Глава двадцать пятая

Это был странный туман.

Он висел, как тяжелый, неподвижный занавес, над неглубокой долиной между двумя изолированными холмами, застыв на месте, но со странным внутренним вихревым движением. Хотя весенняя ночь была прохладной, туман был холодным, как лед, и густым, как смерть, и он игнорировал сильный бриз, который шептал над бесконечными милями травы, как будто никакой простой ветер не мог коснуться его.

Луны не было, и похожие на драгоценные камни звезды сверкали и переливались в бархатном небе, более чистом, чем хрусталь. И все же, несмотря на всю их красоту, их свет, казалось, тонул в тумане, поглощенный и притупленный... пожранный.

Ночные звуки Равнины Ветров - вздыхающая песня ветра, встречные песни и жужжание насекомых, отдаленный шум небольшого ручья, посмеивающегося над собой в темноте, пронзительный писк летучих мышей и случайный крик какой-нибудь ночной птицы - разносились над лугами. Но все резко остановилось на краю тумана. Никто не проникал в него и не пересекал неестественный барьер, который он воздвиг.

Затем сами собой добавились новые звуки. Не громкие. Стук копыт по мягкой земле производил не больше шума, чем скрип кожи седла или позвякивание уздечки. Одинокий всадник галопом выехал из ночи прямо к жуткой стене тумана. Но всадник замедлил шаг, приближаясь к нему. Не потому, что он так захотел, а потому, что его лошадь заартачилась. Лошадь замедлила шаг, мотнув головой, затем повернулась боком. Она боролась с поводьями, прижав уши, мотая головой и задирая ее вверх, в то же время свистела в знак протеста.

Всадник выругался и повернул голову своего коня назад, пытаясь заставить его двигаться вперед, но лошадь уперлась копытами, и когда он дал шпоры, она дико взбрыкнула.

Всадник не был сотойи. Это стало очевидно, когда он расстался со своим седлом и перелетел через голову лошади. И все же, каким бы неуклюжим он ни был верхом, он проявил неестественную ловкость, когда летел по воздуху. Он как-то подогнулся и перекатился в воздухе, крутанувшись всем телом, и приземлился на ноги в ботинках с невозможной легкостью. Он даже не споткнулся, а его правая рука метнулась вверх и поймала ремешок уздечки, прежде чем испуганная лошадь успела отпрянуть от него. В этой руке была ужасающая сила, и лошадь в панике засвистела, тщетно пытаясь вырваться из нее. Но другая рука поднялась, потянувшись не к уздечке, а к горлу лошади. Она сомкнулась, сжимая с той же отвратительной силой, и свист лошади превратился в сдавленный звук ужаса, когда ее безжалостно поставили на колени.

Затем спешившийся всадник издал звук - рычащий, голодный звук, такой же животный, как и любой другой звук, издаваемый лошадью, но более уродливый, более хищный, - и его глаза вспыхнули зеленым огнем. Сопротивление лошади начало ослабевать, и рычание всадника приобрело злобную нотку триумфа.

- Прекрати.

Единственное слово донеслось из тумана позади всадника. На самом деле оно было не очень громким, но все же отдавалось эхом с непреодолимой силой, и другие звуки ночи, казалось, мгновенно смолкли, словно испуганные этим бесконечно холодным, бесконечно жестоким голосом.

Всадник выпрямился, отдернув свою душащую левую руку от горла полубессознательной лошади, и повернулся лицом к туману.

- Дурак, - сказал голос, и он был полон бездонного презрения. - До ближайшего жилья десять миль и более. Если ты хочешь идти так далеко, тогда закончи то, что ты начал.

Всадник, казалось, колебался на грани того, чтобы сказать что-то в ответ, но потом передумал.

- Мудрее, намного мудрее, - сказал голос. - Теперь пойдем. Я позабочусь о том, чтобы твой зверь остался там, где он есть.

Всадник повиновался, даже не оглянувшись на лошадь, которая слабо пыталась подняться на ноги позади него.

Он вошел в непрозрачный, ослепляющий туман уверенной походкой человека, который прекрасно видит... и как будто исходившее от него зловоние склепа его совсем не беспокоило. Зловоние становилось все сильнее по мере того, как он продвигался вглубь, а затем он вышел из тумана, пересекая разделительную линию между паром и чистым воздухом, такую же четкую, как линия, которую он пересек, чтобы войти в него.

Если бы он хоть на мгновение поверил, что туман был естественным, он бы понял это лучше, когда вышел на широкое пространство, которое туман окружал своим защитным барьером. Охраняемая территория была по меньшей мере двести ярдов в поперечнике, идеально круглая, воздух в ней был неподвижен и спокоен, и не было никаких следов обволакивающего тумана. Крошечные звезды освещали его без искажений и затемнений, но, несмотря на всю прозрачность воздуха, ужасное зловоние было сильнее и удушливее, чем когда-либо.

Женщина - или что-то похожее на нее по форме - стояла точно в центре круга. Она возвышалась над всадником по меньшей мере на восемь футов, а вокруг нее, словно море меха, клыков и ядовито-зеленых глаз, лежали десятки волков. Они, казалось, странно перемещались и текли - иногда волки, а иногда скорчившиеся, бесформенные формы, почти гуманоидные, но с мордами, похожими на свиные головы, и крыльями, похожими на крылья летучей мыши, плотно прижатыми к позвоночнику. Их глаза горели тем же злобным зеленым, что и у всадника, независимо от их формы, и тот же самый блеск цеплялся за женщину, которая стояла в их окружении. Она носила его так, словно это была вторая кожа, и он обволакивал ее, как нимб из воздушного льда.

Этот плащ тусклого сияния освещал ее, несмотря на безлунную ночь. Она стояла, окутанная аурой смертоносной силы и униженной красоты. Несмотря на совершенство ее черт, несмотря на длинные, затейливо заплетенные черные волосы и изысканную диадему на голове, в ней было что-то такое, что могло оттолкнуть и напугать любое живое существо. Что-то, что нашептывало о оскверненных склепах и силе продажности. Когда она повернула голову, чтобы посмотреть на новоприбывшего, он увидел ярко-зеленый блеск ее глаз, похожих на гладко отполированный лед, и плавающие черные черепа, которые были ее зрачками. Они изучали его с холодным, мертвым безразличием, и его собственная голова поднялась. Его глаза горели более тусклым светом, чем у нее, и его ноздри жадно втягивали запах смерти - давно умершей плоти, поднимающейся из открытой могилы, - когда он исходил от нее, как какие-то испорченные духи.

Она, волки и не-волки, были не одни. Четверо других людей (или, во всяком случае, таких же "человеческих", как всадница) стояли среди волков, а позади нее маячил табун фигур. Они были расплывчатыми и колеблющимися, эти очертания. Ясно видеть было невозможно даже для неестественно острого зрения всадника. Но они почти могли быть лошадьми - огромными лошадьми, - стоящими с опущенными головами и растрепанными гривами, как армия рабов.

- Итак, наконец-то ты прибыл, Джергар, - сказала она, и он склонил перед ней голову в знак почтения. Сияние его глаз потускнело еще больше, подчиняясь ее большей силе.

- Я пришел так быстро, как только мог, миледи, - сказал он заискивающим голосом.

- Итак, я уже знала... и потому, что я знала, и потому, что ты прибыл вовремя, хотя и с трудом, несмотря на твое опоздание, ты продолжишь жить и служить Мне.

Джергар поклонился еще глубже, ничего не сказав, но он знал, что она почувствовала то, что было бы более быстрым и сильным биением пульса живого человека.

- Я существую только для того, чтобы повиноваться, миледи, - сказал он.

- Да, это так, - согласилась она. - Только повиноваться и питаться... или быть съеденным. А теперь иди, присоединяйся к своим братьям и сестре.

И снова Джергар повиновался, пробираясь сквозь ряды своих шардонов, как человек, пробирающийся через болото глубиной по пояс. Они расступились, чтобы дать дорогу, беззвучно глядя на него своими сияющими глазами, полными ненависти, страха и голода, и он прошел между ними, чтобы присоединиться к другим слугам, когда-то бывшим людьми, стоявшим вокруг его госпожи.

- Ловушка захлопнулась, - сказала она, обращаясь ко всем им, - но она захлопнулась не для Теллиана, а для проклятого градани Базела и его спутника.

Что-то прошло через ее слушателей. В другое время и в другом месте это можно было бы назвать волнением беспокойства. Но только дурак осмелился бы проявлять беспокойство в присутствии этой госпожи.

- Это было не то, чего мы хотели, но это хорошо послужит нашим целям, - сказала она им. - Смерть Брандарка стоит даже больше, чем смерть Теллиана, а смерть Базела стоит больше, чем уничтожение всего королевства Сотойи.

Джергар напрягся. Он знал, что его Госпожа и ее союзники были полны решимости уничтожить Базела, Брандарка и Теллиана, но он все еще не знал почему. Также он не мог понять, как смерть одного градани, даже того, кто был сыном князя Бахнака из Харграма и защитником Томанака, могла быть настолько жизненно важной для триумфа Тьмы.

- Я знаю, что перспектива встретиться лицом к лицу с защитником моего вечно проклятого дяди пугает, - продолжила она, и на этот раз Джергар был поражен, потому что не в ее правилах было беспокоиться о чем-то столь незначительном, как надежды или страхи ее слуг. - Так и должно быть, потому что из всех наших врагов он самый могущественный, после самого Орра, и, безусловно, самый безжалостный. Но его высокомерие приведет к падению его защитников, точно так же, как однажды это случится с ним самим. Он посылает их по одному и по двое, хвастаясь перед самим собой их "силой" и "мужеством". И он ограничивает себя, как того требует его драгоценный Договор, ограничивая свою собственную силу только тем, что он может направить через них. Это вполне может сделать каждого из них более могущественным, более опасным, но их всего лишь горстка, а вас много - точно так же, как он один, а нас много. И там, где его сила ограничена только ими, и количеством его силы, которого каждый может коснуться и выжить, Моя сила наполняет вас всех, точно так же, как ваше служение и души, которыми вы питаетесь, укрепляют Мою власть над этим смертным миром. Он придет к вам, этот Базел, и он приведет с собой своего друга и своих сородичей, и вы - все вы, - ее пылающие зеленые глаза скользнули по волкам, а также по ее некогда человеческим слугам, - обрушитесь на них. Вы будете питаться, как никогда раньше, кровью и душой одного из его защитников, и это будет сладко и обильно, о чем вы и не мечтали.

Соблазнительная сила этого холодного, голодного голоса достигла их всех, вплетая их в свою власть, привязывая их к своей воле, и позади нее волна безнадежного опустошения и ужаса поднялась от разорванных и изодранных теней, которые были скакунами.

- Вы будете служить Мне, и в служении вы обретете такую силу, о которой даже вы никогда раньше не мечтали, - пообещала своим слугам Крэйхана Фрофресса, Повелительница Проклятых, и улыбнулась.


* * *

- Твоя информация достоверна, Дарнас?

Барон Кассан наклонился вперед в своем кресле, его красивое лицо было сосредоточенным. Свет лампы в его кабинете высвечивал драгоценные камни на его пальцах, украшенных кольцами, и поблескивал на золотистых волосах, а вышивка золотой канителью на его черной бархатной тунике мерцала в мягком свете, когда он менял позу. У стоявшего перед ним мужчины были темные редеющие волосы, карие глаза и обветренный цвет лица. В отличие от элегантности его господина, его одежда была простой, прочной и практичной, но дешевой. Действительно, он был почти таким же невзрачным, как Варнейтус, но в отличие от волшебника-жреца, Дарнас Уоршоу служил Кассану почти девять лет. В данный момент он выглядел довольно потрепанным, небритым и усталым, его ботинки были забрызганы грязью.

- Да, милорд барон, - устало сказал он. - Никто не делал из этого большого секрета, и я сам проверил эти истории. - Он одарил своего сеньора усталой улыбкой. - Я не забыл, как чинить снаряжение для верховой езды, милорд, и в это время года всегда требуется несколько дополнительных пар рук. Это привело меня в Хиллгард, и среди гарнизона замка было много сплетен.

- Итак, Теллиан отправил Трайанала к Фестиану, - размышлял Кассан вслух, откидываясь на спинку стула и скрещивая ноги. Он махнул Дарнасу в сторону буфета с винными бутылками и сверкающими графинами, и его подручный с готовностью принял молчаливое приглашение. Кассан никогда не был скуп с теми, кто хорошо ему служил, и Дарнас без колебаний налил себе бокал возмутительно дорогого сарамантанского бренди. И все же, с сухим весельем отметил Кассан, это был довольно маленький бокал.

Барону было все равно. Насколько он понимал, информация Дарнаса давала право этому человеку на весь графин. Конечно, что именно Кассан собирался делать с этой информацией, еще предстоит выяснить.

Он смотрел в огонь - разведенный больше по обычаю и для эмоционального комфорта, чем по необходимости, теперь, когда весна неуклонно приближалась к более теплым дням и ночам, - и напряженно думал.

Он всегда ожидал, что Теллиан пошлет какую-то помощь Фестиану. Ему почти пришлось это сделать, учитывая давление, которое оказывали Сарэйтик, Гартан и Ирэтиан. Но Кассан на самом деле не рассматривал возможность того, что он может послать такого юнца, как Трайанал, в качестве своего доверенного лица. В некотором смысле, это был самый проницательный ход со стороны Теллиана, но в других...

Трайанал был молод, очень молод для такой ответственности. У Боумастеров была традиция проверять членов своего клана молодыми, и, судя по всем сообщениям Кассана, детеныш хорошо зарекомендовал себя перед лицом уже открывшихся возможностей. И все же, несмотря на все это, у него были суждения и опыт молодого человека. Юноше его возраста, особенно тому, кто стремится произвести хорошее впечатление и оправдать веру своего дяди в него, было бы гораздо легче позволить энтузиазму или чрезмерной самоуверенности привести его к катастрофе, которой мог бы избежать более взрослый и мудрый руководитель.

Кассан надеялся, что Теллиан, возможно, был достаточно обеспокоен, чтобы лично повести часть своих войск в Гланхэрроу. Или, в противном случае, что он мог бы послать этого адского, назойливого "принца Базела" в качестве своего доверенного лица, учитывая близость Глотки к району набегов Ирэтиана. В любом из этих случаев опыт Дарнаса в обращении с луком и арбалетом мог бы оказаться наиболее полезным.

В конце концов, даже Сарэйтик добровольно не стал бы лично нападать на барона Балтара. Несчастные случаи могли бы произойти, если бы Теллиан настоял (по своему обыкновению) на том, чтобы лично возглавить своих людей, но ни один простой лорд-правитель не был бы готов рисковать убийством одного из четырех баронов королевства. Наказание за подобный "несчастный случай" было бы... чрезмерным, и было почти наверняка, что король Мархос отправит своих королевских следователей расследовать смерть такого великого магната, как Теллиан.

Но именно по этой причине Кассан внедрил Дарнаса на службу к Сарэйтику. Лорд-правитель Голден-Вейл думал, что Дарнас был всего лишь еще одним опытным разведчиком. Он никак не мог знать, что до того, как некая досадная ошибка в суждениях привела к его немилости, сержант Уоршоу был инструктором в собственном королевском полку. Дарнас мог продеть нитку в иголку из лука для верховой езды на расстоянии двухсот ярдов и почти так же искусно управлялся с арбалетом со стальным луком. Что еще более важно, Дарнас без малейших угрызений совести мог всадить стрелу длиной в ярд или арбалетный болт со стальным наконечником в любого когда-либо рожденного барона, если Кассан прикажет ему.

Это было бы так опрятно, с тоской подумал Кассан. Каждый бы заподозрил, достаточно точно, что Сарэйтик был главным зачинщиком нападений на лорда-правителя Фестиана. Но все, кто знал его, также знали бы, что он никогда бы намеренно не убил Теллиана. Таким образом, единственным разумным выводом было бы то, что это действительно был несчастный случай. В этом случае защиты Кассаном своего вассала, вероятно, было бы достаточно, чтобы уберечь Сарэйтика от фатальных последствий. И если бы эта защита оказалась недостаточной, Сарэйтик не был бы невосполнимой потерей, каким бы полезным он ни оказался, если бы выжил. Действительно, Кассан с радостью сам перерезал бы этому человеку горло, если бы это было то, что потребовалось, чтобы вызвать смерть Теллиана.

Убийство Теллиана в том, что, очевидно, было не более чем пограничной ссорой между мелкими враждующими лордами-правителями, обезглавило бы противоборствующую фракцию в королевском совете таким образом, который никогда не смог бы вызвать подозрения у Кассана. Более того, смерть Теллиана спровоцировала бы тот самый кризис престолонаследия в Балтаре, о котором доверенные лица Кассана и кошачьи лапы в совете предупреждали всех в течение многих лет. И когда это произойдет, те же самые доверенные лица будут готовы убедить короля дать свою королевскую печать одобрения предложению Ралта Блэкхилла о руке Лианы Боумастер. В сложившихся обстоятельствах Кассан подсчитал, что было по крайней мере три шанса из четырех, что Мархос согласился бы выдать девушку замуж за лорда-правителя Траншара, а не рисковать тем, что преемственность Балтара рухнет в неопределенность.

Шансы вывести Теллиана на открытое место и убить его там всегда были проблематичными, но приз, безусловно, стоил того, чтобы попытаться. И если он не мог убить Теллиана, он надеялся, что Дарнасу, по крайней мере, удастся прицелиться в "принца Базела". Убийство его положило бы конец всему гротескному притворству, созданному позорной и унизительной "капитуляцией" Теллиана варварам-убийцам лошадей. Это также доказало бы раз и навсегда, что ни один градани не может по-настоящему быть защитником Томанака, независимо от того, кого Базел и Венсит сумели одурачить и манипулировать, чтобы заставить принять такую кощунственную нелепость. И если бы хоть немного повезло, смерть Базела вполне могла бы спровоцировать войну, которую отложила трусливая "капитуляция" Теллиана. Это может быть не так приятно, как устранение Теллиана и выдача наследницы Балтара за одного из родственников и союзников Кассана - особенно такого... требовательного, как Ралт. Но покончить со всей угрозой объединенного королевства градани на фланге Равнины Ветров до того, как князь Бахнак прочно захватит власть, было, безусловно, достойной целью само по себе.

И все же теперь казалось, что ни одна из этих целей не собиралась приближаться к луку или арбалету Дарнаса. Кассан задавался вопросом, был ли Теллиан достаточно хитер, чтобы заподозрить всю глубину планов и надежд своего врага. Был ли он достаточно умен, чтобы послать Трайанала, исходя из теории, что юноша будет иметь гораздо меньший приоритет в качестве цели, что он, по сути, будет защищен? Или, наоборот, был ли Теллиан достаточно хладнокровен, чтобы отослать молодого человека, ожидая, что он станет мишенью? Трайанал был его племянником, но любой достойный военачальник знал, что бывают моменты, когда необходимо отвлечь внимание. И чтобы диверсия увенчалась успехом, она должна была быть достаточно заманчивой, чтобы вполне могла вызвать атаку, а это означало, что иногда приходилось рисковать - или даже сознательно соглашаться - на жертву этой диверсии.

- Скажи мне, Дарнас, - сказал Кассан, выходя наконец из задумчивости, - что оруженосцы Теллиана и второстепенные лорды думают о Трайанале?

- Ну, милорд, - начал Уоршоу медленно, с очевидной задумчивостью, - я бы сказал, что они о нем хорошего мнения. Он достаточно хорошо проявил себя на поле боя, учитывая, как мало шансов у него было. И хотя он молод, большинство людей Теллиана считают его проницательным и с твердой головой на плечах. Они определенно предпочитают его любому из его братьев! Действительно, милорд, и принимая во внимание предложение лорда Траншара для леди Лианы, есть немало оруженосцев Теллиана, которые считают, что он должен был решить вопрос о престолонаследии, организовав брак между Трайаналом и его дочерью.

- Совет никогда бы этого не одобрил, - пренебрежительно сказал Кассан. - Слишком близкая степень кровного родства.

- Я знаю это, милорд. И оруженосцы Теллиана тоже. Но вы спросили, что они о нем думают, и я бы сказал, что желание, чтобы Теллиан мог устроить этот брак, является справедливым показателем того, что они о нем довольно высокого мнения.

- Гм. - Кассан потер нижнюю губу, нахмурившись, затем кивнул. - Ты прав, - признал он. - И, по правде говоря, если бы я был Теллианом, я мог бы поддаться искушению в том же направлении, если бы на минуту подумал, что совет может поддержать это. Все, что я слышал, говорило о том, что Трайанал - вероятный кандидат - то, что ты только что сказал, только подтверждает это.

Он подумал еще немного. Как он сказал Дарнасу, даже ближайшие союзники Теллиана в совете ни за что не поддержали бы брак между Трайаналом и Лианой. Но если что-нибудь случится с Лианой, а боги знают, что болезнь и несчастный случай не имеют отношения к рангу или рождению, тогда Теллиан вполне может выбрать Трайанала своим приемным наследником. Это вполне укладывалось бы в общепринятые рамки закона и обычая. И приемный наследник, о котором хорошо думали вассалы Теллиана, стал бы грозным противником. Особенно, если у Теллиана было еще десять или двадцать лет, чтобы обучать его.

- Ты говорил с лордом Сарэйтиком и лордом Гартаном не так давно, как я, - сказал он вслух после еще одного долгого раздумья. - Как ты думаешь, насколько они готовы рискнуть еще немного надавить?

- Вы имеете в виду сверх того, что вы с ними обсуждали, милорд? Или сверх того, что вы обсуждали со мной?

- Помимо того, что мы с тобой обсуждали, - ответил Кассан.

- Ну, милорд, я бы сказал, что у лорда Гартана были бы другие или даже третьи мысли. Не будем придавать этому слишком большого значения, Гартан не только умнее Сарэйтика, но и участвует в этом только из-за того, что может сделать для укрепления своих позиций. Сарэйтик, с другой стороны... - Дарнас покачал головой. - Это человек, которого изнутри съедает ненависть. Он хочет смерти Фестиана, и даже больше того, он хочет смерти "принца Базела". По правде говоря, я сомневаюсь, что он был бы вообще расстроен, что бы он ни говорил открыто, если бы у меня была возможность потренироваться в стрельбе из лука, которую мы обсуждали. Поскольку Теллиан даже не пострадает от несчастного случая, я думаю, что Сарэйтик был бы достаточно готов рискнуть убить молодого Трайанала.

- Достаточно охотно, чтобы отправить нескольких своих оруженосцев в "набеги" на стада и фермы Фестиана?

- Если бы они были правильными людьми, милорд - людьми, которым он мог бы доверять как за их способности, так и за их лояльность и умение держать язык за зубами - тогда, да, я думаю, он бы так и сделал.

- А Ирэтиан?

- Ну, я не так уверен, милорд, - признался Дарнас со способностью признавать честное невежество, которое делало его таким ценным. - Я не разговаривал напрямую с лордом Ирэтианом и не могу сказать, что вообще его знаю. Если вы хотите знать мое лучшее предположение, милорд, я бы сказал, что он ненавидит Фестиана настолько, что готов позволить кому-то другому пересечь его владения, чтобы начать атаку на Фестиана или даже прямо на Трайанала. Он не захотел бы рисковать, отправляя туда своих людей, но, вероятно, зашел бы так далеко, что предоставил бы проводников через Болота для чьих-то людей. - Шпион-убийца пожал плечами. - Как я уже сказал, это мое лучшее предположение, милорд, но это только предположение. Я бы не хотел думать, что вы основываете все свои планы на чем-то не более позитивном, чем это.

- Понимаю. - Кассан кивнул и пожалел, что у него нет еще двух или трех человек, чьему суждению и способностям - и, самое главное, преданности - он мог бы доверять так, как доверял Дарнасу. Но он этого не сделал.

- Очень хорошо, - сказал он наконец. - Немного отдохни. Боюсь, завтра я отправлю тебя обратно в путь - пораньше. Я буду отправлять письменные сообщения Сарэйтику нашим личным шифром, но самые важные из них будут отправляться в твоем мозгу, а не на бумаге.

- Понял, милорд. - Настала очередь Дарнаса кивнуть.

- Хорошо. И еще кое-что, Дарнас.

- Да, милорд?

- Не забудь взять с собой лук.

Загрузка...