Глава 18 ВИЗАНТИЙ

Власть в Империи, от Шотландии до Армении, от Рейна до Нила — отныне, как когда-то при Диоклетиане, принадлежала одному человеку. И этому человеку суждено было найти гениальное решение, которое позволило восточной половине Империи прожить целое тысячелетие (да еще, как уверяют многие, прожить столь блистательно) после гибели ее западной части.

Вся огромная держава, давно и не без успеха раздираемая со всех концов на части самыми разными племенами, была обречена. Константин понял, вернее, почуял, что спасти ее целиком не удастся. И он решил спасти хотя бы одну ее половину. Ту половину, в которой он родился и которую он больше любил.

За четырнадцать лет единоличного правления он успел сделать невероятно много. И главное — он заложил фундамент Византии. Первый камень Константинополя был первым камнем Византийской империи. История Византии — это, по сути, история города Константина.

Идея создания новой столицы впервые пришла ему в голову в Риме во время празднеств виценналий — двадцатилетия его восхождения на трон. Торжество закончилось конфликтом. Он отказался участвовать в праздничном жертвоприношении римским богам в храме Аполлона. Это вызвало у сената и большинства римлян большое негодование. Они восприняли такой поступок как оскорбление.

И Константин понял, что никогда в Риме он не будет себя чувствовать как дома. Но и Медиолан тоже не стал ему родным домом.

Возвращаясь из Рима, он думал о своей новой столице. Она появится в невероятно короткий срок на западном берегу Босфора на месте небольшого поселения — Византия.

* * *

Константин не первым оценил уникальное положение Византия. Еще в начале VII века до Рождества Христова — за тысячу лет до Константина — мегарцы основали там свою колонию, назвав ее Византием в честь командира первой их экспедиции — Визы. Позже этим именем стали звать и крепость, и выросший вокруг нее небольшой город.

Но Константин свой выбор сделал не сразу. Сперва он хотел основать свою новую столицу в городе, где родился, — в Наиссе. Потом — в Солуни (нынешние Фессалоники). Наконец он начал строить новую столицу в Илионе, на месте древней Трои. И уже были определены очертания будущего города. Уже были поставлены первые городские ворота… Еще не одно столетие с кораблей, проплывающих по морю мимо троянского берега, люди будут видеть камни несостоявшегося Константинополя.


Почему же Константин в последний момент передумал возводить свой город на месте великой Трои?

Созомен, христианский писатель V века, объясняет это подсказкой Бога. По его словам, однажды ночью Константину во сне явился Господь и посоветовал поискать иное место для первой христианской столицы.

Наверное, мы охотнее поверили бы этой легенде, если бы другие историки, тот же Евсевий, не использовали столь часто этот драматургический ход в объяснении эпохальных решений Константина.

Позволю напомнить, что еще при жизни его называли Великим. Константин сумел оценить исключительно важное положение города на границе двух частей света — Европы и Азии — для развития торговли и необычайные преимущества его положения при военных действиях — господство над двумя морями, Черным и Средиземным.


Основание новой столицы на Босфоре было актом высокой государственной мудрости. Именно Константинополь обеспечил восточной части Империи столь долгое благоденствие после гибели ее западной части.

Может быть, высшим проявлением политического гения Константина были удачный выбор места для новой столицы и превращение ее во всемирно-исторический город. Перенеся на Босфор столицу Древнего мира, Константин в одно и то же время спас древнюю культуру и создал все условия для распространения новой религии — христианства.

В течение многих веков город Константина будет играть историческую роль посредника между Востоком и Западом. Но заслуга этого великого города еще и в том, что он даст приют культуре всей Римской империи, когда на нее всерьез обрушатся варварские племена и попытаются уничтожить ее завоевания в области искусства и науки. Новые европейские народы, постепенно сделавшись способными понимать блага культурной жизни, смогут черпать полной рукой из многочисленных архивов и библиотек, заложенных по велению основателя Константинополя.

Именно после создания города на Босфоре он войдет в историю под именем Константина Строителя.

* * *

Поначалу его великий город по-прежнему называли Византием. Потом стали звать Новым Римом, потом — Константинополем. Русичи, восторгаясь его великолепием, называли Царь-градом.

Границы Нового Рима Константин сам начертал на земле копьем своего стражника. Предание гласит: когда следовавшие за ним по пятам приближенные выразили изумление размерами будущего города, Константин ответил: «Я буду идти до тех пор, пока не остановится тот, кто идет впереди меня».

Изумлять город Константина будет еще очень многих — своим величием и великолепием. Небывалые по красоте дворцы, театры, колоннады, портики, величественные храмы украсили новую столицу. В нее свозились сокровища античного искусства со всего света — из Греции, Персии, Италии, Африки… Из греческих Дельф, например, привезли колонну-змею и десятиметровую статую Геркулеса. Так что новая столица вскоре стала своеобразным музеем древнего искусства.

Не обошлось без перегибов. Усердные исполнители, чтобы поскорее исполнить приказ Константина и придать подобающий блеск новой столице, умудрились даже переплавить металлические крыши в городах Малой Азии и пустить этот металл на украшения новых улиц и площадей.

При оформлении города было проявлено много изобретательности. Даже место публичной казни на одной из центральных площадей было украшено громадным бронзовым быком — он служил печью для сожжения преступников. Эту площадь прозвали площадью Быка, а потом просто Быком.

Неподалеку от Хлебного рынка Константин воздвиг мраморную колонну с крестом на вершине, наподобие того, что он видел на небе перед битвой у Мильвийского моста.

Одна из главных площадей города была названа именем его основателя — Форум Константина. Ее украшали искусно выполненные портики и величественные триумфальные арки, а посередине возвышалась порфировая колонна, привезенная из Рима, из храма Аполлона.

После смерти Константина на вершине колонны была установлена его статуя. Судьба ее символична и перекликается с судьбой города и самой Империи. Колонна пострадала от сильной бури и молнии в царствование Алексея Комнина в 1105 году. Статуя Константина рухнула вниз и разбилась. Молния оставила на колонне черный след, и с тех пор ее стали называть Обожженной, по-турецки — Чембертаж. Так в нынешнем Стамбуле и зовется бывший Форум Константина — Чембертаж…

* * *

Как большой дипломат Константин построил в своем городе и величественные христианские церкви, и языческие храмы — такие, как храм богини Тихе, покровительницы Рима. Так на практике проявлялась веротерпимость Константина.

Резиденция Константина располагалась в Большом дворце. Это был целый конгломерат зданий, занимавший громадное пространство на холме, возвышавшемся над морем. Здесь были, кроме покоев императорской семьи, огромные залы для приемов, пиршеств и торжеств.

Здесь были церкви, обширные парки, сады и галереи, отдельные здания для персонала и для царской гвардии, военные склады, конюшни, трибунал и даже темница. Мраморные лестницы спускались от Большого дворца к императорским пристаням. По сути, это была часть города, причем весьма немалая.

Константин позаботился, чтобы его дворец был украшен работами лучших художников и скульпторов. Многие из них сохранились до наших дней.


Как военный стратег Константин хорошо продумал систему защиты города от внешних врагов. Высокая, мощная стена отрезала город от материка и сделала его неприступным с суши. Две другие стороны этого каменного треугольника защищали Мраморное море и бухта Золотой Рог.

Пройдет время, и в прежних границах городу Константина станет тесно, тогда иные императоры возведут два ряда новых стен, но прежние, константиновские, будут защищать столицу Византии и ее жителей до самой последней точки ее истории — до 29 мая 1453 года.

«Основание Константинополя — это загадка, — пишет французский историк Ф. Лот, — новая столица родилась из каприза деспота, охваченного религиозной экзальтацией».

В ученом мире было немало попыток принизить значимость основания Константинополя. Но все они разбиваются мелкими брызгами, подобно волнам у подножия морской скалы. Константинополь — это лишняя тысяча лет жизни, подаренная Константином Империи. Более того, это город, породивший новую, доселе неведомую культуру — греко-восточную. Позже ее стали звать византийской.

Торжественное открытие Константинополя состоялось 11 мая 330 года. Празднества и увеселения длились сорок дней.

Рим, древняя столица мировой державы, медленно, но верно становился рядовым, провинциальным городом Империи.

* * *

В своей новой столице, построенной с такой дерзостью и с такой любовью, Константин мечтал создать оазис примирения. Примирения и веротерпимости. Нынешний Константинополь, то бишь Стамбул, словно издевается над своим основателем. Ни единого упоминания его имени — имени «неверного» — нет в названиях улиц, площадей, станций… Имя святого Константина Великого просто вытравлено с карты города кислотой религиозной нетерпимости.

В руинах дворца Буколеон на берегу Мраморного моря — приют для бездомных, ими же и загаженный. А ведь этот дворец был задуман Константином как символ красоты и великолепия, созданных руками человеческими.

Остатки городских строений времен Константина используют как общественный туалет в парке у подножия дворца Топкапи.

Руины Большого дворца Константина также являются отхожим местом…

Редко можно увидеть где-то еще на свете столь дикое пренебрежение к памяти одного из величайших людей мировой истории. Мириться с этим варварством, по моему убеждению, человечество не имеет право.

Но что тут можно сделать? Обратиться к жителям Стамбула с просьбой, чтобы они не использовали священные камни как отхожее место?

Впрочем, есть идея получше — вернуть Стамбулу его законное имя — Константинополь. Может быть, тогда его жители сами всё поймут и их не надо будет ни о чем просить?

Наивные мечты?..

* * *

Французский историк Рамбо называл Византию «искусственным образованием, управлявшим двадцатью различными национальностями и объединявшим их в формуле: один повелитель, одна вера». Чтобы дать Империи недостающие ей единство и силу, нужна была хорошая администрация. Константин прекрасно это понимал.

В его новой столице учреждения Римской империи продолжали существовать, казалось бы, в прежнем виде. Но суть некоторых из них изменилась. Например, сенат. Вместе с двором Константин перевел его из Рима на берег Босфора. Но здесь это было уже иное учреждение — малочисленное собрание высших сановников, подчиненных воле государя.

Сенаторскую аристократию Константин разделил на восемнадцать разрядов, каждый из них отвечал своей должности. Высшие из них назывались: магистр, проконсул, патриций, протоспафарий. На административном византийском языке высший сановник обозначался двумя наименованиями, одно указывало его ранг, другое — должность. Например, протоспафарий и глава финансового ведомства. Магистр и доместик схол — высший глава армии. И только император мог включить новое лицо в состав сенаторской знати.

Определяя роль чиновника, Константин говорил: собирать налоги аккуратно, но не притесняя подданных и воздерживаясь от взяточничества. Он желал видеть чиновника, который проводит «политику чистых рук».

* * *

В Константинополе изменила свой характер и сама императорская власть. Именно с Константина и его первой христианской столицы стало развиваться новое представление о власти государя. Император становился отныне владыкой государства по божественному праву. Он был избран Богом и обладал абсолютной властью.

Более того — император приравнивался к Богу.

Эта традиция, поначалу чуждая Риму эпохи Константина, была близка и понятна Египту времен фараонов. Именно оттуда, с Востока, перешли в Византию многие дворцовые церемонии. Это и восточная, явно чрезмерная роскошь, и сложный церемониал, и необыкновенно многочисленный двор, окружавший императора. Во время аудиенции подданные были обязаны падать перед ним на колени (как мы помним, этот обычай в Римской империи ввел Диоклетиан).


Именно с эпохи Константина личность государя считалась священной, и ко всему, что он делал и что его окружало, прилагался тот же эпитет. Императорский дворец назывался священным двором. Указы, издаваемые государем, совершаемые им деяния, защищавшая его охрана — все именовалось священным.

Чтобы подчеркнуть этот новый характер императорской власти, простая одежда цезарей была заменена пышным облачением. Цезарю было положено носить богато украшенную тунику. Сам император на людях был неизменно одет в пурпур. Во время церемоний он держал в руке скипетр и носил на голове корону с жемчугами и драгоценными каменьями. Когда он отправлялся в военный поход, на нем были золотой панцирь и великолепный шлем.

Начиная с 326 года, с торжества виценналий — двадцатилетия правления — Константин стал носить диадему, традиционный символ абсолютной императорской власти. Торжественная церемония помазания императора тоже подчеркивала характер его власти как отражение власти божества. Весь этот сложный этикет отделил царя от остального человечества. Император уже был не человек, но — почти Бог.

* * *

Такому внешнему возвеличиванию соответствовали и колоссальные статуи Константина. Например, одна из них, установленная на римском Капитолии, во дворце Консерватории, достигала десяти метров в высоту. При том что император был изображен сидя.

Итальянский историк Балдинелли так описал свои впечатления от колосса: «Это был новый тип императорской статуи, которая возвышала правителя над смертными. Это было почти культовое сооружение…Безжизненное лицо оживлено только огромными глазами, из которых льется магическая сила взгляда и одухотворенность…»

В своем титуле слово «непобедимый» Константин заменил на более активное — «победитель». С тех же пор в его изображениях на монетах и медальонах появился нимб вокруг головы. Впрочем, в своем превозношении он знал меру. Когда панегирист во время виценналий предложил увековечить в его титуле слово «божественный», император строго запретил это делать.


Но возвышение верховной власти для Константина с самого начала было связано с авторитетом всего императорского дома — его династии Флавиев. Значение династических сил он осознал еще в юности. Многие его внутриполитические соглашения отмечены династическими связями, вспомним хотя бы его инициативу по заключению брачного союза его сестры Констанции с потенциальным врагом Лицинием.

Константин очень рано поспешил возвысить и всех своих детей, и детей второй жены отца Феодоры. Никто не был забыт. Все стали цезарями, консулами или эпархами — правителями крупных городов. Не забывал Константин и пышно чествовать их юбилеи, приглашая на торжества всю родню. Так он укреплял свою династию — династию Флавиев.

* * *

В 324 году была пущена в обращение золотая монета с профилем Константина. На ней значилось: «Rector totius orbis» — «владыка мира». Эта надпись соответствовала действительности. Победа над Лицинием сделала его хозяином огромного пространства. Но что это: награда или — ответственность? Константин часто размышлял об этом в те годы. Итоги своих раздумий он нередко отправлял своим подданным. Вот строки одного такого послания 324 года:

«Победитель Константин, Великий Август правителям Палестины.

…Мое служение Бог нашел и судил годным для исполнения Его воли. Начав от того британского моря и от тех мест, где… определено заходить солнцу, я, при помощи какой-то Высочайшей Силы, гнал перед собой и рассеивал все встречавшиеся ужасы, чтобы воспитываемый под моим влиянием род человеческий призвать на служение священнейшему закону и, под руководством Высочайшего Существа, взрастить блаженнейшую веру.

Я никогда не бывал неблагодарным к оказанной мне милости и, на это высокое служение смотря как на ниспосланный мне дар, дошел до стран восточных…»

Фрагмент необычайно емкий. Итак, он — слуга Бога, призванный воспитать род человеческий. О своей богоизбранности он упоминал не раз, к концу земной жизни — все чаще. Да, он сознавал себя избранником Божьим. Но! (Это очень важно, ибо нашлись историки, которые утверждали: он возомнил себя Богом.) Константин никогда не обожествлял себя. Константин неизменно говорит о своем служении: он не Бог, а слуга Бога. Особое отношение Бога к себе он принял не как награду, а как трудную миссию по улучшению мироздания.

Легко сказать — улучшить мироздание. А как? Удивительно, но Константин знал ответ. В его письмах есть такая мысль: процветание Империи зависит от нравственной чистоты правителя. Гениально!

Император Юстиниан позаимствовал из правового сборника Константина такую фразу: «Во всех делах справедливость должна возобладать перед буквой закона». Но есть у Константина еще более сильное место: «Человечность выше справедливости».

На этом принципе он и хотел вести свою Перестройку мира…

* * *

Победа христианства в Империи многое изменила в жизни Константина. Отныне он стал христианским царем, и его высокой миссией были распространение веры, защита ее от врагов и покровительство Церкви.

Константин неизменно осыпал Церковь своими милостями и никогда не отказывал ей в защите. В свою очередь Церковь согласилась признать контроль императора и примирилась с его вмешательством в церковные дела.

Константин, по существу, был первосвященником. Он назначал на церковные должности и управлял материальными ресурсами Церкви. Он созывал соборы, и если сам не мог на них присутствовать, то его там представлял кто-то из высших светских сановников. Он утверждал решения «отцов Церкви», и эти решения приобретали силу закона лишь после ратификации императора.

Когда происходили выборы константинопольского патриарха, синод представлял императору на выбор три кандидатуры. Но если все трое его не устраивали, он имел право выдвинуть четвертого. Так что фактически и патриарха назначал император. Он также имел возможность сместить патриарха, если считал это необходимым.

Из всех светских лиц государства только один император имел право вместе со священниками переступать порог царских врат алтаря.


В отношениях между государством и Церковью Константин установил такой принцип: «Хороший порядок в Церкви — оплот Империи». Первой обязанностью императора он провозгласил «сохранение незыблемой чистоты христианской веры и защиту против всякого потрясения государства святой вселенской апостольской Церкви».

И еще цитата из его указа: «Ничто не может быть более угодно Богу, чем согласие всех христиан в единой и чистой вере». Обеспечение этого согласия Константин считал главным предназначением императора.

Двойной характер царской власти, введенный Константином, сохранялся в течение всего тысячелетнего существования Византии. В то время как Римская Церковь была управляема великими папами и оставалась независимой.

* * *

В новой столице Империи самым любимым местом горожан был ипподром. Когда там проходили состязания, город словно вымирал. Помня о том, что в Риме представления в цирке сопровождались, как правило, давкой публики, не помещавшейся на трибунах, Константин позаботился, чтобы ипподром в новой столице был необычайно вместительным. Его длина превышала 370 метров. Ширина арены была 40 метров. Арену окружали 30 рядов каменных ступеней для зрителей. Последний ряд ступеней украшали статуи. По центру арену пересекала невысокая каменная стена — «Спина», на ней возвышались лучшие образцы античной скульптуры.

Императорская трибуна на ипподроме была соединена с дворцом внутренними ходами и крытыми галереями. Это давало царю возможность наблюдать за зрелищем, не показываясь народу, а в случае необходимости всегда можно было спастись бегством.

Константину не довелось прибегать к такому постыдному способу, а вот его преемникам — многократно.

Ипподром вмещал 40 тысяч зрителей. Здесь проводились состязания на колесницах, театральные представления. Но ипподром был не только местом любимых развлечений для всего города. Здесь решались и многие политические и даже церковные вопросы первостепенной важности.

Происхождение партий ипподрома (их названия: венеты, прасины, левки, русии), как и самого ипподрома, скрывается в глубокой древности. Историки Римской империи относят их ко времени Ромула, основателя Рима. Но в ту пору это были скорее клубы спортивных болельщиков. И только в Константинополе они оформились в политические объединения граждан. Способствовал этому столичный ипподром.

Первые состязания на колесницах прошли здесь 11 мая 330 года, в день торжественного открытия Константином новой столицы. Конные игры придали празднику особую торжественность, и Константин повелел ежегодно отмечать день рождения новой столицы состязаниями на ипподроме.

В последующие века многие византийские императоры как могли украшали ипподром. Феодосий Великий воздвиг там памятник египетскому фараону Тутмосу. Он же установил в царской ложе рельеф, которым увековечил себя со своей семьей и свитой.

Феодосий II украсил ипподром четверкой бронзовых коней работы известнейшего скульптора того времени Лисиппа. (Ныне они венчают собор Святого Марка в Венеции.)

Константин Багрянородный установил на ипподроме громадный столб из тесаных камней, обложенный позолоченными плитами.

Но все эти, как и прочие красоты были уничтожены или разграблены вместе с самим ипподромом — сначала крестоносцами в 1204 году, затем турками в XV веке. В настоящее время от великого сооружения не осталось и следа. На его месте ныне находится большая площадь Атмейдан, к юго-западу от храма Святой Софии. Из камней ипподрома турки построили мечеть Ахмедиэ, тюрьму и еще множество зданий Стамбула.

(К ипподрому, со временем ставшему центром общественной жизни столицы, мы еще вернемся.)

* * *

Древний город Византий был вполне языческим поселением — с древними святилищами на Акрополе. Но Константин поступил с ними мудро: не стал их разрушать, а, деликатно переделав, превратил в общественные здания. То же и со статуями языческих богинь и богов — путем легких переделок они ловко приспосабливались для христианского культа. Даже статуе Аполлона был придан христианский характер.

В центре города был построен Августеон — центр политической жизни. Мощенную дорогим камнем площадь окружали роскошные дворцы, колоннады, портики, арки и публичные здания: сенат, палаты патриарха, библиотека. Центр площади украсило купольное здание на четырех мраморных столбах, от которого отныне исчислялось расстояние от Константинополя по всей Империи. Раньше отсчет вели от Рима.

На площади Константин поставил и статую своей матери, августы Елены, откуда и пошло название площади.

Неподалеку от Августеона Константин возвел величественную колонну, обвитую сверкающей медью в форме лавровых венков. На ее подножии император велел начертать:

«О Христос, Владыка и Повелитель мира, Тебе я ныне посвящаю этот послушный город и этот скипетр и силу Рима. Веди его и избавь от всякого зла».


Свою столицу Константин окружил земляным валом и надежной каменной стеной. Они сослужили большую службу городу в эпоху переселения народов. Когда вестготы утвердились на Балканах, Константинополь стал для них весьма заманчивой добычей. Но их попытки захватить его разбивались об укрепления Константина.

* * *

Очень скоро новая столица превзошла по своему великолепию столицу прежнюю. Но пока она была не очень-то заселена. Константин проявил необыкновенную изобретательность, чтобы завлечь жителей в свой новый город. Он издал указ, по которому на императорскую службу разрешалось поступать лишь тем, кто жил в новой столице.

Городской округ был освобожден от земельного налога. Всем гражданам города были предоставлены обширные привилегии: торговые льготы ремесленникам, пособия от правительства, бесплатная раздача хлеба, даровые дома для бедных…

В константинопольский сенат зачислялись не только знатные лица греко-римского происхождения, но и иностранцы, и даже варвары, поступившие на военную службу Империи. По тем временам это было неслыханной царской вольностью.

И скоро на Босфор потянулись высокие сановники, мастеровые, купцы, врачи, юристы, простолюдины из Рима, Александрии, Антиохии, других городов.

Население новой столицы росло невероятными темпами. В середине IV века там было 100 тысяч христиан, язычников и иудеев (половина из них считалась бедняками). В начале V века Константинополь населяли уже 500 тысяч человек.

Неудивительно, что самым характерным признаком Константинополя той эпохи историки называют разнородность его населения по языку и происхождению.

Уже при Константине численность германцев, скифов и прочих варваров в столице настолько возросла, что епископ Синесий громко заявил об опасности превращения Константинополя в германский город. Но, видно, он плохо знал незаурядного дипломата Константина. Расскажем об одном эпизоде, который ярко характеризует его талант «разделять и властвовать».

Историк Евнапий повествует, что предводители германских дружин, знатные по происхождению, будучи обласканы милостями императора, перешли к нему на службу. «И видя, что все пред ними склоняются, разделились на партии. Одна держалась того мнения, что следует довольствоваться выпавшим на их долю счастьем. Другая же, повинуясь чувству германского патриотизма и секретному клятвенному соглашению (при благоприятном случае завладеть страной), стремилась всеми мерами вредить византийцам».

Первую партию возглавлял язычник Фравит, женатый на гречанке, вторую — Ериульф. Константин держал обоих в чести, деля с ними трапезу, свой походный шатер и раздавая им щедрые подарки.

Однажды он предложил им роскошное угощение. После солидной дозы вина выплыли наружу тайные разногласия между вождями. Произошла шумная ссора, Фравит объявил о тайных намерениях Ериульфа предать Константина. После этого пир был, конечно, прерван. Ериульф замер, ожидая расправы. Однако мудрый царь не спешил с обвинениями. Не стал он и наказывать Ериульфа, ведь этим он вызвал бы гнев целого народа. Он выдержал паузу и вскоре снова позвал обоих к себе в гости. На сей раз воинственные вожди мирно решили свои проблемы.

Загрузка...