ГЛАВА XXXI

Сарай был действительно тесен, и огороженное место, предназначенное для «диких зверей», занимало крошечную четырехугольную площадку длиной метра в три, а шириной два. Никакого льва там не оказалось, но зато на табуретке сидел мальчишка лет пятнадцати и, прислонившись к загородке, играл на инструменте, великолепно имитировавшем рев хищника.

Инструмент этот представлял собой одну из тех больших тыкв цилиндрической формы, из которых некоторые африканские народы изготовляют барабаны. Внутри тыквы была натянута виолончельная струна, обмазанная древесной смолой. Засунув правую руку в этот звучащий ящик, мальчишка, держа его на коленях, дергал пальцами струну и извлекал хриплые, рокочущие звуки, которые вполне можно было принять за рев льва.

Посетители смеялись и совсем не собирались возмущаться, видя, как ловко их провели. Что же касается самого зверинца с «дикими зверями», то он состоял из ежа, совсем не похожего на выходца из Африки, саламандры и зеленой ящерицы, засунутых в стеклянную банку, двух морских свинок и хорька. Впрочем, хорек этот, свернувшись клубком, спал в клетке для птиц и вполне мог оказаться какой-нибудь куницей.

Кроме этих обитателей, в ящике, прикрытом куском стекла, лежала средней величины змея, голову которой разглядеть было невозможно, и стояла клетка с белыми мышами.

Быстро осмотрев все эти «сокровища» и заинтересовавшись больше всего морскими свинками, жующими салатные листы, а не змеей и не хорьком, казавшимися мертвыми, Мило подошел к мальчишке. Тот с мрачным видом продолжал аккуратно, через каждые десять секунд, извлекать хриплые звуки из своей тыквы.

Мило долго, словно настоящего льва, рассматривал этого мальчишку, а потом спросил:

— Трудно?

— Э, просто надо набить руку, вот и все, — ответил тот, пожимая плечами.

— Можно разочек попробовать, что у меня получится? — рискнул Мило.

— Нет, нельзя. Сразу ты не сумеешь, льва ты не изобразишь, и прибежит зараза хозяин, как вчера, когда я разрешил одному малому дернуть струну…

— Небось это забавно, — протянул Мило после особо удачного рычания.

— Еще бы не забавно! — ощерился мальчишка. — От этой забавы я сдираю кожу на пальцах, да и руку все время сводит. Вчера я было натянул старую перчатку, но через час она вконец разодралась. Теперь смотри: я подложил кусочки кожи. Но этот трюк я проделываю только со вчерашнего дня.

Мило постеснялся спросить у мальчишки, сколько ему платят, но, выйдя из сарая и шагая к Ратуше, задумался: может, и вообще не бывает интересных профессий? Наверно, если заниматься одним и тем же делом, то оно в конце концов превращается в тяжкую и невыносимую обузу. Разве не так?

Однако же любит его отец, например, плавать и плавает уже больше двадцати лет. А папаша Сольес и его компаньон Фиорини? Они целыми днями сидят за столом, разбирают и вновь собирают сложные миниатюрные механизмы, и все это не мешает им любить свою специальность. А папаша Жандрон из Бордо и мосье Одибер из Марселя? Они тоже целый день занимаются одним и тем же делом, и при этом не скажешь, будто они помирают со скуки. Да и сам Мило, разве он поступал иначе? Ведь и ему нравилась профессия моряка, когда он плавал вместе с отцом. Неужели в один прекрасный день он откажется от нее? Ведь не лентяй же он! Ведь он тоже любит работать…

Наконец он добрался до Ратуши, передал письмо консьержу и, уходя, глянул на доску объявлений.

Объявление в кондитерскую сняли еще до него, и Мило подосадовал, что поручение, за которое он получил два франка, оказалось бесполезным.

Загрузка...