Мания приличия

Шах абсурдом

Я перестала замечать, как обживаюсь в уединенном, отдалившемся ото всех особняке Джиёна. С каждым днём в его стенах, где-то бетонных, где-то стеклянных, а где-то гипсокартонных, мне было всё привычнее, и просыпаясь я не обращала внимание, что это не моя постель, не моя комната, не мой дом. Первоначальная осознанная радость, что я пробуждаюсь не в борделе, укоренилась в подсознании и держала меня в тонусе, благодаря которому настроение чаще было приподнятым. Я живу по-человечески, мне не грозит ежевечерне оказаться принужденной к каким-то отвратительным вещам. Хотя кошмарная перспектива ещё маячила на горизонте, я понимала, что всё зависит от меня и моих успехов. А что должно было сообщить о том, что они есть? Как Джиён решит, что я достигла результата? Интересны были его оценочные характеристики, и в один из вечеров я спросила, по каким признакам он определит, выполнила я свою миссию или нет? Мужчина улыбнулся моей любознательности и, приостановив трапезу (в основном мы только за едой с ним и встречались, и если задерживались чуть дольше, всё выливалось в религиозно-этические споры, в которых, вынуждена признать, я проигрывала), сказал, что Мино не сумеет скрыть, если вдруг его прежнее отношение к женщинам изменится. Стоило ли рассказывать Джиёну о том, как мы общаемся с Мино, что он говорит мне и какие делает замечания? Я не стала. Если Дракон уверен, что заметит сам — пусть замечает, ну, а если не заметит — тогда я укажу на факты. Мне обещали два-три месяца срока. Большая часть времени ещё была впереди. Гости в особняке всегда были одни и те же: Сынхён, Мино, Тэян. Последнему со мной остаться наедине пока больше не довелось. С Сынхёном Джиён приезжал ещё пару раз; первый на несколько минут, а во второй они посидели в гостиной на втором этаже, а потом, когда уже стемнело, погрузившись на яхту, отплыли в неведомом мне направлении. Вернулся Джиён лишь к обеду следующего дня, на машине. С Мино всё обстояло куда сложнее. Внутри меня сложнее, внешне-то всё было просто. Он приезжал в среднем каждый третий день выдать какой-то отчет с утра своему боссу, я приносила им кофе (один из которых стандартно не удовлетворял дегустатора), потом Джиён отправлял нас в магазин за продуктами. Сам он со мной никуда не ездил, да и было ли ему когда? Признаться, дома он бывал вроде бы регулярно, но как-то помалу, не часто, наездами, приходя и уходя иногда по четыре-пять раз на дню, а иногда не возвращаясь ни разу и даже не ночуя. Хотя чаще он всё же ночевал здесь, чем где-нибудь ещё. Я занималась уборкой (главным образом за собаками), готовкой и ничего не деланием. Мне кажется, Джиён мог бы найти для меня какое-нибудь занятие, раз уж с проституцией пока определились, что она откладывается, но почему-то не делал этого, а скука изводила почти так же, как напряжение и опасность, гложила и приводила к забиванию себе головы таким разнообразием идей, какие никогда раньше бы туда не залезли. От этой зеленой тоски и одиночества я уже готова была вот-вот согласиться на какую-нибудь вечеринку, если Джиён и Сынхён позовут. На контрасте с этим тянущимся неприкаянным временем, каждое появление Мино расцвечивалось в стократном размере золотым, розовым, синим, желтым и всеми яркими красками. После того, как я просиживала сутки без возможности поговорить хоть с кем-нибудь, парень виделся спасителем, образцом харизмы, красоты и ума. Нет, он и без этого был прекрасен, и всего в нем хватало для бурной симпатии, но каково же было ощущение на сравнении! На сравнении и с Джиёном становилось говорить всё приятнее. Сначала мне думалось, что он пытается навязать мне свою точку зрения, убеждает меня в чем-то и ему нужна моя перемена, но потом я пригляделась. Он никогда не заводил споров всерьёз, хотя всё, что озвучивал — непосредственно проповедовал. Что именно? Отсутствие каких-либо твердых убеждений. На самом деле, судя по всему, Джиёну было всё равно, каких позиций я придерживаюсь, кому молюсь и с какой целью. Иногда он точно так же, как я и Сынхён, дошедший до наркотиков, скучал, а это толкало к диспутам, выходившим порой забавными. Я пыталась тоже переставать выходить из себя (хотя я и не показывала того, что меня злит что-то, в душе-то я негодовала от святотатств и безбожничества), перенимать терпение и хладнокровие Дракона, с которым он мог толковать совершенно обо всем, от сортирных тем до возвышенных. В его мировоззрении все они были на одном уровне, и беспорядочный секс мог оправдываться так же, как монастырский аскетизм — субъективным мнением. Он отрицал какую-либо истинность и объективность, и, отталкиваясь от этого, был абсолютнейшим конъюнктурщиком. Его процветание наглядно демонстрировало, что придерживаться такой философии жизни полезно для материального обогащения, но я чувствовала, что этого недостаточно. Разве был он счастлив? Я силилась понять это. Джиён выглядел всегда и во всем уверенным, удовлетворенным и довольным. Как же я могла пытаться его перевоспитать или образумить, если у него, думающего таким образом, было всё, чего он мог желать? Убедить его, что хуже — было бы лучше? Я стала запутываться в логике и без его помощи. А если допустить, что все-все люди на Земле были бы такими же, как и он? Планета бы погибла. Ведь его возвышение происходит именно из-за того, что другие — не такие. Выходит, он паразитирует на обществе? Да, так оно и есть. Но назвать его паразитом ему в лицо я не решилась. — Джиён, а ведь ты хорошо живешь благодаря тому, что кто-то просто не умеет устраивать свою жизнь и живёт плохо, — попыталась тонко я упрекнуть его после одного из ужинов, пока он не ушёл. Я была уверена, что начнётся очередная мирная перепалка. Мужчина провел языком где-то по задним зубам, избавляясь от остатков пищи, и кивнул. — Да, пожалуй, — согласился он. Вот так обескураживать он тоже умел постоянно. Все обвинения и попытки пробудить совесть или стыд он брал в свои руки, опускал в копилку личных достижений и ждал, дадут ли ещё. — А если бы все были такими, как ты? Ну, представь… — Выжили бы сильнейшие. Естественный отбор — слышала о таком? — Слышала, — пробормотала я под нос, вновь порезавшись об острословие мужчины, всегда находящего, что ввернуть. — Но выжил бы всего один. Ты же станешь убивать всех, пока не залезешь на самую вершину. Разве нет? — Ты считаешь, что я не умею признавать власть над собой? — Джиён откинулся на спинку и извиняющимся жестом развел руками. — Огорчу, но я ценитель мудрости, опыта и силы, поэтому такие как я образовали бы куда более организованное иерархичное общество, где царил бы порядок. — Я думала, что ты любишь нарушать законы. — Люблю. Но нужно знать, где нарушать, когда и что. Будучи никем не качают права. Никто имеет только обязанности. Добейся чего-то, докажи, что ты из иной весовой категории, не той, где ковыряется всякая шелуха, тогда выделывайся. Даша, я умею стелиться, прислуживать, выполнять черную работу и исполнять грязные дела. Я всё это делал, поэтому я здесь. Теперь я этого не делаю, и не нашлось ещё того, кто заставил бы вернуться к началу. Но сбросить меня всегда можно. Только обычно с таких высот рассыпаются сразу вдребезги. Проще говоря, если на карьерной лестнице бюрократа подрежут или понизят, то бандита ликвидируют — убьют. Тут другие правила. Ты же не станешь играть в карты по правилам футбола, так? Всему своё место. Я занимаюсь этим, и веду себя соответственно. Ты невольно попала в этот мир, и тоже должна соответствовать. — Я попала не невольно, а по твоей воле, — поправила его я. Джиён опять улыбнулся. — Я не искал конкретно тебя. Мне всё равно было, ты или другая. Но под руку подвернулась ты. Не лети ты тем рейсом в тот час, всё сложилось бы иначе. Я ли ответственен за твою судьбу? Нет, случай, а он сложился из двух решений — твоего и моего. — Хочешь убедить меня в том, что я в Сингапуре по своей вине? — постаралась я не принимать его слова близко к сердцу, но не смогла. — Я мог бы поставить шах, задав встречный вопрос по поводу того, а как ты сама думаешь? Но я не стану. Я лишь скажу, что не отрицаю своей вины ни в чем: убийства, наркотики, контрабанда, нелегальные грузы, похищения — да, я всё это делаю, это всё, как бы ты сказала, на моей совести. Но есть ли у меня совесть? Я думаю, что нет, потому что никаких угрызений не ощущаю. Я знаю, ради чего я всё это делаю — ради себя, потому что я люблю себя, а большинство людей вокруг и чуть подальше — не люблю. Поэтому смело признаю и подтверждаю — да, ты здесь по моей вине, и другие тоже, и человек десять, двадцать, тридцать… сто или тысячи? Не знаю, не могу знать. Гибнут по моей вине. Плохо ли мне от этого? Нет. Понесу ли я за это наказание? Сказать честно? Думаю, что нет. В крайнем случае, меня пристрелят наёмники конкурентов, и моя жизнь оборвется в один момент. Справедливая ли это будет расплата за мучения многих? По-твоему, нет. И ты будешь убеждать себя, что уж на том-то свете я сполна поджарюсь на сковородках. На том свете, — повторил Джиён и хохотнул, намекая мне о наших вечных идеологических разногласиях. — И неважно, Даша, совершенно неважно, к чему мы придём в своих лабиринтах фраз при жизни, к тому, что меня покарают после смерти, или нет. То, что случится после смерти в действительности неизвестно никому. Никогда не было известно, и никогда известным не станет. Медиумов, экстрасенсов, пророков и мессий, несущих истины и глаголющих откровения отделяет от умалишенных, психов, фантазеров, мошенников и обманщиков всего одно. Знаешь что? — я нетерпеливо мотнула головой, поймав себя на том, что слушаю Джиёна ещё более увлечено, чем проповеди собственного отца когда-то. — Наша вера, Даша, — сказал он. — Потому что мы одинаково люди, и можем одинаково ошибаться. Я могу сбиться с добропорядочного (в твоём понимании) пути и отвергнуть веру, а ты, сама того не замечая, можешь стать жертвой жулика, уверяющего, что он божий посланник. И кто же будет в дураках? — он поднялся и, как-то без надменности и победного блеска, а с легкой тоской, ухмыляясь, вышел из кухни. Я подтянула к себе его тарелку, начав собирать посуду со стола и решила, что лучше бы он вернул мне вопрос и поставил мне только шах, а не шах и мат, которыми обернулся его продолжившийся монолог. Мино привёз мне записку от Вики, что внесло разнообразие в моё существование. У меня где-то неподалеку была знакомая, землячка, говорящая со мной на одном языке! На нем она и написала мне весточку, которую я жадно читала, попросив Мино дождаться, когда я напишу ответ, и отвезти ей. Виктория писала, что с ней всё в порядке, что будни ничем не изменились, и подробности о клиентах она обсуждать не хочет. Всё у них по-прежнему там, с одной из девиц она чуть не подралась из-за какой-то ерунды — они поругались на невнятном английском — ни то не так поняв одна другую, ни то случайно задев. Вика описывала всё как-то скомкано, не потому, что не хотела рассказывать, а потому что не всякий обладает способностью дельно изложить что-либо на бумаге. Но я изъяла основную мысль — Сынри больше не посещал её. Он приезжал всего раз с тех пор, как их покинула я, и навестил другую девушку. Моя подруга была в глобальном огорчении, которое правильнее было бы назвать депрессией. Она просила меня посоветовать что-нибудь, написать ей какие-нибудь слова на корейском или поспособствовать налаживанию их отношений, если я смогу. Под конец она спрашивала, где же я, как же я, и что вообще со мной сотворили? Бедная Вика, ей куда тяжелее, чем мне. Отнеся кофе Джиёну и Мино, я помчалась в комнату наверху, рядом со спальней хозяина. Там я видела ручку и блокнот. Вырвав пару листов, я спустилась вниз и уселась в холле, начав писать ответное послание именно тут, чтобы не пропустить, когда Мино станет уезжать. Мне не хотелось травить Вике душу тем, что у меня условия куда лучше, чем у неё, я бы даже сказала сказочнее, поэтому не стала расписывать о себе много, ограничилась заверениями, что всё хорошо, я здорова, сыта, цела. О невредимости уточнять не стала — пусть лучше думает, что я тоже чем-то тем же самым занимаюсь, ей так будет легче. А мне что? Уж не до репутации, да и с кем бы в борделе Вике меня обсуждать? Я постаралась дать как можно больше корейских слов в письме с разжёвыванием по произношению, проставленными акцентами и прочим. Пожелала ей удачи, крепиться и не сдаваться, верить в лучшее и не стелиться перед Сынри, даже если он к ней придёт. Я посоветовала иметь чувство собственного достоинства и постараться переключиться на другого. Возможно, среди посетителей есть более внимательные мужчины? Терраса открылась и оттуда вышли Джиён с Мино. Я встала, успев за полчаса закончить и проверить письмо. Сложив два листочка, исписанных с обеих сторон, я протянула их молодому человеку. — Передашь Вике? — Хорошо, — взял левой рукой их Мино и сунул в карман брюк, поскольку в правой держал что-то вроде делового кейса, с которым и приехал. Я видела, когда подносила им кофе, как он доставал оттуда какие-то папки и показывал Джиёну. Я не слышала через стекло двери диалог, но они уделили им немало времени. — Правда, не знаю, когда теперь туда поеду, но обязательно передам. И только когда он произнес это, я поняла, каким образом он оказывался в борделе и зачем. Я вспомнила тот раз, когда увидела его там. Он тоже пользовался услугами девушек. Вернее, одной конкретной. Но это не меняло сути. Как и все здешние мужчины, окружавшие меня, он платил за секс и получал его, без чувств и любви, без привязанности, не ища человеческой теплоты. Я не выдержала вдруг смотреть на него, осознавая это, и отвела глаза на Джиёна. Он молчаливо смеялся взглядом за плечом своего подчиненного. Его лицо будто говорило со мной, понимая мои мысли. «Да-да, — искрились глаза Джиёна. — Он всё ещё катается по шлюхам и далек от того, чтобы не относиться подобным образом ко всем женщинам». Я незаметно стиснула кулаки и опять воззрилась на Мино. — Это не к спеху, — промолвила я, понятная лишь для Драгона. «Не надо ездить к блудницам, Мино» — таков был смысл моих слов. — Мино тут сказал, — вступил в разговор мужчина. — Что ты хотела бы прогуляться, и он обещал выкрасть тебя у меня на часок? — Я постаралась переключиться и не думать больше о том, о чем думала секунду назад. А рассудок уводил далеко, выводя картины посещения Мино индивидуальных апартаментов. Я-то знала теперь, как это всё выглядит и обставляется. Не испытала, к счастью, до конца, чем заканчивается, но уже почти всё знала. И навязчивая мысль о том, что этот молодой человек занимается тем же, чем и другие была неприятной. Как я могла забыть об этой стороне его жизни? Если бы не она, то он не помог бы мне тогда, если бы не она, то он не привёз бы мне записку от Вики. Я что, нашла плюсы в посещении Мино проститутки? — Я не против. Покатайтесь. Погода сегодня отличная, — дал своё благословение Джиён и сам тоже ушёл собираться куда-то по делам. Кафе, приглянувшееся мне в прошлый раз, оставило для нас скудный выбор из двух столиков, глядящих на водную лазурь, и мы уселись за тот, что был ближе к пляжу. Солнце пригревало, а шум волн нежил слух. Денег мне с собой никто не давал, и выделяемыми средствами распоряжался Мино. Заказав по молочному коктейлю у официантки-метиски (одна часть крови у неё точно была китайская), мы вытянули ноги по направлению к берегу и некоторое время молчали. Он, наверное, думал о работе, а я испытывала миг истинного счастья. Правда, весь мой организм чувствовал, вся моя душа, что я блаженствую, и эти жаркие лучи, этот смех гуляющих по пляжу, балаболящие на непонятных языках туземцы, запах пряных специй, сладкой кукурузы и ваты, или чего-то подобного ей, соленость морского ветра, чистейшее небо над головами и незаметно двигающиеся вдали белые точки и черточки суден, яхт и катеров — это всё было непередаваемо и чудесно. И чудесен был молчащий Мино слева от меня. Его длинные пальцы оставили прозрачный след на запотевшем от холода стакане и взялись за бирюзовую трубочку, поднеся её к губам. Губы втянули её и беззвучно стали всасывать белоснежное молоко. Я облизнулась и взялась за свой, точно такой же, коктейль. — Спасибо, что не забыл мою просьбу, — отвлекла я его от задумчивости. — Я и ещё кое-что не забыл, что забыли мы с тобой в прошлый раз, — посмотрел он на меня, и не стал томить: — Туфли к тем двум прекрасным платьям. Как только мы не подумали? — Мы поедем в магазин опять? — не обрадовалась я такой перспективе. Не знаю, заразилась я этим от Мино, или во мне это и было, просто раньше не приходилось так часто совершать покупки, но этот «шопинг» мне вовсе не импонировал. Парень покачал головой. — Не нужно, я уже купил. Они в машине. — Но ты не знаешь мой размер! — удивилась я. — У меня глазомер хороший. Думаю, должны подойти. — А если нет? — Съезжу и поменяю, — пожал он плечами. — Хочешь пойти примерить? — Ну… давай допьём и пойдём, — во мне никогда не было привычки многих девчонок набрасываться на новые вещи или спешить натянуть на себя покупки, но туфли заинтриговали. — А они удобные? — Удобные? — Мино хмыкнул и развел почти на всю большой и указательный пальцы. — Они вот на такой шпильке. — Но я никогда не ходила в таком! Я же упаду! — Научишься, — заверил молодой человек. — В конце концов, они предназначены для девушек, которые за кого-нибудь держатся, а не совершают променад в одиночестве. — Тогда это ещё раз подтверждает, что ты нужен будешь мне на вечеринке. — Скорее твоей опорой будет Джиён, — подкорректировал Мино. Не хотел нарушать каких-то правил или идти со мной? Иногда я вроде нравилась ему — что-то было в его взгляде, а иногда он отодвигался, закрывался, становился непонятным. Друзья мы всё-таки или нет? Я повторила его жест, разводящий пальцы: — Если я надену вот такой каблук, то Джиён будет мне до виска. — Он никогда не комплексует из-за роста, ничего страшного. — А мне никогда не нравились мужчины ниже, — зачем-то заметила я, сначала подумав о том, что как бы отвергаю тем Дракона, показываю, что не собираюсь с ним иметь ничего общего, как женщина с мужчиной, но потом до меня дошло, что я сделала невольное признание насчет роста Мино, что именно такие мне и нравятся. Я что, опять пытаюсь ставить его на место своего жениха? Не смей, Даша, не смей! Допив, доев и расплатившись, мы вернулись к машине, и мой водитель подвел меня к багажнику, открыв его и достав одну из двух коробок, что там лежали. Сняв с неё крышку, он показал мне содержимое, протягивая. Это были бархатные алые туфли на черной тонкой шпильке. Ничего лишнего, никаких украшений и страз. Классическая элегантная туфля. Мино присел и, вытащив их, поставил на землю передо мной. — Меряй, — я впервые, кажется, посмотрела на него сверху вниз. — Ты теперь ещё и фея-крёстная, раз уж мы упоминали Золушку? — Сия радость не за мой счет, — меркантильностью убил моё лиричное замечание он. — Тогда уж у тебя есть крёстный отец, который платит за весь банкет, — не желая принимать Джиёна, как своего благодетеля, я сосредоточилась на обуви и сунула туда ступни. Размер был угадан с точностью. — Глазомер не обманул? — Нет, ты угадал, — я пошатнулась сразу же, как только оказалась в туфлях. Мино проявил реакцию и тут же поймал меня за руку, придержав. Видя, как я напряглась, он поднялся, не отпуская моей руки. — Ну, ты что? Неужели так трудно? — Хочешь сам попробовать? — пошутила я, стиснув свои пальцы на его. Я была уверена, что если он меня отпустит, то я грохнусь. Парень сияюще заулыбался. — Прости, но не моё это. Высоты я не боюсь, а вот прослыть транссексуалом не хочется. Пройтись сможешь? — Попробую. Только страхуй меня! — он попытался забрать свою руку, но я в неё вцепилась. — Нет, нет, нет! Подожди. — Даша, без паники. Я тебя поймаю, иди. — Выпущенная на волю, я оперлась о багажник. Я себя ощущала какой-то цаплей, или саранчой. У меня будто коленки вывихнули. Как на этом ходят? Я никогда не носила каблуков. Даже попыток не было. Я и на выпускном в школе была в плоских балетках, не видя в этом ничего противоестественного. Придерживаясь за корпус автомобиля, я стала медленно его обходить. После сандалий эти туфли были испытанием из Форта Боярд. Мино шёл рядом, с насмешкой наблюдая мои мучения. — Не смешно, — проворчала я. — Я себе ноги сломаю! — Ты привыкнешь. Это дело практики. — Не всё в нашей жизни — дело практики, есть и что-то, к чему не привыкнуть. — Что например? — я опасно стала заваливаться и он подставил руки, но я смогла сбалансировать и выровняться, продолжая круг почета вокруг его Тойоты. Я остановилась. Не возможность ли это? — Безнравственность людей, — я посмотрела на него. — Я никогда не привыкну к тому, как вы тут живете. — Прошло мало времени, — Мино не был пристыжен. Он немного подобрал улыбку, но бровь лукаво изогнулась. — Поверь, привыкнешь. И к жестокости, и ко всему остальному. — А почему бы вам не привыкнуть к таким, как я, и не принять именно это за норму? — За норму надо принимать то, чего больше, а не меньше. В данном случае ты исключение, Даша. Странное, редкое исключение, поэтому к тебе лучше не привыкать, — мы встретились глазами и я, затянутая его карим глубоким взором, потеряла равновесие и опять оступилась. Мино был рядом и подхватил меня, сделав один полушаг. Я уперлась ему ладонями в грудь, а он поддержал меня под локти. Я смущенно покраснела, чувствуя, как горят щеки и отводя из-за этого глаза в сторону. Я была настолько очевидна для этих опытных мужчин, что, по-моему, Мино заметил во мне больше, чем я хотела бы показать. Он понял, что начал мне нравиться, и скрыть этого моё лицо не сумело. Не спеша меня отодвинуть, он протянул касание ещё на минуту. Снизив тон, он прошептал, одновременно с этим скользнув по моей руке вверх, по запястью, к ладони и, беря за пальцы, отстраняя меня: — Нам лучше не привыкать друг к другу. — Возможно, — я вышла из туфель и босиком встала на теплый асфальт. Ресницы поднялись, открыв мой очарованный не к месту взгляд. — А возможно и нет. — Даша, Джиён не станет сквозь пальцы смотреть на… — Мино остановился и не стал говорить дальше. Он усомнился, что увидел то, что увидел. О чем говорили мои глаза? Он умный парень, но не телепат. — Не будем создавать никому, и себе в том числе, лишние трудности, ладно? — Что ты называешь трудностями? Власть Джиёна? — С ней лучше считаться, уж поверь, — Мино присел и поднял обувь. Пошёл к багажнику убирать её. Я посеменила следом. Там же были мои сандалии, в которые я и нырнула. — Разве мы как-то нарушаем какие-то его запреты? Он сам отпустил нас прогуляться, — я попробовала прикинуться глупой. — Тебе не кажется, что ему нравится наше общение? Может, у него в этом направлении какие-то планы? — Что? — Мино засмеялся мужественным баритоном. — Нет, Джиён меня хорошо знает, он не будет делать мне таких подарков, потому что понимает, что они мне ни к чему. Зачем мне невинная девочка? — Дружить, — изрекла я. — Дружить? Джиён подсовывает мне верующую православную русскую, чтобы я с ней подружился? — Мино опять пробрал непродолжительный смех. — Вот уж анекдот. Ты бы ещё сказала, что он меня приобщить к религии хочет. Он открыл мне дверцу, подождал, когда я займу своё место, потом пошёл и сел за руль. Джиёну бы понравилась наша беседа. Это подтвердило бы то, о чем говорили мы тогда с Сынхёном; самое абсурдное, что можно предположить, порой единственное, что заслуживает доверия.