Дракон с отрезанными крыльями

Глава тридцать вторая: Час суда

Книги всегда были для Эйнарда лучшими советчиками. В них можно было отыскать ответ почти на любой вопрос, если только правильно воспользоваться информацией. Задачку Тила ему задал сегодня непростую, но вряд ли Эйнард был первым, кому доводилось решать подобную.

Для начала он обратился к справочнику по ядам и способам их введения. Было ясно, как божий день, что Кён не примет от своих врагов в знак примирения ответную бутыль вина с подмешанной туда сывороткой правды, а если и примет, чтобы усыпить бдительность, то пить не станет. Да еще и воспользуется потом в своих целях. Однако книга никаких кардинально отличных от этого способов не предлагала.

Эйнард глубоко задумался. Наверное, можно было найти человека, который за определенную плату согласился бы проникнуть в дом градоначальника и влить содержимое бутылька им в питьевую воду, но Тила предупредил, что сыворотка очень быстро теряет свойства и ее действия могло не хватить до суда. Значит, необходимо подсунуть ее Кёну уже во время заседания. Там он точно не будет ни есть, ни пить. Устроить, что ли, несчастный случай, чтобы при оказании медицинской помощи влить Кёну в глотку сыворотку вместо обезболивающего? А если градоначальник из-за этого потребует суд отложить и все старания пойдут псу под хвост?

Эйнард снова закопался в книги, пытаясь обнаружить в них хоть какую-то зацепку, способную дать толчок к решению проблемы. Но сосредоточиться на деле ему никак не удавалось. Сначала Беанна с привычной эмоциональностью грозилась собственноручно Кёна в порошок перетереть, и Эйнарду понадобилось немало сил, чтобы отговорить жену от поспешных действий. Потом Беата явилась с претензиями к отцу, что тот все еще не штурмует стены тюрьмы и не пытается свергнуть градоначальника. Объяснить промедление младшей дочери оказалось гораздо сложнее, чем ее матери, поэтому, когда Тила вернулся с идеально выполненной собственной частью задачи, Эйнарду похвастаться оказалась нечем.

— Как ты умом еще не тронулся среди трех рыжих бестий? — понимающе посочувствовал ему Тила, услышав, как Беата, не обращая внимания на оправдания, выговаривает отцу за толстокожесть. — Я с одной справиться не мог, так та еще не худшим экземпляром была, оказывается. Тут же у нас настоящий вулкан.

Беата презрительно фыркнула.

— Чем языком молоть, придумал бы лучше, как Айлин из тюрьмы вытащить! — огрызнулась она. Эйнард шикнул на нее, а Тила усмехнулся.

— Придумал уже, — отозвался он. — Самая малость осталась, а ты рабочему процессу мешаешь. Иди лучше возле дома градоначальника свои угрозы покричи. Пусть они там считают, что мы полыхаем от гнева и бессилия.

— А вы, значит, не полыхаете? — обвинительно прищурилась Беата.

— Не до того нам, — попытался объяснить Эйнард дочери. — Надо срочно решить, как Кёну одно лекарство подсунуть, которое заставит его на суде всю правду рассказать. А ты мешаешь, радость моя. Я понимаю, что ты беспокоишься за Айлин, мы все за нее очень беспокоимся…

Беата неожиданно шагнула к отцу и, схватив его за отвороты рубахи, вынудила посмотреть себе в глаза.

— Если ты пообещаешь, что будешь драться за Айлин, что бы ни вышло с вашим планом, я, так и быть, перестану путаться у вас под ногами.

Эйнард уставился на младшую дочь так, словно видел ее впервые в жизни. Беата, конечно, иногда преподносила сюрпризы своим человеколюбием, но Эйнард был уверен, что уж на Айлин это ее качество точно не распространяется. Дома он слышал от младшей дочери в адрес старшей только попреки и жалобы. И вот надо же: так горячо вступилась за Айлин, да еще и от отца потребовала того же. Как будто Эйнард мог поступить иначе. Да если завтра ничего не выгорит с сывороткой, он Кёну лично глотку перегрызет! И ни один дружинник его не остановит!

— Я обещаю, — негромко, но очень твердо ответил он. Беата несколько секунд решала, стоит ли ему верить, потом серьезно кивнула и отступила назад.

— Если обманешь, я от тебя отрекусь, — пригрозила она. Тила подавил несвоевременно рвущийся наружу смешок и, как оказалось, очень правильно сделал. Потому что Беата, уже дойдя до двери, обернулась и задумчиво произнесла: — Помнишь, как я ядовитым шипом укололась? Сама даже не заметила, а сколько болела потом? Если ваше лекарство такое же сильное…

Теперь и Тила вытаращился на племянницу так, словно у нее прямо на его глазах крылья драконьи выросли: вот уж от кого он разумных мыслей не ожидал, так это от вечно ноющей пышки.

Эйнард же молча подошел к дочери и, подхватив ее на руки, поцеловал в порозовевшую щечку.

— Я тебя люблю! — нисколько не стесняясь присутствия Тилы, признался он. Беата довольно засопела, потом улыбнулась.

— Я тебя тоже! — ответила она. Запечатлела на его щеке быстрый поцелуй, спрыгнула с рук и, показав Тиле язык, скрылась с глаз.

— За силу не ручаюсь, — на всякий случай предупредил Тила, заметив, как Эйнард ринулся к рабочему столу.

— Нужную дозировку я обеспечу, — не оглядываясь на него, отозвался Эйнард, доставая какие-то стекла, плошки, пестики, — такую, чтобы одного легкого укола хватило. Но… — тут он наконец отвлекся и испытующе посмотрел на Тилу. — Проверить все-таки не помешало бы. А то вдруг тебе пустышку подсунули, а мы на нее такие надежды возлагаем.

Тила скрипнул зубами: это была самая слабая часть его плана. Он поверил матери Джеммы на слово, купившись на ее рассказ об удочеренном драконьем детеныше, но что мешало ей обмануть доверчивого чужестранца? У нее сыворотки всего на глоток: реши Тила испробовать ее действия на себе, везти в Армелон было бы уже нечего. Поэтому и положился на милость богов, которые никак не могли не наградить его за добрые намерения избавиться от Кёна гуманным путем. Если сыворотка не сработает, кровопролития избежать точно не удастся.

— Я найду тебе подопытного, — пообещал Тила и, уже почти выйдя за дверь, предусмотрительно обернулся. — На себе пробовать не смей! Если сдохнешь, меня твои рыжие бестии заклюют.

Эйнард усмехнулся, пообещал дождаться возвращения Тилы целым и невредимым и вернулся в работе.

Сгустить сыворотку до такого состояния, когда для ее действия хватило бы одной капли, было не особенно сложно: Эйнард делал подобные вещи еще в медицинской школе. Другое дело, что для начала требовалось разложить зелье хотя бы на примерные составляющие, чтобы быть уверенным, что он своими опытами не нарушит структуру и не убьет необходимые свойства.

Состав оказался насколько предполагаемым, настолько и неожиданным. О способности белены вызывать галлюцинации Эйнард знал довольно давно, однако не думал, что она умеет еще и развязывать язык.

Вторым ингредиентом был обычный сахарный сироп, а вот перламутровый оттенок сыворотке явно придавала какая-то драконья частичка. Какая именно, Эйнарду выяснить в отсутствие подобного опыта не удалось, и он решил не тратить на это время, а заняться выпарением сиропа.

Его эксперимент как раз подходил к завершению, когда Тила вошел в кабинет, тяжело дыша и нахмурив брови.

— Не нашел никого? — определил было по его лицу Эйнард, но тут же осекся, увидев, как вслед за Тилой в дверном проеме показался его отец.

— Мы уговорились, что побеседуем без свидетелей, — мрачно сообщил Тила. Эйнард поспешно кивнул, отнюдь не желая слушать откровения первого мужчины своей жены. Сколько бы лет с тех пор ни прошло, а Эйнард так и не смог смириться с тем, что не он стал таковым для Беанны. Он не упрекал ее, не злился и не ревновал. Но отчаянно жалел, что не вернулся из Южных стран на год раньше и не избавил любимую женщину от вечных угрызений совести.

Эйнард подцепил иглой густую прозрачно-перламутровую каплю и протянул орудие правды Тиле. Тот кивнул, пообещав позвать в случае необходимости, и Эйнард оставил их с отцом наедине, решив покуда осмотреть пациентов, которыми не занимался с момента возвращения Тилы из Хантесвила. Однако до палат ему дойти не удалось, и Эйнард с трудом удержал жалобный стон, поймав на себе обвинительный взгляд невесть откуда взявшейся в госпитале Арианы.

— Только твоих нотаций мне для полного счастья сейчас не хватало, — пытаясь пересечь все возможные обвинения, промычал он. Ариана недовольно качнула головой.

О случившемся с племянницей несчастье она узнала от Вилхе, вернувшегося сегодня домой весьма потрепанным. Тот не стал ничего утаивать, рассказав и о поводе, который Кён использовал, чтобы навредить Айлин, и о драке его ватаги с «этим уродом кучерявым», и об отмазе Тилой их от последствий. Большего Вилхе не знал, предупредив только, что у Тилы есть какой-то план по спасению племянницы.

Ариана мигом решила, что делать. Уточнила только, не видел ли Вилхе брата, и, получив отрицательный ответ, отправилась в дом градоначальника.

Лил задерживался с охоты, и ждать его, несмотря на всегда желанную поддержку любимого мужа, времени у Арианы не было. Она очень рассчитывала, что градоначальник услышит ее мольбы и освободит Айлин хотя бы до суда, ведь тот, несмотря на кошмарного сына, всегда казался адекватным, справедливым и умеющим сострадать человеком. Армелонцы потому и выбрали его после отъезда Тилы главой города, что знали именно таким и верили, как самим себе.

Однако надежды не оправдались. Градоначальник встретил ее приветливо, не заставив жену спасителя Армелона ждать ни одной лишней секунды, однако в просьбе категорически отказал.

— Не я этот закон придумал, не мне его и менять, — заявил он. — Бывший градоначальник в этом деле был суров, и я стараюсь придерживаться избранного им курса.

Ариана попыталась было подавить на жалость, ссылаясь на несовершеннолетие племянницы, но прошлое Айлин, к сожалению, сыграло против нее. Градоначальник заявил, что ничуть не верит в искреннее раскаяние такой беспредельщицы, и на том закончил беседу. А Ариана, расстроенная и разочарованная, отправилась к Эйнарду.

— Я только надеялась найти в госпитале Дара, — кротко сказала она. — Боюсь, во второй раз дракона с эшафота я могу и не вытащить.

Эйнард сконфузился. Нехорошо они поступили с Арианой, ничего не рассказав про Айлин, которой она долгое время была почти что матерью. Эйнард увлекся, как всегда, забыв обо всем на свете, да и Тиле было явно не до извещения и успокоения Арианы. Но только это вовсе не снимало с них ответственности за ее благополучие. Хотя бы как друга.

— Про Дарре у Тилы лучше спросить, — неловко произнес Эйнард. — Он обещал о них с Айлин позаботиться.

— Тила вернулся? — в голосе Арианы прозвучало облегчение, а Эйнард мысленно на себя ругнулся. Интересно, где бы он сейчас был, если бы Тила вовремя не остановил? В лучшем случае, в соседней с Айлин камере. Про худший не хотелось даже думать, потому что большего ужаса, чем после известия Вилхе, Эйнард не испытывал никогда в жизни. Что же тогда пережила Ариана?

— Вернулся, — мрачный голос откуда-то из недр неосвещенного коридора вынудил вздрогнуть их обоих, но если Ариана обернулась к вновь прибывшему с надеждой, то у Эйнарда невольно замерло сердце от подобного недовольного голоса.

— Что-то не так? — не в силах ждать, когда Тила соизволит продолжить, спросил он. Тот передернул плечом.

— Все так, — хмыкнул он и поморщился. — Услышал пару вещей, которые предпочел бы не знать, но к делу это не относится. Сыворотка дала нужный эффект, и это главное. Ты, кстати, удачно зашла, — заметил он уже Ариане и кивком предложил следовать за ним. — Стрелять, надеюсь, не разучилась? А то есть у меня и для тебя задание…

Совершенно напрасно Айлин думала, что не сможет заснуть нынешней ночью. Согрелась в теплых надежных объятиях, забыла обо всех своих неприятностях, избавилась от страха за будущее — и пробудилась утром свеженькой, отдохнувшей, готовой к любой битве.

Айлин с нежностью коснулась пальцев Дарре, погладила, млея даже от такой невинной ласки. Ну что же он опять себе напридумывал? Ну почему решил, что ей обязательно какие-то подвиги от него требуются? Разве то, что он смог преодолеть себя, принять людей, принять ее, принять свою человеческую ипостась, уже не является подвигом? Разве это не сложнее, чем броситься с кулаками на обидчика? И разве отстоять свое счастье не важнее, чем получить минутное удовлетворение?

— Люблю тебя… — прошептала Айлин, прижимая его ладонь к своей щеке. Вторая обнимающая ее рука чуть дрогнула.

— Это больше, чем я мог просить у богов, — пробормотал Дарре и коснулся губами ее виска. Айлин затрепетала.

Кажется, никогда они еще не были так близки и не доверяли друг другу настолько сильно, как сейчас, лежа на узкой тюремной койке, подстелив принесенные охранником одеяла и слыша в гулкой тишине подземелья только обоюдное дыхание и стук любимого сердца.

Айлин не смогла бы вспомнить, о чем они с Дарре вчера проговорили до самой ночи. О каких-то ничего не значащих для других, но имеющих невероятный смысл для них двоих глупостях: о будущем, о том, какой будет их семья, о том, как через пятьдесят лет они станут рассказывать внукам об этой ночи в камере как о забавном приключении, только укрепившем их чувства.

Привычная страсть вчера ушла на задний план, хотя, казалось, именно к ней и располагала обстановка: целая ночь на двоих. Однако вожделение послушно уступило место бесконечной нежности, и поцелуи были сколь сладкими, столь и заботливыми; и слова казались их продолжением; и у Айлин даже мысли не возникло, что Дарре может воспользоваться ее слабостью и доверием.

Она подняла голову, поймав его взгляд. Понял ли Дарре ее наконец? Осознал ли, что потерять его для нее теперь ужаснее, чем пострадать самой? Что ни одна нанесенная Кёном обида не может сравниться со страхом за его благополучие?

— Пообещай, что не станешь нарываться! — потребовала она, смертельно боясь, что Дарре откажется. Она ведь все знала про мальчишескую гордость и догадывалась, что просила почти невозможного. Поэтому спустя пару секунд молчания коротко вздохнула и осторожно перебрала пальцами золотые прядки в его волосах. — Я собственноручно в Кёна отравленную булочку впихну, если с тобой что-то случится, — проговорила она.

— Не случится, — вдруг улыбнулся Дарре и покрепче прижал ее к себе. — Айлин, хватит изводить себя по мою душу и бояться каждой тени. Больше всего на свете боги не любят, когда сомневаются в их милости, и наказывают именно за это. Мне мама как-то об этом сказала, но я не захотел прислушаться. А сегодня у меня была целая ночь, чтобы поразмыслить над ее словами и убедиться в их правоте. Я же всю жизнь считал, что боги надо мной смеются. Что они ради какой-то своей шутки подбросили меня в чужое гнездо, потом отдали в руки охотников, потом лишили крыльев… Я даже дар целительства и тебя воспринимал как очередную насмешку, постоянно ожидая, что боги и это у меня отнимут. И они отняли бы, пожалуй, если бы в какой-то момент я не решился на них положиться. Вряд ли мы лучше Создателей знаем наши судьбы. Когда мы с тобой ссорились, они забавлялись, наверное, понимая, что будет через пару лет и как мы пожалеем о своей строптивости. И когда я по привычке пытался напомнить себе, что не достоин тебя, они раз за разом придумывали способ, чтобы убедить меня в обратном. Боги не желают нам зла, но иногда позволяют сполна прочувствовать, что случается, когда мы идем против их воли. Поэтому не сомневайся, пожалуйста: они не дадут ни тебя, ни меня в обиду. Иначе разве подарили бы нам таких родных?

Айлин слушала его со все возрастающим удивлением. Дарре вообще редко говорил много, предпочитая ограничиваться короткими меткими фразами, но сейчас, видимо, настала необходимость объяснить. И с каждым его новым словом Айлин проникалась его уверенностью и все сильнее ощущала правоту. А уж когда Дарре заговорил про родственников…

— Тебя больше не уязвляет их помощь? — осторожно спросила она, и он повел плечами.

— Если боги решили, что сейчас их очередь, не мне с ними спорить. Но уж когда придет мое время, я отыграюсь по полной!

Айлин качнула головой, не решаясь больше спорить. Что ж, ей оставалось только молиться, чтобы его время никогда не наступило.

— Тебя не пустят в зал суда, — негромко проговорила она. — По правилам, пока ты дракон… Дарре, как же я хочу, чтобы мы поскорее поженились! Чтобы ты стал человеком не только перед людьми, но и перед этим долбаным законом! И чтобы ни одна тварь наподобие Кёна не могла пользоваться им так, как ей заблагорассудится!

Дарре улыбнулся ее вспышке. Потом подтянул Айлин чуть повыше и нежно коснулся губами ее губ.

— Я все равно буду рядом, — прошептал он и снова закрыл рот пытающейся что-то возразить Айлин новым поцелуем.

Время за этим занятием пролетело совсем уж незаметно. Они не успели даже позавтракать до того, как дверь камеры открылась и Тила в сопровождении еще нескольких стражников пригласил Айлин на выход. Дарре же обжег предупреждающим взглядом.

— Выпущу, только если пообещаешь не вмешиваться, — заявил он, как будто забыл, что дракону достаточно на полминуты оборотиться, чтобы сравнять все это здание с землей.

Однако оставаться в подземелье или привлекать в себе излишнее внимание было вне желаний Дарре, поэтому он согласился на условия Тилы.

— До оглашения приговора, — уточнил он. — Потом просто раздавлю эту гадину!

— Договорились, — кивнул Тила, даже не уточнив, что Дарре имел в виду. Его же сегодняшняя ночь сподвигла не только на философские размышления, но и на проработку какого-никакого плана. И теперь Дарре собирался забраться на стропильную крышу здания суда, притаиться там на лежне и внимательно следить за всем, что происходит. Ну и в случае необходимости уронить прямиком на Кёна прогнивший подкос. Вряд ли кто-то расстроится из-за подобного несчастного случая.

Однако незаметно попасть внутрь, когда вокруг здания суда собралась толпа зевак, оказалось совсем непросто. Пришлось срочно просить помощи у Вилхе и его команды, которые всеми правдами и неправдами переманили часть толпы в сторону, позволив Дарре тем самым вскарабкаться по ближайшему дереву наверх и перебраться на крышу. Проникнуть внутрь через распахнутое в жаркий летний день чердачное окно даже с обломком балки в руках труда уже не составило.

Когда Дарре наконец занял нужную позицию, судебное заседание уже было в самом разгаре, и градоначальник, зачитав обвинение, предоставил Айлин слово в свою защиту.

Дарре вцепился в лежень, представляя, каково ей под взглядами сотен глаз стоять так ровно и гордо, отказываясь от возможности оправдаться и рассчитывая лишь на Тилову благонадежность. Чего бы только Дарре ни отдал, чтобы оказаться сейчас возле своей рыжей девчонки, заключить ее в объятия, отгородить от всей этой безжалостной толпы и хоть словом, хоть делом объяснить всем, насколько она невиновна! Но боги продолжали испытывать его терпение и доверие к себе, так что оставалось только ждать и надеяться на их милость. Хотя бы к Айлин.

— Ну что же, в таком случае, вопреки традиции и только из уважения к родным подсудимой, мы сначала выслушаем обвинителя, — заявил градоначальник и подозвал к себе сына.

Пока Кён, стараясь не припадать на покалеченную вчера мальчишками ногу, медленно и самоуверенно пересекал зал, Дарре оглядел зрителей в поисках знакомых лиц. По традиции на заседание приглашали только по одному представителю от семьи, и Дарре очень удивился, заметив недалеко от градоначальника мать. Обычно она просила отца выполнить этот долг, не жалуя подобные мероприятия и не желая лишний раз расстраиваться. Решила сегодня поддержать Айлин? Или тоже что-то задумала? Уж больно сосредоточенным было ее лицо. Дарре ожидал увидеть на нем сочувствие к племяннице, ненависть к Кёну, гнев из-за всей этой абсурдной ситуации, но матери словно было не до того. Она немного нервно сжимала в руках небольшой мешочек и все время кидала взгляд куда-то в угол зала.

Дарре проследил за ее взглядом и увидел Тилу. Тот, показательно спокойный, скрестив руки на груди, в упор смотрел на Кёна, то ли рассчитывая, что тот испугается его вида и хотя бы навернется, то ли в последний раз предупреждая о неверном поведении. Но Кён не внял. Встав рядом с отцом и привычно высокомерно усмехнувшись, он принялся рассказывать о том, как ему поступили жалобы от несчастных граждан, испытавших невероятные муки после поедания сладостей из местной пекарни, и как он, Кён, памятуя о прежних прегрешениях владелицы сего заведения, держащей когда-то в страхе весь Армелон, решил проверить, а не захотелось ли бывшей беспредельщице снова взяться за старое и…

Дальше Дарре не слушал, заметив, как Тила поднялся и прошелся по залу, будто в поисках нарушителей порядка. Командир дружинников имел на это право, в отличие от других присутствующих, однако планы у Тилы сейчас явно были другими. Дойдя до Арианы, он как-то ловко прикрыл ее от остальной публики, и только Дарре, наверное, видел, как мать быстро достала из узелка пробирку, обмакнула в нее остро заточенную щепку длиной в полпальца и натянула крохотный лук. Воздух рассек тонкий свист; Кён шлепнул себя по шее, будто слепня пытаясь убить, и Дарре весь превратился в слух.

— …получив от подсудимой необходимое разрешение, мы учинили обыск, и вскоре Годд предъявил всем присутствующим заранее спрятанный в один из туесов яд. После чего я велел арестовать…

— Что, прости? — со своего места уточнил Тила. — Тут, на задних рядах, послышалось, что ваша компания сама подложила владелице пекарни яд?

— Сама, — подтвердил Кён, вынудив большую часть присутствующих ахнуть, а отца побелеть как полотно. — Я давно искал способ отомстить подсудимой за пренебрежение мной, но всякий раз планы срывались. Однако вчера я хорошо подготовился…

Кён шпарил правду-матку, как заведенный. Глаза у него были совершенно стеклянные, а улыбка на лице намекала на немалое помутнение рассудка, однако остановить его не мог даже градоначальник, а Тила только подуськивал, задавая провокационные вопросы и вытаскивая на свет такие тайны, о существовании которых он и сам, наверное, не подозревал.

— Я шантажировал лесника, узнав, что его дочь…

— Я запугивал рыбаков, когда они…

— Я пытался покалечить Эйнарда в отместку за то, что он напоил меня какой-то дрянью и я неделю…

— Довольно! — рявкнул градоначальник, заткнув наконец тем самым сыну рот. — Все это не имеет никакого отношения к сегодняшнему разбирательству!

— К сегодняшнему разбирательству имеют отношение ложные доносы, за которые положено соответствующее наказание, — с нескрываемой усмешкой заметил Тила и оглядел присутствующих, задержав взгляд на паре человек, поспешивших укрыться за спинами остальных. — Но, если клеветники подтвердят, что писали бумаги под давлением, о чем ваш сын, господин градоначальник, уже во всеуслышание заявил, обвинения с них будут сняты в сторону шантажиста. Кроме того, — продолжил он, уже не скрывая своего торжества, — к сегодняшнему разбирательству имеет отношение попытка оболгать добропорядочную гражданку, подбросив ей яд, к которому она не имела никакого отношения, что я трактую как однозначное вредительство. Думаю, вам не надо напоминать, что в этом случае предписывает закон по отношению к такому преступнику.

— Не надо, — сдавленно отозвался градоначальник. Даже если упомянутая Тилой фальсификация сама по себе на вредительство и не тянула, то все любезно рассказанное Кёном в целом никак иначе назвать было невозможно. И карался такой поступок… — Двадцать лет общественных работ или изгнание из города согласно голосованию.

— Я бы выбрал изгнание, — нехорошо ухмыльнулся Тила. — Кто хочет меня поддержать?

И в воздух взметнулся лес армелонских рук…