Герман Геринг. Железный маршал - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Борис Вадимович Соколов (Воздушное возмездие) #27

Воздушное возмездие

В декабре 1942 года влияние рейхсмаршала на государственные дела стало ослабевать. Гитлер образовал «коллегию трех» в составе Мартина Бормана, начальника штаба ОКБ Вильгельма Кейтеля и начальника личной канцелярии рейхсканцлера Ганса Ламмерса. Первый доводил распоряжения Гитлера до партийных инстанций, второй — до военных, третий — до государственных. Герингу никто из них не подчинялся, так что рейхсмаршалу стало значительно сложнее влиять и на экономику, и на военные дела. Но против Ламмерса и Бормана интриговал новый министр вооружений Шпеер. Он попробовал пригласить в союзники Геринга как председателя Совета по обороне рейха и уполномоченного по реализации четырехлетнего плана.

Шпеер добивался создания нового органа, который мог бы издавать законы без согласования с «коллегией трех». Он попытался привлечь на свою сторону и Геббельса, отношения которого с Герингом были весьма напряженными. Потом министр вооружений встретился с рейхсмаршалом. Шпеер вспоминал: «Беседа была непринужденной. На меня успокаивающе действовала уютная обстановка небольшой виллы, хозяин которой был одет по-домашнему. Я был шокирован тем, что он красит ногти красным лаком и пудрит лицо. Он был одет в хорошо знакомый мне зеленый парчовый халат с приколотой к нему большой рубиновой брошью. Геринг спокойно выслушал мой рассказ о встрече с Геббельсом в Берлине, то и дело вынимая из кармана драгоценные камни без оправы и с удовольствием перебирая их холеными пальцами. Ему было приятно, что мы вспомнили о нем. Он тоже видел опасность в возросшем влиянии Бормана и подтвердил, что остается на нашей стороне».

Шпеер попытался помирить Геринга и Геббельса. 2 марта 1943 года он навестил Геринга в Оберзальцберге уже вместе с министром пропаганды. Геринг опять вышел к гостям в довольно экстравагантном одеянии, которое, по словам Геббельса, «могло бы показаться комичным, если бы не знать Геринга. Но он был таков, и приходилось мириться с его стилем и манерами. В них было даже какое-то очарование». Замечу, что, может быть, и Гитлер любил рейхсмаршала именно за то, что его яркая и броская одежда и выставляемое напоказ стремление к роскоши выгодно оттеняли аскетизм и скромность фюрера.

Примирение Геринга и Геббельса состоялось. Но это не помогло Шпееру в достижении его цели. Герингу предстояло убедить Гитлера пойти навстречу министру вооружений, однако момент для этого был выбран неподходящий.

Кроме того, по ходу беседы выяснилось, что Геринг настроен крайне пессимистично в отношении исхода войны. Он не сомневался в том, что в ближайшие месяцы Германия потеряет Тунис, и не верил, что удастся истощить ресурсы Советского Союза и закончить войну с ним хотя бы «вничью». С американской и британской поддержкой эти ресурсы казались неисчерпаемыми. Согласно записи в дневнике Геббельса, Геринг обрушился на Риббентропа как на главного виновника преждевременного начала мировой войны:

«Геринг то и дело повторял, что нынешняя война — дело рук исключительно Риббентропа, который никогда не предпринимал серьезных попыток установить modus vivendi с Англией. Ему мешал комплекс собственной неполноценности».

Геббельс предложил обсудить, как сместить Риббентропа с поста главы внешнеполитического ведомства, поскольку тот не ищет выхода из войны на пути переговоров, а лишь излагает идеи Гитлера. Геббельс кричал:

«Риббентроп и Ламмерс втерлись в доверие к фюреру. Он не в состоянии разглядеть их истинной сущности!»

Геринг поддакивал:

«Он постоянно прерывает мои выступления на совещаниях своими репликами, строит козни за моей спиной. Ну, теперь он за все поплатится! Я вам это обещаю!»

Претензии к Риббентропу выглядели по меньшей мере странно. В тоталитарных государствах роль министра иностранных дел сводится лишь к претворению в жизнь воли фюрера, дуче или генерального секретаря, поскольку только первые лица способны здесь определять внешнеполитический курс. Но поскольку министры все еще верили фюреру, они предпочитали искать козла отпущения в собственных рядах. Ни Герингу, ни Шпееру, ни Геббельсу не хотелось признаваться в том, что они ведут безнадежную борьбу со всем миром, что заключать сепаратный мир с нацистами никто не собирается и что в результате уже состоявшегося разгрома в Сталинграде и ожидавшегося разгрома в Северной Африке полное поражение Германии не за горами.

После широкомасштабных бомбардировок союзной авиацией Нюрнберга и Мюнхена Гитлер, 20 марта 1943 года прибывший в Берлин, обрушился на Геринга за неспособность люфтваффе отразить налеты вражеской авиации и указал на несоответствие генералов люфтваффе требованиям современной войны. Тогда же фюрер довольно резко высказывался по поводу неспособности Геринга переломить ход войны в воздухе и поставил ему в пример успехи подводников Дёница. Впрочем, на личных отношениях фюрера и рейхсмаршала эта критика пока не отражалась. 21 марта Гитлер, как это уже стало привычным, произнес речь по случаю Дня героев в берлинском цейхгаузе. Он с глубоким уважением и признательностью говорил о погибших 542 тысячах германских солдат и офицеров, сказав, что они «являются незабвенными героями и пионерами лучшей эры и навсегда останутся в наших рядах».

В такой обстановке довольно опасно было начинать политическую интригу с участием рейхсмаршала. Но Шпеер и Геббельс рискнули. Они вместе с Герингом решили, что Совет по обороне рейха с включением туда Шпеера и Геббельса может стать реальной альтернативой «коллегии трех», если придать ему дееспособный аппарат.

В качестве предлога для реформы Совета они решили использовать промахи ставленника Бормана Заукеля. Последний, как специальный уполномоченный, отвечал за поставку в рейх рабочей силы с оккупированных территорий и из союзных стран, однако явно не справлялся со своей задачей. Шпеер уличил его в намеренном завышении численности иностранных рабочих.

12 апреля 1943 года Геринг созвал совещание, на котором собирался поставить вопрос о необходимости создания нового аппарата по мобилизации трудовых ресурсов, параллельного ведомству Заукеля. Это должно было стать первым шагом по восстановлению аппарата Совета по обороне рейха. Однако Геринг и его союзники потерпели крах с самого начала. Геббельс испугался гнева Гитлера и на совещание не приехал, сославшись на почечные колики. Без него Геринг не рискнул выступить против Заукеля и обрушился на… своего заместителя Мильха за то, что тот, дескать, саботирует усилия Заукеля. Борман и Гиммлер, также присутствовавшие на совещании, торжествовали победу. Геринг был уже не боец, перечить Гитлеру боялся, а храбрился только за рюмкой коньяка в кругу своих временных союзников. Впрочем, им рейхсмаршал тоже не доверял. Может быть, в этом и заключалась истинная причина отказа Геринга от попытки создать противовес Борману и Ламмерсу.

Отмечу, что существуют и противоположные свидетельства об отношениях Гитлера и Геринга в период после сталинградской катастрофы. По словам камердинера Гитлера Линге и его личного адъютанта фюрера Гюнше, в эту пору Гитлер стал все более отдаляться от генералов и «Геринг не преминул воспользоваться этим состоянием Гитлера и стал каждый день бывать у него. В этом проявилась тактика Геринга, стремившегося занять особое положение при Гитлере. Гитлер, со своей стороны, чуждаясь генералов, стал искать сближения с Герингом».

В тот же день, 12 апреля 1943 года, Геббельс записал в дневнике:

«Геринг прекрасно понимает, что нас ждет, если мы проявим хоть малейшую слабость в этой войне. Мы сделали с евреями такое, что обратной дороги нет. Это даже к лучшему. Те люди и движения, которые уже сожгли за собой все мосты, сражаются с гораздо большим ожесточением, чем те, у кого еще есть пути к отступлению».

Рейхсмаршал сознавал, что весной 43-го Германии отступать уже было некуда. Но, в отличие от фанатика Геббельса, понимал он и то, что победы Германии не одержать, а ничьей быть не может. Поэтому предпочитал пить «чашу жизни» в Каринхалле — чтобы перед смертью было что вспомнить.

В 1943 году люфтваффе уже не господствовали в воздухе ни на одном театре боевых действий, но им все же удалось осуществить несколько успешных акций. Так, в июне 1943 года, в рамках подготовки к операции «Цитадель» (наступления на Курск), две группы бомбардировщиков «Хе-111» совершили налет на Горьковский танковый завод, который находился на пределе их радиуса действия. Ориентируясь на излучину Волги, они нанесли довольно точный удар, разрушив основные цеха завода и уничтожив около 800 танков. Однако для Советского Союза это был лишь булавочный укол. Количество уничтоженных танков было равно их выпуску в течение 12 дней, а организовать такие удары в массовом порядке люфтваффе оказались не в состоянии.

Вскоре после краха операции «Цитадель» Гитлер собрал в ставке ведущих германских промышленников. Приехал и Геринг, который перед этим охотился в Каринхалле. По свидетельству Понше, «страдания и ужасные потери немецкой армии на Восточном фронте его мало беспокоили. Он привез с собой охотничью добычу и крепкое пиво, которое специально варилось для него».

Возмущение высокопоставленных офицеров и генералов ОКХ вызывало и то, что им приходилось ездить в ставку в одном старом штабном вагоне, тогда как Геринг пользовался персональным поездом с роскошными салон-вагонами.

За обедом после совещания Геринг зачитал Гитлеру письмо, полученное от Шахта, основные позиции которого рейхсмаршал разделял. Шахт писал, что в кругу промышленников положение на Восточном фронте считают опасной угрозой для Германии и что в данной обстановке необходимо искать мира с западными державами. Шахт намекал: по данным частных источников, такие переговоры могли бы привести к успешным результатам. Письмо Шахта вывело Гитлера из себя.

Потеряв всякое самообладание, он осыпал Шахта ругательствами. Гитлер кричал, что Шахт хочет его обойти и проводить политику, за его спиной. Всякие переговоры с англо-американцами он будет рассматривать как государственную измену. Гитлер грозил отправить Шахта в концлагерь, но отправили его туда только после покушения 20 июля 1944 года.

Пока Гитлер неистовствовал, Геринг продолжал спокойно сидеть рядом. Он старался отвлечь Гитлера и в конце концов развеселил его своим рассказом о том, что старый Шахт развелся с женой и женился на своей молоденькой секретарше.

Но вскоре рейхсмаршалу стало не до смеха. В ночь с 24 на 25 июля 1943 года 780 британских и американских «летающих крепостей» бомбили Гамбург. В период до 3 августа состоялось еще пять налетов. На город обрушилось 8,5 тысячи тонн бомб. Водопровод был выведен из строя, и возникшие пожары нечем было тушить. Порт с миллионным населением превратился в руины. Было разрушено 80 % зданий, погибли 30 482 жителя. В налетах на Гамбург королевские ВВС потеряли 87 бомбардировщиков, а еще 174 были повреждены, в основном огнем зенитной артиллерии. ПВО Гамбурга опоздала, поскольку германские радары были ослеплены эффективным противорадарным средством — мелкими полосками станиоля (серебряной фольги), сбрасывавшимися с самолетов. На экранах радаров их было очень сложно отличить от настоящих бомбардировщиков, что затрудняло наведение на цели немецких ночных истребителей. В Гамбурге побывал Карл Боденшатц и доложил Герингу, что город превратился в огненный ад.

1 августа 1943 года Геринг вынужден был издать приказ, где в качестве приоритетной задачи для люфтваффе провозглашалась противовоздушная оборона как в дневное, так и в ночное время.

19 августа 1943 года, не выдержав трагедии Гамбурга и все ухудшавшихся отношений с Герингом, а также потрясенный успешным налетом британской авиации на Пенемюнде, застрелился начальник Генштаба люфтваффе генерал Ешонек. Фон Белов так описывает обстоятельства его самоубийства:

«В первые августовские дни мне позвонил адъютант Ешонека и попросил прийти к нему на завтрак. Я нашел начальника Генерального штаба люфтваффе в отчаянии. Геринг взвалил на него всю ответственность за постоянно усиливавшиеся британские бомбежки и в своих упреках был невыносим, необуздан, несправедлив и говорил не по существу. Я, как можно спокойнее побеседовав с Ешонеком, предложил ему явиться сегодня на обсуждение обстановки у Гитлера. Когда я доложил об этом фюреру, тот сразу согласился принять его, но сказал мне, что ни в коем случае не позволит Ешонеку покинуть свой пост, ибо не знает никого другого, кто мог бы руководить люфтваффе при несостоятельности Геринга. Ешонек пробыл у Гитлера почти два часа. Уходя, он поблагодарил меня за то, что я устроил ему неформальный прием у фюрера за обедом, но добавил: ему все-таки придется работать вместе с Герингом. Я видел, что разногласия между ними не устранены, но что делать, не знал.

Утром 19 августа мне позвонил адъютант Ешонека и сообщил, что тот застрелился. Я оцепенел от неожиданности. Еще перед обсуждением обстановки в Растенбург прилетел Геринг. Я встретил его на аэродроме и проводил в ставку фюрера. Он передал мне два письма, оставленные для меня Ешонеком, и спросил, не говорил ли тот мне о чем-либо. Я с чистой совестью ответил отрицательно. Геринг захотел узнать содержание писем. Я отказался удовлетворить его любопытство и убрал письма в полевую сумку, а потом прочел их в спокойной обстановке.

Ешонек жаловался на отношение к нему Геринга, на его непрерывные телефонные звонки с упреками по поводу английских бомбежек, ответственность за которые главнокомандующий люфтваффе несправедливо возлагал лично на него. Он описывал свои тщетные попытки создать эффективные военно-воздушные силы. Эти письма очень взволновали меня, и вечером я сообщил их содержание Гитлеру, который упрекнул Ешонека в том, что своим самоубийством тот ничего не решил… Через несколько дней Ешонека похоронили поблизости от штаб-квартиры люфтваффе, а Геринг назначил начальником их Генерального штаба генерала Кортена».

Нужно заметить, что фон Белов негативно относился к Герингу и порой сгущал краски. Вряд ли Гитлер держал бы рейхсмаршала до последних дней во главе люфтваффе, если давно убедился в его неспособности руководить авиацией. Поступок же Ешонека фюрер, несомненно, расценил как дезертирство в самый напряженный момент борьбы.

Вскоре после гибели Ешонека Геринг созвал в своем кабинете в ставке Гитлера руководство люфтваффе и потребовал принять радикальные меры к тому, чтобы катастрофа, подобная гамбургской, больше никогда не повторилась. Рейхсмаршал провозгласил, что теперь на Западе люфтваффе переходят к жесткой обороне, отказавшись от сколько-нибудь масштабных наступательных операций. Он потребовал концентрации всей истребительной авиации на обороне рейха. Ответные удары можно будет наносить только тогда, когда люфтваффе смогут получить новые самолеты и горючее от промышленности, надежно защищенной от воздушных налетов. Присутствовавший на совещании Гал-ланд был поражен решимостью, которая овладела в тот момент и Герингом, и генералами люфтваффе, и руководителями авиапромышленности:

«После гамбургской трагедии были отброшены ведомственные амбиции, конфликты промышленности и люфтваффе, соперничество истребительной и бомбардировочной авиации. Было лишь всеобщее желание сделать все возможное для защиты рейха и не допустить национальной катастрофы».

Геринг был захвачен общим настроением. Он зашел в кабинет фюрера, чтобы получить от него одобрение предлагавшихся мер. Однако Гитлер отверг их, приказав продолжать наступательные операции в воздухе, и даже потребовал увеличить их масштабы. По словам Галланда, Геринг был совершенно сломлен, в его глазах были слезы. Но он опять убедил себя в том, что фюрер, как всегда, прав: «Надо нанести врагу на Западе такие удары, чтобы он не смог больше осуществить атаки, подобные гамбургской». И приказал возобновить воздушное наступление на Англию, хотя и знал, что у люфтваффе на это уже не было сил.

С помощью новых самолетов «Хе-177» и «Ю-188» командующему бомбардировочной авиацией Пельцу удалось возобновить воздушное наступление на Англию, однако стратегического значения оно не имело, поскольку бомбовый груз, который обрушивали немецкие самолеты на Англию, был на порядок меньше того, который приняли на себя Гамбург и другие немецкие города. Производство же тяжелых бомбардировщиков отвлекало ресурсы от производства истребителей, жизненно необходимых для ПВО рейха. Кроме того, конструирование и испытания четырехмоторных бомбардировщиков требовали значительных затрат времени, а из-за неприятельских налетов немецкая авиация вынуждена была рассредоточиваться, в то время как тяжелым бомбардировщикам трудно было использовать полевые аэродромы.

5 октября 1943 года Гитлер обсудил с Герингом и Кортеном вопрос о том, как положить конец дневным налетам авиации противника. Фюрер настаивал, чтобы люфтваффе в первую очередь занимались отражением бомбардировок, иначе противник разбомбит всю военную промышленность Германии.

По словам фон Белова, в тот момент Гитлер «все еще высоко ценил Геринга, характеризуя его как человека «холодного, словно лед» в тяжелейших критических ситуациях. Фюрер говорил о нем: «Это человек железный и беспощадный. В наиболее тяжкие, критические времена Геринг всегда оказывался нужным человеком на нужном месте. А его тщеславие и тяга к роскоши — все это показное и сразу спадает с него, когда он нужен». Я был поражен тем, что Геринг еще пользуется у Гитлера таким авторитетом.

За эти месяцы мне не раз приходилось быть свидетелем, как Гитлер вызывал Геринга к себе и осыпал его резкими упреками. Когда я однажды сказал фюреру, что никак не могу совместить это с его обычно положительной оценкой Геринга, он ответил: ему иногда приходится быть более резким потому, что рейхсмаршал имеет склонность давать указания и приказы, не заботясь об их исполнении и контроле.

Сам Геринг зачастую воспринимал критику со стороны фюрера очень болезненно: «Гитлер обращался со мной, как с глупым мальчишкой!» Признаюсь, я тоже воспринимал это так, когда он отчитывал рейхсмаршала».

Выступая перед гауляйтерами 8 ноября 1943 года, Геринг заявил:

«К началу войны Германия была единственной в мире страной, которая располагала стратегической бомбардировочной авиацией, оснащенной самыми современными в техническом отношении самолетами… В массе своей авиация готовилась с таким расчетом, чтобы проникать глубоко во вражеский тыл, выполняя там задачи стратегического характера. Одновременно меньшая часть бомбардировочной авиации (в качестве пикирующих бомбардировщиков) и, само собой разумеется, все истребители должны использоваться непосредственно на поле боя».

Однако промышленность была не в состоянии удовлетворить все запросы люфтваффе, поэтому выбор был вынужденно сделан в пользу более простых в производстве и менее ресурсоемких самолетов. Поэтому Геринг и другие руководители люфтваффе выступали за прицельное бомбометание, необходимое для поддержки сухопутных войск. Это же требование они хотели ввести и для стратегических бомбардировщиков, что было совершенно нереально.

Осенью 1943 года Геринг говорил фон Белову о высочайшем авторитете, которым фюрер все еще пользовался в обществе. Это доверие к Гитлеру основывалось «на вере в то, что он дарован немецкому народу самим Провидением, избравшим его в качестве человека, способного устранить всю несправедливость, идущую со времен 1918 года. Эта вера заходила столь далеко, что нового падения Германии представить себе было невозможно». Фон Белов сделал вывод, что Геринг относится к Гитлеру и всей его деятельности вполне позитивно.

Налеты англо-американской авиации на города Германии все учащались, хотя союзники при этом тоже несли тяжелые потери. Чтобы их оправдать, в своих рапортах летчики бомбовозов сообщали об огромном числе сбитых немецких истребителей. Например, согласно американским данным, за первые 10 месяцев 1943 года американская бомбардировочная авиация в Европе потеряла 727 самолетов, уничтожив при этом 3320 немецких истребителей. Галланд по поводу этого отчета справедливо заметил:

«По количеству сбитых истребителей американцы преуспели точно так же, как и наше высшее командование в ходе битвы за Англию. Если бы заявления о числе сбитых самолетов хоть приблизительно соответствовали истине, то многомоторный бомбардировщик вряд ли бы встретил в конце 1943 года хоть какое-то противодействие истребителей над территорией рейха. Но когда в октябре американцы объявили о 864 сбитых самолетах, под Швейнфуртом они потерпели наиболее тяжелое поражение. После войны они признали свои ошибки, что видно на примере официального сообщения о налете на Лилль, совершенном в октябре 1942 года. Тогда участвовавшие в нем «летающие крепости» якобы сбили 102 немецких истребителя, но согласно немецким архивам, ставшим доступными после войны, в тот день было сбито всего два наших истребителя! В американском сообщении это приводится как показательный пример того, что невозможно проверить количество сбитых неприятельских самолетов со слов членов экипажей бомбардировщиков. Каждый стрелок, стрелявший в неприятельский самолет и видевший его падавшим вниз, приписывал его себе. Да, таков человек. И кто мог бы опровергнуть тогда эти показания? Над Лиллем два немецких истребителя рухнули на землю, а было сообщено о 102 сбитых самолетах. Следовательно, стрелков было 51».

К этому стоит добавить, что порой к сбитым относился любой задымивший «Ме-109». Но конструкция мотора этого истребителя была такова, что на форсаже он часто дымил сам по себе.

Упомянутый Галландом налет на Швейнфурт 14 октября 1943 года был одним из самых опасных для германской экономики. Здесь располагался единственный в рейхе крупный шарикоподшипниковый завод, снабжавший своей продукцией германскую промышленность. В случае повторения налетов и выведения завода из строя на длительный срок вся германская экономика встала бы. Если бы налеты продолжались в течение четырех месяцев, военное производство впало бы в коллапс. К счастью для немцев, 60 из участвовавших в налете 315 «летающих крепостей» были сбиты, а еще 100 — повреждены. Из 300 немецких истребителей, участвовавших в бою, погибли 25, тогда как американцы донесли об уничтожении 228 самолетов противника, в 9 раз преувеличив свои заслуги.

Как констатирует Галланд, «осенью 1943 года потери среди американских бомбардировщиков резко увеличились, тогда как среди немецких истребителей по-прежнему не превышали допустимых пределов».

Однако к началу 1944 года в воздушных сражениях над Германией произошел перелом. Во-первых, союзники начали «челночные» бомбардировки. Соединения «летающих крепостей» вылетали из Англии и, отбомбившись, приземлялись на базах в Алжире, откуда опять взлетали в направлении Англии и бомбили германские города. Тем самым увеличилась интенсивность налетов и расширилась их география, что затруднило концентрацию германской истребительной авиации для противодействия бомбардировкам. Кроме того, с появлением в конце 1943 года американского самолета «Р-51» «мустанг» увеличился радиус действия истребителей сопровождения.

Когда 6 марта 1944 года 672 американские «летающие крепости» совершили свой первый массированный налет на Берлин, им смогли противостоять только 200 немецких истребителей, причем их потери на этот раз были вдвое больше, чем у противника. Если за весь 1943 год британские ВВС обрушили на Германию 136 тысяч тонн бомб, то за первые три месяца 1944 года — уже 56 тысяч тонн, то есть в 1,7 раза больше в месячном исчислении. По поводу этих налетов Геринг говорил Галланду:

«Немецкий народ воспринимает это как наказание Германии».

Геринг, едва ли не единственный из вождей рейха, неоднократно посещал германские города сразу после завершения наиболее мощных налетов союзной авиации, заходил в бомбоубежища и беседовал с людьми. Его по-прежнему любили, ему верили, шутливо называя «Толстяком». Говорили: «Он беспокоится о нашей судьбе — не то что другие вожди».

В качестве одного из способов борьбы с «летающими крепостями» всерьез рассматривалась возможность формирования эскадрилий из пилотов-смертников, которые должны были таранить вражеские бомбардировщики. Галланд вспоминал:

«В конце 1943 года среди прочих ко мне попало предложение, поступившее с фронта: таранить тяжелые бомбардировщики. Несомненно, эта мысль появилась под влиянием японских летчиков-камикадзе, которые в пике врезались в неприятельские цели вместе со своим самолетом. Такое самопожертвование уходит корнями в веру и традиции японцев, в их представления о героизме. Нам, европейцам, оно было чуждо по природе, хотя мы и могли восхищаться героизмом японцев. Поэтому я отказался от этой идеи. Но она все же положила начало формированию специальных, элитных частей истребительной авиации. Эти штурм-истребители должны были атаковать бомбардировщики плотным строем, с помощью мощного вооружения и с максимально близкого расстояния. В этом случае появлялась большая вероятность сбить бомбардировщик, но и сам истребитель тоже мог погибнуть с большей вероятностью. Если немецкий самолет был тяжело поврежден, летчик мог направить его на таран, а сам выброситься с парашютом.

После первоначального успеха экспериментальной эскадрильи раздался призыв к добровольцам, которые не замедлили откликнуться. На вооружении у штурм-истребителей имелись «Фокке-Вульф-190», оснащенные четырьмя 20-мм пушками, а позднее — двумя 20-мм и двумя 30-мм пушками. Летчика защищала дополнительная броня. Вскоре был сформирован первый штурм-полк. Он первоклассно проявил себя и достиг блестящих результатов при допустимом уровне потерь… Моей целью было к сентябрю 1944 года ввести в состав каждой из девяти групп истребителей ПВО рейха один штурм-полк, но осуществлению этого плана помешало вторжение в Нормандию».

Незадолго до этого Геринг одобрил предложение Галланда создать на Западе резерв летчиков-истребителей, то есть определенное избыточное число пилотов по отношению к имевшемуся в наличии количеству боеспособных самолетов. Это позволило части летчиков периодически отдыхать, что повысило их способность вести воздушные бои, в то время как все боеготовые самолеты использовались их товарищами. Общая численность летчиков-истребителей в воздушном флоте «Рейх» должна была достигнуть 2000. К концу мая резерв составлял уже 490 летчиков. Но высадка союзников на континенте 6 июня опрокинула и этот план, поскольку весь резерв пришлось использовать в Нормандии.

Интересно, что немцы все-таки разработали вариант самолета для пилотов-смертников. Это был пилотируемый вариант крылатой ракеты «Фау-1», который доставлялся в район цели самолетом-носителем. После отделения от носителя пилот ракеты должен был прицельно спикировать на цель, а затем выброситься с парашютом. Однако шансов выжить при прыжке на скорости пикирования 800 км/ч было немного. До конца войны было изготовлено 175 пилотируемых крылатых ракет, но из-за многочисленных катастроф при испытаниях до их боевого применения дело так и не дошло.