. Джемма тут же нахмурилась, недовольная шуткой в их с мамой адрес, но Хедин уже умчался к рукомойнику, а когда возвратился, напрочь забыл о предыдущей остроте. — Тут рядом, — сообщил он, натягивая на ходу рубаху. — Хорошо еще, что этот умник вас домой к нам не потащил, — не слишком лестно отозвался он об Одже, и Джемма снова насупилась: ей первый провожатый пришелся по душе уж точно больше второго. — Это на другом конце города, да еще и в гору — набегались бы с дороги.

Забота из уст этого насмешливого мальчишки прозвучала так неожиданно, что Джемма с трудом удержала назревшее колкое слово. Вот ведь характер: вспыхивала мгновенно и так же мгновенно остывала. Мама уже привыкла, а вот брату Эдрика едва не досталось. Вряд ли самому Эдрику понравилось бы, если бы Хедин потом рассказал ему про строптивый нрав Джеммы.

— Ты все молчишь, — неожиданно сказала мама, когда ушедший чуть вперед Хедин не мог ее услышать. — Устала? Или тебе эти люди не нравятся?

Джемма повела плечами. Мама в последние годы научилась доверять ее интуиции и зачастую обращалась за советом, когда к ней приходили новые люди. С недавних пор мама продавала свои снадобья только тем, кого одобряла Джемма, уверенная, что такой человек не станет пользоваться ими для дурных дел. А раньше была рада любому покупателю, готовому заплатить деньги. Пока однажды не узнала от подвыпивших братьев, что способны натворить ее изобретения. После этого плакала несколько ночей подряд, да только исправить ничего уже не смогла.

— Нравятся, — старательно улыбнулась Джемма: уж по сравнению с хантесвильцами здешние горожане казались просто чудесными людьми. — Боюсь немного. Незваные гости…

— Это точно, — вздохнула мама. — Ну да мы же никому навязываться не станем. На первое время денег нам хватит, а там устроюсь на какую-нибудь работу… Лишь бы братья не нашли.

Джемма встревоженно посмотрела на мать, но ничего не сказала. Они старательно запутывали следы, переходя реки вброд, а не по мостам, пробираясь сквозь чащобы, прося случайных попутчиков подвезти их на телеге, но уверенности в успешности своего замысла все равно не имели. Драконий запах был настолько силен, что собаки могли взять след даже недельной давности. Вот если бы Джемма была чуть повзрослее, чтобы, обратившись в ящера, осилила полет вместе с мамой, они могли бы никого не опасаться. А пока приходилось лишь уповать на милость богов. Не способны же они не оценить добрых маминых намерений!

Идти и вправду было недалеко. Хедин провел их вдоль речного русла лишь пару сотен шагов, когда послышался характерный шум строительного инструмента и веселые мужские голоса. Среди них Джемма разобрала голос Тилы, а также три незнакомых голоса.

— Отец для племяшки своей старается — кузины нашей, значит, — пояснил Хедин, по-своему поняв появившийся в глазах странниц интерес. — У нее свадьба скоро, надо дом успеть доделать. Я бы на месте отца всю дружину подпряг — все равно теперь забот особых нет, — махом бы все построили. А он вместо этого, — Хедин потянулся, размял плечи, — сыновей к черновой работе приучает. Велика радость!..

— Ты лентяй? — неожиданно поинтересовалась Джемма и без тени страха посмотрела на Хедина. Тот на мгновение оторопел от такого вопроса, и Джемма вдруг подумала, что он и вздуть за дерзости может: такого даже мама не остановит. Однако Хедин только гоготнул и радостно кивнул.

— Жуткий, — согласился он. — Хочу в такую жару в реку нырнуть и на берегу потом поваляться, а тут придется топором махать да рубанком строгать. Сомнительное удовольствие, не считаешь?

Джемма передернула плечами, но язвить дальше расхотела. Что-то располагало в Хедине к себе, несмотря на столь ярко демонстрируемые им недостатки, и Джемме почему-то было легко с ним общаться. Словно со старым другом.

Наконец показался и сам недостроенный дом. Джемма невольно спряталась за мать, предоставляя той право заговорить с незнакомцами или окликнуть сидевшего к ним спиной в оконном проеме Тилу, и принюхалась, пытаясь определить, что теперь за люди попались им на дороге.

На поляне возле дома худощавый темноволосый мальчишка и его отец пилили толстое бревно. Они были не слишком похожи друг на друга — разве что телосложением, — но пахли настолько одинаково, что Джемма ни на секунду не усомнилась в их кровном родстве. От них исходил аромат лесной свежести и сурового Северного моря — не такой, как от Эдрика и его близких, не соленовато-воздушный, а пропитанный бурей, льдами, борьбой со стихией.

Джемма с первого вдоха определила, что отец с сыном часто ходят на охоту, но вот запаха металла от них не почувствовала. Обычно от охотников несло именно им: капканы, ножи, сети — все то, что упрощало добычу пропитания, — навсегда впечатывало свой запах в кожу, вынуждая Джемму относиться к таким людям не лучше, чем к ловцам драконов. Однако с ходу возненавидеть этих двоих у Джеммы не получилось: может быть, еще и потому, что от отца мальчишки исходил тонкий, почти уже неощутимый аромат дракона. На нем, как и на Айлин, не было особых отметин, но, быть может, он имел какое-то отношение к ее жениху?

Где-то внутри дома раздавался еще стук топора, но оклик Хедином отца отвлек Джемму от этого, потому что Тила, едва увидев, кого привел сын, насмешливо охнул и направился к вновь прибывшим.

— Рад, что вы решились принять мое приглашение, — первым делом проговорил он, вытирая руки о штаны и словно немного смущаясь своего обнаженного торса. — Могу теперь лично поблагодарить за сыворотку правды: помогла она племянницу мою из тюрьмы вытащить и виновного во вредительстве наказать. Прошу прощения, что в таком виде встречаю…

— Так жарко же, — высунула любопытный нос из-за маминой юбки Джемма. — А вы дело доброе делаете — за что же тут извиняться?

Тила усмехнулся, уже не удивляясь ее дерзости, потом велел сыну принести его рубаху и позвать Дарре.

— Понимаю, что вы устали с дороги, но хочу вас кое с кем познакомить, — пояснил он. — Чтобы не было недоверия и подозрений с вашей стороны.

Мама удивленно посмотрела на Тилу, а вот Джемма моментально поняла, о чем речь, потому что еще до того, как смогла рассмотреть золотые пряди в черных волосах упомянутого Дарре, почуяла запах настоящего дракона. Он странным образом сочетался с ароматом целебных трав и каких-то сладостей, но Джемму такие мелочи совершенно не интересовали. Она смотрела на уверенно шагающего к ним парня, чувствуя, что и он догадался о ее происхождении, и не в силах даже думать ни о чем, потому что в голове теснилась тьма вопросов.

Настоящий взрослый дракон! Он жил среди людей и явно общался с ними на равных! Он собирался жениться на человеческой женщине и сейчас строил себе дом в человеческом городе! А жители — самые обыкновенные люди — помогали ему в этом! И никто не собирался унижать его, охотиться на него, да и просто относиться как к низшему существу!

Дарре перекинулся по дороге парой слов с работающим мальчишкой и его отцом, а потом снова перевел внимательный взгляд на Джемму и ее мать. И в ту же секунду Джемма вздрогнула, услышав негромкий мамин стон и ощутив, как она оседает на землю. Джемма в ужасе обернулась: мама стояла на коленях, судорожно хватая ртом воздух, а потом закрыла лицо руками и беззвучно разрыдалась.

Ничего не понимая, Джемма обхватил ее за плечи, прижалась всем телом, шепча какие-то нежные слова, а та только содрогалась, не в силах овладеть собой, и бессознательно повторяла:

— Чер… Чер…

Разозлившись на собственную беспомощность, Джемма развернулась к Дарре, уверенная, что это он виноват в мамином припадке, но тот тоже выглядел немногим лучше. Бледный, с сжатыми до белизны кулаками, он дышал глубоко и подставлял лицо солнцу, словно надеясь, что оно поможет ему оправиться.

— Вы… — начал что-то понимать Тила. — Энда меня подери, вы встречались, что ли? Я не подумал…

— Чером меня первые хозяева нарекли, — с трудом выговорил Дарре, и Джемма стиснула на груди руки, уже понимая, каким будет продолжение. — Те, что крылья отрезали. Женщину эту я никогда не видел, но запах… Он у родственников похожий очень. Прости, отец, опять накрыло — не сдержался.

Джемма только сейчас заметила, что рядом с ними уже были и остальные мужчины. Но даже то, что дракон назвал одного из них отцом, не удивило ее настолько, чтобы не броситься на защиту сжавшейся, словно от ударов, матери.

— Мама никогда в жизни никому вреда не причинила! — возмущенно воскликнул она. — Да, у нее братья — уроды и убийцы, но она!..

— Ты не знаешь ничего, Джемма, — свистящим от необъяснимой боли шепотом оборвала ее мать. — Я специальный порошок изобрела, воли лишающий… Братья его на Чере и опробовали… А когда он сопротивляться перестал…

У Джеммы в груди вдруг стало пусто и жгуче, как будто ее кислоту заставили выпить. Наверное, мамины братья вполне были и на такое способны, если беспомощному дракону крылья отрезали. Но чтобы мама — родная, любимая, защитница и наставница, — чтобы она участвовала в такой преступной мерзости?!..

— Это неправда, — охрипшим голосом выдавила Джемма. — Скажи, что они заставили тебя, что пригрозили!..

Мама вздохнула.

— Мне было восемнадцать, — зачем-то сказала она. — Я была так рада, что хоть одно сделанное мной снадобье стало действовать, что с радостью отдала его братьям. Они не говорили, конечно, зачем оно им, но только дура могла не догадаться, что они замыслили мерзость, — тут она снова вздохнула и исподлобья посмотрела на Джемму. — А я вовсе не была дурой.

Джемма отшатнулась, не веря своим ушам, а мама только снова опустила голову, руша и без того шатающийся мир дочери.

— Ты же говорила, что никогда… никогда… — пробормотала Джемма, не в силах смотреть на мать и невольно отступая к Дарре, словно ища у него защиты. Уж дракон-то дракона никогда в обиду не даст. А мама… Если вдруг сейчас в таких делах признаться решила…

Кто поймет, что она вообще задумала?..

Мама еще раз вздохнула и, не поднимая головы, уселась на траву, обхватила колени руками и принялась рассказывать:

— В нашей семье мужчины испокон веков возделывали землю, а женщины занимались ведовством. Не знаю, кто первым решил использовать ящеров для приготовления всяких снадобий, да это и неважно. Важно лишь, что мы с братьями всегда считали, будто драконы, как звери, созданы лишь для того, чтобы люди могли их использовать. Я слышала, конечно, что все мы в далеком прошлом были одной крови, но в Хантесвиле этому не придавали особого значения, считая драконов чудовищами, а богатство семьи определяя по количеству имеющихся в хозяйстве ящеров…

— Детей своих не пробовали в соху запрячь? — неожиданно буркнул темноволосый мальчишка — кажется, брат Дарре.

— Или за деньги в клетке по городам возить да плеткой потчевать? — поддакнул Хедин.

Мама вздохнула еще горче, но Джемма даже не пошевелилась. Мама оправдывалась, а она не хотела слушать оправданий. Хотела только, чтобы все это оказалось дурным сном и чтобы он ушел раньше, чем мама скажет то, что навсегда разобьет Джемме сердце.

— Я лишь пытаюсь объяснить, но вам в Армелоне, наверное, не понять… — начала было она.

— Еще как понять, — неожиданно проговорил Тила, и даже Джемма не могла не заметить, как он покосился на отца Дарре и покрылся очевиднейшей краской стыда. — Если Лила распытать, он, наверное, много интересных историй припомнит. В том числе и про армелонцев.

Джемма, несмотря на сковавший было все тело ужас от признаний матери, вытаращилась сначала на отца Эдрика, а потом на отца Дарре в немом изумлении. Что там Эдрик говорил про второго дракона, который Армелон от нашествия кочевников спас? Так что же, это Лил и был?

— Что б доброе попросил, — с усмешкой заметил отец Дарре, потом обратился к младшему сыну и его товарищу. — А вы осадите, парни: тут и без ваших комментариев жарко.

Мальчишки покосились на молчавшего Дарре и смущенно понурились, а Джемма неосознанно еще ближе подтянулась к драконам. Мама бросила на нее быстрый взгляд и снова перевела его в землю.

— Мать умерла от драконьего яда, — продолжила она свою историю. — Долго мучилась, медленно угасая… Впрочем, быть может, всему виной было какое-нибудь изобретенное ею снадобье, которое она первым делом пробовала на себе, но меня она убеждала, что ее ранил один из ящеров, когда она ходила к охотникам за составляющими для своих зелий. После ее смерти отец подался в ловцы драконов и погиб в первом же походе. В качестве откупной за его гибель охотники отдали нам Чера…

— Дарре! — снова огрызнулся его брат.

— Придумали тоже: Чер, Желка, — опять поддержал его Хедин. — Как будто имен нормальных нет!

Джемма, как и Дарре, слушала молча. Ей казалось, что она должна сочувствовать маме, рано потерявшей родителей, а она почему-то совсем ничего не испытывала: ни жалости, ни отвращения, ни — что самое страшное — прежней безоглядной любви. Мама всегда была средоточием целого мира, и Джемма ни секунды не сомневалась в ней. Так что же — зря?

Тила цыкнул на мальчишек, и те, поморщившись, замолчали, а заодно отодвинулись от матери Джеммы подальше. И Джемма не могла их теперь осуждать.

— Я… после смерти мамы вся в ее дело ушла. Хотела найти способ дать жизнь ее рецептам. С братьями почти не общалась, — снова заговорила мама, и Джемма вдруг подумала, что не понимает, кому она все это объясняет. Дарре ее жизнь и оправдания уж точно не интересовали: вырвался на свободу — и слава Триаде! Тила слушал только из вежливости: сам пригласил — куда ж теперь деваться? Лил явно больше внимания уделял Дарре и его состоянию, чем исповедующейся незнакомке. Мальчишки и вовсе видели в ней только мучительницу их друга, и вряд ли мама этого не осознавала. И все же продолжала рассказывать: — Не знаю, откуда они деньги взяли, но на совершеннолетие они подарили мне крохотного, едва дышащего дракончика. Он был совсем блеклым от холода и голода, и я была уверена, что не сегодня-завтра он попросту испустит дух. Такая шутка была вполне в духе братьев, но, поскольку ящер, пусть даже самым маленький, был необходим мне в исследованиях, я решила попробовать его выходить. По первости, правда, рецепты интересовали меня куда сильнее нового питомца, особенно когда мне наконец-то стало удаваться то, чего так и не добились мои предки. Кто знает, быть может, наследственность в конце концов убила бы во мне материнский инстинкт в зародыше…

Но однажды я увидела, как черный бескрылый дракон превратился в замученного мальчишку с изувеченной спиной…

Джемма содрогнулась и сама не поняла, как вдруг обхватила Дарре за пояс и уткнулась лицом ему в бок, то ли защищая от давно прошедшей беды, то ли ища утешения у такой же человеческой жертвы, как она сама.

Мама даже не пошевелилась, глядя в одну точку и словно впав в прострацию.

— Никогда раньше при мне такого не случалось, — говорила она. — Я не думала, что драконы способны оборачиваться… Читала, но не верила… А тут… Просто мальчик… Младше меня… Год в страхе, впроголодь, под кнутом...

Словно глаза открылись… Да что там, просто мир перевернулся…

Быть может, почудилось мне, а быть может, и правда умоляла братьев отпустить мальчишку на волю, объяснить, как они не правы… как все мы не правы…

Что толку?

Когда Джемма впервые показала мне свою человеческую ипостась… Наверное, матери так смотрят на своих новорожденных детей… И чувствуют то же самое…

Счастье мое! — неожиданно с силой выговорила она и, подняв голову, поймала Джеммин взгляд. — Мне ничего в этой жизни без тебя не надо! Я отреклась от былого, я… Что бы ты ни думала сейчас, я люблю тебя больше всех на свете! Все отдам за одну твою улыбку! Все сделаю, только поверь мне, пожалуйста!..

У Джеммы екнуло в груди. Отвратительную пустоту залило привычным теплом: мама вовсе не отказалась от нее, мама любит ее по-прежнему! Да, ошибалась, да, боль причиняла, но разве Джемме судить? Для нее-то она всегда была самым близким человеком, готовым жизнью рискнуть ради ее благополучия!

И все же билось в душе сомнение, уничтожить которое под силу было только Дарре.

— Ты сможешь простить? — выразительно спросила она у него. Не для себя спросила — для мамы. Она-то на такой вопрос точно не решится.

Дарре несколько секунд смотрел на сестру своих мучителей. Потом вдруг усмехнулся и подхватил Джемму на руки.

— Если придете ко мне на свадьбу, — проговорил он. И Джемма освобожденно улыбнулась.