Н. ПУПЫШЕВ[6]
Александр Сергеевич ЩЕРБАКОВ

В первых числах июня 1942 года стало известно, что Центральный Комитет партии назначил начальником Главного политического управления Красной Армии (Главпура), важнейшего органа ЦК в армии, Александра Сергеевича Щербакова.

Кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б), секретарь ЦК ВКП(б), первый секретарь Московского областного и городского комитетов партии, начальник Совинформбюро, а теперь еще и начальник Главпура — многим тогда казалось, что один человек просто физически не в состоянии выполнить такой огромный объем работы. Нужно было знать железный характер Щербакова, его неукротимую энергию, волю и необыкновенную самодисциплину, чтобы понять, как этот несгибаемый боец ленинской партии смог до конца решить труднейшие и ответственнейшие задачи, которые были поставлены перед ним Центральным Комитетом.

…Родился он 10 октября 1901 года в городе Рузе Московской губернии в рабочей семье. Отец, избитый жандармами за участие в демонстрации, умер в 1907 году, и вскоре малолетнему сыну пришлось начать трудовую жизнь, помогать матери и сестре. Работал продавцом газет и фальцовщиком в типографии, был чернорабочим и отметчиком на железной дороге. Несмотря на трудности, Александр успешно окончил начальную школу.

После победы Октября шестнадцатилетний юноша вступает в Красную гвардию, вместе с товарищами создает в городе Рыбинске Союз рабочей молодежи имени III Интернационала, а в 1918 году его принимают в партию большевиков. В составе боевого отряда имени Карла Либкнехта молодой коммунист получает первое крещение в борьбе с белогвардейскими мятежниками в Ярославской губернии. Затем он работает в ЦК РКСМ. Будучи инструктором-организатором, он энергично занимается созданием комсомольских организаций.

Известно, что в этот период шла жестокая классовая борьба в городе и деревне, в центре и на окраинах России. ЦК РКСМ в конце 1918 года направляет восемнадцатилетнего Александра Щербакова для работы в Среднюю Азию. Его избирают секретарем Туркестанскою крайкомола.

Работал Александр, не жалея сил. Вместе с тем он находил время для чтения художественной и политической литературы. Старался, что называется, работать над собой. Чтение, повседневное общение со старшими товарищами — коммунистами, конечна, вооружало юношу знаниями и бесценным опытом, помогало понимать суть жизни. Однако он почувствовал недостаток своей общей и политической подготовки и обратился с заявлением в Туркестанский крайкомол с просьбой послать его учиться в Коммунистический университет имени Я. М. Свердлова. В заявлении он откровенно писал: «Работаю в КСМ более двух лет. К настоящему моменту… выдохся… Смею надеяться, что, принимая во внимание вышеуказанное, крайкомол не откажет в моей просьбе».

Ему не отказали, и в 1922 году он стал учиться в Коммунистическом университете имени Я. М. Свердлова. Александр Щербаков избирался делегатом III и IV съездов РКСМ. Он слушал Ленина…

В университете Щербаков с увлечением изучает революционную теорию, труды классиков марксизма-ленинизма, блестяще успевает по всем дисциплинам. Он выступает с теоретическими докладами, беспощадно разоблачает троцкистов и иных врагов партии и поражает глубиной знаний своих товарищей. Но не удалось ему окончить университет…

Ушел из жизни В. И. Ленин. Оппозиционеры — троцкисты и бухаринцы — усилили атаки на единство партии. По ленинскому призыву в ряды РКП(б) влилось много преданных Советской власти рабочих, в том числе и молодых, но политически недостаточно воспитанных. И в марте 1924 года ЦК партии посылает Щербакова «на работу среди ленинского призыва» в Нижегородский край. Здесь он борется за организационную и идейную сплоченность партийных организаций края.

Вначале Александр Сергеевич заведует орготделом Сормовского укома РКП(б), затем избирается ответственным секретарем Берегового райкома партии. С марта 1926 года по декабрь 1927-го редактирует газету «Нижегородская коммуна» и, наконец, избирается ответственным секретарем Муромского окружкома РКП(б). В свои 28 лет он уже опытный партийный работник. Постоянно связан с заводами и другими предприятиями, умеет найти подход к рабочим и мобилизовать их на напряженный труд. Проявляет большую заботу о быте трудящихся, особенно беспокоится о грузчиках. Настойчиво добивается повышения активности в деятельности профсоюзных организаций. Он завоевывает среди рабочих большой авторитет.

Здесь на Волге произошло знакомство Щербакова с великим пролетарским писателем Алексеем Максимовичем Горьким, посетившим свой родной город. Вот как это произошло.

8 августа 1928 года «Нижегородская коммуна» писала, что, когда Горький сошел с парохода на берег, на набережной была масса людей, приветствовавших великого земляка. Александр Сергеевич, успокоив собравшихся, заговорил: «Товарищи, сегодняшний день принес нам большую радость… Мы видим среди нас великого писателя, большого революционного деятеля, имя которого известно во всех частях света, имя которого с гордостью произносят миллионы пролетариев, — мы видим сегодня Максима Горького…

Горький слышал уже много приветствий, он, наверное, уже устал от них, но мы сегодня горячо приветствуем нашего великого земляка…»

Как вспоминала жена Александра Сергеевича Вера Константиновна, общение с М. Горьким было каким-то особенным. Они совершали длительные прогулки по Волге и непрестанно говорили о литературе, о газетах, как сделать их интересными и влиятельными, чтобы они были действительно и пропагандистами, и организаторами трудящихся масс в строительстве новой жизни. По воспоминаниям Веры Константиновны, Александр Сергеевич рассказывал Алексею Максимовичу о влиянии на молодежь его книги «Мои университеты».

В Нижегородский период в деятельности Александра Сергеевича наряду с организационной большое место занимает журналистская работа. Достаточно сказать, что только за 1925 год он выступил со статьями в «Нижегородской коммуне» 18 раз. Пропагандировал текущую политику партии, давал советы по практическому ее осуществлению, призывал готовить новые кадры ленинцев, предупреждал об опасности новой войны и призывал укреплять оборону. Выступал он и за решительное развитие самокритики, разоблачая троцкистов и бухаринцев. Печатал теоретические статьи: «Осуществимо ли у нас равенство», «Истоки троцкизма», «О теории врастания кулака» и другие. За 1925–1930 годы А. С. Щербаков опубликовал в газетах и журналах более 70 статей.

С поста секретаря Муромского окружкома партии в 1930 году А. С. Щербаков уехал продолжать учебу в Институт красной профессуры. В рекомендации, направленной в агитационно-пропагандистский отдел ЦК партии, говорилось: «Нижкрайком ВКП(б) целиком поддерживает кандидатуру товарища Щербакова на основное отделение ИКП.

Товарищ Щербаков имеет большой опыт руководства партийной работой, теоретически подготовлен и является крупным партработником.

Секретарь Нижкрайкома ВКП(б) А. Жданов».

Но и на этот раз ему не удалось закончить институт. Со второго курса он был отозван для работы в ЦК ВКП(б) заместителем заведующего организационным отделом. Одновременно он возглавлял в Коммунистическом Университете трудящихся Востока кафедру партийного строительства.

В те годы восторжествовала политика индустриализации и коллективизации сельского хозяйства. Она была озарена ленинским положением о возможности победы социализма в одной стране.

Все это вызывало особую злобу внутренних и внешних врагов нашей партии и государства. В этих условиях особое значение приобретали сплоченность партийных организаций вокруг ЦК ВКП(б), насыщенная идеологическая работа партии среди масс трудящихся. А. С. Щербаков со всей своей неутомимой энергией ведет широкую организационную работу, устную и печатную пропаганду, разъясняющую политику партии.

Он относился к наиболее подготовленной теоретически части партийного актива, много читал, хорошо знал, понимал и любил литературу и искусство.

Известно, что к 30-м годам значительная часть интеллигенции, писателей и поэтов перешла на позиции рабочего класса, трудового народа, сплачивалась на принципах партийности и социалистического реализма. Появились условия для создания общественной писательской организации. В 1934 году созывается Первый съезд писателей. В его подготовке активное участие принимал Александр Сергеевич. Он оказал большую помощь Организационному комитету в проведении съезда и был избран секретарем Союза советских писателей. Ему было тридцать три года. Но высокая эрудиция, организаторский талант, умение сплотить творческую интеллигенцию помогли ему быстро завоевать авторитет и уважение в писательской среде. Лучшее свидетельство тому — письма великого пролетарского писателя А. М. Горького и его отзыв на рецензию, написанную А. С. Щербаковым на роман Авдеенко. Чтобы представить, о чем идет речь, приведем выдержки из этой рецензии, тем более что высказанные в ней мысли не потеряли своего значения и в наше время.

«Художественное произведение о пятилетке не может претендовать на значительность (я уже не говорю о таком произведении, которое собирается быть непревзойденным в ближайшие 3–4 года), если в этом произведении более или менее развернуто не отображена героическая и руководящая роль партии. В Вашем романе эта роль показана слабо. Вы скажете: а Дубров, Старожилов, секретарь парткома? — Да, но этого мало, во-первых, и действуют они часто не так, как это бывает на деле — во-вторых.

Фронт врагов на строительной площадке представлен куда более ярко и выпукло… Что им противопоставлено? Дубров, начальник строительства, — фигура недоработанная, неяркая, схематичная; секретарь парткома — фигура еще более бледная, Старожилов — действительно подлинный коммунист, вдумчивый, делающий огромную черновую работу партии. Еще две-три фигуры. А как действуют коммунисты? Вот Дубров едет уговаривать казаков дать хлеб для стройки. Вместо кропотливой организаторской и разъяснительной работы с его стороны следуют окрики и рукоприкладство, чем, естественно, сейчас же воспользовались контрреволюционные элементы…

Еще одна существенная деталь: у вас на протяжении первых месяцев стройки (в романе это занимает 5 или 6 глав) вообще нет коммунистов, кроме Дуброва. Между тем в действительности было не так: партия, начиная такие стройки, с самых первых дней сколачивает на них ядрышко коммунистов, которое затем, как правило, вырастает в мощную организацию…

Мой первый совет вам: сделайте коммунистов более живыми и яркими, а роль партийной организации более выпуклой. В романе у вас уже имеется ряд эпизодов (например, роль партийной организации в продвижении предложения Коробельникова), которые, будучи развернуты более ярко, выдвинут партийную организацию и коммунистов на место, какое они занимали в действительности…»

Алексей Максимович Горький познакомился с этой рецензией и счел необходимым написать Александру Сергеевичу:

«Ваше письмо Авдеенко, дорогой мой товарищ, я прочел с чувством глубокого удовлетворения, с радостью. Вы написали деловитую, убедительную рецензию в хорошем, подлинно литературном тоне. Это возбуждает у меня крепкую надежду на то, что молодая наша литература найдет в лице Вашем крепкого, толкового, заботливого руководителя. Вы понимаете, как необходим такой руководитель, партиец-большевик. Вы видите, что критика наша все еще не учитель… И дружески отмечая правильность взятой Вами линии, я нимало не боюсь «захвалить» Вас, «испортить»… Всех благ! Письмо Авдеенко очень хорошо…»

В Союзе писателей А. С. Щербаков направляет писательские силы на создание высокоидейных художественных произведений. Он возглавляет делегацию Союза советских писателей на Международном конгрессе писателей в защиту мира, состоявшемся в 1935 году в Париже. В состав делегации входили В. Иванов, А. Толстой, Н. Тихонов, Ф. Панферов, А. Корнейчук и другие писатели.

А когда ЦК ВКП(б) назначил А. С. Щербакова культпропом ЦК партии без освобождения от обязанностей секретаря Союза писателей, Алексей Максимович писал ему: «Дорогой Александр Сергеевич, не скрою, очень огорчен Вашим назначением в Культпроп. Конечно, дело необходимое, с литературой тесно соприкасается и давно требует энергичных работников — людей, которые имеют определенное представление о социалистической культуре, о методах ее развития. Но боюсь, что новая сложная работа отнимет у Союза писателей две трети, а то и всю Вашу энергию. В Союзе Вы оказались на месте, быстро приобрели авторитет культурного руководителя и друга дела… То, что Вы не совсем уходите, несколько утешает меня…»

В 1936 году Александр Сергеевич работает в Ленинграде в качестве второго секретаря обкома ВКП(б). В это время партия ведет напряженную работу по выполнению плана второй пятилетки, одновременно советуется с народом по важнейшему вопросу в жизни страны — новой Конституции СССР. Щербаков проводит большую работу по разъяснению рабочим и колхозникам области значения нового Основного Закона Советского государства.

Совместная работа с таким выдающимся деятелем нашей партии, как А. А. Жданов, оказала благотворное влияние на его формирование как партийного и государственного работника. ЦК ВКП(б) направляет Щербакова в Иркутский обком ВКП(б). За непродолжительный срок напряженной работы ему удается сплотить актив, обновить руководящие кадры и поднять хозяйство края. Вскоре ЦК ВКП(б) направляет Александра Сергеевича в Донецкую область. Его избирают первым секретарем обкома партии. Партией ставится трудная задача подъема угольной промышленности Донбасса. И здесь за короткий срок, мобилизуя на выполнение этой задачи в первую очередь коммунистов и комсомольцев, Щербаков добивается значительных результатов. За выдающиеся успехи в деле подъема угольной промышленности он впервые награждается орденом В. И. Ленина.

В октябре 1938 года Александр Сергеевич Щербаков избирается первым секретарем столичной городской и областной партийных организаций. Ему тридцать семь лет. С первых дней пребывания на посту первого секретаря Щербаков особо заботился об улучшении партийного руководства промышленностью, о правильном сочетании партийно-политической и хозяйственной работы в Москве. Стилем его деятельности было постоянное общение с массами, умение советоваться с рабочим классом и со всей энергией двигать дело вперед. Он обладал бесценным качеством руководителя — чувством нового, и подмечал любую полезную инициативу, любое патриотическое начинание. Распространение передового опыта среди рабочих масс, вопросы социалистического соревнования всегда были в поле его зрения.

Так, по инициативе А. С. Щербакова бюро МГК ВКП(б) обсудило опыт работы многостаночного обслуживания на заводе «Фрезер» имени М. И. Калинина. Ценный почин получил широкий отклик в стране и принес немалый экономический эффект. Оценивая в 1940 году итоги пятилетней работы в области жилищного и коммунального хозяйства, развития транспорта, строительства метро, водоснабжения и озеленения столицы, он говорил: «То, что сделано за пять лет в Москве, вообще не знает примера в истории градостроительства, немыслимо и невозможно при капитализме». Первый Генеральный план реконструкции Москвы и его осуществление также связаны с именем А. С. Щербакова.

В условиях усложнившейся международной обстановки, нарастания угрозы мировой войны Московский городской и областной комитеты ВКП(б) особенно внимательно занимались партийными организациями оборонных заводов города и области, помогали им в выполнении напряженных производственных планов.

В 1939 году А. С. Щербаков предупреждал московских коммунистов: «Военная опасность — вещь вполне реальная, она растет… война приближается. Нельзя назвать срока, но она не за горами… Это будет тяжелое — испытание. Победим наверняка. Но чем скорее… — зависит от нас, как подготовимся».

Дело не ограничивалось предупреждением. Партийная организация Москвы проводила большую военно-оборонную работу, настойчиво занималась патриотическим воспитанием трудящихся.

На одном из партийных активов города, призывая настойчиво и серьезно изучать марксизм-ленинизм, он говорил: «Марксистско-ленинская теория является могучим оружием нашей партии и нашего народа. Знание теории… дает нашим кадрам понимание политики партии и Советского государства, вооружает их уменьем правильно ориентироваться в обстановке, сознательно и с успехом выполнять свою работу». Много внимания уделял Александр Сергеевич воспитанию молодежи, беспокоился о ее культурном и нравственном облике.

В предвоенные годы Москва и Московская область по развитию народного хозяйства занимали ведущее положение в стране. Промышленность, сельское хозяйство успешно выполняли и перевыполняли государственные задания. За развитие сельского хозяйства и животноводства области, за выполнение заданий правительства в 1940 году второй раз награжден орденом Ленина.

К этому времени Александр Сергеевич завоевал большой авторитет среди советских людей как пламенный пропагандист ленинских идей, прекрасный оратор, державший постоянно аудиторию во внимании.

Его выступления на пленумах МК и МГК, на партийных активах города, перед общественностью страны всегда производили большое впечатление. Он анализировал внутреннее и международное положение страны, убедительно раскрывал роль ленинской партии в строительстве социалистического общества и неизбежность торжества коммунистических идей.

А. С. Щербаков выступал на страницах журналов «Большевик» (членом редколлегии которого он был), «Московский большевик», «Партийное строительство» и в других органах печати. Его статьи помогали коммунистам ориентироваться в важнейших вопросах политики партии, воспитывали молодежь.

По-новому прозвучало выступление А. С. Щербакова на XVIII съезде ВКП(б). Он выдвинул задачу: добиться резкого перелома в производстве картофеля и овощей, повысить удельный вес подмосковных колхозов и совхозов в снабжении городского населения продовольствием, создать вокруг столицы самое продуктивное сельское хозяйство. Активно поддержал Александр Сергеевич инициативу одного из московских заводов: организовать подсобное хозяйство для снабжения рабочих столовых и детских садов овощами и молочными продуктами.

Восемнадцатый съезд Коммунистической партии избрал товарища А. С. Щербакова членом Центрального Комитета. На первом Пленуме он был избран членом Оргбюро ЦК ВКП(б), в феврале 1941 года — кандидатом в члены Политбюро, а через три месяца одновременно с другими обязанностями — секретарем Центрального Комитета Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Ему поручается возглавить идеологический участок деятельности ЦК ВКП(б) в то сложное для страны и партии время.


22 июня 1941 года немецкие фашисты, имея в своем тылу почти всю поверженную Европу, вероломно напали на нашу Родину. В годы Отечественной войны с особой силой проявился талант А. С. Щербакова как великолепного организатора.

Под руководством МГК в считанные дни было сформировано и отправлено на фронт 12 ополченческих дивизий. На фронт ушло 400 тысяч квалифицированных рабочих и специалистов и чуть позднее еще 45 тысяч. К началу войны в Московской городской и областной партийных организациях было 330 тысяч коммунистов, в 1942 году их осталось 94,4 тысячи, количество первичных партийных организаций сократилось в два раза. На фронт ушел почти весь партийный актив. Надо было позаботиться о выдвижении и воспитании новых кадров секретарей горкомов, райкомов, первичных организаций, инструкторов партийных органов. И Московский городской и областной комитеты партии под руководством А. С. Щербакова успешно справлялись с этой задачей. В кратчайший срок были перестроены на военный лад промышленность, сельское хозяйство, транспорт.

Еще в июле 1941 года Московский комитет партии создал областной штаб по руководству подпольем и партизанским движением в Московской области. И когда враг вступил на ее территорию, против него развернули — активную борьбу 41 партизанский отряд, 317 специальных боевых групп. В ходе боев они уничтожили 17 тысяч гитлеровских солдат и офицеров, значительное количество боевой техники врага, снабжали военный совет Западного фронта ценной информацией о противнике.

Осенью 1941 года обстановка под Москвой крайне осложнилась. Городской комитет партии собрал 13 октября партийный актив. А. С. Щербаков в своем докладе говорил: «Враг… не останавливаясь ни перед какими трудностями, поставил себе целью до наступления зимы… какой угодно ценой добиться успехов… Нависла опасность над родной Москвой. Перед лицом этой опасности большевики московской организации обязаны сплотиться как никогда, встать стальной стеной, организовать и повести за собой трудящихся — превратить Москву в неприступную крепость… Как бы тяжело нам ни было… мы твердо знаем, мы твердо уверены — победим».

Это был особый день. Коммунисты считали себя мобилизованными и призвали всех трудящихся столицы к оружию. Решили в каждом районе формировать коммунистические роты и батальоны, создавать отряды и группы пулеметчиков, снайперов, истребителей танков и минометов.

Особенно памятно выступление Александра Сергеевича по радио 17 октября, в котором он по поручению ЦК ВКП(б) заверил советский народ в том, что «за Москву воины Красной Армии будут драться упорно, ожесточенно, до последней капли крови».

А. С. Щербаков был одним из организаторов обороны Москвы, без его участия невозможно представить эту эпопею. Москвичи видели его в цехах заводов, на оборонительных рубежах, где он добрым метким словом поддерживал дух работавших, на обучении рабочих батальонов и рот борьбе с танками, на военном совете Московской зоны обороны, на улице, выслушивавшего тружеников Москвы.

При всех постоянных заботах по обеспечению фронта и своего быта Москва еще по заданию Государственного Комитета Обороны строила третью очередь метрополитена. За успешное выполнение этого задания ГКО в условиях военного времени Александр Сергеевич Щербаков был третий раз награжден орденом Ленина.

Все четыре долгих года войны столица самоотверженно трудилась во имя победы. За годы войны только московские предприятия дали фронту 16 тысяч самолетов, 3,5 миллиона автоматов, несколько тысяч танков и самоходных установок, 4 тысячи «катюш» (реактивных минометов), 10 миллионов шинелей. Лишь на строительстве оборонительных сооружений участвовало около полумиллиона москвичей. А каких усилий МГК стоила забота о быте трудящихся, о снабжении их продовольствием, овощами, обеспечении топливом! Только на заготовку топлива было направлено 257 тысяч человек. Ни один вопрос жизни людей не оставался без внимания партийной организации в те трудные годы.

В январе 1943 года Щербаков докладывал Государственному Комитету Обороны, что трудящиеся Москвы и области собрали «на строительство своей армии» 390 миллионов рублей.

А когда освободили от фашистских захватчиков оккупированные районы Московской области, партийная организация немедленно мобилизовала все силы на восстановление разрушенных заводов, городов и сел, чтобы больше и лучше обеспечивать действующую армию и ускорить разгром ненавистного врага. Душой этой кипучей деятельности был Александр Сергеевич. Дела шли успешно. Однако он, выступая на партийном активе города, говорил: «Не позволяйте голове кружиться от успехов, умейте видеть, распознавать недостатки… Умейте бороться с этими недостатками, а не замазывать их, почаще оглядывайтесь на то, что сделано, оценивайте проделанную работу, даже если она сделана неплохо, с одной точки зрения, — как можно было бы сделать ее еще лучше».

Все, кому приходилось работать рядом с А. С. Щербаковым и близко знать, отмечали его колоссальный партийный опыт, великолепную память и необыкновенную работоспособность.

Секретарь Московского комитета ВКП(б) Б. Н. Черноусов подчеркивал глубокую партийность и высокую образованность А. С. Щербакова, его удивительное умение находить в ежедневной лавине неотложных дел главное, на чем следовало сосредоточить внимание партийной организации Москвы и области.

Председатель Московского Совета того времени Василий Прохорович Пронин отмечает такие качества А. С. Щербакова, как принципиальность в оценке людей и своей работы, способность не уходить от ответственности, какой бы тяжелой она ни была. Он рассказывал такой случай. Однажды советские бомбардировщики на большой высоте оказались по ошибке над Москвой, и зенитчики открыли по ним огонь. К счастью, ни один самолет не был сбит. В связи с этим А. С. Щербакову пришлось вскоре разговаривать по телефону с И. В. Сталиным, который жестко спросил:

— Вы как секретарь ЦК, отвечающий за противовоздушную оборону столицы, уверены, что она в хорошей боевой готовности?

— Уверен, товарищ Сталин, — ответил Александр Сергеевич. Немалую ответственность он принял на себя таким утверждением, хотя до разговора он уже успел разобраться с этим неприятным происшествием в небе столицы и принять необходимые меры.


Дня через два после назначения начальником Главного политического управления Красной Армии Александр Сергеевич приступил к ознакомлению с его работой, с состоянием руководства партийно-политической работой в действующей армии. Надо прямо сказать, что аппарат Главпура нуждался в его помощи, в твердой и заботливой руке, в мудром совете авторитетного руководителя в столь трудное время, когда на юге страны противник вновь начал теснить наши войска на широком фронте.

Вначале он разбирался с кадрами политсостава. Война в совершенно новых масштабах поставила задачи в таком важнейшем и ответственном деле, как подготовка и воспитание политработников. Комиссар, политрук был полпредом партии в армии, ее совестью и честью. Это он должен был первым встать под пулями в полный рост, чтобы произнести обжигающие высоким смыслом слова: «Коммунисты, вперед!» С таким призывом первыми поднимались в атаку комиссары гражданской войны, с ним же шли на беззаветный бой с врагом коммунисты Великой Отечественной. В этом призыве великая суть партийного долга: быть на самых трудных участках. Это комиссар, политрук обязан был найти такие слова, чтобы люди шли в бой, думая не о себе, а о бессмертии Родины. Он вручал партбилет перед атакой, вслух читал газету во время затишья, был для солдат старшим товарищем и другом. Это политрук заботливо интересовался тем, получил ли воин весточку от родных и друзей, он первым узнавал, накормлен ли боец, и лишь потом сам обедал. И таких людей надо было найти среди бойцов и командиров, в короткий срок обучить их методам партийно-политического руководства.

Гитлер еще до «великого похода» на Восток издал директиву: «политических руководителей не считать военнопленными, их уничтожать на месте». Он боялся их пуще самого грозного оружия.

…Под Ворошиловградом на высоком кургане — одиннадцатиметровая фигура атакующего воина. Рука вскинута вверх. Он зовет за собой и уверен, что бойцы последуют за ним. На граните надпись: «В честь героического подвига политработников Красной Армии в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов». Вот таким навеки остался в памяти советского народа политрук. Таких политработников неутомимо воспитывала партия и по ее поручению начальник Главпура А. С. Щербаков…

Кабинет Александра Сергеевича в то время находился во 2-м Доме Советов по Садовой улице. Отсюда он вскоре перебрался на улицу Кирова, 51, поближе к Ставке и Генеральному штабу. Но помещение здесь было мало приспособлено для работы, и он окончательно обосновался в здании МГК ВКП(б).

Кабинет в МГК был просторный, обставленный строго, без каких-либо излишеств. Слева у окна стоял двухтумбовый, покрытый зеленым сукном рабочий стол с небольшим приставным столиком, по обеим сторонам которого располагались полумягкие стулья с высокими спинками.

На противоположной стороне от постоянного рабочего места — длинный полированный стол для совещаний, вокруг него — такие же полумягкие кресла с высокими спинками. На стенах — портреты Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. За спиной Александра Сергеевича висела большая географическая карта Европы и Ближнего Востока, изготовленная, если судить по тщательности, в Генштабе.

На рабочем столе Щербакова никогда не было никаких бумаг или книг — только аппарат для связи с Кремлем, телефонный справочник и простой письменный прибор с деревянным стаканчиком для ручек и карандашей (кстати сказать, резолюции на документах он всегда писал красным или синим карандашом). Справочная библиотека (сочинения Маркса, Энгельса, Ленина, материалы по истории партии, общественно-политические журналы) помещалась в кабинете его помощника Александра Николаевича Крапивина.

Прежде всего Александр Сергеевич заинтересовался структурой Главпура и его основными руководящими работниками: начальниками управлений и отделов. Подробнее ему хотелось получить информацию о начальниках управления пропаганды, организационно-инструкторского отдела и отдела по работе среди войск противника.

Ему были хорошо известны такие члены военных советов, как А. А. Жданов, Н. А. Булганин, А. А. Кузнецов, Т. Ф. Штыков, начальники политуправлений К. Ф. Калашников и В. Е. Макаров, другие кадровые политработники: С. Ф. Галаджев, И. М. Гришаев, А. С. Желтов, Д. С. Леонов, А. II. Пигурнов, И. З. Сусайков.

Тщательно знакомился А. С. Щербаков с руководящим политсоставом на уровне армий, корпусов и дивизий. Его интересовали политическая и военная подготовка, опыт руководящей партийно-политической работы. Но особенно он хотел разобраться в том, как члены военных советов, комиссары связаны с массами бойцов и командиров, каковы их роль в организации политической работы и личное в ней участие, как близко стоят члены военных советов к политорганам и партийным организациям, помогают им в работе. Но не только служебная деятельность руководящих политработников была в поле зрения А. С. Щербакова. Он с первого дня пребывания на посту начпура заботился, например, об их семьях, где они находятся, имеют ли они связь с ними и т. д.

Александр Сергеевич подробно рассмотрел укомплектованность политработниками действующей армии. В связи с этим поинтересовался порядком их назначения.

Здесь была такая принципиальная схема: члены военных советов фронтов и армий, начальники политуправлений фронтов назначались решением Государственного Комитета Обороны по представлению Главпура; начальники политотделов армий, корпусов, дивизий, бригад, спецвойск, политорганов центрального аппарата, начальники отделов политуправлений фронтов, редакторы фронтовых и армейских газет — приказами начальника Главного политического управления Красной Армии. Остальные политработники назначались военными советами фронтов и армий.

Рассматривая вопросы новых формирований, А. С. Щербаков обратил при этом особое внимание на соблюдение принципа укомплектования вновь создаваемых частей, при котором к командиру без боевого опыта назначался политработник-фронтовик пли, соответственно, наоборот. Затем детально изучил важный по тому времени вопрос о подготовке кадров политсостава. 74 учебных заведения плюс фронтовые курсы и курсы при школах родов войск в 1942 году выпустили 95 тысяч политработников. Александр Сергеевич много времени уделял резерву политсостава. С помощью ЦК ВКП(б) к тому времени резерв политработников на каждом фронте составлял 150–200, а в армиях — 20–30 человек. При Главном политуправлении к началу июня 1942 года было 900 политработников разных категорий. ЦК ВКП(б) перераспределил партийные силы. В армию пришли 500 секретарей ЦК компартий союзных республик, краевых, областных комитетов, горкомов и райкомов, 270 ответственных работников аппарата ЦК партии. С Ленинских курсов, из Высшей школы партийных организаторов и Высшей партийной школы в распоряжение Главпура прибыли 2500 квалифицированных партийных работников.

При всей внушительности этих цифр этого было недостаточно. В особенности нехватка ощущалась в 1942 году на южных фронтах. Потери среди политработников были немалые. Чтобы возместить выбывавших из строя, укомплектовать новые формирования и иметь необходимый резерв, нужно было готовить политработников значительно больше, чем готовилось.

Александр Сергеевич не откладывал решение трудных вопросов, он всегда оперативно, взвесив, опосредствовав все обстоятельства, смело принимал нужные решения. И в данном случае незамедлительно были расширены учебные заведения и курсы. Под его контролем и с помощью ЦК ВКП(б) в первой половине 1943 года уже было выпущено политработников в полтора раза больше, чем в 1942 году. В резерве при политотделах армий теперь было по 40–50, при политуправлениях фронтов — по 300–400, а при Главном политуправлении — до 2 тысяч политработников разных категорий. Пополнение подбиралось из членов партии, проявивших себя в боях с фашистами, имевших высшее, незаконченное высшее и среднее образование. Александр Сергеевич по этому поводу заметил:

— Да, за короткое время партия сумела ликвидировать неграмотность и дать большой массе молодежи среднее и высшее образование. Как это помогает нам. Что бы делали, имея неграмотных или малограмотных. Это большая заслуга партии.

Александр Сергеевич Щербаков разобрался и изучил работу организационно-партийного отдела и управления пропаганды. В первых числах июля 1942 года он решил провести Всеармейское совещание членов военных советов и начальников политуправлений фронтов и тщательно готовился к нему. С этого всеармейского мероприятия, какого не было с начала войны, он хотел начать решительную перестройку партийно-политической работы в действующей армии.

Развязанная фашистской Германией война, ставшая для советского народа труднейшим испытанием, когда решался вопрос — быть или не быть нашему государству, на многое заставила взглянуть другими глазами. Надо было многое переосмыслить, перестроиться, как говорится, на ходу. Неизмеримо возросли масштабы и сложность тех задач, которые встали перед пашей партией в таком первостепенном и ответственном деле, как идейно-политическое воспитание защитников Родины: укрепление их убежденности в правоте нашей борьбы с гитлеровскими захватчиками и веры в победу, воспитание любви к Отечеству и бесстрашия на поле брани, высокой сознательной дисциплины, наступательного духа и стойкости в обороне.

Одно лишь перечисление основных направлений деятельности Главного политического управления Красной Армии в годы войны может дать достаточное представление как о важности проблем, которые необходимо было решать А. С. Щербакову, так и о роли, которую ЦК партии отводил политической работе в армии:

— сосредоточение партийно-политической и агитационно-массовой работы в армии на претворении в жизнь политики партии в военных условиях; осуществление руководства военными советами и политуправлениями фронтов;

— совместный с Генеральным штабом анализ оперативно-стратегической обстановки на фронтах; непосредственное участие в подготовке и проведении боевых операций в соответствии с приказами Верховного Главнокомандования;

— подготовка и переподготовка всех звеньев политсостава, создание резерва политработников, подбор и расстановка кадров, а также воспитание их на практической работе;

— решение вопросов армейского партийного строительства и руководство комсомолом;

— постоянное изучение политико-морального состояния войск;

— тесная связь с ЦК компартий союзных республик, крайкомами и обкомами ВКП(б) для постоянной информации воинов о жизни и работе тыла;

— изучение армии противника и проведение мероприятий по спецпропаганде среди его войск;

— изучение военно-политической обстановки в освобожденных от фашистского гнета странах и на территории гитлеровской Германии.

Многогранность политической работы в армии, необходимость научного анализа и обобщения опыта в первые же дни пребывания А. С. Щербакова на посту начпура привели его к мысли о необходимости создания при Главполитуправлении специального совещательного органа, обладающего как высоким уровнем компетентности, так и облеченного доверием высшего руководства страны. И такой орган — Совет военно-политической пропаганды — был создан в июне 1942 года. В него входили члены ЦК ВКП(б): А. С. Щербаков (председатель), А. А. Жданов, Д. З. Мануильский, Е. М. Ярославский, Л. З. Мехлис, И. В. Рогов, кандидат в члены ЦК ВКП(б) Г. Ф. Александров и другие.

Образование Совета военно-политической пропаганды было наглядным примером стремления Александра Сергеевича к коллегиальности в работе в сочетании с высокой персональной ответственностью — к тому, что мы с полным основанием называем ленинским стилем руководства.

Задачи, возложенные на Совет военно-политической пропаганды, были весьма ответственны. Он намечал пути дальнейшего улучшения политработы в войсках, совершенствования ее форм и методов. На его заседаниях выступали с докладами члены военных советов и начальники политуправлений фронтов, равно как и другие руководящие политработники.

На первом заседании совета, состоявшемся 16 июня 1942 года, разговор был откровенным, вскрывались слабые стороны в работе Главпура, политической работы в действующей армии. Заключая прения, с некоторыми принципиальными оценками и предложениями выступил А. С. Щербаков.

— Прежде всего, — сказал он, — нам нужно подготовить для представления в ЦК ВКП(б) предложения об улучшении партийно-политической работы в армии, обобщив выступления на сегодняшнем совете представителей всех отделов Главпура. Что я при этом имею в виду? Начинать перестройку партийно-политической работы в армии будем с Главпура, решительно ломая сложившийся в нем, к сожалению, бюрократический стиль. Сократим количество директив. Улучшим руководство политорганами через печать. В Главпуре создадим группу штатных и нештатных агитаторов, причем в последнюю, я думаю, надо включить крупных работников партии и список их представить в ЦК. Отдел печати Главпура подчиним Управлению пропаганды и агитации. Без печати — какая же пропаганда и агитация?..

Если на первом заседании Совета были рассмотрены вопросы общего характера, то второе его заседание было посвящено проблемам более конкретным — работе политуправления Западного фронта и политотдела 20-й армии среди войск противника. Выступали заинтересованно, горячо, что вполне соответствовало остроте поставленных проблем. Говорили о не всегда убедительной аргументации в листовках, отсутствии конкретики в материалах, выдвигали предложения по привлечению к работе в области спецпропаганды политических эмигрантов и т. д.

И снова Александр Сергеевич, выступивший с заключительным словом, показал образец глубокого проникновения в суть обсуждаемой проблемы, умения буквально одной-двумя фразами четко определить наиболее оптимальный способ ее решения.

«Почему, — спрашивал политработников начглавпур, — у вас серьезные недостатки в пропаганде среди войск противника? Потому что она ведется без должного учета морального облика и политического уровня солдат и офицеров вермахта. Основная их масса растлена Гитлером. Это — смердяковы по Достоевскому. Доказывать им, что они поступают плохо, как это нередко делается в нашей пропаганде, — напрасный труд. Немного среди них таких, кто понимает, что они творят преступления. Лучшее средство убеждения гитлеровцев — сокрушительные удары Красной Армии. В пропаганде надо действовать на фашистов показом силы и мощи СССР, силы антигитлеровской коалиции. В листовках надо писать о том, что наши силы неисчислимы: немцы сделают один танк — мы десять, у них один солдат — у нас десять, у них нефти столько-то — у нас в десять раз больше. Пропаганда должна быть устрашающей, чтобы фриц почувствовал себя безнадежным смертником. Убеждать немецких солдат, что Гитлер войну не выиграет ни теперь, ни в будущем.

Наконец, надо сильнее использовать внутренние противоречия между Германией и ее вассалами, противоречия внутри немецкой армии. Поражение Гитлера под Москвой не может не вызвать недоверия кадровых генералов и высших офицеров к Гитлеру…

Бить врага правдой, и только правдой! В правде наша сила, в ней залог непобедимости.

В выступлении Александра Сергеевича звучала такая убежденность, что у каждого, кто его слушал, появлялась твердая уверенность в успехе, возникало желание скорее взяться за дело.

— Гитлеровская пропаганда, — продолжал А. С. Щербаков, — беспардонно врет, она вся и насквозь лжива. К примеру, потери фашистской армии на фронте, по статистике Гитлера, меньше, чем в тылу. В тылу, по его арифметике, гибнет больше. Нужно беспощадно разоблачать лживую фашистскую пропаганду. В. И. Ленин учил срывать маску с врага, политически его изобличать — это важное средство разложения противника».

И сам Александр Сергеевич показывал в этом пример. В своем докладе, посвященном ленинским дням, он говорил: «Германское командование старалось во что бы «о ни стало удержать линию Днепра. В конце сентября гитлеровское командование обратилось к своей армии с приказом не отдавать больше ни одной пяди земли. Гитлер уверял немцев, что Днепр будет рубежом, отделяющим две армии друт от друга, что зимние позиции на Днепре хорошо укреплены и их можно считать неприступными. Берлинское радио расписывало ширину и глубину Днепра, высоту его западных берегов, выгодность и неприкосновенность командных позиций немцев на высотах днепровских берегов. На днепровских позициях гитлеровцы намеревались прочно держаться. Но, как говорят, держалась кобыла за оглоблю, да упала».

Надо сказать, что с первых дней пребывания на посту начпура Александр Сергеевич не раз высказывал горячее желание посетить действующую армию. Это не означало, разумеется, что он не доверял получаемой информации, вовсе нет. Просто стиль его работы был таким — постараться как можно глубже вникнуть в дело, которое ему поручено, увидеть все своими глазами. С разрешения Центрального Комитета ВКП(б) он выехал в 33-ю армию Западного фронта, где за короткий срок (вот где опять проявилась его поразительная работоспособность!) подробно познакомился с боевой обстановкой, политико-моральным состоянием войск, постановкой партийно-политической работы и очень интересовался вопросами быта. Он посетил несколько частей, где беседовал с красноармейцами, политруками рот, побывал на армейских курсах подготовки политсостава, здесь внимательнейшим образом изучил программу, принципы подбора преподавательского состава и методику обучения. На митинге личного состава одной из частей он выступил с краткой, но, как всегда, яркой и убедительной речью, в которой в простых, но образных словах разоблачил человеконенавистническую идеологию фашизма, разъяснил справедливый характер войны с нашей стороны и неизбежность поражения гитлеровской Германии.

Возбужденным вернулся Александр Сергеевич в Москву, охотно делился впечатлениями о том, что увидел и услышал, о высоком моральном духе воинов Красной Армии, их стремлении беспощадно уничтожать врага.

— Золотые, ну просто золотые люди! — говорил он. И всякий раз непременно добавлял: — Забота о них — святое наше дело!

Кое-кто из кадровых военных допускал мысль, что этому крупному партийному и государственному деятелю жизнь воинских частей и подразделений знакома больше теоретически. Ему ведь не пришлось служить в частях регулярной армии. На деле же это предположение опровергалось…

Перед войной Александр Сергеевич был членом военного совета Московского военного округа, активно участвовал в его работе и вникал в жизнь частей. Он знал организацию войск, их вооружение и уставы. Он знал оружие и боевую технику не только Красной Армии, но и немецко-фашистской армии. В беседах со специалистами по стрелковому и артиллерийскому оружию, по танкам, самоходным установкам и самолетам он удивлял их глубиной своих знаний и нередко кое-кого из них ставил в затруднительное положение.

— Без знания боевой техники и оружия, — не раз говорил политработникам А. С. Щербаков, — их тактико-технических возможностей, без знания оружия врага не может быть конкретной политической работы с личным составом. Чтобы с пользой побеседовать с бойцами перед выполнением боевой задачи, надо знать уставы, оружие, которым они будут пользоваться в бою, знать оружие противника. Иначе как посоветовать, чтобы тактически обхитрить врага, как отметить его слабые и сильные стороны? Без этого останутся общие разговоры.

Показателен такой случай.

В беседе с кандидатом на должность начальника политуправления фронта А. С. Щербаков остался доволен его общей и политической культурой, но, убедившись в недостаточной осведомленности в боевой технике и оружии фашистской армии, кандидатуру отклонил.

При обсуждении на Совете военно-политической пропаганды доклада начальника политуправления Карельского фронта о состоянии партийно-политической работы в войсках Александр Сергевич привлекал внимание всех присутствующих к необходимости изучения оружия и боевой техники. Это было видно из вопросов, которые он задавал докладчику:

— Какими танками воюют финны?

— Чем лучше наш танк?

— Какое у них автоматическое оружие?

— Чем лучше наш станковый пулемет, какая у него скорострельность?

— Какие у финнов средства противовоздушной обороны?

Как-то, слушая начальника политуправления Брянского фронта, он выразил удовлетворение ростом партийных рядов и увеличением количества ротных парторганизаций.

— Это хорошо, но только этого мало! Надо, чтобы ротные партийные организации были жизнедеятельны. Что для этою требуется? Чтобы парторганизация и часа не оставалась без парторга.

— Парторги рот в бою часто выбывают из строя, они ведь всегда на острие боя, — заметил начальник политуправления.

— Правильно. Вот поэтому надо иметь постоянный резерв парторгов в полках. Есть он у вас?

— Есть, должен всегда быть.

— Должен-то должен. Надо, чтобы был на деле. Парторгов надо учить. Парторг должен уметь вместе с командиром расставить коммунистов на самые ответственные участки, выделить во взводах агитаторов, подобрать более грамотного коммуниста для написания листовок-«молний» «передай по цепи» и т. д.

— Перед каждым боем мы расставляем коммунистов и комсомольцев и поручаем им вести за собой рядом находящихся бойцов.

— Этого надо добиваться. Вместе с тем парторг должен готовить достойных воинов к вступлению в партию, уметь по Уставу оформить прием.

Продумывать вопросы, с которыми он сталкивается, до конца — в этом была его огромная сила. С докладом к нему можно было смело идти лишь тогда, когда все отработано до мелочи. Иначе завернет доработать.


6 июля 1942 года состоялось очень важное, можно сказать, программное Всеармейское совещание членов военных советов и начальников политуправлений фронтов, на котором присутствовали также представители политотделов армий и дивизий. В заключительном слове А. С. Щербакова, если принять во внимание, когда оно было произнесено (июль сорок второго, Сталинград!), станет понятной та взволнованность, с которой он выступал, обычно умевший скрывать свои чувства, владевший собой в самых сложных ситуациях.

— Выступавшие. — сказал он, — вскрывали некоторые недостатки партийно-политической работы в боевых частях. Но надо прямо сказать — говорилось о них как-то неостро, робко, не чувствовалось нетерпимости к ним. ЦК ВКП(б) и Государственный Комитет Обороны считают необходимым незамедлительно повысить уровень партийно-политической работы в Красной Армии, а для этого надо прежде всего в полный голос, не отыскивая смягчающих обстоятельств, говорить об имеющихся в этом деле недостатках! Красная Армия похоронила гитлеровскую идею «молниеносной войны», накопила достаточный боевой опыт. Бойцы и командиры избавились от того благодушия, которое встречалось в начале войны. Все сильнее проявляется массовый героизм. Армейские партийные организации выросли вдвое, комсомольцев в армии свыше двух миллионов. Эти благоприятные условия для политической работы недостаточно, к сожалению, используются военными советами и политорганами. Партийно-политическая работа нередко ведется бюрократически, сухо, недоходчиво. В сложившихся условиях политработник-бюрократ также нетерпим в наших рядах, как солдат-разгильдяй!

G сожалением приходится говорить и о том, что политорганы не всегда проявляют заботу о надлежащих формах политической работы в боевой обстановке, а ведь Владимир Ильич Ленин, наша партия всегда придавали огромное значение агитации, обращенной к уму, чувствам, эмоциям человека! Беседа — это, конечно, замечательно, но мы не можем обойтись без других форм массовой агитации, нам нужен массовый агитатор-трибун! Мы почти забыли такую важную массовую форму агитации, как митинги, бойцы, как правило, не видят и не слышат членов военных советов, начальников политуправлений фронтов и начальников политотделов армий, а ведь именно их ЦК ВКП(б) считает воинствующими большевиками, носителями боевого духа нашей партии, ее дисциплины, твердости, мужества, непоколебимой воли к победе!

Сразу же после этого совещания все основные работники Главпура выехали на фронты, где вместе с военными советами и руководителями политорганов провели большую работу по реализации намеченных преобразований…

Тем временем начпур с присущей ему энергией продолжал взятый им курс на перестройку партийно-политической работы. В Главпуре был организован отдел агитации. Управление пропаганды стало управлением агитации и пропаганды. Сотрудниками отдела агитации были подобраны лучшие агитаторы-фронтовики. В июле 1942 года при Главпуре была создана внештатная группа агитаторов, в которую входили известные деятели партии, члены ЦК ВКП(б) А. А. Андреев, А. Г. Зверев, Д. З. Мануильский, К. И. Николаева, В. П. Потемкин, Н. М. Шверник, Е. М. Ярославский и другие. Активно участвовал в агитационной работе М. И. Калинин, выступивший по просьбе А. С. Щербакова с речью перед агитаторами Западного фронта. В политуправлениях фронтов и политотделах армий, кроме уже существовавших лекторских групп, были созданы штатные и нештатные группы агитаторов, а в полках и дивизиях — введена должность агитатора вместо ранее существовавшей должности инструктора по пропаганде. Так — от Главпура до роты — была создана система агитаторов. В течение июля — августа 1942 года с помощью ЦК компартий союзных республик было подобрано и отправлено на фронт свыше 500 агитаторов нерусской национальности. Аппарат Главпура был укреплен за счет фронтовиков.

С разрешения ЦК ВКП(б) увеличился и выпуск печатной продукции. С августа 1942 года Главное политическое управление начало выпускать «Блокнот агитатора Красной Армии», выходивший три раза в месяц. «Блокнот» помогал агитаторам разъяснять бойцам наиболее злободневные политические вопросы, давал советы по организации быта, печатал памятки о поведении солдата в бою, рассказывал о героических подвигах наших солдат и офицеров, разоблачал сущность фашизма, вооружал агитаторов материалами о руководящей роли великой партии Ленина, о боевых успехах Красной Армии, о росте экономического и военного могущества нашего государства. В «Блокноте» выступали лучшие агитаторы, видные деятели нашей партии, в том числе и М. И. Калинин. Был налажен выпуск брошюр небольшого карманного формата с рассказами для чтения в окопах. Перестраивался журнал Главпура «Агитатор и пропагандист». К концу 1942 года в действующей армии издавалось 13 фронтовых и более 60 армейских газет. Выходила своя газета и в каждой дивизии.

Заботами А. С. Щербакова как секретаря ЦК ВКП(б) армия обеспечивалась материалами для массовой агитации и пропаганды. Вот цифры, которые говорят сами за себя: лишь с июля 1942 года по февраль 1943 года в войска было направлено 350 тысяч экземпляров книг (считая и политическую, и художественную литературу), около 26 миллионов экземпляров брошюр, 5 миллионов экземпляров разных журналов, 20 миллионов экземпляров листовок.

Работники Главпура, командированные в войска, докладывали об оживлении политической жизни в частях и соединениях, о росте партийных рядов, об укреплении ротных партийных организаций. Если в августе 1942 года в Вооруженных Силах было принято кандидатами в члены ВКП(б) 114 тысяч человек, то в декабре эта цифра выросла до 121,3 тысячи.

Не случайно Александр Сергеевич с первых же дней пребывания в Главпуре с такой энергией и настойчивостью боролся за перестройку партийно-политической работы, добиваясь — и как можно скорее — усиления ее действенности: сама жизнь, обстановка на фронте, особенно между Волгой и Доном, требовала этого. К середине лета 1942 года стали очевидны планы противника — прорваться на Кавказ и к Волге в районе Сталинграда, захватить нефтяные районы, зайти в тыл Москве. После долгой и героической обороны Красная Армия вынуждена была оставить Севастополь. Пользуясь отсутствием второго фронта, фашистское командование подавляющее большинство войск бросило против Красной Армии. Учитывая сложившуюся ситуацию, Главное политическое управление сочло необходимым укрепить наиболее опытными и подготовленными кадрами политработников военные советы и политорганы армий Сталинградского направления.

29 июля 1942 года народный комиссар обороны И. В. Сталин подписал приказ № 227, в котором самым решительным образом подчеркивалось требование «Ни шагу назад!», 30 июля всем политорганам была разослана директива за подписью А. С. Щербакова о разъяснении в войсках этого приказа. «Не должно быть ни одного военнослужащего, который не знал бы приказа И. В. Сталина», — писал начпур, потребовав от политуправлений фронтов дважды в сутки докладывать ему о ходе разъяснения приказа.

Одновременно в помощь политуправлению Сталинградского фронта были направлены основные силы инспекторов, лекторов, агитаторов, инструкторов Главпура. Перед отъездом они были вызваны к А. С. Щербакову. Он был взволнован. Мы, пожалуй, впервые видели его таким. Инструктируя отъезжающих, он говорил так, словно выступал с трибуны перед огромной аудиторией, — а ведь разговор происходил в его небольшом служебном кабинете на улице Кирова. Энергичные жесты, блеск глаз, сам эмоциональный настрой речи — все говорило о том, что больше всего в эту минуту ему хотелось быть там, в Сталинграде, даже так: ему скорее хотелось быть напутствуемым, чем инструктирующим.

— У нас есть все, — говорил начпур, — для того, чтобы остановить врага, а потом погнать его на Запад. Не хватает порядка и дисциплины в некоторых частях и подразделениях, и вы, именно вы вместе с командирами обязаны добиться здесь коренного перелома. Надо требовать образцовой дисциплины от коммунистов и комсомольцев! Лозунг «Ни шагу назад!» должен знать каждый командир, политработник и боец — где бы они ни были: на переднем крае, во втором эшелоне, в тыловых частях или госпиталях. Больше мы отступать не можем. Надо всем сказать суровую правду, как наша партия всегда это делала в трудных условиях, и люди ее понимали, — закончил Александр Сергеевич.

Вслед за группой Главпура в резерв политуправления Сталинградского фронта было направлено 200 политработников разных категорий.

Политорганы действующей армии развернули широкую работу по разъяснению приказа № 227. Призыв «Ни шагу назад!» по прямому указанию А. С. Щербакова получил распространение в военной печати, по радио, в художественных плакатах «Окон ТАСС». 12 августа начпур предлагал политорганам армии «шире информировать личный состав о зверствах немецко-фашистских захватчиков, об их целях истребить советский народ, а оставшихся в живых превратить в рабов. Воспитывать на этом жгучую и беспощадную ненависть к врагу».

В комплексе мер, направленных на повышение стойкости войск в обороне, на повышение личной ответственности каждого воина за судьбу Сталинграда, А. С. Щербаков отводил особое место усилению партийного влияния в частях действующей армии. Он не раз говорил, что это важнейшая задача Главпура по руководству вооруженной борьбой с фашистами.

Во второй половине 1942 года приток в партию усилился. За три месяца партийные организации Сталинградского фронта приняли кандидатами в члены ВКП(б) 21 тысячу. Подавляющее большинство из них — бойцы и младшие командиры, те, кто находился на передовой в самой гуще воинов и оказывал на них влияние личным примером.

Информация Главпура была постоянной и основательной. Однако Александр Сергеевич вызвал с фронта руководителя группы Главпура. Последний докладывал, что теперь почти в каждой роте есть и активно действует партийная организация. Политорганы постоянно занимаются с парторгами рот и батальонов. Военные советы отмечают также нарастающее сопротивление врагу и повысившуюся активность частей в обороне. Бои идут с неслыханным упорством.

В это трудное для страны и армии время А. С. Щербаков держал под неослабным контролем работу политорганов по выполнению приказа но Сталинградскому фронту и в то же время занимался одним из важных аспектов партийно-политической работы в армии — работой с бойцами нерусской национальности. Будучи подлинным интернационалистом, учитывая многонациональный состав Красной Армии как отражение многонационального характера нашего социалистического государства, Александр Сергеевич особенно глубоко и вдумчиво подходил к осуществлению вопросов национальной политики партии применительно к такому сложному организму, какими являлись наши Вооруженные Силы.

Из данных, полученных в Управлении формирований, следовало, что бойцы нерусской национальности составляют в некоторых частях до 30 процентов личного состава, но, по мнению начпура, высказанному им после июльской поездки в войска Западною фронта, внимания этой значительной части бойцов уделяется недостаточно. Оперативная проверка показала, что многие командиры, политработники и члены военных советов недооценивали значение этой проблемы, не продвинулись дальше констатации факта слабого знания бойцами нерусской национальности русского языка. Продуманной политико-воспитательной работы, специально рассчитанной на этот контингент бойцов, почти не велось, и это было серьезным упущением. В результате обстоятельного обсуждения сложившейся ситуации А. С. Щербаковым в сентябре 1942 года была подписана директива «О воспитательной работе с красноармейцами и младшими командирами нерусской национальности», где в основу их идейно-политического воспитания предлагалось положить разъяснение благородных и возвышенных целей народов СССР в Великой Отечественной войне, разъяснение военной присяги, вопросов национальной политики партии и международного положения страны. В директиве указывалось также на необходимость создания актива из бойцов и младших командиров нерусской национальности, привлечения их к выступлениям на собраниях и митингах, выделения для помощи им агитаторов из числа коммунистов и комсомольцев.

Надо сказать, что директивы, подписанные А. С. Щербаковым, отличались остротой поставленных в них вопросов, с одной стороны, и конкретностью — с другой. Вот и в данном случае он не ограничился простой оценкой важности рассматриваемого вопроса, но и рекомендовал (наряду с другими практическими советами) тематику докладов и бесед, имея при этом в виду специфику конкретной аудитории, предлагал выделить для повседневной работы с бойцами нерусской национальности заместителей политруков, знающих их родной язык, издавать листовки, выпускать боевые листки на национальных языках, практиковать громкие читки книг и газет на русском языке, наладить обмен письмами с предприятиями и колхозами союзных и автономных республик, подчеркивал необходимость обсуждения директивы на партийных и комсомольских собраниях.

К концу 1942 года благодаря усилиям Александра Сергеевича в армии имелось около тысячи политработников — представителей народов Закавказья и Средней Азии. Вскоре около полутора тысяч коммунистов — грузин, армян, азербайджанцев, казахов, узбеков, туркменов, киргизов — начали занятия на курсах политсостава.

По предложению А. С. Щербакова в политорганах практически всех фронтов (за исключением Карельского и Волховского) и армий вводилась должность инструктора по работе среди воинов нерусской национальности. С разрешения ЦК ВКП(б) был начат выпуск газет на языках народов СССР (к концу 1943 года таких газет в Красной Армии выпускалось уже шестьдесят четыре). Кроме того, Главпуром издавались на национальных языках брошюры, плакаты и листовки. И здесь как нельзя более кстати оказалась помощь ЦК компартий союзных республик и ряда обкомов ВКП(б), которыми было подобрано более 500 журналистов.

…После первого Всеармейского совещания руководящих политработников прошло шесть месяцев. Никогда не забывавший о прочерке принятых решении, А. С. Щербаков пригласил в Москву начальников отделов агитации и пропаганды политуправлений фронтов. Состоялся серьезный и откровенный обмен мнениями по наиболее острым вопросам, требующим немедленного решения. Один из выступающих привел такой пример:

— Выступает агитатор. Грамотно, толково и убедительно выступает, около часа рассказывая о действиях союзников в Африке. Кончил. Спрашивает: «Есть вопросы, товарищи?» — «Есть, — отвечают ему. — Когда махорку будут давать?..»

Реакция Щербакова была немедленной:

— Вот-вот, это мы виноваты — не научили агитатора правильно строить беседу. Начинать надо с курева! С махорки, с обуви, с обеда, а не с высоких материй…

Прошло полгода с тою времени, как были введены агитаторы. За это время выявились среди них настоящие таланты, подлинные самородки, обладавшие не просто даром слова, по даром убеждения, умением захватить аудиторию, донести до сознания каждого слушателя важнейшие идейно-политические установки, диктуемые суровым военным временем. По предложению начпура было решено провести в Москве месячные сборы лучших армейских агитаторов с тем, чтобы вооружить их более глубокими знаниями по наиболее важным вопросам текущей политики и военного дела. Эти сборы были проведены с 5 апреля по 4 мая 1943 года, а для того, чтобы читатель мог яснее представить то значение, которое придавалось такого рода мероприятиям, назовем фамилии лишь тех, кто выступал перед участниками сборов с лекциями, беседами, докладами: заведующий Управлением пропаганды ЦК ВКП(б) Г. Ф. Александров, Е. М. Ярославский, В. П. Потемкин, Е. В. Тарле, А. Н. Толстой и другие.

С 15 июля по 5 августа был проведен семинар, в котором участвовали агитаторы, работавшие с бойцами нерусской национальности. Перед этой группой агитаторов вызвался выступить Александр Сергеевич. Сам этот факт говорит о том значении, какое он придавал осуществлению ленинской национальной политики применительно к нашим Вооруженным Силам. Выступая, он говорил:

— Среди вас 50 процентов имеют высшее образование, а 45 процентов — среднее. Как в капле воды отражается солнце, так в этом факте отражаются те огромные изменения, которые произошли в нашей стране после Октябрьской революции. Нам есть за что сражаться, есть что защищать!

С первых же минут аудитория была полностью во власти его мыслей:

— Вы — интеллигенция братских республик. Вам понятно, что одно из величайших завоеваний Октября — это дружба народов многонационального Советского Союза, ставшая краеугольным камнем его могущества. Сегодня все наши народы участвуют в борьбе с фашизмом. Растет число бойцов нерусской национальности, вступающих в партию и комсомол. На Юго-Западном фронте с ноября прошлого года по апрель 1943 года они составили 11,5 процента от всех принятых в партию.

Он говорил о печатных изданиях на национальных языках, об отличившихся бойцах нерусской национальности, о создании актива вокруг агитаторов и т. д.

Не забыл он отметить и недостатки, высказать пожелания. Отделу печати Главпура поручил через республиканские издательства издать книги, пользующиеся большой популярностью: у грузин — «Витязь в тигровой шкуре», у калмыков — «Джангар», у армян — «Давид Сасунский», у казахов — «Батытлар жинычы» и Другие.

При непосредственном участии Александра Сергеевича было организовано и культурное обслуживание действующей армии. К концу 1942 года было создано 20 фронтовых театров, сформированы сотни концертных бригад. На Южном фронте, если употреблять военную терминологию, был задействован вновь созданный театр под названием «Веселый десант». Он захватывающе ставил спектакль «Ко всем чертям». А театр имени Евг. Вахтангова, к примеру, сформировал фронтовой филиал для обслуживания действующей армии. Не однажды посещали Александра Сергеевича представители московских театров — МХАТа, театра имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко…

Особым вниманием у А. С. Щербакова пользовались вопросы усиления действенности нашей спецпропаганды (так называлась тогда пропаганда среди войск противника). В дни разгрома окруженной под Сталинградом фашистской группировки войск он сам отредактировал листовку и доложил И. В. Сталину, а затем отправил телеграфом члену военного совета фронта Н. С. Хрущеву с припиской «для распространения в кольце окруженного противника».

«Немецкие офицеры и солдаты! — писалось в листовке. — Русские войска в районе Сталинграда нанесли немецко-румынским войскам тяжелое поражение. Только за первые 8 дней нашего наступления вы потеряли 1320 танков, 1863 орудия, 4 тысячи пулеметов, свыше 6 тысяч автомашин, 108 складов с боеприпасами, продовольствием и теплым обмундированием, 63 тысячи немецких и румынских солдат и офицеров сдались в плен.

Все пути снабжения перерезаны русскими войсками. Вы окружены плотным кольцом наших войск. Ваше положение безнадежно, и дальнейшее сопротивление бесполезно. Оно приведет лишь к ненужным многочисленным жертвам с вашей стороны.

Сдавайтесь в плен!

Тот, кто сдается в плен, перестает быть врагом. Сдавшимся в плен солдатам и офицерам командование Красной Армии гарантирует жизнь и полную безопасность, лечение раненым и больным, возвращение на родину после войны. Ваши офицеры и солдаты, уже сдавшиеся в плен, живы и здоровы.

Сдавайтесь в плен, пока не поздно!

Те, кто не сдастся в плен, будут беспощадно перебиты нашими войсками. Выбирайте между жизнью и бессмысленной смертью…

Настоящая листовка служит пропуском для неограниченного количества немецких солдат и офицеров при их сдаче в плен русским войскам».


Александр Сергеевич Щербаков хорошо владел своими чувствами, умел сдерживать эмоции. Всегда сосредоточенный и невозмутимый, он порой казался даже суровым человеком, особенно когда давала о себе знать усталость.

И все же после контрнаступления под Сталинградом заметно улучшилось настроение у Александра Сергеевича. Глаза потеплели, голос зазвучал задушевнее, оп стал чаще улыбаться. Стал позволять себе отрываться на несколько минут от дел и делиться воспоминаниями, например о Ленинграде. Он размышлял о потомках питерских пролетариев, о характерных особенностях ленинградского рабочего класса: сплоченности вокруг партии большевиков, постоянной готовности откликнуться на ее призывы. Таковы у них революционные традиции, говорил Александр Сергеевич. Ведь эти традиции складывались под непосредственным влиянием В. И. Ленина, создаваемой им партии, начиная с отдельных активистов, кружков и союзов. Не случайно Ленинград — колыбель нашей революции. Он высказывал убеждение, что А. А. Жданов сделает все возможное и даже невозможное для обороны Ленинграда. Не случайно ведь рабочие Ленинграда говорят: «Камни будем грызть, а город не сдадим». И вместе с тем сам тяжело переживал вести из осажденного города. Часто говорил по телефону с А. А. Ждановым о нуждах города, о положении дел на фронте, с А. И. Микояном, который осуществлял контроль за снабжением армии, заместителем председателя СНК А. Н. Косыгиным, начальником тыла Красной Армии А. В. Хрулевым.

Помощь Ленинграду стремились оказать все республики, вся страна. Однако размеры помощи лимитировались возможностями перевозок по ледовой дороге — «Дороге жизни» через Ладожское озеро и «воздушному мосту».

В условиях блокады исключительно важное значение имели поддержание высокого морального духа войск и населения, борьба с деморализующими явлениями, возникавшими от постоянного недоедания. Александр Сергеевич делал все для этой цели: добивался от политорганов Ленинградского фронта усиления партийного влияния в войсках, требовал постоянно информировать личный состав войск о героизме рабочего класса Ленинграда, об успехах Красной Армии под Сталинградом, посылал группы работников Главпура и т. д.

А когда в Главпур поступил сигнал об отсиживающихся в тыловых органах Ленинградского фронта всякого рода ловкачах, Александр Сергеевич приказал немедленно разобраться. Проверка выявила неприглядную картину. Он по этому поводу говорил:

— Вот видите, как всякая шваль умеет использовать трудности в своих корыстных интересах. Партийный орган должен быть всегда предельно чутким к сигналам…

Просто ликовал Александр Сергеевич, когда в январе 1943 года была частично прорвана блокада Ленинграда.


Александр Сергеевич высоко ценил командные и политические кадры, называл их золотым фондом партии и требовал самого бережного и внимательного отношения к ним.

— Немало у нас случаев неправильного отношения к людям, — говорил он как-то в беседе с работниками Главпура. — Почему это происходит? Одна из основных причин — потому что не перевелись бюрократы. Вместо того, чтобы вникнуть в дело, разобраться с человеком, понять, что два года он воюет в самых сложных условиях, что он поистрепался и нервишки накалились, бюрократ большое и малое толкает в бумагу, а человека — под бумагу. Надо решительно вести борьбу с бюрократическим отношением к людям.

Возникла необходимость наказать одного политработника. Был подготовлен соответствующий приказ. Александр Сергеевич внимательно прочитал его, но подписать предложил начальнику управления кадров.

— Понимаете, — сказал он, — накажу его я — и человеку не будет хода.

Потом помолчал и, характерным жестом поправив очки, добавил:

— Рука у нас тяжелая. Обижаем, наверное, кое-кого не по заслугам. Ведь так получается, что на фронте у человека меньше возможностей пожаловаться на несправедливое к нему отношение. Иного крепко обидели, а он скажет: «Ладно, черт с вами, не время сейчас кляузы разводить…» И если мы не будем учитывать этого в нашей работе — плохо дело.

В выступлении перед начальниками отделов кадров политуправлений фронтов Александр Сергеевич говорил:

— Я часто думаю о том, как нелегко бывает распределить материальные ценности, в особенности если их нехватка. Для этого надо иметь немалую квалификацию. А чего уж тогда говорить об умении правильно распределить партийные кадры — какую здесь надо иметь квалификацию. Представьте, если, не дай бог, неудачно назначен командир части да мы еще не сумеем подобрать достойного политработника. Что тогда? Эта часть будет плохо воевать, даже если там золотые бойцы.

Конечно, на войне неизбежны боевые потери, на то она и война. Но если мы к этим потерям будем добавлять еще и свои ошибки в назначении или смещении работников — грош нам цена… Если человек не справляется с работой — его надо освободить, а не писать на него такую характеристику, что впору его сей же час из партии исключить, а то и в штрафную роту отправить. Ошиблись в выдвижении — давайте признаем ошибку, ошиблись-то ведь мы! Наговорить на человека ох как легко…

О том, как сам Александр Сергеевич изучал людей, с которыми ему приходилось работать, как принимал близко к сердцу их удачи и промахи, вспоминает генерал-лейтенант в отставке Николай Михайлович Миронов, в те годы возглавлявший политуправление Московской зоны обороны:

— После проверки инспекторами Главпура состояния партийно-политической работы в ряде частей Московской зоны обороны появилась в «Красной звезде» небольшая статья, в которой, отметив ряд положительных моментов, автор критиковал работу политорганов. Досталось, честно говоря, и мне лично. Надо сказать, что на критику мы отреагировали оперативно — в то же утро я собрал начальников отделов политуправления, мы серьезно обсудили статью и наметили меры по исправлению недостатков, которые были в ней отмечены. Ну а потом пошел я к члену военного совета Гапановичу и доложил о нашей реакции на критику в «Красной звезде». Прошло несколько дней, Гапанович мне рассказывает: «И часа не прошло после нашей с тобой беседы — звонит начпур: «Как там Миронов?» Да ничего, говорю, только что докладывал о мерах, принимаемых политуправлением по статье в «Красной звезде». — «Вот это хорошо», — сказал Щербаков с каким-то, как мне показалось, даже облегчением. Беспокоился, значит, переживал…»

Немного встречается людей, к которым выражение «гореть на работе» подходило бы в той степени, в какой оно было свойственно Александру Сергеевичу Щербакову. Уже говорилось о его невероятной, почти фантастической работоспособности, скажем еще, что он сам вел скромный, если не сказать аскетический образ жизни. Вот как с этой стороны вспоминает об отце старший сын Александр: «Работая в частях противовоздушной обороны столицы, мне изредка удавалось бывать дома и видеться с отцом. Он иногда приезжал обедать домой, как правило, в 7–8 часов вечера. Для всех родных это была радость. После обеда сразу же уезжал на работу и возвращался поздно, почти на рассвете — в 4–5 часов утра, нередко бывало и позже. Перед сном около часа обязательно читал. На прикроватной тумбочке и письменном столе всегда лежали новые журналы, сигнальные экземпляры книг и брошюры разных издательств. В 9—10 часов утра он уже снова спешил в ЦК или МГК».

Скромность А. С. Щербакова проявлялась во всем: и в оценке своей работы, и во взаимоотношениях с окружающими, и в быту. Он не терпел самодовольства и лестных слов в своей адрес, и когда ему приходилось слышать такое, он хмурился, испытывал неловкость. Явно было, что ему это неприятно.

Во время встречи с политработниками, закончившими курсы по подготовке членов военных советов и начальников политотделов армий в Солнечногорске, парторг этих курсов в своем выступлении выразил признательность Главпуру за хорошую организацию учебы и лично А. С. Щербакову за «сегодняшнюю бесценную», как он выразился, встречу.

Александр Сергеевич помрачнел, а после окончания встречи пытался выяснить:

— Кто научил парторга произнести подхалимскую речь? Подхалимов нельзя иметь на руководящей политической работе.

Его старались разубедить: это искреннее высказывание от имени всех. Никто со стороны таких мыслей не Подавал. Поверил ли? Неизвестно.

За время войны Александр Сергеевич был награжден орденами Суворова, Кутузова, Отечественной войны — все первой степени. В конце 1942 года ему было присвоено воинское звание генерал-лейтенанта, а в 1943 году — генерал-полковника. Наркомы, руководящие военные деятели, общавшиеся с ним, искренне его поздравляли с наградами. А он как-то стеснялся, благодарил и старался поскорее перевести разговор в деловое русло.

Рабочие Раменского завода построили на собранные средства трудящихся бронепоезд и решили назвать его «Александр Сергеевич Щербаков». Он решительно отклонил эту просьбу и порекомендовал бронепоезд назвать «Москвич». Ему в высшей степени была свойственна постоянная забота о людях. На заседании Совета военно-политической пропаганды, где приводились примеры недостаточного внимания к питанию и обмундированию бойцов, он резко говорил:

— Людей, проявляющих подобную безответственность, надо исключать из партии и привлекать к уголовной ответственности! Как же так, наш народ — женщины, старики, подростки — в труднейших условиях делают все, чтобы наши воины были досыта накормлены и хорошо одеты, а мы готовым не можем по-настоящему распорядиться!

С трогательным вниманием относился Александр Сергеевич и к тем, с кем связывала его повседневная служба.

Помнится, однажды утром заехал он в управление кадров, обошел все рабочие кабинеты, а потом заглянул к одному из работников Главпура. Улыбаясь, спросил: — А как у вас люди отдыхают? Уезжают домой?

— Да нет, Александр Сергеевич, домой не уезжают, ночуют, как правило, здесь же.

— Так где же они отдыхают?

— Сумели выкроить комнату, там и спят по очереди, но одной комнаты, конечно, не хватает, спят, сколько удается, прямо на рабочих столах.

— Да-а, — задумался Александр Сергеевич. — А ведь война закончится не скоро… В общем, надо как-то устраивать отдых людей. Приобретайте матрацы, подушки, постельное белье, ну а если кровати поставить негде, пусть устраиваются на столах или на полу. С матрацами — оно все же получше.

Летом 1943 года, когда из-за напряженной работы удавалось спать не более одного-двух часов в сутки, во время очередных докладов Александр Сергеевич иногда замечал, что кое-кто, попросту говоря, клюет носом. Он спрашивал:

— Сколько часов в сутки вы спите? — И не дожидаясь ответа, говорил: — Сейчас же, как закончим работу, поезжайте домой и сутки не появляйтесь, отдыхайте.

Щербаков ценил людей действия и не давал их в обиду.

…Осенью 1941 года на строительстве оборонительных сооружений под Москвой руководил одним из участков мало известный по тому времени инженер И. И. Наймушин. Как вспоминает бывший начальник Главного продовольственного управления Красной Армии Д. В. Павлов, Наймушина заподозрили в умышленном затягивании строительства. И, возможно, не быть бы ему прославленным строителем Братской и других гидроэлектростанций, если бы в дело не вмешался Щербаков. Объезжая оборонительные рубежи, он узнал о том, что случилось на том участке, которым руководил Наймушин.

Это произошло, когда решалась судьба Москвы, миллионов людей. Пройти мимо, забыть о нем человеку, обремененному огромной ответственностью за оборону столицы, нетрудно было. Однако Щербаков не забыл о доложенном ему эпизоде, разобрался и, убедившись в целесообразности поступков Наймушина, вмешался и добился возвращения строителя на свое рабочее место.

А как он умел разговаривать с посетителями! Как-то сразу располагал их к себе, и люди откровенно высказывали даже то, о чем и не имели в виду говорить. Бывший член военного совета 2-го Прибалтийского фронта генерал-лейтенант М. В. Рудаков вспоминал:

— Прошло уже немало времени, но я еще и сейчас нахожусь под впечатлением беседы с Александром Сергеевичем. Для меня это целая школа, как надо работать, разговаривать с людьми и слушать их, как расположить их к откровенной беседе. Я не очень словоохотлив, да и явился к начпуру в довольно скованном состоянии, озабоченный предстоящей беседой. Но с первых минут забыл, что нахожусь у такого крупного партийного деятеля. Незаметно разоткровенничался и высказал свои критические замечания по партполитработе, замечания в адрес членов военных советов армий, вообще по руководству войсками, о чем совсем не имел в виду рассказывать.

А как внимательно слушал Александр Сергеевич!

— Приятно было ему докладывать. Что греха таить, — продолжал Михаил Васильевич, — бывает у нас нередко так: задает начальник вопрос, а ответ слушать совсем не умеет или не хочет. Перебивает, переводит разговор на другую тему, а то и оборвет на полуслове. После такой беседы, какая была у меня с Александром Сергеевичем, все остается в голове, уходишь воодушевленным на самую напряженную работу.

Зная огромную силу печатного слова, Щербаков стал инициатором прикрепления к Главпуру группы квалифицированных журналистов, писателей и поэтов, которые могли бы оперативно и на высоком художественном уровне откликаться на важнейшие военные и политические события (надо заметить, что материалов такого рода очень не хватало газетам, выходящим непосредственно в действующей армии).

Когда весной 1943 года ЦК ВКП(б) принял специальное постановление о печати, А. С. Щербаков организовал проверку всех руководящих журналистских кадров. Газетные работники в основном были подобраны и расставлены правильно: в 69 армейских и 9 (из 13) фронтовых газетах с начала войны перестановок редакторов не было.

Не лишним будет отметить также инициативу Александра Сергеевича по организации курсов усовершенствования военных журналистов при Высших всеармейских военно-политических курсах (бывшей Военно-политической академии) с шестимесячным сроком обучения. Эти курсы работали успешно и сделали три выпуска. Наши войска в то время готовились к тому, чтобы бить врага на его территории, и перед советской военной журналистикой вставали новые, серьезные задачи, так что повышение квалификации тех, кто нес в солдатские массы слово партии, было делом первостепенной важности.

Сердечно А. С. Щербаков относился к творческой интеллигенции. Нередко встречался с писателями и журналистами, помогал им, особенно молодым.

В начале войны имя поэта, спецкора «Красной звезды» Константина Симонова мало кто знал. Но вскоре читатели полюбили его лирические стихи, правдивые очерки и оперативные корреспонденции с фронта, в которых чувствовалось дыхание боя. Заметил его талант и Александр Сергеевич. Случайно узнав, что Симонов не имеет даже угла в Москве, он помог ему получить жилье…

К. Симонов встречался с А. С. Щербаковым во время войны несколько раз, в частности, в связи с очерком «Москва», который «Красная звезда» наметила опубликовать накануне 25-й годовщины Октября. Пригласив Симонова по поводу этого очерка, Александр Сергеевич посоветовал ему встретиться с москвичами, пережившими оборону, с ополченцами.

Писатель точно подметил: «В Щербакове было то качество партийного работника, которое не дает тебе поводов размышлять: вызвали тебя или пригласили, сделали предложение или дали поручение. Все замыкалось на слове «нужно». Оно присутствовало в атмосфере его рабочего кабинета, и ты прекрасно понимал, что слово «нужно» имеет здесь всеобщий характер, оно также обязательно для самого Щербакова, как для тебя… Этот человек жил словом «нужно». И других слов ни для других, ни для себя у него не было».

Возглавлявший в ту пору Союз писателей Александр Александрович Фадеев был нередким гостем у А. С. Щербакова, роль которого в жизни союза трудно переоценить. «Что ни говорите, — восхищался А. А. Фадеев А. С. Щербаковым, — удивительных способностей этот человек! Он показывал толстый журнал, не то «Знамя», не то «Новый мир» — здесь примерно 300 страниц. Находился он у Александра Сергеевича не более двух часов, а замечаний, и очень существенных, он сделал столько, что в пору весь номер переверстывать… И это после того, как редакция вычитала и все проверила».

Нередко А. С. Щербаков расспрашивал А. А. Фадеева, над чем работают писатели, что появится в печати в ближайшее время. Однажды зашла речь о поэзии, и он сказал, что ему понравились поэмы «Ленинградцы, дети мои!» Джамбула и «Слово о 28 гвардейцах» Николая Тихонова.

Как-то Александр Сергеевич спросил, что известно о Шолохове, где он?

Работники Главпура не знали места нахождения Михаила Александровича и вразумительно на этот вопрос ответить не могли. Александр Сергеевич попросил поинтересоваться, где Шолохов и что с пим.

Не успели всерьез заняться поисками автора «Тихого Дона», как Александр Сергеевич позвонил своим сотрудникам:

— К вам зайдет Шолохов, разберитесь, что с ним и как, а я, когда освобожусь, вам еще позвоню.

Вскоре появился Михаил Александрович Шолохов — в стоптанных сапогах, изношенной шинели, в какой-то истрепанной шапке, еле державшейся на голове.

— Что случилось, Михаил Александрович?

— Да вот как-то так получилось: никто меня не признает, аттестатов у меня нет. Кое-как приоделся. С питанием, правда, проще — где кухня, там и накормят.

Оказалось, что Шолохов был на фронте, так сказать, «на птичьих правах», и около года не получал ни копейки. От Михаила Александровича узнали, что он оставил Вешенскую вместе с отступающими частями Красной Армии. Так или иначе, в Главпуре попросили интендантов обмундировать его и выдать зарплату как военному корреспонденту «Красной звезды». Оформили присвоение воинского звания и уже тогда представили Александру Сергеевичу.

Они встретились тепло, как старые знакомые.

— Мне рассказывали, — начал Щербаков, — что вы на фронте испытывали неоправданные трудности…

— Да что вы, Александр Сергеевич, в такое время — до себя ли?.. Было — и прошло. Теперь все вопросы решены. Спасибо вашим товарищам — приняли меня, как родного — вымыли, выгладили, одели. Вроде опять на казака стал похож…

Потом был интереснейший разговор двух умудренных жизнью людей — о поэме «Василий Теркин» и о пьесе «Фронт», об успешном развитии угольной промышленности на Востоке, о том, что эвакуированные заводы уже начали давать продукцию — танки и самолеты, о втором фронте («Сдержим гнев, будем политиками», — сказал тогда по этому поводу Шолохов) и еще о многом, что было всем так близко в те суровые военные годы…

Как-то в конце 1943 года Александр Сергеевич спросил одного сотрудника, читал ли он книгу Степанова «Порт-Артур».

— Книгу эту, — сказал Александр Сергеевич, — отыскал товарищ Сталин. Издана она в Краснодаре, вышла очень маленьким тиражом, и ее с трудом нашли лишь в библиотеке имени Ленина. Товарищ Сталин на днях показал мне эту книгу и спросил, не читал ли я ее. Я признался, что, хотя читаю достаточно много, эта книга как-то прошла мимо меня. Вот он и дал мне ее прочесть.

Затем он помолчал и продолжил:

— Далеко смотрит товарищ Сталин, далеко. Он считает необходимым «Порт-Артур» немного переработать, подсократить то, что касается любви, и переиздать большим тиражом. Заняться этим поручено нам. Нужно бы поскорее разыскать автора.

Переиздание этой книги большим тиражом на переломе войны с фашистами явилось своего рода заботой Верховного о морально-психологической подготовке армии — и страны в целом — к неизбежной схватке с японскими милитаристами… Удалось установить, что автор романа «Порт-Артур» до войны жил где-то на юге, а в самом начале войны добровольцем ушел на фронт. Отыскали его на Карельском фронте. Вызвали. Явился пожилой старшина. Убедившись в том, что это именно тот Степанов, который нужен, познакомили его с начпуром.


Беседа была довольно продолжительной. Степанов рассказывал о себе, о том, как совсем юным во время русско-японской войны был вместе с отцом в армии. Затем речь пошла о романе, и Александр Сергеевич высказал пожелание о некотором его сокращении, а также задал кое-какие вопросы по тексту. Степанов внимательно выслушал пожелания и замечания Щербакова, полностью согласился с ними и выразил готовность сейчас же приступить к работе, что и было практически немедленно осуществлено.

По ходу работы над новой редакцией «Порт-Артура» Александр Сергеевич несколько раз встречался с автором, а когда книга вышла в свет — послал экземпляр романа персонально каждому командующему, члену военного совета и начальнику политуправления фронта, командующему, члену военного совета и начальнику политотдела армии.

Привлечение внимания руководящего командного и политического состава армии со стороны А. С. Щербакова к историческим произведениям было не единичным случаем. Когда в 1942 году Госполитиздат выпустил в свет монографию К. Осипова «Суворов», А. С. Щербаков сразу же ее прочитал. Книга произвела на него сильное впечатление. Александр Сергеевич говорил по поводу ее:

— Время теперь иное, но задуматься над тем, что было когда-то, очень полезно. Суворов горячо любил солдата и всегда побеждал. Суворов все делал во имя своего Отечества. Суворов — не просто полководец, он — реформатор в области военного дела.

В предисловии автора Александр Сергеевич подчеркнул синим карандашом фразу: «Суворов — эти три слога звучат как апофеоз русского военного искусства, как победный клич и военное напоминание о непобедимой мощи русского оружия».

А. С. Щербаков пришел к выводу, что этот труд принесет несомненную пользу, если его послать в войска. Но посчитал свою оценку недостаточно компетентной и обратился к военным историкам с просьбой подготовить объективную рецензию. А затем направил И. В. Сталину книгу и рецензию со своей запиской, в которой писал: «Этот труд об опыте великого русского полководца, не имевшего ни одного поражения, может многому научить командиров и политработников Красной Армии». А. С. Щербаков просил разрешить распределить эту книгу, исходя из следующего расчета:


на управление фронта…. 30 экземпляров 

на управление военного округа. 30 « 

па управление армии…. 15 « 

на управление корпуса…. 10 « 

на стрелковую дивизии»… 20 « 

на военное училище… 30 « 

на академию…. 70 « 


И. В. Сталин поддержал это предложение, написав: «Согласен».


Александр Сергеевич Щербаков плодотворно работал с аппаратом Главпура: занимался подбором кадров, не упускал случая послушать руководителей групп, вернувшихся с фронта, всегда оперативно откликался на предложения, казавшиеся ему заслуживающими внимания.

Дважды в году проводились совещания работников Главпура, на которых обсуждалось состояние партийно-политической работы в армии. Атмосфера на этих совещаниях была доброжелательной, хотя ко всякого рода недоработкам и упущениям начпур подходил с большой взыскательностью.

Не так-то легко было, скажем, уговорить Щербакова подписать директиву — обязательно забросает вопросами вроде: «А точно ли нужна бумага? Может, обойдемся без нее? G кем советовались по этому поводу? Может, просто напечатать статью в «Красной звезде»?»

— У нас нередко, — говорил он, — плохой бумажный приказ подменяет живую работу. А как готовится приказ, директива? Некоторые считают, раз я начальник, стало быть кладезь мудрости. Я все знаю, все могу, все, что пишу, — умно, хорошо. Дело остальных — исполнять. Так ли на самом деле?

Как-то зашел разговор о значении печати, и Александр Сергеевич сказал:

— Мы часто говорим об умении руководить через печать. А что, собственно, это значит? Да прежде всего то, что надо научить командиров и политработников правильному пониманию материалов, публикуемых в «Правде» и «Красной звезде». Вот вам пример: «Правда» вдруг начала печатать пьесу Корнейчука «Фронт». Необычно, верно ведь? Спрашиваю я одного военного товарища, как он смотрит на то, что «Правда» печатает пьесу? Выясняется, что никак не смотрит — просто не задумывался над этим. Но ведь если «Правда» публикует — значит, вопрос более чем злободневен. Центральный орган партии объявляет решительную борьбу косности в военном деле — значит политработник должен без особых указаний это понять, привлечь к пьесе внимание командиров, своих товарищей по службе!

Александр Сергеевич Щербаков так сумел организовать работу аппарата Главпура, что за всю войну не возникло ни одного серьезного вопроса, который пришлось бы решать, что называется, впопыхах, и это обеспечивало четкое управление всей партийно-политической работой в Красной Армии, работой, значение которой в деле разгрома врага трудно переоценить.

Задачи особой важности встали перед военными политработниками весной 1944 года, когда Красная Армия готовилась перенести боевые действия за рубежи нашей Родины.

— Самое основное для нас сейчас, — говорил Щербаков, — чтобы личный состав наших войск понимал, что мы вступаем на территорию другой страны не завоевателями, а освободителями, что мы выполняем свой интернациональный долг, освобождая народы от гитлеровской тирании. Отсюда — и главные вопросы, которые перед нами встают: корректное отношение бойцов и командиров к местному населению, дисциплина и организованность, повышение бдительности во время пребывания на чужой территории. Нетрудно, я думаю, понять, что воспитание солдата и офицера в духе интернационализма имеет сейчас особое значение, если учесть, что советские воины не просто прошли через три года страшной, кровавой войны — у многих из них убиты, замучены в концлагерях, искалечены их родные и близкие, их родные города и села разрушены и сожжены фашистами. В сложившейся ситуации вопросы идейного воспитания приобретают особую остроту — мы выдержали испытание оружием, и теперь капиталистическое окружение будет принимать все меры к тому, чтобы попытаться воздействовать на нас, на наши кадры со стороны идеологической. Разумеется, необходимо учесть и еще одно важное обстоятельство: в армию пришли сотни тысяч призывников из районов, освобожденных от гитлеровских захватчиков, в том числе из Западной Украины и Белоруссии. В течение достаточно длительного времени они были оторваны от политической жизни нашей страны и находились под воздействием фашистской пропаганды в духе ненависти к Советскому Союзу, к Красной Армии. Понятно, я думаю, что с этим пополнением необходимо вести продуманную, целенаправленную политическую работу…

Когда в июле 1944 года военные действия были перенесены на территорию Восточной Польши, Александр Сергеевич особенно заботился о том, чтобы политорганы довели до сознания поляков справедливость политики Советского государства, сумев убедительно доказать, что Красная Армия пришла к ним как освободительница, что мы выступаем за свободную, сильную и миролюбивую Польшу.

— Польский народ должен быть уверен в том, что мы не собираемся вмешиваться в его внутренние дела, — говорил Александр Сергеевич руководителям политуправления Белорусского фронта. — Общественное и государственное устройство новой Польши — забота самих поляков.

На заключительном этапе Великой Отечественной войны по-особому вставали вопросы нашей пропаганды среди войск противника, и Главпур заблаговременно готовил все звенья политического аппарата к тому, чтобы эта пропаганда была как можно более действенной. В мае 1944 года на Всеармейском совещании начальников отделов политуправлений фронтов, занимавшихся спецпропагандой, в выступлениях была заметна переоценка наших достижений в этом важном деле, однако начпур несколько охладил пыл выступавших, заметив, что у немцев, разумеется, наша пропаганда вызывает беспокойство, она внимательно ими изучается, принимаются контрмеры и т. д. и т. п.

— Однако, — говорил Александр Сергеевич, — нельзя забывать о том, что все-таки главным фактором, влияющим на моральное состояние противника, является то обстоятельство, что Красная Армия его бьет, и бьет крепко. Военная обстановка изменилась — следовательно должны измениться формы и методы нашей спецпропаганды. Так как же нам действовать в новой обстановке? Прежде всего — направить пропаганду на убедительное разъяснение того, что немцы войну проиграли и, чтобы спасти жизнь, надо сдаваться в плен. Показывать, как пленные живут у нас, нужно без прикрас, помня указание Владимира Ильича, что фальшь нам не нужна, что наша сила в правде. Ни в коем случае не следует допускать запугивания немецкого солдата и офицера ответственностью за преступления. Нужно доходчиво объяснять, что Советское правительство не ставит в один ряд немецкий народ и гитлеровскую клику, что Красная Армия идет не завоевывать немецкую землю, а избавить народ от гитлеровской тирании…

К сожалению, немецкий солдат, одураченный фашизмом, со всей жестокостью топтал нашу землю, но, идя к победе, мы должны исходить из классовых позиций, помнить указание В. И. Ленина: «Ненависть к немцу, бей немца», таков был и остается лозунг обычного, т. е. буржуазного патриотизма. А мы скажем: «Ненависть к империалистическим хищникам, ненависть к капитализму, смерть капитализму» и вместе с тем оставайся верен братскому союзу с немецкими рабочими».

При активной помощи Главного политического управления за пять месяцев — с декабря 1944 года по апрель 1945 года — только в полосе действий 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов на территории Германии было сброшено 8,3 миллиона листовок с обращением советского военного командования к немецкому народу и информацией о положении на фронтах. На территорию Чехословакии за тот же срок было сброшено 8,7 миллиона листовок с обращениями к населению. Широко распространялся приказ Верховного Главнокомандующего № 20, в котором разъяснялись задачи Красной Армии, разоблачались бредовые россказни геббельсовской пропаганды, будто СССР хочет истребить германский народ. В помощь фронтам Главпур издавал справки о Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии со сведениями политического, экономического и военного характера. По решению ЦК ВКП(б) Главное политическое управление организовало издание газет для населения освобожденных стран (издавались они политуправлениями фронтов). В Польше издавались «Новая жизнь», «Свобода», «Свободная Польша», в Румынии — «Свободное слово», в Венгрии — «Венгерская газета», в Германии — «Ежедневное обозрение» и «Немецкая газета». Эти издания, безусловно, сыграли свою положительную роль в установлении правильных взаимоотношений населения с советскими войсками.

А. С. Щербаков требовал от политорганов, как только наши войска вступили на территорию стран Европы, активной, широкой политической работы с населением по разъяснению политики нашей партии и государства, освободительной миссии Красной Армии. В разговорах с членами военных советов и начальниками политуправлений фронтов, ссылаясь на Ленина, он подчеркивал, что никто не может нам запретить пропагандировать нашу единственно справедливую марксистскую политику. Считал, что необходимы выступления руководящих политработников, лекторов, агитаторов' фронтов и армий перед населением, предлагал демонстрировать местному населению советские кинофильмы, устраивать вечера с выступлением концертных групп и театров. Войскам, находившимся на территории Чехословакии, рекомендовал помогать крестьянам в сельскохозяйственных работах и с разрешения соответствующих органов оказывать им материальную помощь.

Александр Сергеевич пользовался доверием И. В. Сталина. В этом смысле интерес представляют воспоминания маршала А. М. Василевского. В мемуарах «Дело всей жизни» он писал: «…Хочу отметить особенно теплые отношения между мной и начальником Главного политического управления Красной Армии А. С. Щербаковым… И. В. Сталин очень доверял А. С. Щербакову. Материалы, согласованные с Александром Сергеевичем или завизированные им, он подписывал без задержки».

Приведем еще хотя бы один пример. К Первомаю 1945 года был подготовлен праздничный приказ народного комиссара обороны и направлен в Кремль. Через два-три дня в Главпуре раздался телефонный звонок. Спрашивали:

— Видел ли проект первомайского приказа товарищ Щербаков?

— Нет, не видел. Он еще болеет, решили его не тревожить.

— Потревожьте, интересуется товарищ Сталин.

Позвонили Александру Сергеевичу и послали ему проект приказа. Он внес некоторые поправки. Первого мая приказ народного комиссара обороны был опубликован в той редакции, в какой он был представлен после замечаний А. С. Щербакова. Ни один партийный документ того времени не рассматривался без участия кандидата в члены Политбюро, секретаря ЦК ВКП(б), члена Оргбюро А. С. Щербакова.


ЦК ВКП(б) направил всю идеологическую работу на укрепление духовных сил народа, на дальнейшее повышение политического сознания и ответственности каждого гражданина Страны Советов за свободу Родины, памятуя при этом, что «осознание массами целей и причин войны имеет громадное значение и обеспечивает победу».

Через многочисленную армию агитаторов, печать и радио партия разъясняла рабочим, крестьянам, интеллигенции, на что они должны направить свои усилия, чтобы максимально приблизить победу. Важнейшим звеном идеологической работы партии стала массовая агитация и пропаганда. К концу войны в стране насчитывалось 28 тысяч нештатных лекторов, более 120 тысяч докладчиков и 1,3 миллиона агитаторов — и это без Вооруженных Сил. За первые три года войны ЦК ознакомился с состоянием агитации и пропаганды и оказал помощь в 82 областях и краях, организовал учебу идеологических кадров. Только в течение года (март 1943-го — март 1944-го) в ЦК были заслушаны отчеты более 30 секретарей крайкомов и обкомов по пропаганде. В целом за время войны было рассмотрено на Оргбюро ЦК ВКП(б) около 40 и на Секретариате — свыше 50 вопросов идеологической работы.

Большое внимание Александр Сергеевич уделял издательской работе. За 1941–1945 годы вышло в свет более 500 изданий трудов Маркса, Энгельса и Ленина. Опубликована книга «Ленин Владимир Ильич. Краткий очерк жизни и деятельности».

Агитацию и пропаганду в годы войны активно вело радио, которое вещало 18 часов в сутки, ежедневно передавалось 14 выпусков последних известий, 4 выпуска «Письма с фронта и на фронт». Передачи велись на 70 языках народов СССР и на 28 иностранных языках.

В воспитании трудящихся большое место занимали литература и искусство. ЦК ВКП(б) за время войны неоднократно рассматривал эти вопросы и обращал внимание на повышение их идейно-художественного уровня. Сам Александр Сергеевич только за период с 1942 по 1944 год выступал с докладами и речами, со статьями в газетах и журналах 69 раз.


На третий день войны — 24 июня 1941 года ЦК ВКП(б) и СНК СССР с целью оперативной информации о событиях, происходящих в мире, на фронтах Великой Отечественной войны и в тылу приняли решение о создании Советского информационного бюро во главе с секретарем ЦК ВКП(б) А. С. Щербаковым.

Сводки Совинформбюро с начала войны были утренними и вечерними, а с июля 1943 года стали выходить один раз в день. Они печатались в газетах, передавались по радио. Их с волнением ждали и слушали все советские люди, в том числе находившиеся на временно оккупированной врагом территории. Они были не только источником информации, но и серьезным средством воспитания советских людей, мобилизации их на беззаветную борьбу с фашистами, на ударный труд во имя победы.

За время войны было опубликовано свыше двух тысяч сводок Совинформбюро. В этой огромной работе и труд каждодневный, и целенаправленный Александра Сергеевича. Кроме того, как начальник Совинформбюро, он выступал в газетах с разоблачением лживой фашистской пропаганды. Например, А. С. Щербаков писал, что Гитлер 3 октября 1941 года обратился по радио к немецкому населению с фальшивыми посулами и обещаниями скорых побед. Почему выступил Гитлер? Потому, что он испытывал страх за состояние своего тыла — вот действительная причина, заставившая Гитлера 3 октября обратиться к населению.

«Гитлеру в своей речи пришлось сделать, — писал А. С. Щербаков, — горькое признание: «Мы ошиблись в> вопросе о том, какую силу представляет наш противник».

Гитлер кричит о потерях Красной Армии, а о своих потерях молчит. Почему? Потому, что Гитлер боится назвать цифры этих потерь, ибо они столь огромны, что если бы он их назвал, не осталось бы камня на камне от лживых и хвастливых заявлений Гитлера о «победах».

ЦК ВКП(б) и правительство поручили Совинформбюро, помимо своевременной информации о положении в СССР, о ходе войны, о делах и настроениях нашего тыла — рабочих, колхозников, интеллигенции, еще информировать и людей за рубежами нашей Родины.

Второй стороной этого поручения являлось ознакомление народов других стран с Советским Союзом. Эти люди мало знали правды о нашей стране и нередко верили всякого рода выдумкам, лжи и клевете.

Для этого в составе Совинформбюро была создана литературная группа из известных советских писателей. Среди них были Л. Леонов, Е. Петров, К. Симонов, Н. Тихонов, А. Толстой, М. Шолохов, А. Фадеев, И. Эренбург и другие.

В статьях для зарубежного населения освещались гигантские усилия, предпринимаемые Советским Союзом, чтобы поскорее разбить фашистов и закончить войну, какие жертвы ради достижения этой цели приносят советские люди. Совинформбюро откровенно сообщало прогрессивной общественности США и Великобритании о недовольстве советских людей затяжкой с открытием второго фронта.

Статьи Совинформбюро рассылались в посольства, миссии, консульства нашей страны в разные части света. Советские органы печати помещали их в бюллетенях, передавали для публикации в редакции газет и журналов. В Англии, к примеру, выходила газета Совинформбюро «Совьет уор ньюс уикли». Статьи шли в США, Англию, Канаду, Австралию, Новую Зеландию, Индию, Китай. Мексику, Уругвай, Кубу. В 1944 году Совинформбюро снабжало статьями 32 телеграфных и газетных агентства, 18 радиостанций во многих странах. Только американское радио Юнайтед Пресс передавало статьи Эренбурга 1600 раз. В 1944 году за границу было направлено около 60 тысяч статей.

Вся работа Совинформбюро, развернутая в таких широких масштабах, была под постоянным руководством и контролем со стороны А. С. Щербакова.

Как-то осенью 1942 года в беседе с группой работников Главпура Александр Сергеевич спросил:

— Слышали, какое впечатление произвела в США статья Леонида Леонова «Письмо к неизвестному американскому другу», посланная Совинформбюро?

— Нет, Александр Сергеевич, не слышали.

— Огромное. Его читали по радио, слушали миллионы американцев. В письме прямо не говорится, — продолжал он, — о затягивании с открытием второго фронта, о невыполнении соглашения по этому вопросу. Однако каждому читателю и слушателю ясна взволнованность советских людей, обличающих американцев в стремлении «отсидеться в своих убежищах». Это хорошо. Таких статей нужно писать больше, — закончил А. С. Щербаков.


Александр Сергеевич изредка позволял себе несколько минут разрядки. Любил вспомнить молодость, годы учебы, иногда рассказывал о семье, о сыновьях, к которым питал нежные отцовские чувства. Жена его — Вера Константиновна — окончила Коммунистический университет имени Я. М. Свердлова, затем Инженерно-техническую академию. В «Свердловке», как уважительно называли тогда это учебное заведение, она и познакомилась с А. С. Щербаковым.

Родилась Вера Константиновна в 1902 году в рабочей семье в Донбассе. Семнадцати лет вступила в партию большевиков. Работала в партийном аппарате, заведовала губернским женотделом, принимала участие в борьбе с бандитизмом в районе города Лисичанска. Во время войны работала инструктором Московского городского комитета партии, в отделе оборонной промышленности. Она хорошо понимала, какой груз ответственности лежит на плечах мужа, видела, как много он трудился, и помогала чем могла. В семье росли три сына. Присматривать за малолетними помогали бабушки.

Старший из них, Александр, окончил школу в 1941 году и начал учиться в Военном институте иностранных языков, который эвакуировался из Москвы. В это время отец писал сыну коротенькие письма. Вот одно из них:

«Мне очень приятно было услышать, что ты хорошо учишься и с дисциплиной у тебя в порядке. Я очень прошу тебя в смысле учебы и в смысле дисциплины быть лучшим. Такие предметы, как стенография, в той специальности, какую ты для себя избираешь, безусловно, необходимы, и их надо изучать. Но еще более необходимо изучать военное дело. Не исключено, что вас призовут в ближайшее время в армию… и надо быть готовым в любое время к этому, чтобы выполнить свой долг перед Родиной».

Когда Саше исполнилось 17 лет, он по совету отца поступил в Вязниковскую военно-воздушную школу на ускоренный курс, успешно закончил ее и стал летчиком-истребителем. Служил в частях ПВО, оберегал московское небо, а когда к осени 1944 года полностью миновала угроза столице с воздуха, лейтенант А. А. Щербаков получил назначение в истребительный полк 2-го Белорусского фронта и участвовал в заключительных операциях войны, в том числе и Берлинской. После войны окончил Военно-воздушную инженерную академию имени Н. Е. Жуковского и свыше 30 лет «учит летать самолеты». Он получил звания «Заслуженный летчик-испытатель СССР» и Героя Советского Союза, был делегатом XXVI съезда КПСС.

Александр Александрович, как в народе говорят, поднял на ноги двух братьев, которые после смерти родителей (отца в 1945 году и матери в 1947 году) остались малолетними: Константину было 9 лет, а Ивану — 2 года. Ныне К. А. Щербаков искусствовед, член Союза писателей, автор многих книг.

Младший сын окончил Московский энергетический институт, доктор физико-математических наук, профессор, лауреат премии Ленинского комсомола…


Влияние А. С. Щербакова, деловитого, немногословного и всегда приветливого, на окружающих было огромным, а воздействие личным примером — повседневным и мобилизующим. Казалось, что ему по плечу любые задачи, и нет таких обстоятельств, трудностей, которые бы он не преодолел…

С годами все чаще бросалась в глаза съедающая его изнутри усталость в лице, в жестах, даже в походке. Но он был человеком железной воли и не позволял себе расслабляться и поддаваться даже минутной слабости.

Александр Сергеевич Щербаков прошел путь от рабочего до крупного государственного деятеля, от красногвардейца до начальника Главного политического управления Красной Армии и заместителя народного комиссара обороны, от комсомольца до одного из видных руководителей партии.

Монумент в честь героического подвига политработников Красной Армии в Великой Отечественной войне под Ворошиловградом олицетворяет и личность главного политического руководителя Красной Армии А. С. Щербакова, который пламенным словом и личным примером звал бойцов, командиров и политработников — всех воинов вперед и вперед на разгром врага.

Среди славных имен революционеров-большевиков, выдающихся деятелей нашей партии, строителей и защитников социализма ярко светится имя А. С. Щербакова. К Александру Сергеевичу по праву можно отнести слова Ф. Энгельса: «Высокие личностные качества обусловливают авторитет и политического, и военного деятеля, который способствует объединению и сплочению людей, поддержанию организованности масс, их дисциплины».

…Он успел увидеть нашу Победу. Успел порадоваться вместе с народом, которому отдал всю свою недолгую, но такую яркую жизнь. 8 мая 1945 года он проверил готовность столицы к Празднику Победы. Как жаль, что радость эта была столь недолгой — Александр Сергеевич Щербаков ушел из жизни 10 мая 1945 года. Ему не было и 44 лет. Похоронен Александр Сергеевич у Кремлевской стены.

Он ушел, как уходят настоящие коммунисты — сделав все, что было в его силах, и еще многое сверх того. 11 мая 1945 года «Правда» писала: «Жизнь товарища Александра Сергеевича Щербакова — одного из виднейших руководителей партии Ленина и Красной Армии, будет служить примером для трудящихся нашей страны в их борьбе за дальнейший расцвет Союза Советских Социалистических Республик».

Иллюстрации



Л. С. Щербаков. 1918 г.


А. М Горький, А. А. Жданов (сидит — второй справа) А. С. Щербаков (сидит— второй слева) во время поездки по Волге. 1928 г.


А. С. Щербаков с сыновьями Александром и Константином. 1943 г.


Плакат времен Великой Отечественной войны.


А. С. Щербаков на Западном фронте. 1942 г.


«Обсуждение плана операции». Картина художника К. И. Финогенова.


Загрузка...