Людовик XV и его двор. Часть вторая

XXVII

Взгляд в прошлое. — Обстановка в Европе ко времени смерти Людовика XV. — Восшествие Ганганелли на Святой престол. — Папское послание об упразднении иезуитского ордена. — Семья Марии Терезии. — Георг III. — Его помешательство. — Екатерина II. — Она приказывает Григорию Орлову задушить ее мужа. — Вознаграждения. — Васильчиков, второй кесарь. — Северная Семирамида. — Ее завоевания. — Ее путешествия. — Потемкин. — Его волшебные постройки. — Триумфальная арка. — Лесть французских философов. — Фридрих II. — Его политика. — Его смерть. — Густав III. — Его замыслы. — Казнь Струэнзе. — Абдул-Хамид занимает трон путем переворота в серале. — Упадок Османской империи. — Внуки Людовика XIV.

Подойдя к концу одного из самых долгих царствований в истории французской монархии и намереваясь вступить в царствование, которому суждено было завершиться гибелью этой монархии, мы непременно должны бросить взгляд назад и перебрать в памяти те события, о каких было рассказано выше.

Ко времени смерти Людовика XIV французская монархия если и не сияет во всей своей славе, то, по крайней мере, все еще сохраняет весь свой авторитет.

Становясь все слабее, Людовик XIV, как ни странно, обладал даром оставаться великим. Но со времени Людовика XIV порода великих людей словно начинает вымирать: нет более Тюренна, нет Бервика, нет Конде, нет Бобана, нет Фуке, нет Расина, нет Корнеля, нет Мольера, нет Боссюэ, нет Фенелона; талант приходит на смену гению, навык — на смену науке, вычурность — на смену стилю.

Но вот Людовик XIV умирает, и, как если бы все ждали лишь его смерти, чтобы разворотить то здание монархического единства, возведение которого с таким тяжелым трудом подготовил Ришелье и которое с такой ловкостью отстаивал и с такими усилиями достроил Мазарини, регент распыляет государственную власть, учредив советы. Людовик XIV все делал сам, даже то, что ему приказывала делать г-жа де Ментенон; регент предоставляет распоряжаться всем Дюбуа. Людовик XIV проповедовал строгость нравов, доводя набожность до ханжества; регент доводит распутство до бесстыдства, а безразличие к вере до кощунства. Разорившись, Людовик XIV не решается предпринимать какие бы то ни было финансовые операции, обласкивает откупщиков, водит Самюэля Бернара по Версалю; регент позволяет Джону Ло ниспровергнуть все известные к тому времени финансовые теории и заменить звонкую монету бумажными деньгами, душит финансистов за горло до тех пор, пока они не возвращают награбленные триста миллионов, и отправляет Бурвале на Гревскую площадь. Затем, подобно тому как Ришелье, умирая, тащит вслед за собой Людовика XIII, Дюбуа умирает, увлекая регента в могилу, соседнюю со своей.

Мы наблюдали министерство герцога Бурбонского, влияние братьев Пари и влияние г-жи де При; при его министерстве, как и при министерстве аббата Дюбуа, казнокрадство продолжается, разврат усиливается, распутники становятся вождями своего поколения. Наконец он вводит налог под названием пятидесятины, тяжелым бременем ложащийся на дворянство и духовенство, и вследствие бурного негодования дворянства и духовенства отправляется в ссылку в Шантийи.

И тогда является миролюбивый кардинал де Флёри, робкий по натуре человек, но фанатичный священник, слабохарактерный в политике, твердый в вере, который шаг за шагом захватывает власть и, словно без всякого участия с его стороны, восстанавливает финансы, но не создавая новых источников поступления денежных средств, а подбирая их, где придется; который дрожит от страха, когда при нем заводят разговор о войне, и, тем не менее, продолжает антиавстрийскую политику Генриха IV, Людовика XIII и Людовика XIV, сажает одного из Бурбонов на неаполитанский трон, помогает Пруссии завоевать Силезию, захватывает Нидерланды, присоединяет к Франции герцогство Барское и готовит присоединение Лотарингии.

И тогда начинает появляться поколение людей уже не гениальных, а просто талантливых: Бель-Иль, Лёвендаль, маршал Саксонский и Шевер — по части военной; Руссо, Вольтер, д'Аламбер, Дидро, Буланже и Реналь — философы вместо поэтов.

Наконец, после пятнадцати лет управления государственными делами, Флёри умирает, оставив свою должность г-ну де Шуазёлю.

И тогда, в очередной раз, все меняется — и нравы, и политика. В годы министерства г-на де Шуазёля царствуют философы, которых преследовал Флёри; мы вступаем в союз с Австрией, разорванной на части Людовиком XIV, который отнял у нее Испанию, обе Индии и Франш-Конте. Следствием этого альянса становится гибельная Семилетняя война, утрата наших колоний в Канаде, захват наших колоний в Индии. Подобно тому, как герцог Бурбонский установил пятидесятину для дворянства и духовенства, Машо хочет установить двадцатину и запретить духовенству, рост которого пугает его, приобретать новую собственность. В ответ на это духовенство объявляет знаменитую подрывную войну, о которой мы рассказывали и в которой его оружием становится отказ в предсмертном причастии. Война заканчивается покушением на убийство, предпринятым Дамьеном; Парламент обвиняет в нем янсенистов, иезуиты — янсенистов, а янсенисты — дофина.

Иезуиты расплачиваются за преступление, которое они не совершали, и подвергаются изгнанию.

Примерно тогда же Людовик XV задумывается о роке, который стал преследовать нас с тех пор, как мы подали руку помощи Австрии, и пытается вырваться из-под влияния Марии Терезии и г-на де Шуазёля. Однако в Версале поселяется смерть. Умирает г-жа де Помпадур, умирает дофин, умирает дофина, умирает герцог Беррийский, умирает королева. У короля появляется новая фаворитка, которая в конечном счете ниспровергает г-на де Шуазёля и ставит на его место г-на д’Эгийона. И тогда, уже в третий раз, положение дел в Европе меняется. Мы снова устанавливаем связи с малыми государствами Европы, которыми долгое время полностью пренебрегали, и, невзирая на брачный союз дофина с дочерью Марии Терезии, наш альянс с Австрийским домом ослабевает с каждым днем.

Изменения происходят и во внутренних делах, парламенты уничтожены, и, в разгар полного отхода от политики Шуазёля, Людовик XV умирает, оставляя престол Людовику XVI и Марии Антуанетте.

Впрочем, на протяжении шестидесяти пяти лет во Франции не было настоящего короля.

С 1710-го по 1715 год г-жа де Ментенон, духовник и незаконнорожденные принцы управляли королем.

С 1715-го по 1725 год Дюбуа, Джон Ло, д’Аржансон и так называемые висельники управляли регентом.

С 1725-го по 1727 год г-жа де При и герцог Бурбонский управляют государством.

С 1727-го по 1742 год аббат де Флёри управляет королем.

С 1742-го по 1771 год это делают г-н де Шуазёль и г-жа де Грамон.

Наконец, с 1771-го по 1774 год королем управляют Мопу, д’Эгийон и Терре.

Ну а теперь посмотрим, как над всем этим мужским господством берет верх влияние женщин. В продолжение ста лет Европа принадлежала женщинам; в продолжение ста лет в мире на самом деле царствовали шесть женщин.

Читатели нашей книги «Людовик XIV и его век» видели, какое влияние оказывала г-жа де Ментенон в последние тридцать лет царствования короля.

Они видели, какое влияние оказывала на Филиппа V княгиня дез Юрсен.

Они видели, что Филипп V вырвался из-под влияния княгини дез Юрсен лишь для того, чтобы попасть в руки принцессы Пармской, своей второй жены.

Именно она наследует в Мадриде власть Людовика XIV. На протяжении почти тридцати лет эта женщина нарушает спокойствие всего юга Европы, желая добиться, чтобы рожденные ею сыновья правили в Парме и Неаполе. Пока она деятельно царствует, пока она строит свои честолюбивые интриги, вся остальная Европа пребывает в бездействии. Франция служит ей орудием, Италия служит ей театром. Ради ее выгоды проливаются потоки крови в Италии, Германии и Нидерландах. Фридрих II завладевает Силезией, испанская королева — Неаполем.

В 1740 году появляется Мария Терезия. На протяжении двадцати трех лет она, благодаря свой славе, является царицей Центральной Европы.

Пока Мария Терезия царствует в Вене, г-жа де Помпадур царствует во Франции. Именно г-жа де Помпадур, а не король выступает за союз с Марией Терезией; именно г-жа де Помпадур предает Французское королевство и получает за это вознаграждение.

В 1763 году в свой черед появляется Екатерина II, блистательная, как Полярная звезда, восходящая над ее головой. Именно она наследует влияние г-жи де Помпадур; именно она заключает союз с Марией Терезией, и две эти женщины властвуют над Европой.

Воля Италии и подчиненных государств Германии сломлена.

Англия возмещает свои потери.

Франция ввергнута в разложение.

Швеция охвачена внутренними смутами.

Дания пытается оправиться после государственного переворота, приведшего к казни Струэнзе.

Испания отворачивается в сторону, чтобы, пока она делает вид, что не думает о других, никто не думал о ней.

Стало быть, на протяжении ста лет Европа была охвачена смутами из-за прихотей пяти или шести женщин, и заметьте, что эти сто лет представляют собой самый просвещенный век монархического правления.

Госпожа де Ментенон нарушала спокойствие Европы для того, чтобы стать женой короля Людовика XIV.

Княгиня дез Юрсен нарушала спокойствие Европы для того, чтобы оставаться любовницей Филиппа V.

Королева Испании нарушала спокойствие Европы для того, чтобы дать короны своим сыновьям.

Мария Терезия нарушала спокойствие Европы для того, чтобы уничтожить Прусскую монархию.

Госпожа де Помпадур нарушала спокойствие Европы для того, чтобы отомстить прусскому монарху.

Наконец, Екатерина II нарушала спокойствие Европы для того, чтобы ослабить Турцию и расчленить Польшу.

Так ради чего, во имя какой цели, в течение целого столетия народы проливали свою кровь, растрачивали свою казну, захватывали территории и людей?

Чтобы посадить Бурбонов на троны Неаполя и Пармы;

чтобы отдать Лотарингию королю Франции;

чтобы отдать Силезию королю Пруссии;

чтобы короновать любовника Екатерины II;

чтобы уничтожить могущество Турции,

и, наконец, чтобы расчленить Польшу.

И потому, когда народы догадаются, что их обманули, какой же страшной окажется их месть!

Ну а теперь скажем несколько слов о том, в каком состоянии умирающий король Людовик XV оставил Европу для Франции и Францию для своего преемника.

Вся Европа не спускает глаз со смертного ложа Людовика XV, ибо ей известно, что между Людовиком XVI и его дедом существует коренное различие во взглядах.

Стало быть, на пути между гробницей умершего короля и троном его преемника должна была немедленно начаться новая политика, противоположная той, какая велась в продолжение последних тридцати лет; вот-вот должны были вернуться изгнанники или появиться новые люди, и, в любом случае, отзвук тех изменений, каким предстояло произойти во Франции, то есть в мозгу Европы, должен был докатиться по разветвленным нервным жилкам до самых отдаленных точек земного шара.

Начнем с Рима; если Франция является головой политического мира, то Рим является сердцем христианского мира.

Папский трон занимает Климент XIV, родившийся 31 октября 1705 года и избранный папой 19 мая 1769 года; по словам одних, его имя — Винченцо Антонио, по словам других — Лоренцо Ганганелли. Франция способствовала его избранию, и папская тиара отыскала в монастыре святого Франциска бритую голову монаха, который, на этот раз, одержал победу над потомками семейств Орсини, Колонна и Памфили.

Однако Ганганелли, добрейший и милейший человек, верный своим обещаниям и своей дружбе, не соответствовал уровню событий, которые, подобно морскому приливу, накатывались своими европейскими волнами на Ватикан, этот маяк мира; он обладал итальянским характером, склонным устранять все противоречия посредством взвешенных решений. Главным деянием его царствования стало уничтожение ордена иезуитов. То ли вследствие нерешительности, то ли, как говорил он сам, ему хотелось самым тщательным образом все взвесить, прежде чем принять такое великое решение, у него ушло пять лет на то, чтобы пойти на этот шаг; но ни угрозы, ни анонимные послания, ни пророчества Бернардины Ренци не смогли помешать ему обнародовать 21 июля 1773 года послание об упразднении иезуитского ордена. Правда, как только это послание было обнародовано, Ганганелли охватывает запоздалый страх, похожий на угрызения совести. Звучащие со всех сторон похвалы философов, которые поют ему гимн мирской славы, не могут заглушить голос совести, которая беспрестанно ропщет в глубине его души.

— Questa suppressione mi darà la morte[14] — беспрестанно повторяет он с тяжелым вздохом.

И в самом деле, для всех очевидно, что верховный понтифик скорым шагом идет к могиле, и, чтобы послать папское благословение христианнейшему королю, который вот-вот должен испустить дух, он поднимается с собственного смертного одра.

Имя Ганганелли станет еще одной записью, которую страсть, эта безумица, порой берущая в руки перо истории, внесет в перечень злодеяний иезуитов.

Мария Терезия правит в Вене. Нам она известна: это кузина г-жи де Помпадур, это та наша старая подруга, которая принесла нам больше зла, чем все наши враги вместе взятые. Союз с ней во время Семилетней войны стоил нам наших владений в Индии и территории протяженностью в полторы тысячи льё в Канаде. Она же, несмотря на союз с нами, была вынуждена отдать Силезию королю Фридриху II; правда, она возместила себе этот ущерб, ухватив, в сговоре с прусским королем и российской императрицей, свою долю добычи при четвертовании Польши. В 1765 году ее сын Иосиф II был коронован императором, и они правят совместно: сын управляет Империей, а мать — своими наследственными владениями. Помимо Иосифа II у нее есть еще два сына: Леопольд I, который будет править после своего брата, и Максимилиан, который станет курфюрстом Кёльнским, и дочери: Мария Кристина, которая правит в Нидерландах; Мария Елизавета, которая умрет аббатисой в Инсбруке; Мария Амалия, которая станет герцогиней Пармской; Мария Каролина, которая будет королевой Неаполитанской и заплатит за свое изгнание массовыми убийствами в 1798 году, и, наконец, Мария Антуанетта, которая, сойдя с французского трона, отправится в тюрьму Консьержери, а из тюрьмы Консьержери — на эшафот.

Мать воспитывала последнюю из своих дочерей в предвидении, что та станет однажды королевой Франции, и Мария Антуанетта, чуть было не выйдя замуж за деда, вышла замуж за внука и привнесла в Версальский двор тот австрийский дух, который будет бороться с национальным духом Людовика XVI до тех пор, пока не победит его.

Мария Терезия родилась в 1717 году и, следовательно ей только что исполнилось пятьдесят четыре года. Но, хотя это уже не возраст расцвета всех сил, волей она обладает еще сполна.

Георг III царствует в Лондоне уже четырнадцать лет. Родившись в 1738 году, он только что достиг тридцатилетнего возраста. Провидение приберегает для него в тайниках будущего долгую жизнь, то есть долгую печаль; он окончательно присоединит Ирландию к своей короне, он подчинит себе всю Индию; однако Америка вырвется из его рук, и, пораженный безумием в 1787 году, он в 1811 году будет объявлен неспособным править и станет влачить эту горестную жизнь вплоть до 1820 года.

В то время, к которому мы подошли, он начинает тревожиться по поводу противодействия со стороны герцога Камберленда, герцога Ньюкасла и г-на Питта, которому он дал титул лорда Четэма; между тем, повернув ухо в сторону Америки и внимательно прислушиваясь, он то и дело вздрагивает, когда из-за океана до него доносятся глухие раскаты грома.

На севере всходит, словно Полярная звезда мира, Екатерина II, родившаяся в 1729 году и вышедшая в 1745 году замуж за Карла Петра Ульриха, герцога Голыптейн-Готторпского, племянника императрицы Елизаветы, которого императрица назначила своим наследником. Ее муж становится императором в 1762 году, и в том же году она становится вдовой. Ее муж умирает, задушенный в тюрьме после семи дней заключения, так не терпелось будущей царице занять трон!

И кто же задушил его? Говорят, это сделал Григорий Орлов. Впрочем, фаворит имел на это право. Разве не был он внуком одного из тех мятежных стрельцов, которых Петр I казнил своей собственной рукой? Григорий Орлов лишь отплатил мужу Екатерины II тем, что муж Екатерины I сделал с его дедом. Однако, поскольку оказанная им услуга была громадна, награда ему будет огромной. Григорий Орлов станет командующим артиллерией. Императрица построит для него мраморный дворец, на котором, дабы опровергнуть поговорку «Неблагодарен, как царь», она начертает: «Дар признательной дружбы». Но это еще не все: она предложит ему тайный брак с ней, от которого он, честолюбец, откажется, не подумав о том, что этот отказ нанесет ему урон. И вот, в то время как она посылает его в Москву, чтобы подавить бунт и устранить последствия чумы, в то время как она приказывает отчеканить медаль и возвести триумфальную арку с надписью «Орловым от беды избавлена Москва», его заменяет в сердце императрицы и на ее ложе новый любовник, Васильчиков. Именно он, преемник Понятовского и Григория Орлова, продолжит ту череду кесарей, как их называли, которые, в количестве двенадцати — и это не считая безвестных узурпаторов, — должны были управлять Россией и Екатериной, что не мешало Фридриху II ставить ее в своих письмах между Ликургом и Солоном, а Вольтеру — называть ее Северной Семирамидой: несомненно потому, что царица Семирамида тоже удушила своего мужа, Нина. Впрочем, у этой женщины была крепкая голова на плечах и честолюбивая душа подле развращенного сердца. В то время, к которому мы подошли, императрица была занята тем, что вела Россию к положению великой державы, успев перед этим подчинить себе Польшу и посадить на трон Ягеллонов короля, которого она вышвырнула из своей постели. Она пошла войной на турок и отняла у них Азов, Таганрог и Кинбурн. Благодаря независимому Крыму ее новые флоты господствуют в Черном море и вступают в соединение с ее старыми флотами, которые через Гибралтарский пролив вторгаются в Средиземное море и впервые посещают острова Греческого архипелага. В это самое время императрица передвигает границы своей громадной империи по другую сторону Кавказа, который она завоюет, не сумев покорить его; в это самое время она с целой толпой царедворцев путешествует по Волге и Борисфену, высмеивая бури на этих реках, подобно тому как Цезарь высмеивал бури на Анио, и при этом раздает самым образованным вельможам своего двора отдельные главы «Велизария» Мармонтеля, чтобы перевести их на русский язык, и одну главу оставляет себе, намереваясь перевести ее сама. Затем, узнав, что архиепископ Парижский выпустил пастырское послание, направленное против «Велизария», она посвятила перевод этого сочинения архиепископу Санкт-Петербурга. В это самое время, на дороге длиной в тысячу льё, нынешний фаворит Потемкин, некогда гвардейский подпоручик, который 9 июля 1762 года познакомился со своей государыней, подав ей на площади Санкт-Петербурга темляк своей сабли; Потемкин, который заместил Понятовского, Орлова, Васильчикова и всех прочих, даже не поинтересовавшись их именами и не заботясь о том, что стал одной из прихотей этой новоявленной Мессалины, — так вот, на дороге длиной в тысячу льё Потемкин поспешно сооружает целый несуществующий мир. Театральные декорации, волшебные миражи, иллюминации; города, которые живут лишь один день, танцевальные залы, которые стоят лишь одну ночь; деревни, которые вырастают за сутки там, где накануне татары пасли свои стада; крестьяне, которые спешно, пока императрица вкушает ночной сон, отправляются в путь, чтобы наутро в другом месте создать видимость населения, такого же фальшивого, как и то, что она видела сегодня, и будут сопровождать ее до самого конца этого чудесного, феерического, неслыханного путешествия, к триумфальной арке, несущей на себе надпись:

За этим стоят сладостные мечты о завоевании Константинополя, которые Екатерина II лелеет так же, как лелеял их Петр I, ее предшественник, и как будут лелеять их Александр и Николай, ее преемники.

Тем временем ее восхваляет Дидро, ее восхваляет д'Аламбер, ее восхваляет Вольтер. Какое значение имеет для этих злобных философов старинная политика Франции, возложившей на Турцию, свою союзницу, задачу остановить русское продвижение на восток? Какое значение имеет для них погубленная торговля в Средиземном море? Екатерина мстит за них презрением к Людовику XV, а это все, чего требует спесивое себялюбие этих строителей новой Вавилонской башни, которая именуется «Энциклопедией».

Там по-прежнему правит Фридрих II, постаревший Фридрих II, шаткой походкой и с согбенной спиной бредущий к могиле; им французские философы завладели тоже; Вольтеру, который хвалит его, он возвращает похвалу с процентами, однако те проценты, какие выплачивает ему король, являют собой презрение; действуя по своему королевскому расчету, он пользуется всеми этими людьми, но в глубине души он прекрасно понимает, что все эти люди опошляют свое перо и приносят в жертву честь Франции к вящей славе Женевы, Голландии и Пруссии. Сам он не хотел ничего, кроме Силезии, ибо лишь обладание ею способно было обеспечить ему спокойный сон; но после завоевания Силезии ему нужно завоевать общественное мнение. Вот ради чего он пользуется услугами этих философов, которые продают свою лесть, но не за деньги, а за похвалу: это обмен любезностями между повелителем и его сторонниками; это взаимное нежное поглаживание короля философами и философов королем. Из Потсдама и Сан-Суси король взирает на Версаль и улыбается. Версаль более ничего не может сделать против него, но не с тех пор, как он одерживает победы в битвах, а с тех пор, как он сочиняет стихи. Враги, которых он выставляет отныне против короля Франции, это уже не старые победители в сражениях при Лобозице и Росбахе, а союзники философов; он спокоен: какое бы зло ни принесла Франции недавняя Семилетняя война, «Система природы», «Общественный договор» и «Философский словарь» принесут ей зла еще больше. Как печально для него было умереть в 1786 году и не увидеть своими моргающими глазами 10 августа, 21 января и 16 октября!

В Швеции царствует Густав III. Ему двадцать восемь лет; уже три года он находится на троне и борется против политической оппозиции, продавшейся русской и английской партиям; это преданный союзник Франции, который вместе с Данией составляет противовес русскому могуществу и заменяет нам Польшу, перешедшую в руки Екатерины; он только что подавил смуту 1772 года и готовит против Дании войну, так и не состоявшуюся.

В Копенгагене король Кристиан VII только что захватил абсолютную власть, которая вскоре породит у него безумие. Не первый ли приступ болезни, от которой он в итоге умер, подобно Георгу III, заставил его вынести Струэнзе страшный приговор, жертвой которого только что стал несчастный министр? Как бы то ни было, 28 апреля 1772 года тот, кто за три месяца до этого пользовался безграничной властью над королем, королевой и дворянством, был лишен всех своих званий и титулов, ему отрубили руку, отсекли голову, а тело четвертовали и колесовали. Как видно, Кристиан VII был суровым судьей!

В Константинополе, по дороге к которому Потемкин возит Екатерину и который он издалека, из-под сводов триумфальной арки показывает ей, только что произошел дворцовый переворот, осуществленный в мечети Айюба. Абдул-Хамид, освобожденный из тюрьмы, был провозглашен в мечети Айюба преемником Мустафы III, своего брата. Сорок четыре года из своих пятидесяти лет он провел в старом серале, занимаясь изготовлением луков и стрел. Старый и слабый, он появляется в тот момент, когда у Турции, пытающейся встать на ноги, уже не будет ни мощи Мехмеда II, ни его гения. Увы! Он будет присутствовать при упадке Османской империи, не имея возможности остановить его. Будучи узником, он видел, как турки оказались разбиты Салтыковым, Каменским и Суворовым и великий визирь Мухсин-заде, запертый в своем Шумлинском лагере и не имевший возможности ни отступить, ни сражаться, ни получить помощь, был вынужден запросить постыдный мир. Став султаном, он увидит, как все турецкие провинции по другую сторону Дуная будут захвачены Екатериной, зарившейся на них, и Потемкиным, обещавшим их своей повелительнице; он увидит, как Хотин, служивший ключом к Днестру, перейдет в руки этих упорных завоевателей, шаг за шагом приближающихся к Босфору, который отдан сегодня в их власть падением Венгрии. В конце концов он умрет в разгар подготовки к новой войне, оставив трон своему племяннику Селиму, которого задушат двадцать лет спустя.

Ну а вся остальная часть Европы принадлежит дому Бурбонов. Фамильный пакт отдал каждому из внуков Людовика XIV по трону: Карл III, король Испании, это внук Людовика XIV; Фердинанд IV, который правит в Неаполе и, наряду с Людовиком XVI, своим свояком, является самым молодым из правящих государей, это внук Людовика XIV; наконец, герцог Пармский, испанский инфант, который родился в один год с Фердинандом и, как и он, приходится свояком Людовику XVI, это еще один внук Людовика XIV.

Таким образом, 11 мая 1774 года Бурбон правит во Франции, Бурбон правит в Испании, Бурбон правит в Неаполе и Бурбон правит в Парме.

Пройдет тридцать шесть лет, и все это обильное потомство Людовика XIV, державшее тогда в своей власти половину Европы, будет с протянутой рукой переходить из города в город, убегая от человека, который в то время, будучи всего лишь шестилетним ребенком, играет камешками в гавани Аяччо.