Хрустальный ключ

41

Чем больше доверяла Лида какому-нибудь человеку, чем выше ценила она его мнение, тем больше требовала от него. Ему задавала самые трудные вопросы, возникающие в ее голове.

Таким человеком был для нее в первую очередь отец.

Иногда по вечерам Лида садилась вблизи отца. Она делала это как будто между прочим. Но отец уже привык понимать ее. Серьезное лицо, чуть сдвинутые бровки были для него сигналом, что Лиде надо поговорить «по душам».

Часто она начинала издалека.

— У нас сегодня был пустой урок, — говорила Лида. — Сначала стали шуметь, потом я предложила: давайте, ребята, пусть каждый скажет, кем он хочет быть. Мальчишкам это понравилось. Первым никто не хотел говорить, а потом все наперебой закричали.

— И о чем же мечтают ваши мужчины?

— Ну… там разное… Володя и Михаил хотят полететь на Луну или на Марс. Миша говорит: «Объявят запись желающих лететь на планеты, я запишусь первым». Ребята поддразнивают Добрушина: «Первым не успеешь, москвичи тебя обгонят!» А он спорит: «Почему вы думаете, что первый корабль полетит из Москвы? А может, с Урала? С горного хребта до неба ближе!»

Лида не утерпела и расхохоталась, вспомнив этот спор. Невольно улыбнулся и отец.

Все-таки как дорога ему эта девочка!

Соболев смотрел на дочь. Энергичная, деловая. Загорелое лицо, серые строгие глаза.

Как рад он своей дружбе с Лидой, доверию, с которым она относится к нему.

— А ты знаешь, — вернулся Константин Федорович к теме разговора, — скорее всего полетят на Луну совсем не те, кто хотел бы «записаться первым». Полетят те, кто специально к этому готовится, тщательно тренируется и, конечно, обладает завидным здоровьем. Не говоря уже о том, что для космических путешественников необходимо великолепно знать физику, математику.

Он посмотрел на дочь, тая веселые искорки в глазах.

Лида задумалась, потом вздохнула.

— Вот то же самое говорил нам комсомолец из депо. Но тут ничего не получается. Володя Хмелев лучше всех знает физику и математику, но он — тощий, длинный и близорукий. А кто сильнее всех и здоровее — Миша Добрушин, — терпеть не может эти науки.

— Вот какая незадача! — притворно сожалея, сказал отец. — Ну, дело это не спешное. Пока вы окончите школу, еще многое переменится. А эти, ваши космонавты и строители межпланетных кораблей… Что, на земле они никакого дела себе не нашли?

— Нн-не знаю… — неопределенно протянула Лида.

— Ты бы их получше воспитывала, товарищ председатель совета отряда! Знаешь, сколько рабочих рук понадобится нам в ближайшие годы? Вот здесь, на земле, в нашей стране, в нашем крае? И каменщиков, и трактористов, и учителей, и машинистов. А вот ты? Кем собираешься стать ты?

— Не знаю, папа. Я не могу еще решить.

Некоторое время они сидели молча. Каждый думал о своем.

— А знаешь, — сказала вдруг Лида. — Вот пришел к нам слесарь из депо. Он очень интересно рассказал, как он сначала считал, что слесарь — это самая обыкновенная специальность. А потом, когда в первый раз влез в топку паровоза, увидел, что это здорово интересно.

— Значит, он вам понравился?

— Очень! И потом он хорошо про дружбу говорил. Что хороший друг никогда не останется равнодушным к судьбе товарища. И о том, что каждый учится не для отметок, а для себя.

Лида сидела, задумчиво глядя вперед. Видно было, что она заново перебирала в мыслях события того дня. Вдруг она оживилась.

— А Ксюша Чердынцева! Знаешь, что она сделала? Встала и рассказала все-все. Что Шишляев списал задачу у Хмелева, а Кудрявцев не проверил его тетрадь. Некоторые из ребят сначала рассердились. Человек к нам в гости пришел, а Ксюша заговорила о таких плохих делах. «А ведь мы решили, что все ребята весной перейдут в седьмой класс. Мы за них отвечаем!» — сказала Ксюша.

— А как ты считаешь, правильно она поступила?

Лида на миг задумалась.

— По-моему, правильно! Пусть Лобанов не думает, что мы такие отличные-преотличные. Это получилось… по-честному!

Соболев удовлетворенно кивнул.

— Правильно. Я тоже считаю, всегда надо поступать по-честному.

— Перед Октябрем Зоя Павловна беседовала с нами о Ленине. О том, что Владимир Ильич еще в детстве всегда держал слово. И никогда не лгал.

Они замолчали.

— Как странно! — сказала вдруг Лида и посмотрела на отца. Он увидел, как в глазах дочери отражается раздумье. — Те, кто видел Ленина, запомнили его смелым, решительным, очень добрым и заботливым к простым людям. И Ленин с тех пор как будто не стареет, он все такой же, как был… Ведь неправильно, папа, что в детском саду про него говорят «дедушка Ленин»? Ведь неправильно? — неожиданно спросила Лида.

— Пожалуй, неправильно, — согласился Соболев. — Великие люди для нас никогда не стареют. Вот, скажем, Пушкин. Мы сохраняем о нем память, как о свободолюбивом, неуемном, пылком поэте, который воспел в своих стихах силу и духовную красоту русского народа, светлые человеческие чувства, чудесную русскую природу. А Ленин… Для нас он всегда живой! Вождь пролетариата и в то же время простой человек, замечательный товарищ; пламенный оратор, руководитель революционного восстания и заботливый, внимательный друг детей…