Поход на Восток

Перед вторжением в Россию вермахт осуществил нападение на Югославию и Грецию, заставив их капитулировать. Люфтваффе сыграли ключевую роль в захвате Крита в мае 1941 года, потопив 3 крейсера и 6 эсминцев и заставив британский флот покинуть воды вблизи Крита. На Крит также высадилась парашютная дивизия из состава люфтваффе. Но парашютисты понесли тяжелые потери — более 4 тысяч погибших и пропавших без вести, 2,5 тысячи раненых, поэтому Гитлер более не рискнул проводить крупномасштабные воздушно-десантные операции.

Вскоре после захвата Крита Геринг выступил на совещании командного состава люфтваффе в Париже и заявил, что эта операция — репетиция будущего вторжения на Британские острова. По этому поводу Геббельс написал статью «Крит как пример», опубликованную в «Фёлькише беобахтер» 13 июня 1941 года и вызвавшую известное заявление ТАСС от 14 июня 1941 года. В статье содержался прозрачный намек на то, что высадка вермахта на Британские острова — дело ближайших недель, если не дней. На самом деле и выступление Геринга, и статья Геббельса были сознательной дезинформацией, призванной убедить советское руководство в том, что Германия на Россию нападать не собирается, а вот-вот ударит по Британским островам. Для пущей убедительности номер газеты со статьей Геббельса был конфискован военной цензурой, но с таким расчетом, чтобы часть тиража достигла иностранных посольств в Берлине.

Летчики, слушавшие Геринга, приняли его выступление за чистую монету. Адольф Галланд вспоминал:

«Геринг не оставил у нас ни тени сомнения, что битва за Англию была лишь увертюрой к ее полному покорению, а дальнейшие действия сведутся к перевооружению люфтваффе и усилению подводной войны, что приведет к успешному вторжению на остров. Планы, которые живописал перед нами Геринг, выглядели очень внушительно. Мы не усомнились и в том, что наша военная промышленность добьется требуемой Герингом производительности. После совещания Геринг отозвал в сторону меня и Мёльдерса. Сияя и тихонько посмеиваясь, он спросил, что мы думаем о его речи. Услышав, какое она произвела впечатление, он радостно потирал руки: «В ней нет ни грана правды!» — и под большим секретом сообщил, что само совещание — лишь одно из мероприятий по дезинформации, призванной прикрыть подготовку нападения на Советский Союз. Эта новость потрясла нас.

Я был ошеломлен и не мог скрыть своих сомнений. Угроза войны на два фронта, висевшая над нами подобно дамоклову мечу, теперь становилась реальностью. Я не мог думать больше ни о чем ином, как о мрачной и зловещей перспективе грядущей войны с Россией, страной, обладавшей огромными людскими резервами и природными ресурсами, в то время как нашей мощи уже однажды не хватило, чтобы сокрушить Англию. Теперь мы должны были повернуться против нового, неизвестного и огромного по своим масштабам врага, не обеспечив прежде свои тылы… Но, к моему изумлению, не только Геринг, но и Мёльдерс были охвачены энтузиазмом. Моего мнения никто не разделял. Геринг заявил, что на Востоке люфтваффе обретут новую славу. У красных ВВС гораздо многочисленнее, но большинство машин устарело, а пилоты плохо обучены: «Нужно только сбить ведущего, тогда и остальные повернут назад. Мы будем сбивать их, как глиняные летающие тарелки в тире».

В ответ на вопрос Галланда о перспективах воздушной битвы за Британию, Геринг заявил, что сокрушение советского колосса — дело двух-трех месяцев, после чего основные силы люфтваффе будут действовать против Англии, усиленные ресурсами покоренной России. Фюрер, по словам Геринга, «не может вести войну против Англии в полную силу, пока нашему тылу будет угрожать держава, питающая по отношению к нам явно враждебные, агрессивные намерения».

Галланд утешал себя мыслью, что рейхсмаршал лучше, чем он, всего лишь командир авиагруппы, представляет себе стратегическую перспективу, ведь «все-таки угроза с Востока очевидна. К тому же оставалась надежда, что кампания против России будет действительно идти гладко и в соответствии с планом, как и все остальные блицкриги. В отношении России я очень надеялся на то, что основанный на терроре советский режим окажется гнилым. Когда я упомянул об этом, Геринг неожиданно стал очень серьезным и решительно тряхнул головой: «Не говорите мне о возможном внутреннем крахе большевистского режима! Фюрер считает, что не стоит даже обсуждать такую возможность. Не накличьте несчастья на себя, рассказав об этом кому-нибудь. Даже в Германии любая деятельность подрывных элементов была бы безнадежным предприятием. В Советском Союзе, где режим на двадцать лет старше нашего, было бы сумасшествием и самоубийством пытаться совершить государственный переворот. Даже в своих самых отдаленных. расче-тах фюрер не допускает такой мысли. Советский Союз можно разбить только силой. Именно. это мы и собираемся сделать. Не сомневайтесь, мы это сделаем!»

Однако за бодрыми словами Геринг стремился скрыть свое беспокойство за исход русской кампании. Его пугали необъятные просторы России и казавшиеся неисчерпаемыми людские ресурсы. Рейхсмаршал хорошо сознавал, что даже если вермахтом будет достигнута предусмотренная планом «Барбаросса» линия Архангельск — Астрахань (а в саму возможность осуществить это за одну кампанию верилось с трудом), то люфтваффе все равно не смогут вывести из строя промышленный район Урала. Для этого просто не было подходящих тяжелых бомбардировщиков. Следовательно, база для советского сопротивления все равно сохранится. На крах СССР в результате антикоммунистического переворота, как справедливо полагали Гитлер и Геринг, рассчитывать не приходилось. Значит, следовало постараться уничтожить Красную армию и занять основные жизненные центры хотя бы в Европейской части страны. Но даже если бы удалось занять Ленинград, Москву, Украину и Кавказ, под контролем Сталина все равно оставались бы определенные людские ресурсы и часть промышленного потенциала, а значит, советский колосс мог возродиться при поддержке Англии и США, которые недолго соблюдали бы формальный нейтралитет.

Действительность оказалась еще хуже, чем могли себе вообразить руководители рейха. В ходе первой военной кампании против СССР вермахту не удалось захватить ни Москву, ни Ленинград, ни Кавказ, а Красная армия уже в декабре 1941 года оказалась в состоянии предпринять успешное контрнаступление и отбросить врага от Москвы, отбить Ростов, Тихвин и Керченский полуостров. Так что Советский Союз вообще не удалось выключить из борьбы даже на каких-нибудь полгода — минимальный срок, за который Гитлер мог попробовать разобраться с Англией до того, как американская военная мощь не будет оказывать существенное влияние на ход событий на Европейском и Средиземноморском театрах боевых действий.

Вскоре после совещания в Париже Геринг в замке Фельденштейн встретился с генералом Йозефом Каммхубером, командовавшим ночными истребителями в Голландии. Они плотно пообедали вместе с Пили Кёрнером. Каммхубер отметил, что Геринг стал выглядеть заметно хуже: красное одутловатое лицо, мешки под глазами, явные признаки крайнего переутомления и столь не свойственное для толстяка Германа отсутствие аппетита… Даже поданную к обеду вареную форель Геринг лишь слегка поковырял вилкой. За обедом рейхсмаршал предпочел говорить о музыке, а не о делах и даже немного музицировал на рояле.

Когда Кёрнер покинул их, Геринг сказал генералу:

«Каммхубер, я вызвал вас сюда, чтобы под строжайшим секретом сообщить: моя речь в Париже была чистым блефом. Англия нас сейчас не интересует. Фюрер решил, что пора обрушиться на Советскую Россию. Войска уже переброшены к ее границам и находятся в боевой готовности. В этой операции предстоит участвовать и вам. Немедленно начинайте переброску ночных истребителей из Голландии для защиты восточных районов Германии и будущего русского фронта».

Каммхубер возразил:

«Господин рейхсмаршал, в Голландии и так не хватает ночных истребителей для отражения английских налетов. Атаки англичан день ото дня становятся все интенсивнее, и нам нужно больше самолетов. Ни одной машины для русского фронта мы выделить не сможем».

Тут Геринг сказал с раздражением:

«Послушайте, Каммхубер, я не хочу этой войны с Россией. Я против нее. Это худшее, что мы могли бы сделать сейчас. Это — экономическая, политическая и военная ошибка. Но войны хотят Риббентроп и Геббельс, и они сделали так, что и фюрер ее захотел тоже. Я спорил с ними до хрипоты, но они не слушают. Теперь я умываю руки. Сделайте, что сможете. Отправьте хотя бы половину от необходимого числа истребителей. Я уже не могу больше беспокоиться обо всем этом, иначе я свихнусь».

Насчет Риббентропа Геринг, скорее всего, сознательно соврал. Было хорошо известно, что партнер Молотова по пакту о ненападении считал германскую «восточную политику» своей главной заслугой, а война с Россией ставила на ней крест. О том, что он был против этой войны, Риббентроп сказал и советскому послу Деканозову 22 июня 1941 года. Писал он об этом и в предсмертных мемуарах в нюрнбергской тюрьме. Геринг не мог не знать о его позиции.

В отличие от него Геббельс противником войны с Советской Россией не был. Она ему импонировала по идеологическим соображениям. Но его влияния на Гитлера было далеко не достаточно, чтобы убедить фюрера начать такую войну. Да и вообще вряд ли существовал в мире человек, способный убедить Гитлера сделать что-то такое, чего он сам делать не хотел. Геринг просто стремился в глазах своих подчиненных обелить Гитлера, которого по-прежнему боготворил. Он не хотел возлагать на него ответственность за решения, которые считал ошибочными, предпочитая обвинять в них своих соперников из рядов нацистской элиты.

В начале кампании против СССР люфтваффе действовали исключительно успешно. 22 июня было уничтожено 1800 самолетов. На следующий день — еще 800 машин. 24 июня советские потери составили 557 самолетов, 25-го — 351,26-го — 300.

В сентябре 1941 года Гитлер предложил рейхсмаршалу провести массированные бомбардировки Москвы и Ленинграда, чтобы принудить русских к миру на германских условиях. Для этого предполагалось сконцентрировать всю бомбардировочную авиацию люфтваффе. Но Геринг отверг этот план. По словам присутствовавшего при беседе Боденшатца, «он очень мягко сказал: план фюрера интересен, но его крайне трудно выполнить… Было бы верхом глупости уводить самолеты со всех фронтов, чтобы осуществить всего одну операцию. А как быть с налетами на Лондон, продолжения которых требует сам фюрер? Нельзя давать англичанам передышки. Британская авиапромышленность в этом случае оправится, и британские ВВС сравняются по мощи с люфтваффе».

В 1940 году многодневные бомбардировки Лондона отнюдь не принудили Черчилля к капитуляции. Тем не менее можно было надеяться на то, что Сталин сдастся после однократных бомбардировок Москвы и Ленинграда. Русские-то воевали, совсем не считаясь с жертвами. Гитлер же, разозленный критикой своего плана, бросил в лицо рейхсмаршалу:

«Пилоты люфтваффе — трусы! Они боятся бомбить Москву и Ленинград, опасаясь слишком сильной ПВО российских столиц».

Боденшатц заметил по этому поводу:

«Геринг мог бы сказать о том, что было известно всем присутствовавшим на совещании: противовоздушная оборона Лондона, который наши пилоты бомбят многие месяцы, гораздо сильнее, чем у Ленинграда. Но вместо этого Геринг просто сказал: «Это невозможно, мой фюрер. Этого осуществить нельзя». Гитлер пронзил его ледяным взором и оставшуюся часть совещания демонстративно игнорировал».

18 ноября 1941 года в газетах было опубликовано сообщение о том, что генерал-полковник Удет «скончался от ран, полученных при испытании нового оружия». На самом деле Удет застрелился, не выдержав постоянных разногласий с Герингом и Мильхом. Он позвонил своей любовнице Инге Блейле и заявил:

«Инга, я не могу больше выносить все это. Я собираюсь застрелиться и звоню, чтобы попрощаться».

Инга умоляла его не делать этого и обещала тотчас приехать, но услышала в трубке выстрел. Инга бросилась на квартиру к Эрнсту и нашла его мертвым. Удет оставил записку для Геринга:

«Железный человек, ты оставил меня!»

Это самоубийство было не последним среди приближенных рейхсмаршала. Два года спустя покончил с собой начальник Генштаба люфтваффе генерал Ешонек, также обвинивший в своей смерти Геринга. Характер у Геринга был не сахар, по крайней мере, в отношении подчиненных…

Справедливости ради надо заметить, что еще более острый конфликт у Удета произошел с Мильхом. Тот критиковал Удета за распыление средств, за то, что он начал сразу шестнадцать программ перевооружения авиации, но ни одной не довел до конца. Геринг передал Мильху ряд полномочий Удета и порекомендовал Удету отдохнуть, чтобы снять переутомление. Когда Удет вернулся из отпуска, то узнал, что Мильх заменил его людей своими ставленниками. Это и стало последней каплей, переполнившей чашу его терпения. На Геринга же Удет был обижен за то, что рейхсмаршал встал на сторону Мильха, не заступившись за своего старого боевого товарища.

За несколько дней до самоубийства Удета, 13 ноября, в небе над Ла-Маншем погиб племянник рейхсмаршала Питер Геринг. Во время своего первого боевого вылета он сбил английский бомбардировщик «бленхейм», но и сам был смертельно ранен в голову. О гибели племянника Геринг горевал не меньше, чем о смерти Удета, и две недели спустя посетил могилу Питера под Абвилем.

Уже весной 1942 года Геринга обуревали сомнения в успешном для Германии окончании войны. 31 марта Геббельс отметил в дневнике:

«Рейхсмаршал особенно осторожен с какими бы то ни было прогнозами».

Правда, после поражения под Москвой положение как будто бы выправлялось. Вермахту удалось отразить советское наступление и нанести Красной армии тяжелые поражения под Харьковом и в Крыму, а затем перейти в генеральное наступление на юге, целью которого были Кавказ и Сталинград. Люфтваффе по-прежнему сохраняли господство в воздухе. Потом грянула сталинградская катастрофа. После окружения 6-й армии Паулюса Геринг обещал Гитлеру, что люфтваффе смогут обеспечивать ее всем необходимым до тех пор, пока не будет подготовлено наступление для ее освобождения.

Однако многие генералы люфтваффе и армии сомневались в осуществимости этого обещания. Главным препятствием служило то, что в зимние месяцы очень часто бывала нелетная погода. Кроме того, у люфтваффе не хватало транспортных самолетов. В этом качестве приходилось использовать бомбардировщик «Хе-111». К тому же еще до окружения немецкие войска в Сталинграде испытывали недостаток снабжения.

Советское наступление продолжалось, и линия фронта отодвигалась от Сталинграда. Самолетам приходилось преодолевать все большее расстояние, и это увеличивало потери от советских истребителей и зениток. Нередко машины разбивались, не дотянув до своих аэродромов или потеряв ориентировку из-за плохой погоды. 6-я армия ежедневно получала не более четверти необходимых грузов. По свидетельству очевидцев, узнав о капитуляции немецких войск в Сталинграде, Геринг разрыдался.

Загрузка...