Мило

ГЛАВА XLIV

«Сейчас, когда я уже закончил работу и совершенно свободен, — рассуждал Мило, спускаясь по Римской улице, — меня огорчает только то, что завтра, послезавтра и каждый следующий день до самого отъезда в Шато-Ренар придется ходить в этот противный ресторан!..

Но ведь, в конце концов, ничто меня здесь не удерживает; если я увижу, что работа эта мне не по силам и что я не могу все время находиться в кухне, то сам скажу об этом мадам Сольес, и она первая же настоит, чтоб я распрощался с рестораном…

Но ведь Анжела чувствует себя на кухне вполне сносно и проводит там куда больше времени, чем я! И хозяйка тоже! А Юлия и Тереза? Они же, как заводные, обслуживали в течение полутора часов сразу четверых или пятерых посетителей, а сейчас все еще убирают столы и перетирают посуду!.. Они-то не жалуются! Они просто выносливее меня… Они просто к этому привыкли. Что ж, мне тоже надо только привыкнуть.

Может, они любят свою профессию? Да разве это возможно? Они, скорее всего, любят получать чаевые да болтать с разлюбезными завсегдатаями; никто не поверит, чтобы им нравилось перетирать посуду; я, например, с удовольствием вытираю ее для мадам Одибер только потому, что мне приятно оказать ей услугу, да и дело это отнимает у меня не больше четверти часа. Фиорини говорил мне, что стоит ему вспомнить о пользе своей работы, как он может просидеть над ней целый день… Очевидно, вытирать посуду тоже занятие полезное, и в часы «пик» я проделывал это весьма охотно, ибо думал не о том, что надо ее перетирать, а о том, как бы побыстрее обслужить посетителей. Я смотрел, как на буфете тают и вновь вырастают кучи тарелок. Когда у меня требовали, например, пять тарелок, я давал их и успевал приготовить новые. Я выиграл сражение, как говорит Фиорини, и не чувствовал ни малейшей усталости. Но что же будет потом? Эти горы тарелок, которые надо перетереть! И нельзя даже присесть! И этот запах!»

Когда Мило подходил к Старому порту, он вдруг с тревогой подумал: что он скажет о проведенном дне Сольесам и Одиберам? Может, пожаловаться? Не скрывать своей усталости, намекнуть, что выбился из сил? На какое-то мгновение он было поддался искушению. Но самолюбие перебороло эту слабость.

«Нет, — решил он, — надо быть стойким! Сколько раз я твердил, что хочу работать, и мадам Одибер наконец нашла для меня место. Поэтому я должен показать им — по крайней мере, в первый день, — что я вполне доволен; и если даже со временем придется признаться, что работа эта нелегка, я все равно буду сражаться до конца! Кстати, теперь я могу написать папе, тетушке, Тэсто и Полетте Бланше, что в Марселе я нашел возможность заработать себе на жизнь. Правда, я напишу им попозже, перед отъездом в Шато-Ренар. И тогда все поймут, что я парень смелый и сообразительный».

Эта ничтожная капелька тщеславия укрепила его чувство долга.

Улыбаясь, он вошел к Сольесам. У них оказались и Одиберы. Увидев их всех, Мило бодро крикнул:

— Добрый вечер!

— Ого, у него что-то торжественный вид! — засмеялся Сольес.

И мальчишку засыпали вопросами:

— Ну как, Мило?

— Ты доволен?

— День прошел хорошо?

— Очень хорошо, — ответил Мило.

— Расскажи, чем ты занимался.

— Я работал не покладая рук целых десять часов, — гордо вскинул голову Мило, — но это меня не пугает.

Он сцепил пальцы, посмотрел в потолок и добавил, смеясь:

— О-ля-ля! Вы не представляете себе, сколько я вытер посуды! Трудился с полудня и до пяти часов без отдыха! Через мои руки прошла, наверное, тысяча тарелок!

— У них в ресторане максимум триста тарелок, — весело заметила мадам Одибер, — так мне сказала сестра.

— Может, и так, но ведь мыли их по нескольку раз, — не сдавался Мило.

— Ну ладно! — заключил Одибер. — Я рад, что ты доволен. А то я, признаться, боялся за тебя. Недаром мне всегда казалось, что мытье посуды в ресторане — самое скучное занятие.

— Да помолчи же! — шепнула ему жена. — Не отбивай у парня охоты к работе.

Конопатчик заметил свою оплошность и поторопился исправить ошибку:

— Впрочем, это такая же работа, как и любая другая!

«Одибер прав, — подумал Мило, — это самое скучное занятие». Однако он набрался духа и возразил ему:

— Но я же не мою посуду, я только вытираю ее!