Ненавижу. Хочу. Люблю

Глава 22

— Гриша! — кричу почти истерически я из кухни. Шесть утра, а мне срочно нужен кофе и шоколадка! — Где этот грёбаный кофе?!

Опираюсь о столешницу кухонного гарнитура и делаю лихорадочно частые вздохи. Выпить бы чего-нибудь покрепче. От нервов и для храбрости. Да боюсь в суде меня неправильно поймут.

Да, сегодня день суда. Такой долгожданный день. Такой ожидаемый момент, ответственный и, твою ж мать, такой волнительный!

Так… делаем глубокий вдох… и выдох…

Опускаю взгляд на свою руку и на короткое мгновение губы растягиваются в блаженной улыбке…

Неделей ранее…

Раскладываю последние мелочи. Расставляю игрушки. Раскраски на розовом письменном столе. Карандаши, фломастеры. Шкафы, выкрашенные в нежно-розовый, уже давно набиты одеждой и обувью до отвала. Как и стеллаж с розовой подсветкой уже давно устроился в углу. Панорамное окно прикрыто звёздными тюлями и молочными портьерами. Только эти мелочи остались. Самые важные для моей маленькой принцессы.

Отхожу к двери и любуюсь тем, что получилось. Квартиру Карима и не узнать…

Я её выкуплю. Заработаю и отдам всё до копеечки. Уже вложенные труды в эту квартиру последние дни верещат именно так и сделать. Мы изменили слишком многое. Почти всё. Как-то разошлись с Гришей и остановиться уже не смогли.

Сквозь глубокие раздумья чувствую, как сзади меня обнимают любимые сильные руки. Отклоняю голову на его грудь и почти жмурюсь в удовольствии.

— Я всегда мечтала о такой собственной комнате…

— Хочешь, мы и спальню сделаем розовой? М-м? — вибрирует на моей шее низкий и тихий голос Гриши, после чего он начинает покрывать кожу нежными и тягучими поцелуями.

Я тихо смеюсь.

— А ты согласишься на это?

— Если хорошо попросишь…

Опускает одну руку ниже, забираясь в шёлковые, пижамные шорты. Другой ладонью пробирается под футболку, сминает грудь.

Из меня вырывается тихий стон. А дальше я разворачиваюсь и запрыгиваю на него. Уже задыхаюсь. Что за чёрт? Снова хочу до безумия!

— Ты знаешь куда…

Гриша несёт меня в нашу спальню — белоснежную, как снега. С видом на набережную Волги, горизонт домов поменьше и высоток. На яркий закат с семнадцатого этажа из панорамных окон, подсвечивающего оттенками оранжевого и нашу комнату.

Кладёт на круглую кровать, сразу жадно впиваясь в мои губы. Ведомые нескончаемым голодом руки. Нежные терзания шеи, ключиц. Уже хриплое дыхание. Бешенное сердцебиение. И я не выдерживаю. Почему-то всё кажется медленным. Мучительно-медленным.

Отталкиваю его, заставляю повернуться на спину. Седлаю. Срываю футболку с него, себя. Откидываю ненужные вещи и тут же склоняюсь над пьянящим телом. Почти теряю рассудок только ведя языком по рельефу стальных мышц.

— Малышка моя… — что-то низкое, еле слышное.

Пьянею ещё больше от того, как тело Котова дёргается, напрягается пресс. От того, как ему нравятся мои влажные касания языком и губами.

Натыкаюсь на резинку шорт, медленно приспускаю, и перед лицом напряжённой пружиной вырастает готовый прибор Гриши. Облизываюсь, предвкушая этот до безумия любимый вкус. Накидываюсь. Облизываю, заглатываю. Сегодня хочется как никогда прежде.

Возможно, сыграло роль ещё одно освобождение. Ещё один шаг на пути к абсолютному, концентрированному счастью.

Сегодня я отмечаю.

Сначала пробуя на вкус, затем принимая в себя. Сливаясь с человеком, без которого жизни уже не представляю. Без всего этого не представляю.

Без этой сумасшедшей скорости, диких поцелуев, чередующихся с ласкающими словами любви. Немыми обещаниями, разделением плохого между нами и хорошего. Момента одновременного экстаза. Физического, морального.

Обнимаю Гришу за спину, находясь уже под ним, и задыхаясь утыкаюсь губами в его влажное плечо.

— Это сумасшествие… когда-нибудь пройдёт?

— И не надейся… — со всей серьёзностью хрипит Гриша. А затем откидывается на спину, широко раскинув руки и ноги. Кровать мы купили огромную, ведь тушить наши пожары здесь намного лучше. Места для осуществления всех своих фантазий больше.

Укладываюсь на его грудь и вслушиваюсь в биению его сердца. Как оно постепенно успокаивается, восстанавливает свой привычный ритм. Какое-то время лежим молча. Он гладит меня по плечу, а я вывожу ногтем круги на его груди. Думаю о суде, который должен состояться через неделю…

Но внезапно пространство режут Гришины слова…

— Выходи за меня.

Я дёргаюсь и впиваюсь ногтями ему в кожу. Это так неожиданно, что я теряюсь. Так внезапно, что эти слова кажутся ударом кувалды по голове.

— Я…

Но Гриша резко встаёт и выходит из комнаты. Я сажусь в кровати в ещё большем замешательстве. Что вообще происходит?! Это он так психанул из-за того, что не сразу ответила?!

— Гриша! — кричу вслед его голой задницей, скрывшейся за дверьми.

Но через несколько секунд он заходит обратно. Садится возле меня на колени, с серьёзным выражением берёт мою правую руку и надевает кольцо. Глаза мои выкатываются ещё больше от подобной скорости смены кадров происходящего. Остаётся только гадать, что может ещё произойти в следующую секунду!

Гриша, видя мой шок, наконец сменяет гримасу серьёзности и смеётся.

— Ты будешь моей женой, — обхватывает мой подбородок и приподнимает, встречая наши взгляды. — И это не вопрос, поняла?

— Ага… — медленно киваю, чувствую удушающий ком в горле и как к глазам подступают слёзы. Смаргиваю их и вытираю руками сырость с лица. — Я очень… очень люблю тебя… Гриш, — всхлипы рождаются сами собой, один за одним. С такой настойчивостью, что я не могу с этим ничего поделать.

Гриша сжимает меня в объятиях, снова рассмеявшись.

— Я тоже тебя люблю, дурочка моя! А плачешь-то зачем?

Обнимаю его спину и, зажмурившись, утыкаюсь лбом в его плечо. Пытаюсь успокоиться, но кажется, чем больше пытаюсь, тем только сильнее погрязаю в рыданиях.

— Не зна-а-аю-ю-ю…

— Ну всё, — гладит по спине, голове, но при этом продолжая тихо посмеиваться. — Ты, наверное, хотела другого предложения? Чтобы я, на белом коне и в костюме. При всех, с кольцом и букетом?

— Нет… — качаю головой, в очередной раз всхлипнув. — Мне… и так н-нормально… когда ты…с голой задницей… и… и… после того, как меня… — резко обрываюсь, прижавшись к Грише плотнее, чем заставляю рассмеяться его ещё громче. Вот что делает с женщинами кувалда в виде внезапного предложения голышом после заката солнца. Превращает в чудовищ с распухшими носом и глазами.

Гриша валит нас сплетённым комком на кровать. Обнимает, прижимает к себе. Целует в лоб, глаза, ласкает губами щёки, губы. И я постепенно успокаиваюсь, пропитываясь осознанием своей новой роли.

Невеста, почти жена Котова, любимого, чёрт побери, Григория Александровича…

Отрываю взгляд от кольца с белым, сверкающим камнем и дыхание вновь становится лихорадочным, взволнованным. Воспоминания лишь на мгновение отвлекли от мыслей…

До этого дня я ходила сама не своя. С каждым днём мой мандраж только усиливался. Нервы ни к чёрту! Последнюю неделю я постоянно раздражена, и больше всего, конечно же, достаётся Грише. Но он понимает моё состояние, и спасибо ему, сильно бурно не реагирует.

Все документы переданы. Мы полностью готовы. Хорошее жильё есть. Хорошая работа с необходимым стажем есть. А самое главное, есть убийственная решимость забрать дочь. Мне кажется, если суд решит не в мою пользу, я просто вырву её из рук бывшего мужа и больше не отдам!

Ну или…

Вы, наверно, думаете, как же бывший муж так согласился приехать на заседание суда? Ведь он вполне мог не отреагировать на мой иск. Но насколько же велико самомнение у Разумовского и желание показать мне своё превосходство. Я против него? Смешно! Он сказал, что неплохо повеселится, когда я останусь ни с чем. И чем я его так обидела, что он согласен прилететь в Россию, всё бросить, ради того, чтобы лично лицезреть мой крах?

Ну а я была уверена в том, что он провалится. Для крайнего случая у меня тоже кое-что имеется. Мия останется со мной.

Но меня беспокоила ещё одна мысль. Что, если дочка за время нашей разлуки больше прикипела к Диме? До развода я была ей намного ближе, чем он. Но что, если теперь всё изменилось? Эти мысли мне не давали покоя уже некоторое время. Вдруг она захочет остаться с ним?

На неделе к нам приходили представители органов опеки. Они составляли документ об условиях дальнейшего возможного проживания ребёнка. Общались со мной, задавали вопросы. Во время суда с Мией тоже будут общаться. Детский психолог. И я очень надеюсь, что дочка не отдалилась от меня.

Помимо этого, на протяжении последних дней вёлся бурный спор с Гришей. Я не хотела, чтобы он присутствовал на суде, потому что знала, какое будет литься дерьмо от Разумовского и его адвоката. Например, доказательства моей измены — фото из номера в отеле, где я скачу на деловом партнёре Димы — Антонио. Я понимала, что Гриша не должен слышать всё это и видеть. Но он отрезал, сказав, что это не обсуждается. Он должен присутствовать и поддерживать меня. И будет.

— Что случилось? — наконец на мои вопли откликается Гриша, вошедший на кухню.

Точно. Он же был в душе…

Полотенце на бёдрах, а сам вытирает волосы и оглядывает меня обеспокоенным взглядом.

— Я хочу кофе! Где он? Вчера стоял тут! — показываю на верхний шкаф, где на полке НЕТ моего кофе!

Гриша, расправившись с волосами, откидывает маленькое полотенце на стул и начинает открывать шкафчики, ища заветную баночку. Открывает холодильник, а затем рассмеявшись, поднимает вверх руку с той самой стеклянной потеряшкой.

— Малышка, ты, видимо, сама вчера туда его убрала.

Я вздыхаю и прикрываю глаза. Гриша подходит ко мне и обнимает. Утыкаюсь лицом в его грудь и вдыхаю такой родной запах кожи и цитрусового геля для душа.

— Ну всё, — шепчет он мне на ухо, поглаживая спину. — Всё будет хорошо, слышишь?

— Угу… — мычу ему в грудь. И как бы хотелось, чтобы его слова прогнали волнение совсем. Но оно никуда не исчезает окончательно, продолжая покрывать тело испариной и сотрясать в мелкой дрожи.

Гриша берёт меня за подбородок и упирается лбом в мой.

— Я тебя люблю-ю-ю… — протягивает шёпотом, покачивая меня в объятиях. — Мы заберём её. И сделаем всё для того, чтобы ей здесь понравилось.

Нежно касается моих губ. Но мне сейчас нужно другое. Я обхватываю его шею и углубляю поцелуй. Облизываю верхнюю губу, нижнюю, прикусываю…

— Я кофе хочу… — выдыхаю ему в рот то, что, кажется, способно меня сейчас действительно спасти.

Тихо рассмеявшись, Гриша чмокает меня в губы ещё раз и отстраняется.

— Садись, сейчас сделаю.

— И шоколадку! — кидаю вдогонку, садясь за барную стойку. Делать что-то совершенно не хочется. Да и проблема это, когда руки трясутся, а в черепной коробке полнейший кавардак. Кажется, ещё чуть-чуть и голова взорвётся! Как хорошо, что мой любимый меня понимает.

— И шоколадку! — вновь смеётся он, ставя на варочную панель наполненную необходимым турку…