Гость Иова

XIV

Жоан больше не ворчит, не поет, и вскоре путники останавливаются у дверей небольшой таверны, одиноко стоящей на краю равнины, в стороне от дорог. Они входят. Анибал заказывает жареную колбасу, велит подать вина.

— Вина с лимонадом, — уточняет он.

Портела же, едва заметив у входа деревянную скамью, так и повалился на нее. Он молча снял берет и остался в одном платке, облегающем голову на манер чепца. Затем вытянул поудобнее ноги, бессильно свесил руки и так, измученный и довольный, наслаждался покоем и прохладой, сидя перед корзиной с сушеными фигами.

Они съели колбасу, выпили вино, и Анибал с трактирщиком завели беседу о деревенской жизни и о местечке Симадасе, куда в последнюю неделю зачастили жандармы Национальной гвардии. Хозяин сказал:

— Вчера вечером вон тут, на скамье в углу, сидели два торговца из Сантаны. Если судить по тому, что они говорили, а главное по тому, о чем они умалчивали, приятель, безработица у нас в стране повсюду.

— Даже в Лавре? — спрашивает старик, покосившись на Жоана Портелу.

— Знаю, что безработица, а захватила она Лавре или нет, ручаться не могу.

— А Серкал Ново? — не унимается Анибал. — Там тоже кризис, как по-вашему?

Хозяин таверны удивлён. Серкал Ново — солдатский край. Какой там может быть кризис?

— Что вы имеете в виду? — недоумевает он.

— Ну… — Старый Анибал не может толком объяснить. Просто ему хочется узнать что-нибудь о Серкал Ново. Сын у него там служит, и потому он интересуется всем, что имеет хоть малейшее отношение к военному городку.

— Понимаю! — восклицает хозяин. — Значит, вы направляетесь в Серкал Ново?

Старик осторожно косится на Портелу, но тот как будто не следит за их разговором. Все его внимание поглощено пустынной степью, расстилающейся до самого горизонта. Рот у парня вымазан жиром, и мухи преспокойно разгуливают по его лицу.

— Есть такое намерение, — понизив голос, признается Анибал и снова бросает на товарища настороженный взгляд. — Я всегда найду там поддержку, у меня же сын в солдатах.

— От военных поддержки не жди. За время службы в армии я ничего не видел, кроме неприятностей.

— Охотно верю, однако теперь положение изменилось.

— Как же, держи карман шире, двое суток карцера за песенку, — возражает трактирщик.

— За песенку?!

— Представьте себе! За невинную песенку. Про девушку и про капитана, слышали?

— Слышал, конечно, слышал, — улыбнулся Анибал. — Это старинная песенка, сочиненная еще в те времена, когда женщин пускали в казармы.

— Женщин?!

Крайнее удивление, прозвучавшее в голосе хозяина, заставило старого крестьянина опомниться. Не всем известно, что творилось в армии в прежние времена, а ему совсем не хочется прослыть лжецом. Лучше отложить истории про женщин в казармах до другого раза.

— Ну… Я просто хочу сказать, что куплеты эти очень старые, что написаны они много лет назад.

— Старые или новые, только из-за них я схлопотал двое суток ареста. Офицеры заставили меня пропеть ее несколько раз, и — что поделаешь! — я пропел. Сволочная песня… Каждому нашлось в ней место, никого не забыла: ни капитана, ни сержанта, ни полковника…

— Даже полковника?

— Ах, не впутывайте меня опять в историю! — И трактирщик тихонько замурлыкал:

— Что правда, то правда, настоящие питомники устраивали, — бормочет Анибал, снова вспоминая маркитанток, они-то, уж без сомнения, в старину были приписаны к полкам и скорее, чем кто-либо другой, оказывали солдатам помощь и в военное, и в мирное время, занимаясь починкой одежды, стряпней и — самое важное — напоминая им, что они мужчины. — Что правда, то правда, — как зачарованный твердит старик.

Портела хранит молчание. Ему ни до чего нет дела, больше всего на свете ему охота поспать, но, видя, что солнце уже опускается над степью — а путь им предстоял неблизкий, — он поднимается с лавки.

— Погоди, — останавливает его старик. — Надо захватить с собой немного сушеных фиг, заморить червячка по дороге. Отпустите мне, пожалуйста, на десять тостанов фиг, будьте так добры.

Как только со всем покончено — с фигами, разговором и денежными расчетами, Портела, поправив на голове платок и нацепив берет, снова торопит старика уже в дверях таверны:

— Пошли?

— Одну минуту. Я дам черепахе напиться.