Герцог Мальборо. Человек, полководец, политик

X. Восточные горизонты

— В этом году я больше дипломат, чем генерал, — недовольно ворчал Мальборо накануне вояжа в Саксонию. — Сейчас мне придется сталкивать лбами двух диких львов.

— Ничего, ваша светлость, вы, как обычно, справитесь. Дикость всегда поддается цивилизации, и, кроме того, вы будете иметь дело только с одним львом, — отвечал ему Хэа.

Под «дикими львами», как можно догадаться, Мальборо подразумевал двух европейских правителей, вот уже семь лет борющихся друг с другом за преобладание на Балтике, — шведского короля Карла XII и русского царя Петра I. Английский полководец не мог предвидеть, что он продлит войну между Швецией и Россией еще на четырнадцать лет.

Существовала ли серьезная взаимосвязь между Войной за испанское наследство и Северной войной? Было ли возможным их объединение в одну крупномасштабную войну? Скорее всего, да. Дипломатические дискуссии 1706–1707 годов в саксонском городке Альтранштедте в нескольких километрах от Лейпцига, где тогда, пройдя с боями всю Польшу, находился шведский король, доказывают это. От того, каковы будут дальнейшие планы «северного Александра», куда он повернет — на Запад или на Восток, — во многом зависели итоги военных действий и расстановка сил во всей Европе. Как суверен и одновременно князь Империи, Карл XII являлся важным звеном в политических расчетах Великого союза и особенно Британии и Нидерландов. Договариваться с ним было очень сложно, в переговоры приходилось вступать самым высокопоставленным политикам. На упрямого Карла мог повлиять только самый авторитетный политический лидер в Европе, а еще лучше — выдающийся военный. Таковым на тот момент являлся Джон Мальборо.

Главными фигурами Северной войны были Россия, Швеция и Речь Посполитая. Ее участниками и «заинтересованными лицами» — Дания и Пруссия. До воинственного начала века Просвещения эти страны занимали определенное место в европейской системе государств и были опутаны крепкой паутиной дипломатических, военных и торговых связей друг с другом. Если смотреть с запада, то, казалось, что серьезных изменений в этом регионе не происходило. На самом деле бомба, подобная испанскому наследству, была заложена и здесь. Она тоже была в некотором роде связана со сменой монархов на престолах — Петра I в России и Карла XII в Швеции, по-своему отразивших развитие своих государств.

Территориальный рост Шведской империи был исключительно быстрым. Меньше сорока лет разделяет захват Риги в 1621 году и мир в Оливе 1660 года. Столь же быстро происходил ее распад. Можно сказать, что он начался в 1702 году, когда царь Петр захватил Нотебург (будущий Шлиссельбург), и закончился шестнадцатью годами позже, в 1718 году, когда пуля врага (или, возможно, шведа) положила конец жизни Карла XII. В 1697 году, в момент вступления на престол Карла XII, Швеция находилась на вершине своего могущества и достигла высшей точки влияния в международных делах. У нее была большая постоянная армия (60 тысяч человек) и первоклассный флот (42 линейных корабля и 12 фрегатов). Ежегодный доход королевства достигал более 6 миллионов серебряных талеров. Юный Карл унаследовал от отца, Карла XI, сильное и влиятельное государство. Впрочем, не все выглядело столь безоблачно.

Смутную тревогу у шведских политиков вызывала сама личность молодого короля. Тонко осязавший свою эпоху Вольтер писал, что Карл был человеком, который довел свои добродетели до их противоположностей. Каких результатов в политике в век изощренной дипломатии можно было ждать от правителя, не выказывавшего сочувствия к людям? Его называли жестоким, бесчувственным и холодным, как лед. Он действовал и мыслил непредсказуемо и постоянно ставил свое окружение в тупик. Зимой 1701 года один из его приближенных заметил, что «король не думает ни о чем другом, кроме войны. Он не обращает никакого внимания на советы других людей, и создается впечатление, что он действует по указанию самого Господа Бога…». Французский посол де Жискар в том же году докладывал в Париж: «Я серьезно думаю, что король Швеции боится остаться без врагов, если он заключит мир с Августом (польским королем. — Л. И.). От его предрассудков может вылечить только беда». Одно было ясно — шведский король чрезвычайно воинственный и безумно храбрый человек. В восемнадцать лет он вошел в походный шатер, как монах входит в келью для того, чтобы больше не покидать ее.

Скандинавия органично входила в круг дипломатии противников в Войне за испанское наследство. Тревоги Лондона по поводу поведения шведского короля отчетливо отразились в переписке между Мальборо и Годолфином. Получив новости, что французы выделили 600 тысяч крон для подкупа министров Карла XII, Джон немедля начал консультации со шведским послом в Лондоне Лиллиенротом. В октябре 1701 года Англия и Голландия пообещали безвозмездно передать Швеции 100 тысяч имперских талеров, а Голландия обещала еще дать 300 тысяч талеров под заем. Мальборо надеялся, что Швеция станет союзником Морских держав и отправит в их армию своих солдат. Дабы ускорить этот процесс, с подачи герцога в 1702 году в Швецию на английских кораблях было доставлено 2000 баррелей пороха.

И все же англо-голландские усилия заполучить Стокгольм в союзники против Версаля провалились. В конце 1703 года западные державы поняли, что Карл поставил целью лишить Августа II короны. Он ненавидел польского короля, наиболее ярко в Европе копировавшего Версаль, и писал о нем Людовику XIV: «Поведение его так позорно и гнусно, что заслуживает мщения от Бога и презрения всех благомыслящих людей».

Тем временем укрепившийся на российском троне Петр I сам искал союзников в Европе, которые помогли бы ему в войне с турками. Но его Великое посольство 1697 года не достигло желаемых результатов. Европейские державы были увлечены борьбой между собой и Россию всерьез не принимали. Тут следует сказать, что традиционное мнение отечественных авторов о том, будто англичане «симулировали дружелюбие» по отношению к Петру I, кажется не совсем убедительным хотя бы потому, что Англии приходилось лавировать и хитрить на всех дипломатических фронтах — это удел дипломатии любого государства и в любое время.

Но почему в начале Войны за испанское наследство Альбион предпочел иметь своим союзником Швецию, а не Россию, желавшую такого союза? Ведь еще Вильгельм III, встретившись осенью 1700 года в Гааге с русским послом Андреем Матвеевым, с похвалой отзывался о Петре. Ответ прост. Во-первых, Карл XII уже одержал внушительные победы. В 1699 году он с помощью англо-голландской эскадры нанес поражение датскому королю Фредерику IV, а в ноябре 1700 года — русской армии под Нарвой. Во-вторых, из двух «диких львов» русский царь был, по мнению Мальборо, более диким и в перспективе более опасным. Стоит только вспомнить поведение Петра и его людей, шокировавшее Европу во время Великого посольства! Перспективу возвышения России в Европе герцог предвидел точно. И, в-третьих, Карл находился ближе и мог бы быстро ударить по Франции.

Но предпочтение Карла Петру в Лондоне не было абсолютным. Об этом говорит следующий инцидент. 3 июля 1704 года шведский посол пожаловался Харли на то, что царь рекрутирует на службу большое число голландских моряков, а русские корабли курсируют в Северном море и Канале. Эти корабли, говорил посол, следует арестовать, как пиратские, потому что «царь не владеет частью этих морей и никогда не имел там кораблей, равно как и флота вообще». Но на фоне небольших успехов русских на Балтике в 1703 — начале 1704 года и особенно в условиях марша союзной армии на Дунай королева Анна дала уклончивый ответ: она не может рассматривать «царя Московии иначе, чем государя, который состоит с ней в дружбе и с которым она договаривается отдельно».

В такой ситуации в Россию прибыл английский посол Чарльз Уитворт. Петр тут же поставить перед ним вопрос о вступлении его страны в Великий союз и о посредничестве Англии в войне между ним и Карлом. Прямого ответа царь, как и следовало ожидать, не получил.

В то же время постепенно обострялись отношения Карла XII с Морскими державами. Причиной этого были непрекращавшиеся переговоры шведов с Францией. Сюда также примешивались экономические интересы в северном морском пространстве. Поэтому когда в августе 1700 года шведский король высадился на острове Зеландия и подошел к Копенгагену, Англия и Голландия вынудили его не овладевать столицей Дании и не захватывать датский флот, который, кстати, в дальнейшем постоянно угрожал шведским коммуникациям. А Мальборо совершил свой вояж в Берлин в 1704 году не только для того, чтобы заполучить в свою армию несколько тысяч прусских солдат, но и для того, чтобы исключить поддержку Карла со стороны Фридриха I. Со своей стороны, Харли предостерегал Стокгольм от возможного вторжения в Пруссию. Так что неудивительно, что у шведского короля возникала мысль высадиться в Шотландии, чтобы восстановить на английском престоле Якова III Стюарта, а часть якобитов участвовала в кампаниях Карла XII.

Постепенно, несмотря на военные успехи и восхищение европейцев ее королем, Швеция стала терять политические позиции на Западе. Стороны, принимавшие участие в Войне за испанское наследство, были не прочь потуже завязать узел противоречий на Балтике и востоке Европы, дабы исключить непредвиденное вмешательство Швеции и России в дележ испанской добычи.

Нельзя обойти вниманием и Польшу. В первой четверти XVIII столетия Речь Посполитая вступила в полосу кризиса и стала «яблоком раздора» для ряда сильных держав. В конце 1703 года в письме к Польскому сейму Карл XII назвал угодную ему кандидатуру на польский трон — Якоба Собеского, сына знаменитого короля Яна Собеского, прославившегося при осаде Вены турками в 1683 году. В ответ на это тогдашний король Речи Посполитой и саксонский курфюрст Август II немедленно арестовал Якоба и отправил в Саксонию. Карл не особенно огорчился, заметив: «Ничего, мы состряпаем полякам другого короля», и предложил престол брату Якоба — Александру. Тот отказался от столь сомнительной чести. Наконец, 2 июля 1704 года Карл назначил королем молодого шляхтича из Познани Станислава Лещинского. Станислав отличался, по словам современников, «уступчивостью и мягкостью». Он просидел на троне пять лет и отказался от короны после Полтавского сражения, поскольку этого желал Петр I.

В сущности, именно польские события привели две европейские войны к высшей точке соприкосновения в 1606–1607 годах.

3 февраля 1706 года 12 тысяч шведов нанесли поражение у Фрауштадта 30-тысячной саксонской армии. Дорога в Саксонию, бывшую частью Священной Римской империи, для Карла XII была открыта. Еще не переступив саксонских границ, он дал понять послам Морских держав, что не намерен выступать против Великого союза. Но чем дольше находились шведы в Саксонии, тем больше Морские державы опасались, что Карл повернет оружие против них. «Я надеюсь, что новости о марше короля Швеции в направлении Венгрии не являются правдой», — писал озабоченный Мальборо Хейнсиусу 5 августа 1706 года. Тот отвечал 6 сентября: «Если это так, нам будет худо. Все министры Империи в страхе…» Опять Мальборо, 11 сентября: «Боюсь, что шведы создадут нам огромные трудности. У их короля непредсказуемый темперамент». Вена в те дни даже изъявляла готовность заключить союз против Швеции с Россией.

15 сентября герцог заметил Хейнсиусу, что «болезненный эффект от этого марша можно устранить скорее дружественными переговорами со Швецией, нежели угрозами». Затем он написал Годолфину: «Опасаюсь, что марш короля Швеции усилит ту партию в Голландии, которая уже готова пойти на мир с Францией… черните шведского короля в их глазах, используя весь ваш юмор…» Еще одно замечание Годолфину в письме от 18 сентября: «Королеве и голландцам надо сделать все возможное, чтобы удержать 10000 прусских солдат во Фландрии…» Мальборо опасался, что Берлин отреагирует на саксонский поход шведского короля и отзовет своих солдат.

Все усилия английского посла Робинсона, посланного Харли в Альтранштедт, уговорить шведского короля покинуть Саксонию ни к чему не приводили. Он отказывался сделать это, пока Август остается королем. В этих условиях Лондон, Гаага и Вена стали ненавязчиво советовать Августу отказаться от польской короны. Август располагал значительной военной силой, но, очевидно, он был сломлен, напуган напором молодого шведского короля.

13 октября 1706 года уполномоченными Августа и представителями Карла в Альтранштедте был подписан договор о мире между Швецией и Польшей, означавший полную капитуляцию Августа. Он отрекся от польской короны в пользу Станислава Лещинского, брал обязательство выйти из всех союзов против шведов, освободить плененных им членов «шведской партии» в Польше, расквартировать шведских солдат на зимние квартиры в Саксонии, а также выдать шведам содержавшегося в саксонском замке под арестом Иоганна Рейнгольда Паткуля, дипломата на службе русского царя.

Альтранштедтский мир, с одной стороны, зафиксировал промужуточные итоги Северной войны. С другой стороны, он обострил ранее существовавшие противоречия в европейской политике. Первой реакцией на него стало предложение Пруссии создать Четверной союз в составе Австрийского дома, Нидерландов, Британии и Речи Посполитой в лице Августа II против Швеции. Но оно повисло в воздухе. 18 октября Мальборо в письме к Хейнсиусу высказывал опасение, что к весне 1707 года шведская армия достигнет 50 тысяч человек и у Карла возникнет соблазн вступить в пределы Империи; тогда Великий союз будет вынужден вести войну на два фронта, а это может обернуться катастрофой. Пусть король Фридрих поймет это — так он инструктировал английского посла в Пруссии лорда Раби. А Годолфин уговаривал королеву отправить англо-голландскую миссию в Альтранштедт для консультаций с Карлом.

Примечательно, что Мальборо и Годолфин считали отречение Августа от польского трона игрой и оказались правы. Саксонский курфюрст, поздравив по настоянию шведского короля Станислава Лещинского с вступлением на польский престол, не стал отзывать своих солдат из армии Петра. Уже после ратификации тайного договора между Карлом и Августом, 18 октября, русско-саксонские части под командованием Меншикова разбили под Калишем шведов. В результате отрекшийся от польской короны и заключивший мир Август де-факто по-прежнему воевал со Швецией. Пытаясь оправдаться, он написал письмо Карлу о том, что «равнодушен» к короне и ищет его под держки в столь тяжелый момент. Скоро он получил высокомерный ответ: пока солдаты курфюрста воюют со шведами, ни о каком благожелательном отношении к нему речи быть не может.

Герцог узнал об итогах битвы при Калише 19 октября и заметил Годолфину: «Если эта новость — правда, то голландские миролюбцы могут потерять аргумент в пользу мира с королем Людовиком». У Швеции есть противник, который отвлечет ее от помощи Франции. Лорду Раби Джон признался: «Я удивлен итогом сражения у Калиша, но поражение шведов может заставить их короля быть более сговорчивым». Морские державы стали надеяться, что после Калиша Карл задумается о переговорах с ними. Вместе с тем англичане и император опасались, что к союзу со Швецией повернется Берлин, а это могло исключить участие Пруссии в Великом союзе. И как вскоре выяснилось, опасались не зря.

В ноябре Фридрих I заявил, что признает польским королем Станислава Лещинского и заключит с ним оборонительный союз, если Стокгольм пообещает ему территорию между Померанией и Восточной Пруссией и признает его королевское достоинство. Карл готов был пойти на переговоры на этих условиях, но Станислав боялся, что «нация» будет против уступок Пруссии. Поэтому Фридрих получил ответ, что Карл желает компромисса в Польше и соглашения с ним пока заключать не будет. Шведско-прусские переговоры до и после Альтранштедтского мира отразили как неустойчивость позиций Карла XII в Речи Посполитой, так и конкуренцию между Швецией и Пруссией в их претензиях на часть польских земель.

Казалось, шведский король надолго поселился в Саксонии. Европейские политики терялись в догадках, какие планы он вынашивает на следующий год, прекрасно понимая, что от них во многом зависит исход Войны за испанское наследство.

Вопрос, куда направит Карл свою неукротимую энергию, очень беспокоил Мальборо. И герцог решил сам отправиться в Саксонию, поскольку получил известие, будто Торси уже почти добился обещания Карла XII вторгнуться в наследственные владения императора. Переписка Мальборо полна серьезных опасений на сей счет. «Христианский мир может стать жертвой его меча», — писал он Саре. И чтобы этого не произошло, меч следовало направить в иную сторону. Туда, где он может застрять. На восток. На царя Петра.

Но существовал и другой вариант — принять Россию в Великий союз. К весне 1707 года русские уже готовы были отправить на запад 25 тысяч русских воинов при условии, что Англия и Голландия обеспечат России мир со Швецией. Но 19 апреля Уитворт написал Харли из России: «Проблема состоит в том, есть ли хорошие аргументы обязать его (то есть Карла. — Л. И.) принять мир с московитами или лучше найти для него мотивы отправиться в эти отдаленные пустыни, где он не сможет сделать союзникам ничего дурного». Политика Британии здесь отражена наиболее ясно. Уитворт на месте оценил ситуацию и понял, что шведский король, если не погибнет, то основательно застрянет на русских просторах! Таким образом, Мальборо, отправляясь в Саксонию, четко представлял, что ему делать.

Правда, информация о том, что шведский король намерен, словами Мальборо, «вести войну против московитов», просочилась на Альбион уже в конце 1706 года, о чем Джон сообщал имперскому представителю в Гааге графу Зинцендорфу. Хейнсиусу он тогда подробно описал, как прошла аудиенция его послов у Карла и их конфиденциальные переговоры с министром иностранных дел графом Пипером. «Король Швеции будет вести войну против царя. Если это так… мы должны сделать все, чтобы одобрить эту кампанию». А беседуя 27 января 1707 года с пребывавшим тогда в Лондоне графом Вратиславом, герцог заметил: «Король Швеции засыпал нас уверениями, что не сделает ничего плохого Империи, и поэтому Англия будет… учитывать, что его принципиальными целями являются поддержка этой марионетки короля Станислава и решение проблемы с московитами».

До Петра информация доходила медленнее. Об Альтранштедтском договоре и измене Августа он узнал 21 декабря 1706 года — на два дня позже, чем Мальборо. Неделей позже в своей штаб-квартире в Жолкве около Львова он созвал Военный совет. Было решено изводить противника мелкими операциями, но главное — добиваться мира. Миссия Андрея Матвеева в Париж с целью добиться посредничества французов успеха не принесла. У Людовика на Карла были свои виды.

Поэтому Петр направил острие своей дипломатии в Британию, справедливо рассматривая ее как самого влиятельного члена Великого союза.

11 апреля в Гааге Матвеев передал Мальборо письмо с просьбой царя об английском посредничестве. К письму прилагался портрет Петра, усыпанный бриллиантами. Джон принял подарок, хотя и неохотно. Есть сведения, что ему от имени Петра предлагали 50 тысяч талеров серебром и стать владетельным князем в России подобно тому, как он стал князем Империи и получил от Леопольда Миндельхайм. Выбор был неплох — Киев, Владимир или любые территории в Сибири. Но пресловутая алчность Мальборо, о которой столь любили рассуждать его политические противники, здесь никак не проявилась. Впрочем, он знал, что не станет выполнять просьбу Петра, поскольку уже готовился к встрече с Карлом, на которой надеялся подтолкнуть короля идти в Россию. 12 апреля Харли сообщал Робинсону, еще находившемуся у Карла: «Ее величество решила послать герцога Мальборо к королю Швеции». Матвеева, впрочем, герцог обнадежил, обещая, по словам русского посла, «крепко поговорить со шведом», а Петру написал письмо, полное выражений благодарности и намерений представить дело перед королевой в лучшем свете. То были общие, хотя и любезные слова.

В мае 1707 года Матвееву предстояло отправиться в Лондон для дальнейших переговоров об английском посредничестве. Неудача его миссии была предрешена, хотя знать он об этом, конечно же, не мог. Перед отъездом в Альтранштедт герцог, имея в виду Матвеева, заметил лорду Сиднею: «На переговорах вы будете не в состоянии удовлетворить его». Ведь поездка самого Мальборо в Саксонию преследовала прямо противоположную цель. Параллельно Уитворт кормил царя уверениями в добрых намерениях Лондона, но в то же время ссылался на то, что «король Швеции твердо намерен вести войну с вами». О том же можно прочитать в письмах Петру королевы Анны.

Мальборо основательно готовился к своему вояжу. Когда в январе 1707 года Фридрих I послал к нему генерала Грумбкова, герцог попросил его побывать в Альтранштедте. Грумбков просьбу выполнил. В его докладе Мальборо содержатся слова графа Пипера: «Московиты будут платить разбитыми горшками, а мы будем договариваться с царем в манере, в которую потомству будет трудно поверить». В итоге Грумбков заключил: «Шведы намереваются атаковать московитов и лишить царя трона, заставив их разогнать армию и выплатить несколько миллионов компенсации». Одновременно имперские и ганноверские послы в Альтранштедте сообщали Мальборо, что Карл «создал армию сильнее, чем любой из его предшественников» и поэтому способен «достичь сердца Московии» в короткой войне.

Были и другие новости. Карл XII не собирался покидать Саксонию прежде, чем Альтранштедтский мир «не будет полностью исполнен», и давил на Морские державы, прося обеспечить его гарантии. При этом он обещал не вмешиваться в войну между Людовиком XIV и Великим союзом, но Мальборо не доверял ему, как, собственно, не доверял бы в такой ситуации любому государю.

Мальборо покинул Гаагу 20 апреля, прибыл в Альтранштедт 26-го и 28-го через Пипера получил аудиенцию у короля. Он пребывал в отличном настроении — в Саксонии было тепло, и, как герцог сообщал Саре, он был «любезно принят Пипером и королем». 27 апреля полководца посетил французский посол Безенваль, который на следующий день отчитался маркизу де Торси: «Цель Морских держав — не унижать Францию слишком сильно… Они заинтересованы, чтобы Франция по своему могуществу равнялась Австрии, но не превосходила ее. Равновесие — принципиальная цель союзников, и особенно Англии. Королева готова признать Станислава и гарантировать мир в Альтранштедте».

Робинсон составил для Харли краткий отчет о визите герцога к королю Швеции. Он сообщает, что Мальборо сделал Карлу короткий комплимент на английском, после чего «беседа продолжалась около часа». После обеда Карл и герцог беседовали в отдельной комнате в присутствии только шведских министров и Робинсона. «Его Светлость больше говорил, а Его Величество слушал с превеликим вниманием… Говорили о военных делах около полутора часов». 29 апреля после встречи с другими шведскими официальными лицами Мальборо получил прощальную аудиенцию у короля и ночью покинул Альтранштедт.

Сара Мальборо со слов супруга оставила более подробную информацию о его встрече с Карлом. Поприветствовав короля от имени королевы Анны, Мальборо сказал: «Только пол помешал Ее Величеству пересечь море и посетить Государя, которым восхищается весь мир. Я несравненно более счастлив, чем королева, и я могу только мечтать служить под началом такого генерала, как Ваше Величество, чтобы научиться тому, чего я еще не познал в искусстве войны». Слова прославленного полководца не могли не тронуть железного вояку Карла.

Во время переговоров король обещал считаться с интересами Союза. Более того, он заговорил о желании присоединиться к союзникам и предложил заключить секретное соглашение с Лондоном для защиты европейских протестантов. Герцог деликатно заметил, что Англия всегда была страной протестантского интереса и ныне также его защищает, но в условиях войны с Людовиком ей не стоит нарушать единство рядов Великого союза. Тем не менее он обсудит это со своей королевой. Позже, в письмах из Турции после поражения под Полтавой, Карл писал, что он обещал Мальборо оставаться нейтральным в Войне за испанское наследство, если союзники не будут препятствовать его войне против Петра.

Кстати, герцог заметил, что, когда он произнес имя русского царя, глаза Карла налились кровью. А затем Карл выложил на стол карту Московии, и Джон более не нуждался в доказательствах его намерений. Король Швеции желал лишить Петра трона так же, как он лишил трона Августа. Герцог был весьма доволен: цель поездки была достигнута. Главное теперь было не мешать Карлу следовать своим намерениям. На всякий случай за содействие английским планам некоторые министры Карла XII получили от Мальборо взятки.

Оставалось только «удовлетворить» шведского короля в Саксонии. По совету герцога от имени Иосифа I граф Вратислав заключил со шведами договор, гарантировавший протестантам Силезии свободу вероисповедания, а Карл получил право рекрутировать там солдат. Это единственное, что удалось шведскому монарху сделать для европейских протестантов, которые накануне Войны за испанское наследство видели в нем главного защитника. Император также признал Станислава Лещинского королем Польши.

Истинный дипломат часто ведет двойную игру. Перед отъездом из Саксонии Мальборо посетил бывшего короля Речи Посполитой. 6 мая он писал Годолфину: «Днем раньше я имел дружественную аудиенцию у короля Августа в Лейпциге: он был несказанно рад этому и выразил свое глубочайшее уважение нашей королеве… Он жаловался, как пострадал от шведов, которые его обманули, навязав ему унизительный договор. Я его успокоил и заметил, что надо надеяться на лучшее». А Сара получила такое послание: «Эта поездка дала мне возможность увидеть четырех королей (королей Швеции, Пруссии и двух королей Польши. — Л. И.), троих из которых я никогда раньше не видел. И если бы мне пришлось выбирать из них, то я бы сделал выбор в пользу короля Швеции».

Нельзя сказать, что визит Мальборо к Карлу в корне изменил ситуацию. Он лишь подтолкнул шведского короля к тому, чего тот сильно желал. Во вмешательстве в Войну за испанское наследство на стороне Франции Карл не видел для себя никаких выгод. Поддержка Людовиком Ракоци и турок, чьи интересы в Польше расходились с интересами Карла, лишила смысла предложение французов о союзе. Старая дружба Стокгольма и Версаля, имевшая прочную антигабсбургскую основу, не возобновилась.

Швеция в первую очередь рассматривалась маркизом де Торси как союзник в западноевропейском конфликте — конфликт на Балтике его мало волновал. Согласись Карл XII направить свой удар против Империи, Франция, вероятно, вышла бы победителем в войне и стала абсолютным гегемоном в Европе. Шведский король не мог желать этого. Поэтому в Альтранштедте выиграл в итоге не Версаль, устами маркиза Безенваля уговаривавший шведов идти на запад, а Мальборо, одобривший их восточные намерения.

Впрочем, даже после поездки в Альтранштедт Мальборо опасался французской дипломатии, считавшейся самой эффективной в XVIII веке. Торси и в самом деле не сложил оружия и предложил свою стратегию разрешения европейских конфликтов: Швеция, как в Рисвике в 1697 году, должна посредничать между Францией и Великим союзом, тогда как Версаль попытается примирить Петра и Карла. Эмиссары Людовика тут же отправились к шведам. Одновременно французы через польского генерала Синявского намекнули царю на возможное посредничество Франции в заключении выгодного для России мира со Швецией, а Петр в таком случае должен был выступить против Великого союза или хотя бы вместе с турками против одной Вены. Еще Россия должна была признать Лещинского, а следовательно, и шведские завоевания в Польше. С другой стороны, французская дипломатия активно направляла против Вены Ракоци. Безусловно, Петру все это не подходило.

Надо сказать, под впечатлением отказа Августа от трона на компромисс с Лещинским пошли многие члены Сандомирской конфедерации[19]. В такой ситуации весной 1707 года Петр I в качестве кандидатуры на польский трон предлагал поочередно Александра Меншикова, своего сына Алексея, Якоба Собеского, литовского генерала Михаила Вишневецкого, польского генерала Синявского, принца Евгения и даже Ракоци. Первые две кандидатуры польские магнаты сразу отвергли, а Вишневецкий летом 1707 года перешел на сторону Лещинского. Принц Евгений от такой чести отказался. Ракоци о предложении Петра задумался, но он медлил, опасаясь, что претензии на польскую корону приведут его к разрыву с Людовиком. Планы Версаля основывались на признании королем Лещинского и с новыми выборами короля в Речи Посполитой, даже если будет выбран союзник Франции, не состыковывались.

К сентябрю 1707 года обоюдные интересы привели к соглашению между Петром I и Ракоци. Последний обязывался принять польскую корону на выборах, назначенных на начало 1708 года, если Людовик вынудит Карла пойти на мир с Россией. Но царь и князь недолго питали надежды на разрешение конфликта. Через несколько дней после этого шведский король объявил, что выступает на восток.

Тем временем Андрей Матвеев пытался выполнить свою миссию в Лондоне, надеясь на посредничество Англии в войне со шведами с признанием последних завоеваний Петра и последующее вступление России в Великий союз. Королева Анна и Харли приняли русского посла уважительно, но курс в отношении востока был уже принят и не подлежал изменению. Мальборо инструктировал Харли: «Старайтесь не оскорблять царя, но в любом случае его нельзя принять в Великий союз».

Матвеев проявил завидное упорство, представив Харли меморандум Петра, в котором говорилось, что царь предпринял все шаги для укрепления связей с Англией и за разрыв, если он произойдет, будут ответственны англичане. После этого государственный секретарь, посовещавшись с Мальборо, заявил о согласии Анны заключить с царем союз. Но при этом англичане всеми силами затягивали дело.

Мальборо и Харли, несмотря на все противоречия между ними, дружно разыгрывали спектакль перед русским послом. Перед отъездом в Гаагу в апреле 1708 года Мальборо посетил Матвеева и сказал ему, что будет способствовать русским интересам. Но чуть позже вместе с принцем Евгением и Хейнсиусом они заключили: «Что касается московитов, то надо решить проблему, не огорчая царя, но и не принимая его в Великий союз. Дела короля Августа и всей Польши оставить без изменений, дабы не ссориться с королем Швеции». В это же время Анна признала Станислава Лещинского королем Польши. Герцог писал 9 мая новому государственному секретарю Бойлу: «Составьте наилучший план, как развлечь русского царя… Мы не должны окончательно рассориться с ним».

Матвеев уже провел в Лондоне четырнадцать месяцев, но так ничего и не добился. Это стало ему порядком надоедать. Раздражения ему добавляла английская пресса, прямо писавшая, что Карл намерен низложить Петра, посадить на русский трон царевича Алексея и учредить в России конституцию. Многим в Англии это казалось возможным.

Масла в огонь подлил странный инцидент, случившийся с Матвеевым 21 июля 1708 года. Карету посла остановили прямо на улице и отвезли его в тюрьму, обвинив в неуплате торговцам 50 фунтов. Узнав об этом, Бойл распорядился освободить Матвеева и принес извинения. Он назвал это дело «несчастным случаем» и «вопиющей дерзостью» и проинструктировал Уитворта уверить царя, что королева испытывает «глубокое сожаление» в связи с происшедшим. 23 июля госсекретарь пообещал Матвееву, что на осенней сессии парламента будет принят билль о недопустимости насильственных действий в отношении послов и дипломатических агентов. Так на практике вырабатывалась важная норма международного права. Случай с Матвеевым внес в это дело солидную лепту. 29 июля Матвеев покинул Альбион. Как бы то ни было, ссориться с Московией англичане не хотели: во-первых, не хотели лишаться выгодной с ней торговли, а во-вторых, опасались, что этим воспользуются в своих интересах французы.

Только 17 сентября Петр, занятый войной со шведами, выразил свой протест английской королеве по поводу оскорбления посла и потребовал наказать виновных. Ничего этого не произошло, поскольку парламент не нашел в поведении английских должностных лиц ничего предосудительного. Конфликт завершился лишь в феврале 1710 года, уже после разгрома шведов под Полтавой, когда англичане вновь стали искать расположения русских и Уитворт от имени королевы принес Петру I официальные извинения по этому делу. Петр был удовлетворен и больше о деле Матвеева не вспоминал.

После Полтавской битвы исход Северной войны был фактически предрешен, но Шведская империя не без помощи английских, французских и имперских дипломатов предпочла вместо заключения мира агонизировать, теряя последние клочки балтийской территории. «Шведы навсегда останутся в истории… А царь приобрел в Европе значение и будет играть большую роль в общих делах» — так «похоронил» Швецию Лейбниц в письме русскому послу в Вене Урбиху.

Неопределенность в войне и во внутрианглийских делах не помешала Мальборо отреагировать на победу русских. Он узнал о ней спустя двенадцать дней — в лагерь под Турне прибыл посланец с письмом от Александра Меншикова. «Победа царя настолько значительна, что в ее последствиях не стоит сомневаться уже сейчас. Те северные государи, которые много лет благоговели перед королем Швеции, сейчас будут очень беспокоиться, если Англия и Голландия вовремя не примут меры, дабы помешать возможным изменениям на этих территориях», — писал герцог Годолфину в августе 1709 года. И о том же Хейнсиусу: «Надо подумать, как удержать баланс сил на севере». В письме Саре он посетовал: «Если бы несчастный король заключил, как ему советовали, мир с царем в начале лета, он мог бы… влиять на отношения между нами и Францией и сделал бы свое королевство счастливым, в то время как сейчас он во власти своих соседей». Тогда же Мальборо оценил мощь русского государя и в общих чертах определил будущую западную политику «сдерживания» России.

Анна Стюарт сочла необходимым поздравить Петра: «Я с удовлетворением восприняла весть о победе Вашего Beличества и поздравляю Вас с успехом Вашей армии… Примите заверения в моей искренней дружбе…»

Битва под Полтавой стала самым решающим сражением двух европейских войн. Она не только определила исход Северной войны, судьбу Карла и распад Шведской империи, но и наметила вступление России в недалеком будущем в разряд великих держав. Начавшиеся в мае 1718 года на Аландских островах мирные переговоры между Швецией и Россией уже не могли кардинально ничего изменить.

В 1722 году Петр I, просматривая начатую дипломатом и вице-президентом Коллегии иностранных дел Петром Шафировым «Историю шведской войны», строго заметил, что в ней обязательно надо упомянуть «визит Мальбрука в Саксонию». Они — Петр и Мальборо — так никогда и не встретились, но ясно понимали ту роль, которую каждый из них играет в истории.