Личный опыт

Часть 11

— Мия! Мия! Я не понимаю… — маленькая девочка, разумеется, слышала все, что сказала юная целительница. — Ей не больно?— Немного больно, все-таки, — наставница присела рядом с Тринадцатой, обнимая ее. — Этот дядя забрал себе ее боль, видишь?— Вижу, — кивнула малышка, — он, значит, не бяка. Но почему она тогда хнычет и в коляске? Тетя Магия! Лили помнит, что сделала?— Помнит, — кивнула женщина, подходя к малышке, чтобы погладить. — Она все отлично помнит и осознает, но тут я бессильна, Северус принес себя в жертву добровольно.— Ребенок не любит коляску, — улыбнулась Мия. — Помнишь, как плакала Гермиона и как тяжело было нашей целительнице?— Значит, она это специально… — задумчиво проговорила Тринадцатая. — А зачем? Чтобы… чтобы жалели?! — внезапно поняла она. — Чтобы ее жалели и делали для нее все? Но… но… разве так можно? Целительнице больно, а она даже вопреки, а эта…— Ей так удобнее, маленькая, — попробовала объяснить ребенку Магия. — Сознание у нее взрослое… У Геры сознание из-за боли стало больше детским, но она все равно держится, а у Лили сознание взрослое, взрослая память, вот она и делает то, к чему привыкла.— А целительница может ее вылечить? — поинтересовалась маленькая девочка в сверкающем платье. — Ну, проклятие магического наказания они же сняли, да?— Может, — что-то сделала Магия. — Ты хочешь оборвать связь, чтобы она чувствовала все то, что должна была?— Если внутри она не ребенок, то… — вздохнула Тринадцатая. — Пусть дядя будет свободен, а она получит свое наказание. Может быть, это ее чему-то научит… Или по попе дать… Но по попе просто страшно будет…Статная женщина в платье, по которому, огрызаясь молниями, плыли грозовые облака, махнула рукой, обрывая связь добровольной жертвы. Где-то внизу взрослый мужчина в первую минуту заплакал от облегчения — исчезла многолетняя изнуряющая боль, а старательно державшая грустное лицо выглядевшая девочкой Лили вдруг почувствовала прошившую запястья боль, которая была такой сильной, что девочка потеряла сознание, вызвав ажиотаж.

Разговаривавшая с магом Петером Ленка повторно наложила диагностику, удивившись. Проклятий на Лили не было, а была, скорее, калька состояния доктора Лены, что та увидела по диагностическим чарам, точнее, по их ответу. Получалось, что пока больно Ленке, будет больно и Лили, это было странным. Наложив еще раз диагностику, юная целительница убедилась в своей правоте, с тихим стоном откинувшись на спинку кресла.

— Разрешишь, целительница? — поинтересовался датский маг, на что девочка только кивнула — ни на что больше сил не было. Мужчина наложил обезболивающие чары, отчего Ленка только вздохнула, смаргивая слезы.

— Она теперь чувствует такую же боль, — тихо произнесла зеленоглазая целительница. — Не знаю, почему, но тут еще есть связь — Лили копирует мое состояние, то есть ее лечить, пока не вылечена я, просто бесполезно. Не понимаю…

— В теле этой девочки живет та, что породила твое тело, — матерью эту даму называть Петер почему-то не стал. — Услышав о пророчестве, она просила своего друга Северуса помочь, рассказав ему о том, что хочет тебя защитить…

— А на самом деле? — поинтересовалась услышавшая недоговоренность Ленка. О том, что Лили смотрели менталисты, она знала — очень уж много оказалось неясностей.

— А на самом деле… — верховный маг вздохнул. — Лили Эванс обнаружила при помощи своего друга зелья у себя в крови, но решила устроиться получше — выйдя замуж за богатого Поттера, а не любившего ее, но почти нищего Снейпа. Так бывает…

— Действительно, бывает, — кивнула Ленка, твердо знавшая, что бывает и не такое. — Ну хорошо, а дальше?

— Пророчество, озвученное Дамблдором, говорит о противостоянии, но Лили подумала о том, что его можно интерпретировать, как… брак, — запнувшись, объяснил маг, решивший поговорить об этом с девочкой наедине, потому что верил, что целительница истерику не устроит, в отличие от Алисии, после Омута просто плакавшей. — Лили вступила в переговоры с Темным Лордом, участвовала в тех событиях, которые унесли жизнь твоего отца, и наложила подчинение на Сириуса.

— То есть предала доверившихся ей людей, для начала сменив мне пол в утробе, что не зря запрещается, — задумчиво проговорила доктор Лена, не зная, как относиться к биологической матери тела. Петунью принуждали плохо относиться к ней, а вот Лили, получается, просто играла жизнями… зачем? — Зачем она это делала?

— Ей хотелось положения и денег, — вздохнул датский целитель, понимая, что Герания такого просто не поймет, но Ленка медленно кивнула, принимая объяснения.

— А потом она лет в пять адаптировалась к своему положению, потому что проснулась память, — проговорила все понявшая целительница. — И решила его использовать?

— Ты все правильно поняла… Кстати, ты знаешь, что Дадли… — начал говорить Петер, но замер от жеста целительницы.

— Я запрещаю вам кому бы то ни было об этом говорить, — строго произнесла Ленка. — Но, если найдете корни, буду вам благодарна.

Внезапно обнаружившая, что симулируемая ею боль наличествует в реальности, Лили испугалась, потом попыталась устроить истерику, отчего стало только хуже, потом долго плакала, пока с ней не поговорил маггловский психиатр, приведя в пример Ленку. И Лили… Возненавидела целительницу, желая той… В общем, много разного желала не поверившая в то, что семилетняя девочка может быть истинной целительницей, Лили.

Но Ленка об этом не знала, а как облегчить жизнь новенькой, врачи уже знали и так, занявшись не самым простым трудом. В отличие от Герании, очень похожая на нее внешне пациентка оказалась капризной и истеричной, выводя из себя медицинский персонал. Северусу Снейпу просто показали воспоминания «его Лили», отчего использованный мужчина долго плакал, не стесняясь никого, а потом покинул страну в неизвестном направлении. Петунья же высказалась в том ключе, что Лили не хватает ремня, но сейчас уже поздно. Что делать с капризной девочкой, внезапно ощутившей все то, что симулировала, не знал никто, даже покачивавший головой психиатр. В своем состоянии рыжая винила всех вокруг — врачей, Геранию, Северуса, покойного Джеймса, погибшего, чтобы защитить ее… Но себя Лили, конечно же, наказала сама.

Ленке нужен был ночью кислород, чтобы нормально спать, потому что лечить себя девочка еще не могла — нужно было набрать массу тела и не спешить, а целительница постоянно перегружала себя, леча близких ей людей — Дадли и Гермиону, отчего ей самой лучше, разумеется, не становилось. Но доктор Лена была в первую очередь доктором, предпочитая светить другим. Так ее научили, такой была жизнь девочки, таковы были ее принципы. Однажды ночью Лили решила убить ту, которая, по мнению рыжей, была ответственна за состояние Лили — ведь болеть начало после встречи с Геранией, оказавшейся дочерью… А раз после этого, значит, поэтому[1] — так решила Лили. Нужно было сделать так, чтобы никто не подумал на девочку, поэтому вариант, в ее понимании был один — выдернуть кислород из краника больничной магистрали.

Разумеется, это не могло убить Геранию — она просто проснулась бы, задыхаясь, но Лили хотела именно убить, а магия — это желание. Стоило рыжеволосой схватиться за краник подачи кислорода, игнорируя свою боль, как все померкло у нее перед глазами.

***

Алисия, увидевшая всю жизнь Лили своими глазами, все ее помыслы, планы, просто плакала. Младшая из сестер оказалась… не самым хорошим человеком, и что с этим делать, никто не знал. Петунья, сидевшая рядом, всхлипывала, утирая слезы. Женщина вспоминала Геру, ее слезы, ее боль, ее силу воли, понимая, что во всех испытаниях, выпавших на долю ребенка, виновата сестра… Принять это было почти невозможно, но маги не обманывали.

— Что делать будем? — поинтересовалась та, которую здесь звали миссис Свенсон.

— К ней вернулась вся боль, — задумчиво проговорила Петунья, — но она ничего не поняла… надо воспитывать.

— И психиатр нужен, — кивнула Алисия, принимая этот план.

— И психиатр тоже нужен, — согласилась ее сестра, тяжело вздохнув.

С девочкой начали чаще разговаривать, стараясь переломить ее внутреннюю уверенность, объяснить, но Лили сопротивлялась любым попыткам что-то ей объяснить, но вот боль у нее все усиливалась, отчего силовые методы воспитания были, в понимании Петуньи, неприемлемы, хотя иногда очень уж хотелось. Однажды женщина была поднята посреди ночи медиками, потому что Лили…

Проснувшаяся, как от толчка, Ленка осмотрела окружающее пространство, но все, на первый взгляд, было нормально. Тихо спал Дадли, касаясь сестры рукой, чтобы успеть на помощь, если что, что-то кому-то объясняла сквозь сон Гермиона… Погладив Дадли, девочка уже хотела уснуть опять, когда вдруг услышала приглушенный стон откуда-то сзади.

— Дад! — позвала она, отчего мальчик моментально открыл сонные глаза. — Кнопку нажми, пожалуйста, — попросила Ленка. Руки сегодня у нее почти не двигались, потому что вчера она полностью вылечила Гермиону, отчего та просто плакала.

— Да, сейчас, — кивнул Дадли, не рассуждая. Сестренка была для мальчика всем миром, поэтому он и доверял ей абсолютно.

— Что случилось? — в палату почти вбежала медсестра, сразу же зажигая свет, но смотрела она только на Геранию, потому что у второй девочки со вчерашнего дня уже все было хорошо, судя по анализам.

— Там… Сзади… — Ленка попыталась показать, но рука бессильно опала — перенапряглась она, потому сегодня, скорей всего, юную целительницу ожидала недвижимость.

— Господи! — воскликнула медсестра и все забегали.

На полу лежала рыжеволосая, ее рука покоилась на кране подачи кислорода Герании, но при этом Лили совершенно не двигалась. Ее погрузили в каталку, чтобы в срочном порядке выяснить, что произошло, а Ленка пыталась уложить в голове мысль о том, что «мать этого тела» хотела ее убить, потому ожидаемо огребла от магии. Дадли, как ни странно, все понял правильно, насупившись.

— Спи, сестреночка, — прошептал он, гладя Ленку по лицу. — Я тебя никому не отдам. Никому-никому…

— И не отдавай, — согласилась как-то очень быстро утомившаяся девочка. — Кислород поддай на деление, пожалуйста.

— Конечно! — улыбнулся Дадли, поворачивая регулятор. В канюлях зашумело громче, Ленка закрыла глаза, проваливаясь в сон.

Очнувшаяся Лили поняла, что шевелиться не может совсем. У нее не болело ничего, но при этом ничего и не шевелилось, все усилия даже привстать ни к чему не приводили, отчего девочку все сильнее захлестывало паникой. Тут она вспомнила, с каким уважением относились взрослые мужчины к Герании, понимая, что, возможно, та на самом деле была целителем. Остро хотелось все вернуть назад, но эту ошибку исправить уже было нельзя. Внезапно появилась боль… Она была еще небольшой, но постепенно, почти незаметно, усиливалась.

— Полная остановка двигательной активности, — сообщил проводивший исследование врач. — Рефлексов нет, судя по всему, проблема еще и с нервными окончаниями. Дышит, говорить может, слышит, может кушать, а вот туалет…

— Понятно все с туалетом, — кивнул доктор Бранд. — Позовите датского эксперта, может, он имеет больше информации.

— Хорошо, — кивнул доктор, куда-то уходя, а доктор думал о том, что паралич застал Лили в тот момент, когда она что-то хотела сделать с краном подачи кислорода Герании, при этом рыжеволосая двигалась без коляски.

— Что произошло? — Петер сразу понял, что именно произошло, потому покачал головой, сообщив, что ему надо подумать, и пошел объяснять Петунье и Алисии, что, в принципе, Лили наказана уже так, что дальше некуда.

Алисия слушала «мага», осознавая его правоту. Младшая сестренка в теле совсем девочки решила убить Геранию, чтобы отомстить… за свою глупость? За то, что сделала своими руками? Убить ребенка? Принять подобное женщина не могла. Теперь Лили полностью зависела от чужой воли — она не могла двигаться, сама поесть, ей нужна была помощь постоянно, поэтому вариант был только один. Как объяснил Петер, наказания Магии — не лечатся никак. Совсем никак, и вариантов не существовало никаких. К сожалению, попытка сделать Лили адекватным ребенком ни к чему не привела. Было очень жалко Геранию, только чудом спасшуюся… А Лили Эванс помочь уже было невозможно, поэтому ее ждал самый лучший хоспис, с внимательным персоналом, привычным ко всему — до конца жизни. И последний шанс что-то понять, но ни Петер, ни Алисия этого не знали. Это знала только состроившая очень жалобную мордочку маленькая девочка в сверкающем платье.