Отважный капитан

ОСАДА СИЛИСТРЫ

Русская армия быстро, стремительным маршем двигалась к Дунаю. Снова звонкая речь и боевые песни огласили берега древней реки. Весенние полые воды постепенно схлынули в низовья, к морю, и мутный Дунай под теплыми лучами солнца снова стал сине-голубым, тихим и ласковым.

Капитан Мамарчев с глубоким волнением смотрел с румынской земли на высокие родные берега. Прошло уже двадцать два года с тех пор, как он впервые пересек в этом месте реку и поклялся вернуться на родину победителем. И вот он в офицерском мундире русской армии, с длинными гайдуцкими усами сидит задумчивый на белом коне, устремив свой орлиный взгляд вдаль.

О чем он сейчас думал? Может быть, ему мерещились горные тропы, ведущие в его родное село Котел? Или он слышал тихие печальные песни, которые пели на посиделках молодые женщины? Или видел малых детей и матерей, угоняемых в рабство? Да, перед ним расстилались широкие, бескрайние просторы — вся его родная земля, вздрагивающая от стонов и воплей, окованная цепями. Сняв фуражку, он низко поклонился.

Припекало летнее солнце. Капитан Мамарчев надел фуражку, вытер слезы на глазах и повернулся к своим солдатам:

— Славные волонтеры! Храбрые сыны порабощенной Болгарии! Перед нами отечество! Перед нами наша дорогая родина!..

Солдаты слушали его с замиранием сердца.

— Настал час, дорогие мои соотечественники, — продолжал он, — когда каждый из нас должен доказать перед всем миром, что мы достойны свободы. Болгария должна стать свободной. Сейчас или никогда! Поклянемся же перед лицом своего отечества, что, пока мы его не освободим, живыми мы не вернемся! Юнаки, Болгарии ура!

Весь батальон, как один человек, подхватил его возглас, и эхо свободы понеслось далеко, в Болгарию. Тут были парни из отряда Бойчо-воеводы из-под Тырнова и юнаки Дончо Ватаха из Копривштицы.

Под прикрытием русской артиллерии болгарские волонтеры заняли позиции перед городом-крепостью Силистрой, насчитывавшем в то время около двадцати пяти тысяч жителей и опоясанным высокими и неприступными стенами, за которыми таился десятитысячный гарнизон. Другая часть русской армии направилась в сторону Варны, третья развернула боевые порядки перед редутами Шумена, где было сосредоточено главное ядро турецкой армии, во главе которой стоял Али-шах-паша.

Часть волонтеров несла охрану армейских тылов и участвовала в партизанских операциях. Что касается батальона капитана Мамарчева, то он был включен в группу войск генерала Красовского, которая осуществляла осаду Силистренской крепости.

В жаркие июльские дни 1828 года у Шуменских редутов шли тяжелые кровопролитные бои. К этому времени в городе сосредоточилась сорокатысячная турецкая армия.

Одновременно велись бои за овладение Варной, Кюлевчей и Провадией. Все лето 1828 года не утихали сражения, и с обеих сторон было немало убитых.

Наступила осень. По Делиорманской равнине поползли сырые туманы; завыли студеные добруджанские ветры. А солдаты, все еще одетые по-летнему, слыша этот вой, начали тревожиться — надвигалась зима.

Положение осажденного в Силистре гарнизона день ото дня становилось все тяжелей. Комендант города, старый семидесятилетний Серт Махмуд-паша, и молодой, буйного нрава начальник гарнизона азиатских войск постоянно враждовали между собой.

Продовольственное снабжение города было сильно затруднено. Попытка Кара Джендема пробить со стороны Варны кольцо осады Силистры, чтобы доставить своим соотечественникам порох и провизию, оказалась безуспешной. Любой здравомыслящий военачальник сразу убедился бы в безнадежности положения осажденных. Но великий визирь, главнокомандующий всей турецкой армии, был другого мнения: он отдал приказ гарнизону Силистры сопротивляться до последнего солдата. И вот этот приказ вкупе с турецким религиозным фанатизмом явился причиной того, что бои тянулись значительно дольше, чем предполагалось.

В конце сентября пошли проливные дожди, от которых невспаханные добруджанские поля превратились в настоящие болота; в них тонули и орудия, и люди, и животные. А 22 октября неожиданно выпал снег, толстым саваном покрыв все окрестности. Побелели высокие Силистренские бастионы на южной стороне города. Вскоре после этого ударили сильные, необычные для этих мест морозы. Зарывшиеся в землянки русские солдаты по-прежнему были в летней форме, но морозы и вьюга их не пугали. Они зорко следили за каждым движением неприятеля, предпринимали атаки и контратаки, отвоевывая одну позицию за другой и все теснее стягивая кольцо осады.

Волонтеры капитана Мамарчева находились против одного из главных турецких укреплений. Суда русской речной флотилии сняли их с острова, расположенного напротив города, и доставили на правый фланг; батальон окопался недалеко от берега. Мутные воды Дуная уже несли огромные ледяные глыбы. Скоро и сама река должна была замерзнуть. Эти необычные холода вызывали у всех удивление. Но, подобно русским солдатам, бойцы капитана Мамарчева, стоявшие у стен осажденного города, не страшились холодов.

Высокая каменная стена, возведенная давно, с незапамятных времен ограждала Силистру не только со стороны Дуная, но и с суши. Птица не могла перелететь через эту мрачную турецкую твердыню, а мыслимо ли человеку одолеть эту стену и взять ее? Денно и нощно вооруженная турецкая стража вела наблюдение за румынским берегом, где окопались русские войска. В ту сторону были обращены дула тяжелых орудий, заряженных картечью и готовых в любую минуту изрыгнуть убийственный огонь против каждого, кто захочет переправиться через реку.

— Мы должны во что бы то ни стало проникнуть на главный бастион, — часто говорил Мамарчев своим солдатам. — Взяв его, мы пособим русским братьям ударить неприятеля во фланг и перенести свои позиции несколько вперед. А это ускорит взятие города и даст возможность разместиться там на зимних квартирах.

— Твоя воля, капитан, — отвечали ему бойцы. — Веди нас, куда задумал, а мы не посрамим чести болгарской.

Легко было сказать: «Твоя воля, капитан». И даже кровь свою пролить и умереть. Но куда труднее было сделать другое — незаметно для врага перейти линию огня, взобраться на стену и уничтожить вражеское орудие! Или еще лучше — обратить его в сторону города и обрушить смертоносный огонь на головы упорствующего гарнизона. В этом состояла задача. Это в данный момент было решающим.

Долго капитан Мамарчев думал и размышлял над тем, как выполнить задание. И вот однажды, в студеную ночь, он собрал своих бойцов:

— По сведениям, полученным от «языка», у берега охрана слабее. Нам надлежит, совершив внезапный бросок, захватить первое орудие, направленное против наших позиций, и таким образом дать возможность следом за нами продвинуться пехоте. Наш удар по противнику должен быть молниеносным, чтобы он и опомниться не успел.

Опустившись вокруг своего командира на колени, бойцы слушали внимательно, готовые исполнить любой его приказ. Разъяснив задачу, Мамарчев встал и тихо добавил:

— Предупредите всех, чтобы были готовы!

Зимняя ночь становилась все темней, усиливался леденящий ветер. Силистренская крепость едва виднелась в сгустившемся мраке. Отважному капитану и его бойцам, которые были готовы умереть все до одного, но выполнить данную клятву, это оказалось на руку. «О такой ночи я и мечтал!» — говорил про себя Мамарчев, время от времени посматривая на часы.

Наступил назначенный час атаки. Капитан Мамарчев чуть привстал в своем окопчике и взмахом сабли дал команду трогаться. От бойца к бойцу команда молнией облетела всех, и в тот же миг отважные волонтеры в белых накидках, словно привидения, незаметно для неприятеля поползли по заснеженной земле вперед.

Жалобно выл ветер, будто плакал кто-то оставленный и всеми забытый в студеную ночь. Солдаты ползли бесшумно, медленно, готовые по первой команде броситься врукопашную. Их коченеющие от холода руки крепко сжимали ружья.

По мере того как бойцы продвигались вперед и приближались к крепости, ожесточался ветер, угрожая смести их вниз к реке. Однако бесстрашные волонтеры, закаленные невзгодами, продолжали вместе со своим командиром продвигаться ползком все дальше; о возврате назад у них и мысли не было. Никому в голову не могло прийти, что в эту зимнюю ночь группа смельчаков с еще более смелым командиром во главе ползет по заснеженной земле к вражеской твердыне, чтобы совершить подвиг, который не мог не удивить всю армию.

Уверенные в неприступности своей крепости, турецкие дозорные спокойно дремали. Они не подозревали, что в это время болгары с их капитаном во главе уже карабкаются на крепостную стену, бесшумно вставляя железные скобы, чтобы скорее взобраться наверх. Турецкие посты ничего не заметили. Вооруженные бойцы накинулись на них столь внезапно, что они и опомниться не успели. Страшное «ура» разодрало безмолвную ночь и сотрясло дремлющую тишину. Турецкие пушкари словно сквозь сон услышали этот возглас, и пока одни соображали, что случилось, другие уже скатывались мертвыми с крепостной стены.

— Помогите! Помогите!.. Аллах! Аллах! — то тут, то там раздавались крики и стоны, тотчас же беспомощно растворяясь в ночном мраке.

Но до аллаха было далеко. Престарелый Серт Махмуд-паша безмятежно спал в своем дворце, заботливо охраняемый заптиими[27] и солдатами. Спал и молодой сумасбродный сераскир Хаджи Ахмед. А тем временем парни капитана Мамарчева в несколько минут овладели главным крепостным орудием и повернули его на безмолвный город. Мощный выстрел, словно удар грома, потряс окрестности. Русской пехоте это послужило сигналом для атаки, призванной закрепить захваченную позицию. Завязалась жестокая рукопашная схватка, и в итоге турки были вынуждены оставить ключевую позицию и отойти, чтобы перегруппировать свои силы.

Эта беспримерная ночная вылазка прославила капитана Мамарчева на весь фронт. О его подвиге люди говорили с восторгом. А командующий русскими войсками на этом секторе вызвал капитана Мамарчева к себе и сказал ему:

— Я горжусь тем, что в рядах русской армии сражаются такие храбрые и доблестные воины, как болгарские волонтеры, предводительствуемые вами, капитан Мамарчев! Благоволением его императорского величества вы, капитан Мамарчев, удостоены высокого отличия — ордена Святой Анны и драгоценной сабли, украшенной жемчугом. — Вручив капитану орден и саблю, генерал добавил: — Носите их с гордостью, как подобает доблестным воинам.

— Благодарю вас за высокое отличие, ваше сиятельство, — ответил взволнованный капитан. — Постараюсь оправдать ваше доверие.

— Не сомневаюсь. Нам предстоит еще много боев.

— За свободу Болгарии мы все готовы и жизнь свою отдать.

— Этого вопроса сейчас лучше не касаться, капитан Мамарчев. Предоставим это политикам и дипломатам.

— Ваше сиятельство, свобода Болгарии в руках бойцов, а не дипломатов.

Генерал усмехнулся:

— Сперва надо победить, капитан!

Когда Мамарчев оставил главную квартиру, у него было двойственное чувство: с одной стороны, он не мог не радоваться наградам, а с другой — был немало смущен уклончивыми ответами генерала относительно освобождения Болгарии. Что это за «высшие политические соображения»? Разве русская армия вступила в войну с Турцией не затем, чтобы вызволить из рабства христианские народы? Ведь с этого начинался царский манифест, объявлявший войну?

«Впрочем, для нас главное — добраться до Балканских гор, — сказал про себя Мамарчев, — а там мы заговорим по-другому!»

И он погрузился в раздумье. В голове у него уже зрели планы, которые он решил пока хранить в глубокой тайне. Только бы им достичь Балканского хребта! Приблизиться к сердцу Болгарии! А там они заговорят по-другому!