Дракон с отрезанными крыльями

Глава девятнадцатая: Как продать пирожки

— Я перестал понимать тебя, Ана! — вынес свой вердикт Вилхе и сердито распахнул входную дверь. — Когда мозги на место встанут, скажи! А то даже слушать противно!

— Не слушай! — донесся до него голос младшей сестры, но продолжение затерялось за захлопнутой дверью. Вилхе, не удержавшись, помянул Энду и погрозил кулаком то ли ему, то ли оставшейся в доме Ане.

— Отказалась? — понимающе уточнила ожидавшая его у входа Кайя. Вилхе махнул тем же кулаком.

— Без нее справимся! — заявил он. — Тоже мне, воображала: некогда ей, видите ли! А как глубже копнули, так и!.. — тут он прикусил язык, поняв, что в порыве негодования едва не начал жаловаться на младшую сестру. Сроду такого не бывало! Как бы они ни ссорились, сколько бы Ана ни проявляла характер, ее личность оставалась для Вилхе неприкосновенной. И вдруг под сочувствующим взглядом Кайи растерял всю твердость. Еще не хватало! Тем более когда дело касалось ее сестры.

— Ана по-прежнему обижается на Айлин? — закончила за него Кайя — будто мысли прочитала. А ведь именно их Вилхе и пытался скрыть. Насупился, отвернулся. Но все же ответил:

— Девчонка!..

Кайя кивнула, не решившись лезть под кожу. Она не застала того времени, когда Айлин слыла грозой Армелона, но слышала об этом достаточно, чтобы получить весьма четкое представление. Приемные родители были довольно сдержанны, зато Беата не скрывала ни одной подробности, описав сестру так, что Кайя ждала ее возвращения со смесью ужаса и омерзения.

Но Айлин оказалась совсем не такой, как она думала. Внимательная, заботливая, добрая — Кайя теперь уж и не знала, верить ли Беате. Та ведь тоже не была пай-девочкой и сочинить могла что угодно. И даже поверить в это, как верила сейчас в свою любовь к Дарре. Все уши Кайе прожужжала его красотой, словно именно это было в юноше главным. Кайя не спорила и не отговаривала, надеясь, что Беата — увлекающаяся натура — вскоре остынет сама или перекинется на кого-нибудь другого. Наверное, так бы и произошло, если бы не явный интерес к Дарре вернувшейся Айлин. Даже Кайя чувствовала, как дрожит от напряжения воздух, когда эти двое встречаются, а Беата и вовсе просекла все с первого взгляда. И решила, что сможет составить сестре конкуренцию. Вот глупышка: Дарре в ней только ребенка неразумного видел, который в воспитании нуждается, а никак не девушку. Не то что в Айлин.

— Ладно! — прервал ее размышления Вилхе. — Не хочет помогать — сами справимся! Тут главное — внимание привлечь, а уж красота — второе дело!

Кайя кивнула, не столько соглашаясь, сколько желая поддержать товарища. Никак он не ожидал от сестры такой подставы, когда обещал Дарре соорудить плакат-приглашение в открывшуюся пекарню. Ана очень хорошо рисовала, и Вилхе был уверен, что она с удовольствием попробует свои силы в столь интересном деле. Но Ана встала в позу, а Вилхе не мог заявиться к брату с пустыми руками.

— У Беаты краски есть: она любит иногда побаловаться, — вспомнила Кайя. — Думаю, она не станет возражать…

— Уж ее-то я всегда уломаю, — немного самоуверенно заявил Вилхе, и Кайя тут же помрачнела. Вилхе был любим Беатой ничуть не меньше, чем Дарре, а может даже и больше, хоть и называл ее исключительно сестренкой. Захоти он, поставь условие, — и Беата бросила бы все свои глупости, став самой примерной на свете девочкой. Даже отец не имел на нее такого влияния, как Вилхе. И он, хоть никогда этим не пользовался, не замечать ее интереса не мог.

— Ну, я тогда, наверное, вам и не нужна вовсе? — заставляя голос не дрожать, проговорила Кайя. — Беата нарисует. Вы с мальчиками повесите. А у меня ужин еще не готов: Айлин-то с ее кондитерской времени теперь совсем не хватает.

На Вилхе стало жалко смотреть. Он растерянно поглядел на Кайю, потом зачем-то на свои руки, потом отвернулся, а у нее от каждого его движения сердечко так и подпрыгивало. Дурочка! Вилхе — самый видный мальчишка во всем Армелоне. И отец у него герой, и брат тоже, да и сам он пользовался в городе заслуженным уважением. Даже возвращение Хедина это не изменило.

А Кайя кто? Сирота пригретая, мышка серая, которую за Беатиным сиянием и вовсе не различишь. Разве что в боевые подруги сгодится. И то, когда помощниц получше нет.

— Ну ладно, — Вилхе пожал плечами и улыбнулся так, что Кайя не смогла не улыбнуться в ответ, хотя в груди уже захолодело от разочарования: все-таки она надеялась, что Вилхе возразит, убедит ее в том, что ему необходима именно ее помощь, пусть всего лишь как друга. Но оказалось, что даже так ей очень просто найти замену. — Ужин так ужин. Увидимся!

Он поправил на плече мешок с полотнищем и уверенной походкой зашагал прочь от дома. Кайя с трудом подавила всхлип: что хотела, то и получила — чего теперь плакать-то? Усмирила бы вовремя гордыню, шла бы сейчас рядом с Вилхе, слушала бы какие-нибудь забавные истории, произошедшие с ним на охоте, ловя каждое слово и боясь сболтнуть очередную глупость. И просто радовалась тому, что его внимание принадлежит ей. Пусть ненадолго, пусть по просьбе Дарре, но в жизни Кайи было слишком мало радостей, чтобы добровольно отказываться от них. И вот — на ты ж! — отказалась. Дуреха ревнивая! Иди теперь, готовь свой ужин и смотри, как Беата Вилхе глазки строит!

Кайя замотала головой, просушая незваные слезы. Нет уж, сколь бы низко она себя ни ценила, а издеваться над собой не станет. Подождет, пока Вилхе уведет Беату из дома, и только потом сама вернется туда. А пока пройдется вдоль армелонской ограды, вспоминая, как впервые сюда попала. Но не те страшные моменты, когда они с мамой услышали в лесу рев разъяренного медведя и удар когтистой лапы оборвал сознание Кайи, а совсем другие. Те, в которых появились люди, отнесшиеся к ней с невероятным терпением и вытащившие из лап смерти.

Узнав, что мамы больше нет, Кайя не хотела жить. Отказывалась от еды и питья, желая только умереть вслед за мамой и почти ненавидя Дарре и Эйнарда, не позволивших ей это сделать. И тогда Дарре рассказал ей о себе. Кайя не знала, зачем начала слушать, но остановить его с порванным медведем горлом не могла. И только ужасалась тому, через что он прошел, и поражалась, как нашел в себе силы жить дальше. Дарре не вдавался в подробности, упоминая об издевательствах хозяев лишь мельком, но Кайя и так поняла, какое отчаяние он тогда испытывал, разочаровавшись в милости богов. Что по сравнению с этим были ее беды? Дарре, конечно, не избавил ее от боли в душе, но, заговорив о приемных родителях, дал надежду на то, что в жизни могут случаться чудеса. И, когда Эйнард вдруг предложил ей остаться в их семье, Кайя в этом убедилась.

У нее никогда не было отца, но Кайя в вечных путешествиях не успевала об этом жалеть. А тут неожиданно поняла, что за время лечения в госпитале прикипела к Эйнарду всем сердцем и расставания с ним просто не перенесла бы. Разумеется, она согласилась. Как ни страшно было, что не примут ее сестры, что разочарует она приемных родителей, а крепнувшая с каждым днем надежда на будущее делала свое дело. А когда в жизни появился Вилхе…

Ойра знает, почему он решил взять ее под свою опеку. Наверное, потому что вместе с Дарре вынес из леса, сохранив жизнь. А потом заглядывал каждый день, интересуясь здоровьем и сокрушаясь, что она никак не идет на поправку. Пока Кайя желала умереть, она не обращала на Вилхе внимания. Но в один прекрасный момент глаза открылись, и сердечко открылось вместе с ними. Кайя не думала о любви. Но ей было очень приятно находиться рядом с Вилхе, слушать его, поглядывать на него, когда он не видел, и смущаться от его прикосновений.

Вилхе помог ей снова начать ходить. Дарре залечил изувеченные медведем ноги, срастив кости и мышцы, но заставить их работать могла только сама Кайя. Эйнард старался уделить приемной дочери побольше времени, чтобы хоть как-то разработать конечности, но слишком много армелонцев нуждалось в его помощи, и он не мог успеть всюду. А Вилхе…

Однажды он просто зашел в ее палату, взял Кайю на руки и отнес ее к городской ограде.

— Видишь, какая стена? — сказал он, кивая на совершенно глухой пятиметровый забор. — Такая вокруг всего Армелона. Ни один медведь не пролезет. Некого тебе бояться.

Кайя не стала говорить, что боится она вовсе не зверей, а как раз людей, не зная, как они примут ее за пределами госпиталя. Это здесь жалели, сочувствовали, расспрашивали, а там… Ну кому она будет нужна?

Но отказать заботе Вилхе было выше ее сил. Поблагодарила, встала на ноги. Первый шаг делали вместе. Вилхе поддерживал и физически, и морально, расписывая перспективы ее будущей жизни в Армелоне. Перспективы казались самыми радужными, и Кайя невольно прониклась его воодушевлением, и сама не заметила, как заставила ноги двигаться. Долго ходить, конечно, не получилось, да и обратно в госпиталь Вилхе тоже нес ее на руках. А Кайя обхватывала его за шею, стыдясь и не понимая, что это будут самые счастливые моменты в ее жизни. В отношении к ней Вилхе. Он потом еще несколько раз организовывал ей прогулки возле госпиталя, но на руки больше никогда не брал. И не подходил так близко, как в первый раз.

А Кайя в самые грустные моменты возвращалась к городской ограде и принималась мечтать о несбыточном. Об отчаянном темноволосом мальчишке, которому нравилась совсем другая…

…В доме стоял невообразимый гвалт. Это мальчишки — верные товарищи Дарре — пришли за новой порцией выпечки. Они раздавали приготовленные Айлин вкусности в разных частях Армелона: на Главной площади, на рынке, возле госпиталя, у городских ворот, — приглашая в открывшуюся кондитерскую. Родители выделили Айлин под нее весь первый этаж новой части дома, а Дарре с отцом и братом превратили его в самую настоящую пекарню с отдельным входом, прилавком и полкой для выпечки. Айлин всю ночь колдовала у огня, чтобы успеть к обеду наделать пирогов и булочек и снабдить ими ребят, а также заполнить корзины для продажи. Кайя помогала ей по мере сил, пока не пришел Вилхе и не позвал ее рисовать плакат. Айлин отпустила, пообещав управиться в одиночку, и Кайя, окрыленная вниманием Вилхе, побежала за ним. Чтобы пару часов спустя вернуться с поджатым хвостом и ужасным настроением.

Кайя отыскала в погребе остатки прошлогодней картошки: вполне пойдет на ужин. Придумывать что-нибудь другое не было ни сил, ни желания. Аккуратно почистила, сложила в котелок и залила водой. Перетащила посудину в печь, разожгла огонь и уставилась на него. Рыжий, как Беатины вихры. Дали же богини такое сокровище: никакого золота не надо. Все мальчишки будут ее. А Кайя? Даже и посмотреть не на что. И Вилхе так же: скользнет взглядом и забудет. Особенно когда рядом Беата…

— Да и подавись ты своими пирожками! Жида! Сестра у меня — жида! — раздался в дверях разгневанный голос, и на кухню фурией ворвалась Беата. Глянула на стол, потом в печь и закатила глаза, изображая отчаяние. — И здесь есть нечего! — возмутилась она. — Вы издеваетесь, что ли? Или голодом меня хотите уморить?

— Бе-ата? — запнулась на имени сестры Кайя и посмотрела на нее так, будто Божественную Триаду увидела. — А ты… почему дома?

— А где мне еще быть? — огрызнулась сестра. — Для подвигов силы нужны, а откуда им взяться на пустой желудок? Айлин, мегера, булочку, и ту зажала: говорит, раз помогать отказалась, деньги плати, как все. А откуда у меня деньги? Родители только на ярмарку дадут, а до нее…

— А как же?.. — начала была Кайя, но тут же осеклась. Если Беата дома, значит, Вилхе ее с собой не позвал? Или она сама отказалась ради Айлин напрягаться? Как же узнать? И разобраться, что это могло значить для Кайи? — Если хочешь, я попрошу у Айлин несколько пирожков, — предложила она. — Скажу, что это ты картошку почистила, она и обрадуется.

Беата посмотрела на нее с подозрением. Редко делая что-то хорошее для других, она и сама не ждала поблажек в свой адрес. Однако Кайе было, что попросить взамен.

— Мне очень нужны твои краски, — сделала она умоляющее лицо. — Если ты позволишь… взять их ненадолго…

Беата замахала руками, даже не спрашивая причины: уж больно сильно хотелось есть, чтобы торговаться.

— Договорились! — лучезарно улыбнулась она. — Но с тебя по вкусняшке за каждую краску!

— Договорились! — повторила Кайя и бросилась к старшей сестре.

Выторговать сладости у Айлин делом оказалось наипростейшим, стоило только упомянуть голодного Вилхе, рисующего для кузины пригласительный плакат. Кайя обменяла пирожки на обещанные краски и выскочила из дома, надеясь только, что еще не слишком поздно и ее сложные манипуляции не пропадут даром.

Отыскать Вилхе также труда не составило: он с куском полотнища расположился именно на том плоском, похожем на столешницу камне, где они и собирались заняться делом. А вот подойти к нему — сосредоточенному, напряженному, иногда выдыхающему столь раздраженно, что натянутая ткань начинала трепыхаться, — было трудно до невозможности. Кайя же… сама его бросила, на ужин сославшись. Она, правда, хотела, как лучше. А получилось… совсем по-другому…

— Вилхе…

Она обожала его имя. Когда впервые услышала, избавиться от восторга не могла: все повторяла и повторяла его про себя, словно песню лирическую пела. И засыпала, произнося его едва слышно. Как будто имела на это право…

— Я вот… краски принесла…

Он замер на мгновение, и Кайя замерла вместе с ним. Что скажет? Может ведь и отправить восвояси — и заслуженно. А она объяснить не сможет, со стыда сгорая.

Вилхе глянул исподлобья. Злость будто рукой сняло — как всегда, стоило ему увидеть несмелую улыбку Кайи. Обычно, правда, Вилхе сердился вовсе не на нее, но сегодня, после вероломства Аны, он меньше всего ожидал, что и Кайя оставит его в сложной ситуации. Привык, что на нее всегда можно положиться, что она обязательно поддержит и встанет на его сторону. Из-за вечных стычек с Аной и ветреной безответственности Беаты Вилхе успел весьма ощутимо разочароваться в девчонках, однако Кайе удалось перевернуть это впечатление. Спокойная, рассудительная, внимательная и постоянная, она приучила его доверять себе, и именно к ней Вилхе всегда спешил с любыми заботами и предложениями. Он, конечно, не осудил бы, если бы в сегодняшнем ее отступлении действительно был повинен ужин. Но показалось, что Кайя лишь нашла подходящий предлог, чтобы отвязаться от Вилхе и его идей. Словно ей не хватило смелости прямо сказать, что он ей надоел, и она воспользовалась первым же подходящим случаем, чтобы от него отделаться. Но тогда зачем вернулась? Совесть замучила?

— У меня ничего не получается, — вдруг сообщил он и тут же сжал кулаки: угу, поплачься ей еще, чтобы окончательно отпугнуть.

У Кайи дрогнули уголки губ.

— У меня тоже, — призналась она. — Думала, буду только мешать вам с Беатой. А ты… и не пошел за ней…

— Не пошел, — согласился Вилхе, ничего не понимая и стараясь вспомнить только, что такое ляпнул про кузину, чтобы Кайя сочла себя лишней? Вроде только краски хотел попросить. А потом здраво рассудил, что проще чернилами приглашение написать, чем Беатины эмоции укрощать. Та тоже со старшей сестрой была не в лучших отношениях, о чем не уставала рассказывать направо и налево. Пока Айлин на самом деле вела себя по-хулигански, Вилхе терпел. А теперь сам ее узнал и не собирался потакать ни сестре, ни кузине. Даже если с обеими придется рассориться. — Ты… только краски отдать… или все-таки присоединишься?

— Второе, — осторожно прошептала Кайя и опустила глаза вниз. — Если еще не поздно…

Вилхе помолчал, пытаясь угадать причину появившегося на ее щеках румянца, но так ничего и не придумал. Только чуть отодвинулся в сторону, освобождая место возле плаката.

Кайя, затаив дыхание, подошла ближе. Поперек полотнища ровными четкими буквами было написано: «Лучшая выпечка в городе! Слаще, чем у матушки!» И все это обведено черной рамочкой, вызывая вместо уместной приглашению радости самые печальные мысли.

Кайя захлопала глазами.

— Только на кладбище, да? — без слов понял ее Вилхе, и Кайе столь сильно захотелось его поддержать, что она неожиданно для самой себя увидела, каким должен быть этот плакат, и поняла, как его подправить.

— Это мужской вариант: суровый и аскетичный, — заметила она и улыбнулась. — Можно я добавлю немного нашего, девичьего?

Вилхе кивнул, отошел, давая ей место, и с изумлением принялся наблюдать, как с уверенными мазками Кайи в углах его рамки появляются замысловатые узоры, а по периметру возникают самые разные нарисованные вкусности: крендель, завитушка, поджаристый пирожок, аппетитный рогалик, какая-то упитанная косичка. И плакат тут же перестал напоминать некролог, зато вызывал стойкое желание немедленно наведаться в пекарню и попробовать тамошние изделия.

Когда Кайя, закончив, обернулась к Вилхе, он стоял и улыбался во весь рот.

— Что-то не так? — перепугалась она, приняв его радость за насмешку. Но он тут же развеял ее сомнения, восхитившись проделанной работой. Кайя снова довольно порозовела и протянула Вилхе кисточку. — Тогда твоя очередь, — сказала она и хихикнула его удивлению: — Название-то лавки ты так и не написал.

Вилхе хмыкнул, обмакнул кисточку в красный цвет и аккуратно вывел под своим призывом: «Пекарня «Солнышко».