Нат Пинкертон — король сыщиков

Убийство на фабрике

Der Mord in der Fabrik

Глава I ТРАГИЧЕСКОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ!

Сумерки спускались над маленьким фабричным городом Норвудом, расположенным к северу от Нью-Йорка. Было уже шесть часов вечера и паровые гудки большинства заводов и фабрик возвестили рабочим об окончании трудового дня.

В маленьком, окруженном хорошеньким садиком домике, почти на окраине города, было светло.

Мистрис Ева Голлис накрывала ужин для мужа, который в скором времени должен был вернуться с работы.

Стол был накрыт чистой скатертью, самовар приветливо шумел, а тарелки, вилки и ножи весело блестели при свете висячей лампы.

Этот уютный домашний очаг принадлежал рабочему Чарльсу Голлису и его молоденькой, хорошенькой жене. Оба они были счастливы и довольны своей судьбой.

В соседней комнате спал двухлетний мальчик. Молодая мать от времени до времени заходила в спальню и любовалась на своего малютку.

Все чаще и чаще она посматривала на часы.

— Что это Чарльз не идет? — проговорила она наконец. — Ведь в это время он обыкновенно уже бывает дома!

Прошел уже почти целый час после окончания работ, а от фабрики до дома Голлиса было не более десяти минут ходу.

Ева вышла из дома и пошла навстречу мужу. Но он не показывался и она вернулась, так как не могла оставить ребенка без присмотра.

Возвращаясь к дому, она заметила, что в комнате было темно.

«Это что такое? — подумала она. — Неужели лампа погасла от сквозняка, когда я открывала дверь?»

Она ускорила шаги и открыла дверь в переднюю. Невольно она здесь приостановилась — какой-то страх сдавливал ей горло.

Но она тотчас же сама себя упрекнула в малодушии.

— Что за глупости! — прошептала она. — Ведь никогда этого со мной прежде не бывало!

Она быстро открыла дверь в комнату и вошла. Она хотела достать спички из расположенной рядом кухни, чтобы зажечь лампу.

Но не успела она сделать и трех шагов, как вдруг услышала впереди себя шаги и увидела на фоне окна тень огромного мужчины.

Прежде чем она могла вскрикнуть, чей-то мощный кулак схватил ее за горло, и вместе с тем кто-то нанес ей по голове два сильных удара, так что она упала на пол и лишилась чувств.

Незнакомец, затем, подошел к маленькому шкапчику в углу комнаты и отпер его. Порывшись в нем, он снова запер его и вышел из дома.

Не прошло и пяти минут после этого, как на улице раздались тяжелые шаги. Показалось четыре человека, которые несли носилки. На носилках лежал какой-то мужчина, покрытый черным покрывалом.

Трое из несших носилки были в рабочем костюме, четвертый был одет весьма изящно.

— В окнах нет света! — проговорил последний. — Кажется, молодой жены этого несчастного нет дома!

Тут из дома послышался громкий плач ребенка, который проснулся и звал к себе мать.

— Странно! — сказал один из рабочих. — Насколько я знаю мистрис Голлис, она не оставила бы своего ребенка одного ни на одну минуту! Неужели она узнала о случившемся и побежала на фабрику?

Он открыл дверь, зажег спичку, прошел через переднюю и открыл дверь в столовую.

Но когда мерцающий свет спички озарил комнату, рабочий вдруг громко вскрикнул и, побледнев как смерть, выскочил из двери.

— Ради Бога! Что случилось? — вскричали его товарищи.

— Ужасное преступление! — отозвался он. — В комнате, в луже крови лежит Ева Голлис!

Оправившись немного от испуга, рабочие внесли носилки в переднюю и зажгли лампу в столовой.

Вошедший первым рабочий оказался прав.

Ева Голлис лежала на полу, вытянувшись во весь рост. На голове у нее зияли две большие раны, из которых сочилась кровь.

В остальном порядок в комнате не был нарушен.

— Что это за несчастье! — воскликнул изящно одетый господин. — Двойное покушение! Надо немедленно известить полицию и врача!

Двое рабочих сейчас же ушли, а господин — владелец фабрики, остался вместе с третьим рабочим.

Несчастный Голлис попал на фабрике под приводные ремни и маховик совершенно размозжил его тело. Несчастье произошло незадолго до окончания работ. Вследствие отчаянных криков Голлиса машины немедленно были остановлены, но спасти несчастного уже не было возможности.

Товарищи Голлиса пришли в ужасное волнение; у многих показались слезы на глазах, когда несчастного уносили. Его все любили, так как своей приветливостью он сумел заслужить всеобщее расположение.

Владелец фабрики, Эдвард Кроминг, сам отправился с носилками, чтобы известить вдову.

Задача ему предстояла нелегкая. А теперь случилось еще и второе несчастье.

Молодая женщина пала жертвой грабителя; сразу было видно, что самому искусному врачу вряд ли удастся сохранить ей жизнь.

Спустя короткое время прибыли полиция и полицейский врач, а перед домом собралась толпа людей, принимавшая живейшее участие в участи, постигшей всем известную семью Голлис.

Еву Голлис сейчас же уложили в постель. Два врача перевязали ее ужасные головные раны. Оба врача, сознавая всю серьезность положения молодой вдовы, все-таки выразили надежду, что при тщательном уходе удастся сохранить жизнь несчастной.

Фабрикант Кроминг, очень гуманный человек, принял на себя все заботы о больной.

Раны молодой женщине были нанесены маленьким молотком, который еще лежал на полу в столовой. У него была короткая ручка, на железе ясно видны были следы крови.

Так как беспорядка в комнате не замечалось, то нельзя было утверждать, что нападавший похитил что-нибудь, хотя это и было более чем вероятно.

Но тут полицейский инспектор Ровай, руководивший следствием, открыл дверцы стоявшего в углу шкапчика и, заметив, что там внутри все перевернуто вверх дном, воскликнул:

— По всей вероятности, отсюда что-нибудь похищено!

В это время по улице проезжал какой-то велосипедист. При виде волнующейся толпы он соскочил с велосипеда и подошел к дому.

— Что тут случилось? — спросил он.

— Убийство! Неизвестный злоумышленник убил молодую женщину и в то же самое время ее муж попал на фабрике Эдварда Кроминга в машину и убит маховиком!

— Какое ужасное совпадение! — пробормотал незнакомец.

Он подвел свой велосипед к дому, прислонил его к стене и хотел войти, но стоявший у входа полисмен не пропустил его. Тогда велосипедист достал из кармана серебряный значок и, прикрыв его рукой, показал полисмену.

К изумлению толпы полисмен вдруг вытянулся, приложил руку к козырьку и пропустил незнакомца.

Войдя в калитку, незнакомец был встречен удивленными взглядами инспектора Ровая, полицейского врача и Эдварда Кроминга.

— Позвольте мне ознакомиться с этим делом! — вполголоса заявил пришелец. — Я уже слышал, что именно произошло и это меня заинтересовало! Я — Нат Пинкертон!

Последовали возгласы радостного удивления. Инспектор Ровай тотчас же подошел к знаменитому сыщику и горячо пожал его руку.

— Вы как нельзя более кстати, мистер Пинкертон! — воскликнул он. — Мы стоим здесь перед мрачной загадкой и скорее всего можете ее разрешить только вы!

Сыщик сейчас же заявил, что ему нежелательно, чтобы его присутствие получило огласку.

— Я возвращался из поездки в Лестер! — сказал он. — Там я наводил справки по другому делу, случайно я проезжал здесь и мне желательно, чтобы никто не знал, что я берусь за расследование!

— От нас никто об этом ничего не узнает! — поспешил заявить инспектор и рассказал все, как было.

Пинкертон выслушал его молча, а затем спросил:

— Значит, вы предполагаете, что в данном случае произошло нападение с целью грабежа?

— Другого ничего не могу предположить! Судя по беспорядку в шкапу, только и остается мысль о грабеже!

Сыщик открыл дверцы шкапа и заглянул внутрь.

— Да, вы правы! — сказал он. — Как видно по порядку и чистоте в квартире, молодая мистрис Голлис была очень аккуратна и не допустила бы такого беспорядка в шкапу!

Нат Пинкертон обыскал его, но особенного ничего не обнаружил. Затем он обратился к одному из врачей:

— Не можете ли вы, путем применения каких-нибудь сильнодействующих средств, привести в чувство больную, хотя бы на несколько минут?

— Попытаться можно! — ответил врач.

— Будет ли это сопряжено с опасностью для ее жизни?

Врач посоветовался со своим коллегой, а затем спросил:

— Вероятно, многое зависит от того, чтобы больная дала немедленно показание?

— Именно! Ее показание может ускорить поимку преступника!

— Что ж, попробуем? — заявил врач. — Но предупреждаю, что допрос не должен длиться слишком долго!

— Этого не будет! Впрочем, еще один вопрос: когда, по вашему мнению, было совершено нападение?

— Это могло быть совершено лишь за несколько минут до прибытия носилок! — заявил полицейский врач. — Если бы несчастная женщина пролежала с такими ранами полчаса, то она не осталась бы жива, а истекла бы кровью!

— Стало быть, преступление здесь совершено уж после того, как с Чарльзом Толлисом произошло несчастие на фабрике?

— Несомненно!

Нат Пинкертон в раздумье ходил взад и вперед по комнате. Казалось, он обдумывает определенное предположение. В конце концов он взял в руки молоток, которым были нанесены удары молодой женщине и внимательно осмотрел его.

Тем временем врачи возились с Евой Голлис. Они дали ей несколько капель сильнодействующего возбуждающего средства, которое скоро возымело успех.

Она тяжело вздохнула, лицо ее вздрогнуло; она открыла глаза и схватилась обеими руками за перевязанную голову.

Нат Пинкертон уже подошел к ней, наклонился и произнес:

— Мистрис Голлис!

Она сделала слабое движение в знак того, что поняла его.

— Вы видели того человека, который ударил вас? — спросил сыщик.

— Я хотела, — с трудом выговорила она, — пойти навстречу Чарльзу! Когда я вернулась, лампа потухла — я вошла, увидела огромного роста мужчину, он схватил меня за горло, а потом я ничего не помню, что было дальше!

— В угловом шкапу у вас лежали деньги?

— Да! Кожаная сумочка с двумя тысячами долларов — нашими сбережениями и выигрышем от прошлой лотереи! Он взял их?

— Успокойтесь! Вам надо теперь поспать, если вы хотите поправиться!

Тут несчастная вспомнила своего мужа.

— Где Чарльз? — простонала она. — Где мой ребенок?

Она хотела приподняться, но тотчас же снова лишилась чувств.

— Достаточно ли? — спросил врач.

— Достаточно!

— В таком случае, я сейчас же озабочусь доставлением больной в больницу! — сказал врач. — Здесь она никоим образом остаться не может!

— А ребенка я пока возьму в свой дом! — заявил владелец фабрики.

По распоряжению сыщика носилки с трупом Чарльза Голлиса теперь были перенесены в другую комнату.

Пинкертон подошел и снял черный покров с трупа.

Покойный был красивый мужчина. Теперь он был страшно обезображен, все кости, по-видимому, были переломаны, все суставы вывихнуты. Лицо было покрыто кровью, руки были судорожно прижаты и груди.

Нат Пинкертон наклонился над трупом и с трудом разжал кулаки покойного. В одном из них он нашел лоскуток синей материи, которая обыкновенно идет на блузы рабочих.

Стоявший тут же инспектор Ровай заметил, что Пинкертон задумчиво разглядывает этот лоскуток и затем сравнивает его с цветом блузы покойного.

— Странно! — пробормотал он, наконец.

— Что вы находите странным, мистер Пинкертон? — спросил Ровай.

— Вы видели, — отозвался сыщик, — что я вынул из руки покойного маленький лоскуток материи! Глядя на этот лоскуток можно было бы подумать, что несчастный, попав в машину, вырвал его из своей собственной блузы!

— Так оно, вероятно, и было! Посмотрите, как изорвана его блуза!

— Так-то оно так, но тот кусочек, который я нашел в руке Чарльза Голлиса, оторван вовсе не от его блузы! Он много темнее и грубее!

Ровай заволновался.

Осмотрев внимательно лоскуток, он пришел к тому же выводу, что и Пинкертон, и проговорил:

— Да, вы правы! А что отсюда следует?

— Что Чарльз Голлис попал в машину не нечаянно, а был брошен туда преступником, что он сопротивлялся и при этом вырвал кусок материи из его блузы!

— Да, да, вы правы! Стало быть, это было не что иное, как убийство?

— По-моему, это весьма вероятно! Но пока не говорите ничего об этом! Я приму свои меры и если на самом деле произошло убийство, то я в скором времени изловлю преступника!

Затем сыщик и полицейский инспектор перешли в спальную, где еще находились врачи и владелец фабрики.

Пинкертон отвел последнего в сторону.

— Какая у вас фабрика? — спросил он.

— Фабрика химических продуктов!

— Каким образом погиб Чарльз Голлис?

— Я этого и сам себе еще не уяснил! Я положительно не понимаю, каким образом он мог попасть в машину. Никто этого не заметил, а потому никто и не может рассказать, как было дело!

— Разве в помещении вместе с Толлисом не было других рабочих?

— В момент несчастья там никого не было! Это произошло незадолго до окончания работ и рабочие вышли в умывальную комнату, чтобы пообчиститься!

— Почему вы не можете понять, каким образом Голлис попал в машину?

— Да потому, что для этого он должен был бы нарочно вскочить на машину! Если бы маховик схватил его сбоку, то он так и был бы найден на маховике, между тем как он лежал внутри самой машины, в стороне от маховика!

— И вы не находите для этого объяснения?

— Возможно только, что он намеревался смазать какую-нибудь часть машины, нагнулся над нею, был охвачен головокружением и свалился вниз! Но трудно предположить, чтобы Голлис, незадолго до окончания работ, задумал смазывать машину, не говоря уже о том, что это вовсе не лежало на его обязанности; для этого есть механики, а он не механик!

— Я позволю себе, мистер Кроминг, посетить вас завтра в вашей конторе! — заключил Пинкертон и распростился, заручившись разрешением осмотреть фабричное здание ночью.

Около полуночи он пришел на фабрику и дежурный сторож показал ему место, на котором произошло несчастье с Чарльзом Голлисом.

Но никаких следов он там не нашел, а потому вскоре ушел с фабрики и вернулся в гостиницу.

Глава II НОВЫЙ РАБОЧИЙ

На другое утро Нат Пинкертон первым делом отправился на почту и послал телеграмму в Нью-Йорк, в которой он приказывал своему помощнику Бобу Руланду немедленно приехать в Норвуд.

Затем он отправился на фабрику Эдварда Кроминга и застал владельца фабрики уже в конторе.

— Вы так рано? — воскликнул Кроминг, завидев Пинкертона. — Обыкновенно я в такое время еще не бываю здесь, но сегодня мне дома не сиделось, да к тому же я и знал, что вы будете!

— Мне лично очень приятно, что вы уже здесь, мистер Кроминг! — ответил Пинкертон. — Я хочу вас попросить показать мне вашу фабрику, а в частности то помещение, в котором произошло несчастье с Голлисом!

— С удовольствием! Но, простите меня, я не совсем понимаю, для чего вам нужно видеть фабрику? Разве вы допускаете возможность, что тот, кто напал на мистрис Голлис и похитил деньги из шкапа, работает у меня на фабрике?

— Эту возможность я допускаю; скажу больше — я в этом уверен!

— Что вы! Ведь это непостижимо! Но если так, то я готов ко всему, — требуйте от меня все, что хотите!

— Отлично! Когда мы с вами после обхода вернемся сюда, мы побеседуем, а теперь прежде всего осмотрим фабрику!

— Я готов!

— Виноват! Одну минуту!

Пинкертон отошел в угол. Когда он обернулся, Кроминг вскрикнул от изумления.

— Но ведь это поразительно, мистер Пинкертон! — произнес он. — Вас теперь и узнать нельзя!

И действительно, сыщик совершенно изменился: теперь он носил темные усы и золотые очки; никто не узнал бы, кто он такой на самом деле.

— Видите ли, — произнес он, — вчера вечером, когда я входил в дом Голлиса, меня многие рабочие видели, а я не хочу, чтобы меня сегодня узнали! Вас же я попрошу обходиться со мной во время обхода, как с каким-нибудь приезжим приятелем!

— Отлично! Будет исполнено!

Они вышли из конторы и направились к фабричному зданию. Медленно проходили они по отдельным помещениям. Пинкертон везде останавливался и выслушивал объяснения владельца предприятия.

Наконец они дошли до того помещения, где накануне произошло несчастье.

Кроминг показал сыщику машину, в которую попал Чарльз Голлис и рассказал ему о вчерашнем событии.

Слушая внимательно разъяснения Кроминга, Пинкертон зорко, но незаметно, наблюдал за всеми рабочими, находившимся в этом помещении, так что ни один из них не ускользнул от его внимания.

Возле какого-то большого котла, в котором кипела какая-то жидкость, стоял огромного роста мужчина в синей блузе. Лицо у него было желтоватое, бритое, волосы темные, щетинистые; он от времени до времени поглядывал на пришедших, и в особенности на сыщика, который, казалось, не обращал на него никакого внимания.

Спустя некоторое время Кроминг и Пинкертон ушли и отправились опять в контору фабриканта.

Тут Кроминг спросил:

— Ну что, мистер Пинкертон? Узнали ли вы что-нибудь? Неужели вы могли сделать какие-нибудь наблюдения при столь сравнительно быстром обходе помещений?

Пинкертон пожал плечами.

— Как вам сказать! — ответил он. — Во всяком случае, я хотел бы справиться относительно одного из ваших рабочих! Когда мы находились в машинном отделении, где случилось несчастье с Голлисом, я там заметил у котла с какой-то кипящей жидкостью необыкновенно высокого рабочего с темными волосами и желтоватым лицом! Кто это такой?

— А, знаю о ком вы говорите! Это некий Марк Гоуленд.

— Что это за человек?

— Дурного о нем ничего не могу сказать! Он работает у нас всего шесть недель!

— Нельзя ли пригласить сюда мастера этого отделения?

— Можно, конечно!

Кроминг нажал кнопку электрического звонка и приказал вошедшему конторщику пригласить мастера Мильмана.

Спустя короткое время вошел стройный, красивый мужчина с русой бородой.

— Этот господин желает с вами побеседовать! — обратился к нему владелец фабрики.

Пинкертон, на которого мастер произвел очень хорошее впечатление, встал и подошел к Мильману:

— Можете ли вы, — спросил он его, сохранить про себя тайну, если я вам таковую доверю?

— Конечно, могу! — гласил ответ.

— Так вот, вы мне внушаете доверие. Я — Нат Пинкертон, сыщик по призванию!

Мильман поразился.

— Вы знаменитый сыщик Нат Пинкертон? — воскликнул он. — Это великолепно! Я очень много читал о вашей деятельности, и я польщен знакомством с вами! Я хорошо знаю, что те, кто с вами встречаются, не должны об этом проговариваться, и потому смею вас уверить, что вы можете быть вполне покойны — я никому ни слова не скажу о том, что вы находитесь здесь!

— Это очень важно! Видите ли, я хотел бы задать вам несколько вопросов!

— Пожалуйста!

— Вы работаете в том помещении, где вчера произошло несчастье?

— Да!

— И вы, конечно, хорошо знаете каждого из подчиненных вам рабочих?

— Разумеется!

— Что вы можете сказать о Марке Гоуленде?

— Как вам сказать! Не очень много! Он человек угрюмый, скрытный, и ни с кем не сходится из товарищей!

— Сходился ли он с покойным Чарльзом Голлисом?

— С Голлисом? Да, они несколько раз бывали вместе, и кажется, Голлис как-то раз пригласил его к себе ужинать!

— Вот как! Ну, а теперь дальше: было ли известно среди рабочих, что Голлис недавно выиграл в лотерее?

— Да! Голлис рассказывал об этом сияя от радости! И я могу сказать, что никто ему не завидовал, так как все его любили!

— Стало быть, Гоуленду тоже было известно о том, что Голлис выиграл?

— Конечно!

— Считаете ли вы Гоуленда способным на что-нибудь дурное?

Мастер пожал плечами.

— Ничего не могу сказать! Он аккуратно исполняет свои обязанности, а так я его слишком мало знаю, чтобы высказываться о его характере!

Пинкертон прошелся несколько раз по комнате. Вдруг он остановился и произнес:

— Вот что, мистер Кроминг и мистер Мильман! У меня зародилось против этого Гоуленда определенное подозрение, и мне очень важно поскорее выяснить этот вопрос! Сегодня после обеда к вам в контору явится молодой человек, который будет ходатайствовать о предоставлении ему места покойного Голлиса!

— Понимаю! — отозвался Кроминг. — Вы сами хотите…

— Нет, не я, а один из моих помощников!

— Он немедленно будет принят! — заявил Кроминг.

— Он поступит на день, а может быть и на два! — продолжал Пинкертон. — Так вот слушайте же: вы должны быть особенно предупредительны с этим молодым человеком! Это будет, якобы, человек из хорошей семьи, которого отдали на работу для исправления! Он будто бы приехал сюда со своим отцом и должен проработать с полгода!

— Отлично, так и будем знать!

— А если он не будет знать, как обращаться с машинами, то за это не взыщите! Он ведь неопытен!

— Конечно! — заметил мастер. — Полагаю, мы с ним поладим!

— А если он будет болтать с рабочими, ну скажем, хотя бы с этим Гоулендом, то вы, мистер Мильман, не обращайте на это внимания! Но в конце концов все-таки сделайте ему замечание!

— Прекрасно! Вы останетесь довольны, мистер Пинкертон!

— Ну, вот пока и все! Надеюсь, что все устроится как следует! Где живет этот Гоуленд?

— На Ватер-стрит № 16!

— Не обратили ли вы внимания, что на нем сегодня совершенно новая синяя блуза?

— Это я видел, но почему я должен был обратить на это внимание?

— Да, пожалуй, вы правы! Так вот, господа, еще раз прошу вас никому ничего не говорить! Пока скажите в машинном помещении, что к вам явится молодой рабочий, который хотя сам по себе очень богат, но должен работать, так как до сих пор только бездельничал!

Мастер ушел.

Вслед за ним распростился и Пинкертон и отправился прямо на вокзал.

Спустя полчаса прибыл поезд из Нью-Йорка.

Боб Руланд, помощник Пинкертона, вышел из вагона и тщетно искал глазами своего начальника. Вдруг к нему подошел почтенного вида старик с седой бородой и золотыми очками, и шепнул ему:

— Я здесь, Боб! Иди за мной!

— Черт возьми! А я бы не узнал вас!

Они отправились в город и Пинкертон под именем Франка Тоста нанял на два дня нижний этаж маленькой виллы на лучшей улице Норвуда. Деньги за наем он уплатил вперед.

Затем он рассказал своему помощнику в чем дело и посвятил его в свой план.

Боб Руланд вполне одобрил этот план и немедленно переоделся и загримировался. Он надел светлые брюки, рубашку и жилет из грубой материи.

После этого оба сыщика вышли из дома и отправились на фабрику Эдварда Кроминга, в контору.

Кроминг был немало удивлен, когда увидел почтенного старца в сопровождении молодого рабочего.

— Позвольте представиться: я Франк Тост! — проговорил сыщик. — Я привел к вам моего сына Макса!

Кроминг в недоумении взглянул на старика, не понимая в чем дело.

Но тут сыщик сказал:

— Это я, мистер Кроминг! А это мой помощник Боб Руланд!

Лицо фабриканта прояснилось. Он высказал свое удивление по поводу удачного грима сыщиков, а потом прибавил:

— Я, конечно, дам работу вашему сыну, мистер Тост!

Он лично проводил их в то помещение, где произошло несчастье с Толлисом, и представил Боба мастеру Мильману, присовокупив просьбу, чтобы он с новичком обращался не слишком строго.

Нат Пинкертон отправился в нанятую им квартиру, а Боб остался в качестве нового рабочего на фабрике.

До обеда оставалось еще около двух часов.

Глава III РАССКАЗ БОБА

В машинном помещении молодого Франка Тоста приставили к одной из машин. Место ему отвели недалеко от Марка Гоуленда, который изредка поглядывал на новичка с насмешливой улыбкой.

В течение первого часа Боб молча старался исполнить возложенную на него обязанность, но делал это с весьма кислым выражением лица, позевывая и потягиваясь.

Когда мастер вышел на минуту, Гоуленд подошел к Бобу и насмешливым тоном спросил:

— Вижу, не нравится тебе работа?

— Конечно не нравится! Да я бы и не остался, если бы меня не заставили!

Боб проговорил это как-то презрительно и высокомерно посмотрел на Гоуленда.

— Заставили? — повторил тот. — Да кто же тебя заставляет? У нас тут Бог весть какие басни рассказывают о твоем богатстве!

— Стало быть, правду говорят! — гордо отозвался Боб.

— Ну и дурак! — заявил Гоуленд. — Зачем тебе работать, раз ты в этом не нуждаешься?

— Заставляют!

— Ерунда! Не верю! Тот старик, который заходил сюда с мистером Кромингом, разве твой отец?

— Да!

— По нему сразу видно, что у него много денег!

— Так оно и есть!

— А ты сюда поступаешь рабочим?

— Как видишь! Впрочем, тебя это совершенно не касается!

— А ты прикуси язык!

С этими словами Гоуленд схватил молодого рабочего за плечо с такой силой, что тот вскрикнул от боли.

Он притворился униженным и оскорбленным, и произнес много скромнее:

— Я не хотел тебя обидеть! Не для чего было злиться!

— У меня с такими нахалами короткая расправа! — ответил Марк Гоуленд. — Ты стоишь не выше моего, и если ты еще раз осмелишься обходиться со мной так презрительно, то я тебе покажу, где раки зимуют, и тебе придется собирать свои косточки!

— Мало заманчивого! — отозвался Боб. — Мне гораздо приятнее было бы жить с тобой в мире, пока я буду находиться здесь!

— Это вполне от тебя зависит, милейший! — ответил Гоуленд много мягче.

Ему казалось, что ему удалось напугать новичка, и он намеревался использовать это положение.

— Ты, говорят, побудешь здесь три месяца? — продолжал он. — Разве ты больше не хочешь работать?

— Ни за что на свете!

— Почему?

— Слушай, я не буду стесняться с тобой! Вижу, что тебе уж больно хочется узнать, в чем дело, но ведь ты никому ничего не скажешь?

— Зачем мне болтать? Пускай другие тебя сами спросят, если им это интересно!

— Совершенно верно! Так вот, видишь ли, в чем дело: я до сих пор, собственно, только и делал, что прожигал жизнь. Это стоило мне довольно много денег. Отец не давал и я залез в долги! Старик несколько раз платил эти долги, но недавно собралась такая сумма, что старик отказался платить дальше! Он, правда, уплатил еще раз, но заявил мне, что мне остается выбрать: либо навсегда уйти из дома и лишиться наследства, либо доказать ему, что я тоже умею работать! Я, конечно, предпочел последнее, так как не хотел, чтобы он меня прогнал, как собаку! А отец придумал коварный план. Он задумал отдать меня не в контору, как я предполагал, а на фабрику в качестве простого рабочего! Таким путем отец надеялся меня исправить!

— Что ж, старик прав! — заметил Марк Гоуленд.

— Отец мой, — продолжал Боб, — давнишний знакомый Кроминга; он к нему и обратился. А так как тут вчера произошло несчастье, то он взял меня с собой сюда, чтобы я поработал на освободившемся месте месяца три! Отец нанял нижний этаж одной из вилл на лучшей улице и там живет. Он богат, у него постоянно в бумажнике не менее тридцати тысяч долларов! Их-то он и хочет подарить мне, если я проработаю успешно три месяца и кроме того он обещает сделать меня тогда своим единственным наследником! Понятно, что при таких обстоятельствах мне только остается работать, иначе я лишусь не только тридцати тысяч долларов, но и всего состояния!

— Да, ты прав! Приятная перспектива получить через три месяца такую сумму! Я бы тоже не отказался от этого! Неужели твой отец постоянно носит при себе такие деньги?

— Конечно! Он мне показывает их каждый день!

— И вы оба живете на улице Принца?

— Да, на вилле № 27! Не правда ли, ведь редко бывает, что простой рабочий живет на роскошной вилле?

— Да, это прямо завидно!

— Как тебе сказать! Неужели ты думаешь, что мне приятно стоять здесь и работать? Отец наложил на меня уж очень строгое наказание!

— Но оно пойдет тебе впрок, в этом я уверен!

— Но мне работа не по вкусу!

— Смотри только не попади в машину! Вчера уже один таким образом погиб здесь!

— Слыхал! — отозвался Боб. — Но я буду осторожен!

Тут подошел мастер Мильман и с оттенком упрека сказал:

— Должен вас просить, мистер Тост, взяться за работу, а не болтать зря! Раз вы находитесь здесь, то и должны работать! Ваш отец дал мне поручение следить за тем, чтобы вы исполняли ваш долг и не бездельничали!

Боб проворчал что-то, но начал возиться у одной из машин, злобно взглянув на Мильмана, который прочитал нотацию и Гоуленду.

Тот тоже злился, но ничего не ответил; а когда ушел Мильман, он крикнул Бобу:

— Не обращай на него внимания! Этот Мильман — дурак, а мы с тобой все-таки будем делать то, что нам нравится!

Боб кивнул головой и с недовольным видом повозился у машины.

Он вздохнул с облегчением, когда, наконец, послышался обеденный гудок.

— Слава Богу, перерыв! — шепнул он Гоуленду. — Вот полдня уже и прошло!

Надев шерстяную куртку, он вышел из фабрики вместе с другими рабочими.

К нему присоединился Марк Гоуленд.

— Нам с тобой по пути! — обратился он к Бобу. — Моя дорога ведет через улицу Принца!

Это не соответствовало истине, так как улица, на которой жил Гоуленд, находилась совершенно в другой части города. Но Боб не подал виду, что знает это.

По дороге они болтали о разных пустяках, а когда они завернули на улицу Принца, Боб сказал:

— А вон отец ожидает меня у дверей! Он с нетерпением ждет моего возвращения и первым делом спросит, как мне все понравилось! Придется притворяться и говорить, что я в восторге от работы!

И, действительно, у калитки виллы № 27 стоял почтенный старец, которого изображал Нат Пинкертон. Завидев Боба, он пошел ему навстречу.

— Вот и ты, Макс! — воскликнул он. — Ну, как дела?

— Недурно, отец! Работа доставляет мне удовольствие и я думаю, что я с ней справлюсь!

— Ну, вот и отлично! Если ты поработаешь как следует, то я, пожалуй, сокращу срок на половину!

Пинкертон при этих словах похлопал себя по боковому карману и хорошо заметил, как Гоуленд наблюдал за ним.

Боб кивнул Гоуленду головой и вслед за стариком вошел в виллу.

Там он рассказал своему начальнику содержание всей беседы с Гоулендом.

— Дело подвигается вперед! — весело воскликнул Пинкертон. — Вот увидишь, этот Гоуленд сегодня же попадет в ловушку! Эти пресловутые тридцать тысяч долларов возымели на него свое действие и он не дождется момента похитить их! А ты будь осторожен после обеда! Я под вечер буду находиться в машинном помещении, причем об этом никто не должен подозревать!

По прошествии часа, молодой Макс Тост опять стал на работу на фабрике Эдварда Кроминга, а Нат Пинкертон, оставшись дома, снял грим старика-отца.

Глава IV В ДОМЕ ПРЕСТУПНИКА

Пинкертон не счел нужным снова переодеться и загримироваться.

Он после обеда отправился в полицейское бюро, где инспектор Ровай встретил его вопросом:

— Ну, что? Есть уже виды на успех?

— Есть! — ответил сыщик. — Надеюсь, что сегодня вечером мне удается доставить к вам убийцу Чарльза Голлиса, ограбившего Еву Голлис!

— Неужели? — воскликнул инспектор. — Так быстро вы разъяснили всю тайну?

— Она была не слишком сложна! — возразил Пинкертон. — У меня бывали дела намного сложнее!

— Не могу ли я помочь чем-нибудь?

— Откомандируйте вечером несколько человек полисменов к фабрике Кроминга. Когда раздастся гудок, то пусть они войдут в то помещение, где произошло несчастье с Голлисом!

— Слушаюсь! Я сам тоже присоединюсь к отряду, так как меня крайне интересует исход этого дела!

— А как поживает мистрис Голлис?

— Врачи говорят, что она останется жива!

— Она пришла в сознание?

— Сегодня утром, на короткое время! Она звала своего мужа и ребенка, но, конечно, ее просьбу нельзя было исполнить! Пока ей еще не говорят об ужасной кончине ее мужа.

— Будем надеяться, что она благополучно переживет эту ужасную катастрофу!

Пинкертон распростился с инспектором и отправился на Ватер-стрит, где в доме № 16 проживал рабочий Марк Гоуленд.

Сначала он осмотрел домик снаружи. Это было серое одноэтажное здание, в заднем флигеле которого занимал помещение Гоуленд.

Пинкертон знал, что Гоуленд женат и потому предполагал, что застанет дома его жену.

Быстро пройдя через ворота, он очутился на маленьком, плохо вымощенном дворе. У заднего флигеля какая-то безобразная, грязная женщина стирала белье в деревянной лохани.

Она пытливо взглянула на Пинкертона и приостановила свою работу, когда он подошел к ней.

Он приподнял шляпу и спросил:

— Вы мистрис Гоуленд?

— Да, это я! Что вам нужно от меня?

— Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз!

— Говорите!

— Но ведь я сказал: с глазу на глаз!

— Нам здесь никто не мешает!

— За нами могут наблюдать из окон!

— А нам-то что? Если у вас есть какие-нибудь секреты, то не говорите громко!

— Но я хотел бы побеседовать с вами в квартире!

Она насторожилась и недоверчиво взглянула на него.

— Да что вам нужно от меня? Не будете же объясняться мне в любви! Не так я уж хороша собой!

— Не говорите чепухи! Я пришел по очень важному денежному делу!

— Это другое дело! Надо было прямо так и сказать!

Она вытерла руки о передник и проводила Пинкертона в маленькую комнатку на нижнем этаже. По грязному виду этого помещения можно было судить о неопрятности хозяйки.

Она пододвинула ему стул:

— Садитесь! А теперь рассказывайте, в чем дело!

С этими словами она подошла к комоду в углу комнаты и открыла верхний ящик. Порывшись немного, она достала оттуда револьвер.

Но в тот же момент Пинкертон, подкравшись к ней сзади, протянул руку через ее плечо и вырвал у нее револьвер.

— Это что значит? — злобно вскрикнула она.

Он отступил на шаг и улыбнулся.

— А это значит, что я терпеть не могу, когда женщины играют такими игрушками! Женщины всегда неосторожны и могут сами себе повредить нечаянным выстрелом! Я отнял у вас револьвер только из-за вас же!

Она дрожала всем телом от ярости.

— Немедленно отдайте револьвер!

— И не подумаю! — сухо отозвался Пинкертон. — Мне кажется, что вы его вообще никогда больше не получите!

— Но ведь это нахальство! Значит, вы врали, когда говорили, что пришли по денежному делу?

— Ничего подобного! Я действительно пришел по поводу некой суммы денег!

— Так говорите же наконец, в чем дело!

— Видите ли, я хотел бы поискать у вас серый кожаный мешочек с двумя тысячами долларов! Насколько мне известно, ваш супруг вчера вечером принес этот мешок сюда и…

Она не дала ему договорить, а внезапно, в слепой ярости, кинулась на него.

Но Пинкертон ожидал этого нападения и, прежде чем она успела прикоснуться к нему, схватил ее за обе руки и заставил опуститься на колени.

Глаза у нее выступили из орбит, на губах показалась пена и безобразное лицо ее исказилось злобой. Она попыталась укусить Пинкертона, но тот в тот же момент так крепко сжал кисти ее рук, что она завопила от боли.

— Не сопротивляйтесь! — резко сказал он. — Сами видите, что вам не справиться со мной!

Но она опять попыталась оказать сопротивление. Он решил положить борьбе быстрый конец, сжал еще раз кисти ее рук, затем сразу выпустил ее, выхватил из кармана кистень и мощным ударом по голове сшиб ее с ног.

Она лишилась чувств, а он быстро поднял ее и привязал к стулу.

Затем он начал обыскивать комнату и смежное помещение, но ничего не нашел.

Спустя некоторое время он услышал, что она пришла в себя. Когда он вошел в комнату к ней, она осыпала его потоками брани, а так как он только молча улыбался, она злилась все больше и больше.

— Можешь искать до второго пришествия! — кричала она. — Все равно ничего не найдешь! Улик против моего мужа нет, его должны оправдать!

— Ошибаешься! — равнодушно ответил Пинкертон. — Твой муж сегодня еще попадет в ловушку! Наверно он тебе говорил, что принесет сегодня тридцать тысяч долларов! Вероятно, вы даже распределили эти деньги!

Она вдруг умолкла и вытаращила на него глаза. По-видимому, она не ожидала такого заявления.

— Но он попадется! — продолжал Нат Пинкертон. — Надо тебе знать, что мнимый Макс Тост, отец которого якобы всегда носит при себе тридцать тысяч долларов, не кто иной, как мой помощник, а я сам изображал старика Франка Тоста!

— А кто ты такой? — с трудом проговорила она.

— Я Нат Пинкертон!

Она окаменела от ужаса и не могла произнести ни одного слова. Имя Пинкертона вселило в нее страх и ужас, и она совершенно растерялась, поняв, что как она, так и ее муж, погибли.

— Дьявол привел тебя сюда! — крикнула она наконец.

— Нет, я случайно попал вчера вечером в дом нечастной Евы Голлис, когда было обнаружено нападение на нее!

— И все-таки ты ничего не сделаешь! Ты не можешь уличить нас ни в чем!

— Посмотрим! Впрочем, Марк Гоуленд сегодня сам выдаст себя, когда попытается сбросить в машину моего помощника!

— Он сделает это!

— Вряд ли!

Нат Пинкертон вынул из кармана лоскуток обгоревшей синей материи и сказал:

— Вот это я нашел в золе в печке соседней комнаты! Вероятно, ты сожгла блузу, в которой вчера ходил твой муж?

Она ничего не ответила, но видно было, что ужас ее все увеличивается.

— Гоуленд хитер! — продолжал Пинкертон. — Он хорошо знал, что несчастный Чарльз Голлис во время борьбы вырвал у него кусок материи из блузы, и что это должно было выдать его! Вот почему старая блуза и была сожжена и он сегодня ходит в новой!

— Все это враки!

— Увидим, увидим! Теперь я уйду и пришлю несколько человек полицейских, которые отведут тебя в тюрьму. Своим поведением ты вполне доказала, что посвящена в дела своего мужа, и потому ты виновата не меньше его самого!

Она скрежетала зубами от ярости, но Пинкертона это мало трогало. Стул, к которому она была привязана, он отодвинул в угол и привязал его к стене, чтобы она не могла опрокинуть его. Затем он всунул преступнице платок в рот и ушел.

Он отправился в полицейское бюро и сообщил о происшедшем, а инспектор Ровай немедленно послал на Ватерстрит несколько полисменов. Жена Марка Гоуленда была переведена и тюрьму.

Глава V НЕУДАВШЕЕСЯ УБИЙСТВО

Приблизительно за час до окончания работ, Пинкертон отправился на фабрику Кроминга.

Он, однако, никому не показался, а подошел к фабричному зданию со стороны смежной пустоши. Оттуда он пробрался на склад, откуда маленькая дверь вела в машинное помещение.

Пинкертон подкрался к этой двери и бесшумно отворил ее. Рабочие были заняты своей работой и не интересовались маленькой дверью в склад.

Сыщик стал пока только наблюдать за работой, обращая особое внимание на Марка Гоулонда, который, по-видимому, был сильно взволнован.

Гоуленд в это время как раз подошел к своему товарищу Максу Тосту.

— Ну, как дела? — спросил он.

— Плохо! Я не могу привыкнуть к работе! — отозвался тот.

— Еще бы! Тебе было бы приятнее сидеть где-нибудь в ресторане за бутылкой шампанского! Что делать! Твой старик прав, что подвергает тебя испытанию! А что он говорил сегодня во время обеда?

— Ты сам слышал, что он обещал сократить срок на половину, если я буду хорошо вести себя!

— Слышал!

— Но я так упрашивал его, что он в конце концов согласился уменьшить испытание до одной недели! Стало быть, мне только нужно поработать одну неделю и тогда я получу тридцать тысяч долларов!

— Большой он у тебя добряк! Я бы не сдался на твои просьбы.

— Он вовсе не так строг, как кажется! Вот увидишь, я сегодня вечером приду домой, буду расхваливать работу и польщу ему немного, то он даст мне деньги еще сегодня и мы немедленно вернемся в Нью-Йорк!

— Это было бы счастье для тебя!

— Так оно и будет!

— А разве твой старик сегодня будет дома, когда ты вернешься с работы?

— Конечно, будет! Он ведь с нетерпением ожидает меня!

— Неужели же он на самом деле постоянно носит деньги при себе?

— Да, в правом боковом кармане!

— Он не боится грабежа?

— А кто будет его грабить? Ведь никто об этих деньгах не знает!

— Но он, конечно, вооружен хотя бы револьвером?

— Ничего подобного!

Марк Гоуленд еле заметно усмехнулся.

Тут вдруг явился мастер Мильман.

— Опять тут идет болтовня? — крикнул он. — Ступайте на работу! Вы постыдились бы, Гоуленд, что постоянно отрываете новичка от работы!

Гоуленд ничего не ответил, а только рассмеялся. Мильман сердито взглянул на него, а тот воскликнул:

— Мне надоело! Работа мне давно уже не нравится!

— Что ж, не работайте! Нам таких, как вы, не нужно!

— Будьте покойны, я и без вас сумею устроиться! — насмешливо отозвался Марк Гоуленд.

Мастер ничего не ответил, а вышел из машинного помещения.

Время окончания работ подходило все ближе. Оставалось еще только несколько минут и рабочие уже начинали уходить в умывальную.

Боб хотел присоединиться к ним, но Марк Гоуленд крикнул ему:

— Послушай, Макс Тост!

«Начинается!» — подумал молодой сыщик и невольно оглянулся, нет ли где-нибудь начальника, но никого не увидел.

Он повернулся к Гоуленду и спросил:

— Что тебе?

Гоуленд оглянулся во все стороны и, увидев, что все рабочие ушли, сказал:

— Иди сюда, мне надо с тобой поговорить!

Он довел Боба до самой машины.

— В чем дело? — спросил Боб. — Ведь потолковать можно и потом, на улице.

— Нет, только здесь! — проговорил Марк Гоуленд, который всем телом дрожал от волнения.

— Что тебе нужно?

— Одолжи мне пятьсот долларов!

— Да ты никак с ума спятил? У меня при себе и пяти долларов нет!

Марк Гоуленд схватил молодого рабочего за руки и прошипел:

— Не лги! Сын такого богача всегда имеет при себе деньги. Давай то, что я прошу!

— При всем желании не могу!

— Черт возьми! — воскликнул Марк Гоуленд. — Если ты не дашь мне денег сию же минуту, то плохо тебе будет!

— Что такое? Ты угрожаешь мне? Я сейчас же доложу мастеру!

Боб хотел было отойти, но тут Гоуленд сзади схватил его и крикнул:

— Так умри же!

Он поднял молодого сыщика на воздух и хотел изо всей силы швырнуть в машину.

Но в этот момент Нат Пинкертон, который успел в это время юркнуть в машинное помещение, железной рукой схватил преступника за шиворот.

— Стой, негодяй! — крикнул он. — Во второй раз тебе такое убийство не удастся!

Преступник заревел от ярости, выпустил Боба и бросился на своего нового противника.

Но прежде чем он успел схватить его, Боб накинулся на него сзади, а Пинкертон нанес ему кистенем удар по виску, так что он моментально свалился, как пень.

Затем сыщик дал свисток и в следующую секунду несколько полисменов, под предводительством самого инспектора Ровая, вошли в помещение. Они были готовы вступить в бой, но сразу увидели, что дело уже сделано без них.

— Он попал в ловушку! — заявил Нат Пинкертон. — Вот этот Марк Гоуленд убил несчастного Чарльза Голлиса и он же совершил нападение на Еву Голлис!

Сбежавшиеся рабочие слышали эти слова Пинкертона и громко выражали свое негодование.

Когда Марк Гоуленд пришел в себя и увидел себя окруженным полисменами, он сначала яростно хотел броситься на них. Но это, конечно, ни к чему не привело и он скоро притих, когда Пинкертон сказал ему, кто такие Тост-отец и Тост-сын.

Когда Гоуленд узнал, что его жена уже сидит в тюрьме, он безропотно подчинился полиции.

Под давлением улик он сознался, что швырнул Чарльза Голлиса в машину, с тем, чтобы получить возможность украсть его деньги. То же самое он намеревался сделать и с Максом Тостом, а затем собирался отправиться на виллу, напасть на отца молодого рабочего и похитить у него тридцать тысяч долларов.

При вторичном обыске на квартире Гоуленда Нат Пинкертон нашел кожаную сумочку с двумя тысячами долларов под одной из половиц.

Преступник был приговорен к смертной казни и скончался на электрическом стуле, жена же была посажена на несколько лет в тюрьму.

Ева Голлис поправилась и впоследствии вышла замуж за хорошего человека.