Неприятности: кратковременные и продолжительные

Сперва я полностью поверила в то, на что намекнул мне Джиён: что вчера ночью он представлял меня под собой, когда спал с Кико. И пока он под моё онемение спускался вниз, я стояла и думала об этом. Как же так? Как можно заниматься любовью с одним человеком, когда думаешь о другом, когда хочешь другого? И вопреки своему же суждению и тому, что ещё вчера мечтала о Мино, я невольно повторила мысли, якобы испытанные Драконом — я вдруг представила нас с ним вместе. И лишь после промелькнувших нескольких красочных сцен, которые и выдумывать не нужно было — я видела всё накануне в нужных и ненужных подробностях — тряхнув головой, я очнулась, заподозрив, что никакой основы под собой брошенная Джиёном фраза не имела. Он солгал! Наверняка так и есть. Он в продолжение эксперимента пытается навести меня на эротические фантазии? Этого они с Сынхёном добиваются? Раньше я никогда бы не стала искать подтекста в чьих-либо словах, додумывать коварство, которого может не быть, но в этом Сингапуре… за два месяца жизнь перевернулась и встала на уши. Я не знаю, чему верить, как правильно поступать в этом — именно этом, местном — мире, чтобы не пропасть и не проиграть. А если победа может даться только путём потери себя? Разве это не будет проигрышем? Что, если я могу спасти свою материальную оболочку только если предам свои принципы? Не к этому ли всё идёт? Я вспомнила тот момент, когда нажала на курок — я была готова проститься с жизнью, лишь бы не быть отправленной в бордель, не испытать всей этой грязи, насилия, не изменить своему далекому жениху. А что же теперь? Я смотрю на Мино и забываю обо всём. Да и часто ли я последние пару-тройку дней ностальгировала о доме? Попав сюда, в первое время, я была готова на всё, абсолютно на всё, чтобы сохранить честь, чистоту и порядочность, чтобы не замарать себя в глазах Божьих. Я была перепугана и на самоубийство меня толкали кошмары, таившиеся за каждым углом. И вот, постепенно выясняется, что ничего страшного не произойдёт, если поступать «по-умному». Это значит, сообразно с представлениями о жизни Дракона. А ещё это значит — отринув старые обязательства и забыв о том, кто я в душе, какая у меня душа. Если на меня сейчас наставить пистолет и спросить, что я предпочту, отдаться Мино или, сохранив честь, умереть, то каков будет мой выбор? Мне было стыдно за то, что я решила в эту секунду. Даже не стыдно, а как-то сокрушительно тяжело и ненавистно за маятник, качнувшийся влево во мне в этот момент. Неужели же мы готовы выйти из ситуации крайним путем только во избежание страданий? А если нас поманить чем-то приятным, то нам это уже не кажется ужасным? Но это ужасно! Не для тела — для души. Почему я теряю то невесомое, но явственное её ощущение, когда каждый собственный кусочек тела чувствуется носителем этой невидимой вещицы, ответственной за наши грехи, нашу судьбу, наше существование после смерти. Мне казалось, что я не воспринимаю всерьёз атеистические лекции Джиёна, но почему тогда я вдруг поняла, что ощущаю организм всего лишь организмом, и ничем больше, как будто он не ответственен за то, что происходит внутри меня? Как будто я тоже перестала верить в то, что попаду в ад или рай после смерти. Но я не перестала! Не перестала!

— Даша! — более нетерпеливо и требовательно донесся голос с кухни. — Завтрак! — торопливо постаравшись отложить сетования о каких-то явных упущениях с моей стороны, я побежала выполнять свой временный долг, свои фиктивные обязательства, которые помогали пока что держаться наплаву. А тем временем детонатор тикал, и я всё ещё не знала, после откровений Мино Джиёну, стоит ли мне надеяться на благополучный исход? За окном возле плиты, пока я готовила, плескался Сингапурский пролив, но я не была Моисеем, чтобы воды расступились передо мной и божественные силы помогли мне убежать и спастись. Возможно, что подобных чудес, и впрямь, не существовало никогда, а скорее я в действительности не обладала той библейской святостью, которая призывала на помощь ангелов и Бога. Я никогда не претендовала на то, чтобы быть святой — это как-то кощунственно звучало даже в уме, но за эти сутки я поняла, что и моё добродетельное поведение добродетельно весьма относительно. Этой ночью я всё же не смогла не подумать снова о словах Джиёна. В связи с ними вспомнились и советы Мино, предполагавшего изначально, что его босс привлек меня к неведомому делу ради своих удовольствий, вполне вероятно, что непосредственно физических. Мино считал, что я должна постараться соблазнить Дракона, поскольку у меня самые великие шансы на выигрыш, кроме меня ни одна девушка никогда не жила в его доме. И если я хоть немного приучу его к себе, заставлю проникнуться, пусть не симпатией, но сексуальной зависимостью, то обезопашу себя от каких-либо непредвиденных обстоятельств. Хотя это смешно. Как себя обезопасить от капризов всемогущего человека, чьи желания и настроения непредсказуемы и никогда неизвестны? Сегодня он меня хочет, а завтра скинет с пристани, как обещал насчет трупа Сынхёна, своего близкого друга, уж куда более дорогого ему, чем я. Нет, не способен такой человек привязаться, тем более к женщине, особенно если он, в самом деле, удовлетворяясь с одной, представляет другую. Значит ли это, что по-настоящему его влекут те, которых он на практике не имел? Я пытаюсь залезть в психологию, в которой ничего не понимаю… если бы я немножко больше знала о мужчинах! Нужно было просто забыть о том, что он сказал, и проблема была бы исчерпана. Но как назло, он никуда не уехал в этот день, и обед, и ужин я ловила его взгляд, казалось бы, такой же, как всегда, но его привычная ухмылка, прежде означавшая для меня издевку по поводу моей набожности, теперь кричала о том, что он продолжает представлять меня на месте Кико, хотя он и слова больше на эту тему не проронил. Но стоило ему остановить на мне взгляд, как я заливалась краской и тратила всё своё самообладание, чтобы не держать в уме мысль о том, что между нами, мной и Джиёном, вообще возможно что-либо. Конечно, попытки были слабые, и в кровати я всё равно взялась закончить рассуждение. А если он сам полезет всё-таки? Сама-то я точно не решусь его соблазнять, это однозначно. Но пристающий Дракон? Он слишком ленив для этого, он пресыщен, он не сделает ничего подобного. Да, возможно, он будет представлять что-то там, и это доставит ему удовольствие, ну так что же? Мне это не вредит. Меня это даже волновать не должно. А если всё-таки полезет? Он же мистер неожиданность. Естественно, я буду отбиваться. Станет ли продолжать при этом принуждение Джиён? Нет, уверена, что не станет. Не знаю, почему я так уверовала в этот факт, но я знала, что он никогда не изнасилует ни одну девушку лично. Что-то было в нем такое… нет, не жалость, его бессердечность не знала границ. Скорее он насквозь пропах безучастностью и отстраненностью от любых действий, вынуждающих расходовать энергию. Я и постельную сцену с Кико не назвала бы порывом бешеной страсти… С какой стати я опять это вспомнила и пытаюсь анализировать? Частная жизнь Джиёна меня не касается, как бы он ни хотел меня в ней задействовать. Очередной приезд Мино был ожидаем, а потому предусмотрен. Отделавшись кое-как от навязчивой идеи о навязчивой идее Джиёна (реальной или сочиненной для того, чтобы обводить меня вокруг пальца вновь и вновь), я устремила все свои помыслы к этому молодому парню, который заворожил меня в этих южных тропиках, подарив некоторое ощущение свободы, не замаранных чувств и надежды. Пусть он и не любит меня, я и сама не разобралась в себе до конца. Но как бы то ни было, мне стоило поговорить с ним. Единственный способ не терзаться сомнениями о честности — это устраивать очную ставку и опрашивать всех. Я спрошу о разговоре с Джиёном и самого Мино. Готовясь к встрече с ним с утра, на обычной «летучке» Джиёна на террасе, под попивание кофе, я впервые подумала о том, что у меня нет косметики. Это произошло случайно; я вспомнила, что Наташа красила меня, и я выглядела на вечеринке так, как мне не свойственно, и потому произвела на Мино впечатление. И вот, перед тем, как он должен был явиться, я захотела быть уверенной в том, что понравлюсь ему ещё раз. А произойдет ли это без алкоголя и макияжа? Жаль, если без этих условий всё кардинально изменится. Но когда я открыла ему дверь, и он улыбнулся за порогом, сдержано и беспристрастно, в своей манере, я забыла, чего боялась, что хотела и о чем думала. Белоснежная рубашка, заправленная в черные брюки, под черный кожаный ремень, чуть топорщась над ним, была расстегнута на верхнюю пуговицу, позволяя шее дышать в жару, наступившую с девяти часов, если не раньше. В этом небольшом открытом пространстве виднелась средней толщины серебряная цепочка, лежавшая на ключицах. Одна рука покоилась в кармане, а другая держала портфель. Глаза Мино остановились на моём лице и, как бы спрашивая меня, можно ли войти, приподнялась его правая бровь. Окончательно и твердо я осознала: я влюбилась. — Шеф дома? — сильнее улыбнулся он. — Да… да, проходи, — отступила я, позволяя ему продвинуться знакомым путем. — Сейчас принесу вам кофе… — Пока не забыл… — он остановился рядом со мной и, слазив в свою мужскую деловую сумку, извлек из неё сложенный листок. — Это тебе от Вики… — он сказал что-то ещё о том, что она просила передать мне послание, но как только он озвучил, что привёз мне весточку от моей соотечественницы, направление моих мыслей поскакало туда, в бордель, откуда он это привез. Он был там, у той продажной женщины, собственнически тогда льнувшей к нему, и он говорил, что не изменяет ей — ей, проститутке. Но совсем недавно он признался Джиёну, что ему нравлюсь я, и мне казалось, что тому были подтверждения, в его поступках, взоре, речи… А на самом деле, вернув меня сюда, в особняк, из своей квартиры, он в тот же или на следующий день понесся в публичный дом? Разве так нравятся?! — Всё хорошо? — Прости, просто задумалась, — похлопала я глазами, выплыв из неприятных ощущений, которые непозволительно было испытывать. Я что, ревную парня, не принадлежащего мне и в помине? Мино покивал и проследовал к Джиёну, курящему в плетеном кресле, что было видно через стеклянные раздвижные двери. Сунув письмо Вики в карман домашних шортов, я без изыска и стараний приготовила кофе. Джиёну не понравится в любом случае, а Мино выпьет, ничего не сказав, что угодно. Для кого же распинаться? Поставив чашки на поднос, я будто в каком-то притупленном сне вышла к мужчинам и стала выставлять посуду на столик. Поймав себя на том, что у меня поджаты губы, и я слишком напряжена, я покосилась на замолчавших собеседников. Мино смотрел на горизонт, а Джиён на меня, всё так же ухмыляясь. Порой за эту претенциозную полуулыбку ему хотелось двинуть. С каких пор во мне проснулась агрессия? Конечно же, я никогда не подниму руку на правителя Сингапура, но представлять звонкую оплеуху — наслаждение. — О! — вдруг ухватился Джиён за карман укороченных летних брюк, где лежал его мобильный, хотя не раздалось ни звука. Режим вибрации? С чего бы, в собственном доме? Он вытащил телефон, который не был повернут ко мне экраном, поэтому я не могла сказать, изображает звонок Джиён, или он действителен. — Я выйду поговорить. Важный разговор, — он поднялся и, торопливо выйдя с террасы, прикрыл за собой, оставив нас вдвоём. Мино повернул лицо, посмотрев вслед ушедшему, потом поглядел на меня. Я выпрямилась с подносом в руках. — Что там пишет твоя подруга? — Не знаю, я ещё не читала, — опустив на секунду ресницы, я подняла взгляд и решилась: — Я хотела спросить… о чем вы тогда поговорили с Джиёном? — Ты же знаешь, я не люблю обсуждать что-либо связанное с ним за его спиной, — попытался уйти от ответа он. — Он сказал, что я тебе нравлюсь, и ты сообщил ему об этом, — перебарывая себя, заставила я произнести свой язык эти слова, потому что иначе выяснение не сдвинется с мертвой точки. Мино сделал лицо посерьёзнее. Подняв руки с подлокотников, он сложил их перед собой, переплетя пальцы. — Да, я так сказал, — по-мужски признал он, не пойдя на попятную. — Но ты отказался от каких-либо чувств. Что же ты имел в виду под симпатией? Влечение? — нахмурилась я. — Даша… — вздохнув, он впился в меня глазами. — Я не хочу оскорбить тебя тем, что к тебе испытываю. У тебя другое воспитание и другой менталитет, и ты, может быть, посчитаешь это непонятным, неправильным или низким… Да, ты меня привлекаешь сексуально — что в этом такого? Ты красивая молодая девушка, которая обращает на себя мужское внимание, а я вроде как мужчина. В первую очередь симпатия нашего пола всегда выражается в этом. И да, я отказался от чувств, потому что не считаю, что мы достаточно друг друга знаем для того, чтобы говорить о чем-то глубоком, сильном и высоком. Я немного подрастерял способность безоглядно влюбляться, поэтому даже если ты мне сильно нравишься — мне не снесёт от этого крышу, а если говорить о том, согласен ли я при такой сильной симпатии возлагать на себя какую-то ответственность, строить отношения или что-то в этом роде, то нет, не с тобой, не в твоём случае. Даже не собираюсь мыслить об этом — у тебя есть жених, у тебя есть своё миропонимание и своя цель — вернуться на родину и сохранить себя для будущего мужа. О каких чувствах и поползновениях с моей стороны может идти речь? Что я должен был сделать? Сказать Джиёну, что готов на тебе жениться? Я хорошо к тебе отношусь и ценю тебя в какой-то мере, но не настолько, чтобы кинуться в омут с головой, когда не вижу и не понимаю, к чему это может привести, — хотя мне и было обидно, я его вполне понимала. Кто я ему? Навязываемая дважды в неделю подопечная. Он мог проникнуться ко мне, могла его возбудить в том красном платье, но любовь — это всё-таки какое-то предопределение, это посылается нам сверху, а если он пережил болезненное расставание и разочарование, то как сможет быстро забыть? Ведь для того я и нужна, чтобы излечить его сердечную рану. Иначе задание уже было бы выполнено, и я могла бы паковать вещи домой. Мино посмотрел мне за спину, убеждаясь, что Джиён ещё не идёт. — Ты хотела, чтобы я спас тебя таким образом? Знаю, с твоей точки зрения это выглядит по-скотски, что я мог бы поспособствовать твоему освобождению, но не слукавил перед Джиёном, чтобы вытащить тебя из-под его власти. Но проблема в другом. Даже если бы я надумал разыграть перед ним что-то и забрал тебя к себе — это не вернуло бы тебя в Россию. Это Дракон, Даша, и он бы проследил, чтобы ты осталась здесь. Он бы следил за нами обоими, разоблачил бы обман, рано или поздно, и отправил нас обоих на фарш. А дозволения слетать к семье ты так и не получила бы. Я выслушала его, не став ничего противопоставлять. Как мне было объяснить ему, что меня задел не отказ сыграть в любовь, а то, что это и было бы лишь игрой, а не правдой? Почему он не может полюбить меня? Потому что ему нравятся вульгарные и дешевые, продажные женщины? Или потому что барьер выставила я, из своего нареченного, из своих страданий по родине, из жалоб на окружающее меня сейчас противоестественное мне бытие? Но половина этой баррикады рухнула, а он и не заметил. Он не знает об этом. Сообщить ему? Когда мы договаривались с Джиёном о том, что я буду растапливать сердце Мино, то мы обговорили такой момент, что мне придётся привлекать его внимание обманом, что я в него влюбилась. И я отказалась от такого поведения. Ложь казалась и кажется мне невыносимой, невозможной, обманывать в самых светлых чувства — что может быть хуже? Но если я в результате всё-таки влюбилась по-настоящему? Должна ли я как-то дать знать, сказать об этом Мино? Если я скажу ему, что забыла жениха, которым тыкала там и тут, он начнет презирать меня, как любую другую девушку, с которой имел дело; которые бросали, изменяли и меняли свои привязанности по три раза на неделе. Что мне делать? Слёзы подступили к глазам. Как тяжело стоять перед парнем, одно присутствие которого заставляет дрожать, и не сметь сказать ему о своих чувствах. Более того, понимать, что ты для него никто и ничто, разве что объект мимолетной страсти, которую он не отказался бы с тобой удовлетворить. Пальцы сильнее стиснули поднос, так что кончики покраснели от напряжения. — Даша, всё в порядке? — заметил Мино, что глаза мои краснеют. Я не смогла внятно что-либо сказать, и мотнула головой, сдерживая плач. Он стал приподниматься, догадываясь, что сделал что-то не так. — Я тебя обидел? — Нет, — вытянула из себя я и шмыгнула носом. Сзади послышалась поступь Джиёна. Не желая быть подвергнутой его проницательной наблюдательности, я развернулась и, умудрившись никак не задеть его и опустив лицо, выскочила с террасы, услышав за плечами его безмятежное наставление Мино: «Что ты с ней сотворил? Иди, успокой». Он всё-таки понял, что я дошла до слёз! Господи, куда уйти, где спрятаться? Положив поднос на стеклянный столик по пути, я направилась к лестнице, в свою комнату, чтобы уткнуться лицом в подушку и хотя бы пять минут полежать так, не тревожимой никем. Я так ждала приезда Мино, но оказалась не готова сталкиваться с всплывающими реалиями. — Даша! — услышала я его оклик позади, но не остановилась. Не могу предстать перед ним, потому что не могу объяснить ему истинных причин своего расстройства. Как же мне стыдно! — Даша! — касание ног о ступеньки выдало его преследование. Я не бежала наверх, как истеричка, но когда услышала, что он догоняет меня, то прибавила скорости, и всё же Мино настиг меня прямо у двери в спальню. — Даша, ну что случилось? — придержал парень дверь, которую я пыталась прикрыть за собой, и вошел внутрь. — Ничего, — отводила я глаза. — Вспомнила о семье. Сейчас пройдёт. — Мне показалось, что это я задел тебя чем-то… — Нет, правда, всё в порядке, — отвернулась я от него. — Тогда посмотри на меня, — я застыла. — Когда я приехал, ты улыбалась. Это я испортил тебе настроение? — что мне было ему сказать? Он и улучшает и портит его одновременно. Но не в его силах остановить эти шаткие весы, не может же он приказать своим чувствам. Да и я своим уже не могу… — Взгляни на меня, Даша, — я осторожно двинулась в пол-оборота. Протянув руку, Мино взял меня за плечо и развернул на себя, до конца. Упорно глядя сверху вниз, на мои пошедшие розоватыми пятнами щеки, нос и скулы, он с секунду постоял и, осторожно подняв ладонь, вытер большим пальцем слезы у меня под глазами. По позвоночнику пошли разряды от его прикосновения. — Прости, что не спас и не спасаю тебя. Но я, правда, не рыцарь в доспехах. Это не в моих силах. И я жуткий карьерист. Я не хочу портить себе жизнь, я эгоист, Даша, поэтому не рассчитывай на меня. Здесь, среди людей Джиёна, ни на кого нельзя рассчитывать. — Да, я знаю, все надеются только на себя, каждый за себя, — «Но когда любишь уже не можешь думать о себе» — у меня не было права произносить этого, я не должна строить мост между собой и Мино, потому что хочу вернуться в Россию, и он, бывший средством, не должен стать целью… но и держать в себе, скрывать от него, я не в состоянии. Я никогда не умела притворяться. Но и признаний прежде не делала. Я говорила, что люблю своего жениха, но не тому в глаза, а как факт, как мнение. Ощущая ладонь на своём плече, я не нашлась, как дать понять о чем-то Мино лучше, чем без слов. Протянув вперед руки, я осторожно тронула ими его рубашку и, хлюпнув носом, приблизилась и уткнулась в его грудь лицом. Это было не только проявление влюбленности; в этот момент мне хотелось какого-то тепла, участия, защиты, ощущения какой-то близости и родственности. И я так давно хотела, чтобы он обнял меня! Приняв мой призыв, молодой человек опустил руку на мою талию и, прижав теснее, другой провел по моим волосам. — Даша… — растеряно и задумчиво выдохнул он. Я сжалась в его руках, не желая выбираться из этой ракушки. Положив ладонь на мой затылок, он успокаивающе привлек меня к себе, поглаживая. — Ты… Нет, это невозможно. Джиён дал мне понять, что между мной и тобой никаких отношений быть не может. — Он говорил о любви или о сексе? — Мино надолго замолчал. — О сексе. — выдал он спустя несколько минут. — Но с первым будет ещё хуже. Он воспользуется этим. Не знаю, кому он хочет навредить, тебе или мне, или обоим, но лучше не допускать никакой любви — она не нужна здесь. — Я разлюбила своего жениха, — подняла я, наконец, взгляд к нему. Мино удивленно вылупился на меня, не зная, как прокомментировать заявление. — Я не люблю его больше… Теперь, наверное, ты скажешь, что я, как и все, ветреная и непостоянная, да? Я так долго встречалась с ним, и вот, какие-то два месяца… — Два месяца — не так уж и мало. Тем более что с тобой произошло такое. Тут впору вообще разучиться любить. — Но я не разучилась… — он отстранил меня от себя, на вытянутых руках держа за плечи. — Нам лучше вернуться вниз, — сухо произнес он. — Мино, ты не понимаешь, что я хочу сказать… — Я всё понимаю! — оборвал меня этот статный брюнет, заарканивший мои чувства, и, отпустив, отошел задом на шаг. — Но я не хочу знать об этом, я не хочу ввязываться в это. Всё что я могу предложить — это секс без обязательств, но именно на него наложил вето Джиён, и именно это не приемлешь ты сама. Что ещё ты от меня хочешь? — Ничего, — тут же со злостью брякнула я, но, передумав, исправилась: — Ты обижен одной, и боишься попробовать ещё раз. Ты трусишь, делая вид, что такой же циник, как Джиён. Но ты не такой. Вообще не такой. — Не такой? Ты думаешь, что знаешь меня, да? Ты думаешь, что я приличный парень из офиса, который в глубине души мечтает жениться, обзавестись детьми и жить в бунгало подальше от суеты? — Мино как-то азартно блеснул глазами. — Ты будто не слышишь меня. Я карьерист. Я хочу хорошей и красивой жизни. Да, у меня была неудача в личном, и она подтвердила, что теперь я иду верной дорогой. Ты думаешь, что я хороший? — хмыкнув, Мино схватил меня за руку и, дернув на себя, сразу, без предупреждений и раздумий, не как в его квартире, вонзился губами в мои губы, захватив их, втянув, проведя по ним языком, запустив его на несколько мгновений внутрь, пока я приходила в себя, закончив этот быстрый, но сокрушающий, как меткий выстрел, поцелуй, и отступив обратно. Я ошарашено на него уставилась. — Я хочу начать получать огромные деньги, и быть независимым. Для этого надо постараться, дослужиться, не испортить себе ничего. Я хочу получать столько денег, чтобы иметь возможность купить всё, что я хочу. И если бы у меня была такая сумма, приехав в бордель, я бы купил и спас тебя. А пока я никто. — Иногда деньги не решают всего. Существуют другие способы, — испытывая слишком противоречивые чувства, вскипела я. Я не могла уловить, где заканчивается его благородство и начинается корысть. Да, он был не подарок. В том плане, что такого никто не подарит просто так. Кровью и потом его можно лишь приобрести самостоятельно. — Любовь? — он хмыкнул, когда я уверенно кивнула. — За любовь чаще приходится платить гораздо больше. Поэтому лучше решать все вопросы деньгами. Джиён отставлял пустую чашку, листая какие-то файлы, когда мы вернулись с Мино на террасу. — Кофе — фуфло, — послюнявив пальцы, перевернул страницу мужчина. Не выдержав, я обошла его и грохнула подносом по столику, за которым он сидел, так что вздрогнули они оба. — Ого, русский темперамент! — Дракон откинулся поудобнее, как в партере. — Ну-ка, ну-ка, продолжай… — Да что не так с этим кофе? Я засекала до секунды, сколько ты варишь сам, делала всё точно так же, и тебе всё равно всегда всё не нравится! Признай, что ты просто так это говоришь, и всё в порядке с этим несчастным варевом? — Ну… — протянул Джиён, явно намереваясь продолжать, но завис. Мы с Мино застыли в ожидании. Солнце припекало и какие-то птицы, похожие на чаек, пролетели над вальсирующими поодаль яхтами. — Не знаю, что и сказать. Мне сейчас пришла в голову странная аллегория. Предположим, что кофе — это наша судьба. А я — это Бог. Никакого сумасшествия, мне просто нравится эта аналогия, — довольно расплылся он, ничуть не растерявшись от моей вспышки гнева. — И вот, когда я творю чью-то судьбу сам, то меня это устраивает. Бывают люди, которые умело устраивают свою судьбу — и Богу это тоже нравится, а бывает кто-то, кто творит со своей жизнью какую-то непонятную херистику, и Богу каждый раз это хочется выплеснуть за борт. — А если эта херистика… — машинально повторила за ним я и, опомнившись, перекрестилась. — Прости Господи, — Мино и Джиён насмешливо переглянулись. Я ещё сильнее раздражилась. — Если эта судьба в точности повторяет то, что сделал бы и сам Бог?! — Ну, значит, Богу не нравится сама личность. Или ему хочется над ней поиздеваться. — То есть, тогда без разницы, что делает этот человек — проще не делать ничего? — Наверное, но ты же знаешь, я в Бога не верю, так что… — он решил воспользоваться стратегией Сынхёна по словоблудию, противоречащему самому себе? Не пройдёт больше. — Вернёмся к исходнику. Тебе хочется меня выводить из себя тем, что кофе якобы не получается? — Знаешь, я просто не люблю ничего пресного. Ни еду, ни фильмов, ни женщин… если бы ты бахнула подносом до того, как я начал пробовать, что у тебя получилось — было бы явно вкуснее, потому что кофе, поданный индифферентной особой с лицом сестры милосердия отдаёт привкусом больничной хавки. А кофе, поданный девушкой, имеющей характер и страстность — это уже совсем другой напиток. Согласись, Мино? — обратился к нему Джиён и тот с вежливой улыбкой кивнул. — Видишь, это не только моё мнение. — Да конечно, а то он сам не знает, что его подчиненный ради заслуг и спокойствия ему, наверное, и ботинки оближет. Думает ли так же Мино? Мне стало труднее предполагать, что же он думает, но, что было совсем плохо, понимая очередные его недостатки, я не стала относиться к нему хуже. Мои чувства не угасали. Я бросила взгляд на то, что листал Дракон — это было вытащено из портфеля заместителя начальника паспортной службы — и, присмотревшись, поняла, что это нечто вроде анкеты с фотографией какой-то девушки. Я приблизилась. Надписи были на хангыле: рост, возраст, имя, место учебы, жительства, характеристика. — Что это? — наклонилась слегка я. Джиён не стал убирать. — Портфолио. Провожу кастинг для съёмки рекламы религиозной литературы, — его потешающееся лицо приобрело деловитую серьёзность. Мне хватило полминуты, чтобы всё проанализировать и понять — это очередные претендентки на похищение. Не стесняясь, я приподняла лист и увидела там ещё один, и ещё. К каждому были прикреплены снимки: портретные и во весь рост. — Вы что… хотите опять украсть невинных девушек? — я обернулась к Мино. — Ты привёз досье очередных жертв? — Хотим, и украдем, — сказал Джиён, пока парень на которого я смотрела опускал глаза, не в силах выносить моего укора. Он кашлянул в кулак. Я подошла к нему. — Как ты можешь? Как у тебя хватает совести и безжалостности продолжать это?! Ведь каждая из них такая же, как я — несчастная и ни в чем не виноватая! Зачем вы губите эти жизни? Ты бесчувственный… — я вернулась к Дракону. — Когда ты остановишься?! Тебе всё мало?! — Да, — улыбка опять озарила его губы и глаза. — И я никогда не остановлюсь, — рука поднялась сама собой. Я хотела треснуть по его физиономии, но на глаза опять попались бумажки перед ним. Я схватила их, понимая, что удар по лицу ничего не даст, даже разозлит его вряд ли. — Ты хотел страстной девушки с характером?! — крикнула я на него и, схватив всю стопку, подошла к перилам и бросила все данные, всю информацию в Сингапурский пролив. — Вот тебе характер! Вот тебе страсть! — некоторые листки держались в воздухе чуть дольше, отлетая подальше, но все они опустились на воду, размякнув и превращаясь в невидимые клочки. И только глянцевые снимки на плотной бумаге заколыхались на волнах, смотря на нас и небо пока ещё жизнерадостными улыбками ничего не подозревающих о своей подкравшейся погибели девушек. — Мино, привезешь мне завтра снова, ладно? — тихо сказал Джиён и, более громко, обращаясь всё к нему же, дополнил: — По-моему, кому-то нужно проветриться. Покатаешь её? — Никуда я не поеду! — повернулась я, проводив напоследок взглядом заплывшие под причал фотографии. — Какие же вы сволочи! Видеть вас не могу! Забежав в дом, я остановилась. Что-то меня понесло… сегодня я была сама не своя. Моя выдержка подводила. Я менялась здесь день ото дня, и нервы мои подтачивались. И вот результат — я всё-таки сорвалась. Всегда терпеливая и смиренная, я поддалась местным традициям и стала что-то требовать, кричать… Куда подевалось моё воспитание? И вроде бы меня никто не трогал, всё было хорошо, что же не так? Вспомнив о той, которой точно хуже, чем мне, я сунула руку в карман и достала записку от Виктории. Отвлекаясь от своих неприятностей, я расправила её и, теряя дар речи, прочитала неровными и волнующимися буквами написанную одну строчку: «Даша, помоги мне! Я беременна!». Ещё не до конца определившись с отношением к этому, я поняла, что должна увидеть её лично, поддержать её, поговорить. Крутанувшись на одной ноге, я открыла террасу и, делая вид, что инцидента не было, бросила Мино: — Ладно, поедем, мне хочется прогуляться. — У тебя скоро месячные? — оглянулся Джиён из кресла. Пойманная с поличным, я потупилась. Да, они должны были быть дня через два… зачем он опять так в лоб-то всё? Умеет же выбить из колеи! — Ну понятно… — опять отвернулся он. — Удачи тебе, Мино. Пока она будет гулять, заляг где-нибудь под шезлонгом, но не расслабляйся. В любой момент она может пойти в атаку. — Вообще-то, я хотела попросить разрешения посетить одно место… — Церковь? — полюбопытствовал Джиён. — Бордель, — он удивленно развернулся. — Из которого меня сюда привезли. — Соскучилась по обстановке? — Мино тоже поддержал его недоумевающим взглядом, хотя продолжал молчать. — Я хочу навестить Вику. Вторую русскую. — А-а, землячество… ну ладно. Не имею ничего против, — пожал он плечами. — Только клиентов без моего ведома не обслуживай, — захохотал он. — Боюсь не удержаться, — съязвила я. Глаза мужчины округлились. — Нет, вы поглядите, она начала ехидничать. Первая особа женского пола, которую предменструальный синдром делает интереснее и загадочнее. — Можно перестать об этом говорить? — собралась уже уходить я, видя, что и Мино двинулся к выходу. — А что в этом такого? Что естественно, в том нет ничего позорного, — мы переступили порожек террасы, когда Джиён попросил вслед: — Даша, кстати, передай привет Тэяну! — и как я могла забыть, что с ним мне тоже придётся повидаться? Давненько же не встречались с ним…

Загрузка...