Готланд Эрманариха: остроготы в Восточной Европе на рубеже Древности и Средневековья

§ 3. Дом и семья

Важным источником по истории семьи как низовой ячейки любого общества являются жилища. Они достаточно хорошо изучены на много численных поселениях Черняховской культуры. Все постройки делятся на три группы: 1) углубленные, 2) наземные каркасные из дерева и глины, 3) каменные. К концу XX в. открыто свыше 300 углубленных жилищ, 175 наземных глинобитных и около 40 каменных домов[1033]. Наземные постройки из дерева и глины встречались повсеместно, они открыты на более чем половине Черняховских поселений. Наибольшим своеобразием отличаются наземные каркасные жилища — их исследовано более 200 на 120 поселениях[1034]. Большинство из них составляют подквадратные или прямоугольные однокамерные постройки площадью 10—50 м². Почти на сотне поселений найдены остатки т.н. «длинных домов», являющихся одним из отличительных признаков Черняховской культуры[1035]. Это вытянутые в плане большие постройки площадью 60—160 м². Они имели каркасно-столбовую конструкцию стен и делались из плетня, обмазанного глиной с примесью рубленой соломы. Любопытно, что эта домостроительная традиция нашла прямое отражение в готском названии стены — “baurgswaddjus” от “wandus” — «прут»[1036]. По расчетам современных ученых каждый такой «длинный дом» мог вместить несколько десятков жителей[1037]. Обычно он был разделен на две камеры, иногда с небольшими сенями в середине одной из длинных сторон. Восточное помещение использовалось для жилья — на это указывает семейный очаг и концентрация находок домашней утвари; западное помещение предназначалось для стойлового содержания скота или ремесленных производств. В отдельных длинных постройках обнаружены остатки сводчатых глиняных печей[1038]. Судя по находкам железных запоров и ключей, «длинные дома» запирались на замок (Собары, Комаров, Черепин, Рипнев—II, Каборга—IV, Гавриловка, Ружичанка)[1039].

Специалисты единодушны в том, что большие дома не имеют прототипов в восточноевропейских культурах, предшествующих Черняховской. «Длинные дома» большинство исследователей связывает с германской культурной традицией (нем. “Wohnstallhaus” — букв, «жилой дом-хлев»), берущей начало в раннем железном веке Северной Европы[1040]. Несмотря на некоторые различия в технике строительства таких домов и меньшую длину, основная их форма оставалось неизменной на протяжении веков[1041]. В одной части такого дома располагались жилые помещения, в другой — запасы продовольствия и скот. Их появление было вызвано развитием у древних германцев скотоводческого уклада потребовавшего превращения значительной части пространства жилища в хлев для стойлового содержания домашних животных[1042].

Лингвистический аспект изучения древнегерманских «длинных домов» недавно стал объектом внимания С.А. Сорокиной. Ею предпринята попытка сопоставить археологические данные с готским лексическим материалом[1043]. Она проанализировала два названия жилищ в готском: “bauains” и “saliþwos”. По ее мнению, словом “bauains” могли называть построенное из дерева совместными усилиями жилище, которое, возможно, находилось на возвышении в центре поселения. Оно состояло из нескольких помещений, используемых в качестве места проживания, отдыха, еды, хранения имущества и содержания скота. Но нам представляется, что жилище, обозначаемое словом “bauains”, скорее отражает более ранние реалии времени прагерманской общности, когда сооружались большие, в том числе одиночные дома на т. н. холмах-терпах[1044].

Другое готское название “saliþwos” обнаруживает многочисленные соответствия в европейских, особенно славянских языках (чеш. “selo” — «село», «пашня», болг. село — «село»; укр. село, др.-рус. село — «жилище», «селение», и др.). По заключению С.А. Сорокиной, первоначально у германцев оно не являлось отдельным строением, а представляло собой просторное помещение в «длинном доме», в котором проходила ежедневная жизнь членов рода/семьи. Здесь решались хозяйственные проблемы, сюда приводили гостей и странников, возможно, в некоторых случаях выполнялись религиозные обряды[1045]. Однако скорее всего, гот. “saliþwos” обозначало не жилище, а прежде всего, местопребывание, т.к. оно чаще всего переводилось греческим словом “μονή”[1046]. На наш взгляд, большие «длинные дома» Черняховской культуры могут соответствовать готскому названию дома вообще “gards” или скорее жилищу с деревянными конструкциями, которое в Библии Вульфилы называлось “razn” (греч. “οίκος”)[1047]. Известно, что последнее употреблялось и остроготами, т.к. производное от него слово “*razna” находят в языке крымских готов вплоть до Позднего Средневековья[1048].

Судя по размерам, в таком «длинном доме» проживала большая патриархальная, семья во главе с домовладыкой — “frauja” (греч. “οικοδεσπότης”)[1049]. По древней традиции он имел власть над всеми домочадцами. При передаче на готский язык Библии Вульфила для выражения власти хозяина над членами семьи употребил композит “heiwa-frauja”, тогда как для перевода его же власти над зависимыми людьми он использовал композит “garda-waldans”, где “gards” «дом/двор», a “waldan” «управлять, править»[1050]. Помимо “frauja” все домашние дела лежали на плечах хозяйки дома. Она следила за порядком и имуществом, отвечала за хранение продуктов и т.п.[1051] Поэтому, видимо, далеко не случайно в женских Черняховских погребениях нередко встречаются ключи — знаки власти домохозяйки над имуществом дома.

Кроме членов семьи под властью домовладыки находилась челядь — гот. “gasinþ(j)os”, которая могла проживать под одной крышей с хозяевами или ютиться в отдельных хижинах[1052]. В связи с этим отметим, что Б.А. Рыбаков, рассматривавший лесостепную Черняховскую культуру исключительно в рамках «славянской линии» развития, допускал, что ее «длинные» дома-огнища предназначались для размещения челяди, т.к. они сосуществовали с обычными домами. На наш взгляд, планиграфия Черняховских селищ, где «длинные дома» иногда располагались в окружении небольших жилищ, скорее указывает на то, что дело обстояло как раз на оборот.

Античные источники также говорят о рабах и семьях у готов (“servi et familiae”)[1053]. Вульфила использовал для обозначения зависимых от главы дома людей, не находившихся с ним в родстве, слова с основой на “þius*”, а также термин “skalks” = греч. “οίκέτης” — «слуга»[1054]. На основании семантического анализа первого слова Е.А. Сорокина склоняется к мысли, что им обозначали человека, выполнявшего работу по хозяйству и дому[1055]. В таком случае “þius” — «домашний раб»; “þiwi” — «служанка»; “þumagus” — «батрак», «слуга» и др. Другой социальный термин восходит к прагерм. “*skalko” — «юноша/холостяк» и находит параллели в других германских языках для обозначения зависимых людей[1056]. По мнению Е.А. Сорокиной, это слово употреблялось в тех случаях, когда речь шла о большей степени зависимости, чем “þius”.

Археологические материалы Черняховских поселений и сравнительные данные о землепользовании у древних германцев со времени Тацита указывают на то, что главной производственной ячейкой общества была семья («большая» или «малая» — однозначно сказать трудно). Основная масса населения состояла из свободных общинников (“freis”), полноправных участников народного собрания и военных походов. Но, как свидетельствует археология, на тех же поселениях могли проживать лица иного социального статуса.

На многих Черняховских селищах наряду с наземными «длинными домами» открыты углубленные в землю жилища. Их известно больше, чем «длинных домов» — свыше 300 на 80 исследованных поселениях. По глубине они условно делятся на полуземлянки и землянки: первые врезаны в грунт на 0,4—1 м, вторые были глубже, иногда до 2 м и более[1057]. Они встречаются реже, преимущественно на Верхнем Днестре, Но и те, и другие отличались меньшими размерами нежели «длинные дома». Для полуземлянок наиболее характерна площадь в предела 8—17 м², для землянок 17—29 м². Большинство из них обогревалось открытыми очагами из камня и глины. После исчезновения Черняховской культуры именно полуземлянки с печью-каменкой станут основным типом жилищ у ранних славян.

Однако для интересующего нас времени, вопрос об этом типе построек не решается так просто, путем их прямолинейной этнической атрибуции с помощью ретроспективного метода. Подобный тип построек (нем. “Grubenhäuser”) в римское время хорошо известен у древних Германцев, причем в глубине Свободной Германии они также встречались на поселениях рядом с большими «длинными домами»[1058]. Правда, тогда в них, как правило, отсутствовали отопительные устройства. Нередко в таких полуземлянках находили грузила от ткацких станков, что хорошо согласуется с известным свидетельством Плиния Старшего об обычае германцев устраивать ткацкие станы в углубленных в землю постройках (Plin., NH, XIX.2.9). Еще раньше, по наблюдению Тацита, у германцев такие «подземные ямы, поверх которых они наваливают много навоза», служили убежищами от зимних холодов, а также в качестве погребов и тайников в случае набега врага (Тас., Germ., 16). Таким образом, одни исследователи считают «грубенхаус» особым типом древнегерманского жилища, другие склоняются к мнению о его нежилом назначении. На поселениях вельбарской культуры, открытых на Среднем Днестре, полуземлянки, как правило, еще не имели печей и очагов[1059].

В рамках Черняховской культуры на поселениях Верхнего и Среднего Поднестровья, а также других более восточных районов лесостепи из подобных полуземлянок постепенно вырабатывается тип жилого помещения, который сосуществует с длинными домами, а затем, пережив их, станет основным типом восточнославянского жилища. По мнению В.Д. Барана и других исследователей, Верхнее Поднестровье, где концентрируются поселения с углубленными жилищами, уже в римское время занимало раннеславянское население[1060]. Как отмечает Р.В. Терпиловский, цепочка Черняховских поселений с подобной раннеславянской традицией тянется от памятников типа Черепин в верховьях Днестра и Западного Буга через Среднее Поднепровье (Журавка, Жуковцы, Новолиповское) и Левобережье (Великий Бобрик, Песчаное) до водораздела Днепра и Дона[1061].

В отличие от вышеописанных типов построек каменное черняховское домостроительство сосредоточено исключительно в Причерноморском регионе. Скорее всего, оно сохраняло варваризованную античную традицию местного населения[1062]. Здесь на 30 поселениях открыты остатки 40 зданий, стены которых были сложены из камня. Основным типом каменной постройки являлось двухкамерное сооружение длиной 15—20 м., шириной 6—7 м. Известны также однокамерные здания и многокамерные с поперечными и продольными перегородками. В них одно-два помещения были жилыми, остальные — хозяйственными[1063]. В социальном плане каменные строения причерноморского региона, видимо, было близки типу «длинных» Черняховских домов. Важно, что при многих из них встречены специальные каменные кормушки для скота, не свойственные античной традиции.

Помимо каменных домов в причерноморском регионе изредка встречались жилища округлой формы типа кочевнических юрт[1064]. Возможно, такие легкие жилища назывались у готов “pleiþra” (греч. “σκηνή”) — «шатер», «палатка»[1065]. Они маркируют присутствие на поселениях носителей степной, возможно, сарматской традиции.

Уже само по себе, разнообразие типов основных жилых и вспомогательных сооружений, свойственное Черняховской культуре, свидетельствует о различных истоках ее домостроительных традиций, и в конечном итоге о сложном этническом составе оставившего ее социума. Сосуществование на одних и тех же поселениях различных домостроительных традиций указывает на развитие социальных отношений господства — подчинения, которые уже выходили за рамки первобытности.

Это заключение подтверждают материалы Черняховского поселения Журавка Ольшанская в Среднем Поднепровье. На начальном этапе на этом поселении одновременно существовали три хутора: на двух из них проживали семьи протославянского происхождения (носители киевской культурной традиции), на третьем — готского происхождения (носители вельбарской традиции)[1066]. Тем не менее, и на позднем этапе, когда здесь явственно обозначилось преобладание германского элемента, проживание германских и протославянских семей в одной общине сохранялось до ее финала. Нам представляется, что это еще один важный археологический аргумент в пользу существования у черняховцев соседской общины, включавшей семьи изначально различной этнической принадлежности. Сами по себе миграционные процессы, вызванные в первую очередь переселением готов, вели к образованию подобных полиэтничных общин — явления, уже выходившего за рамки позднепервобытной эпохи[1067]. Это заключение находит яркое подтверждение и в другом типе Черняховских памятников — некрополях.