Отважный капитан

СНОВА ПОД РУССКИМ ЗНАМЕНЕМ

Вскоре после смерти дедушки Стойко Мамарца сошла в могилу и бабка Стойковица. О них напоминали теперь только два тяжелых каменных креста на котленском кладбище.

Бесконечной чередой тянулись черные годы тяжкой беспросветной жизни. Где-то пропал и старый медвежатник дедушка Станчо, который прежде наведывался в эти места и веселил людей своей гуслой. Как и прежде, через село проходили орды башибузуков да кирджалиев, неся на шестах человеческие головы и угоняя в полон юношей и девушек; забрав все, что им приглянулось, они устремлялись на лошадях в Анатолию, где продавали и невольников, и награбленную добычу.

Греческое восстание закончилось. Часть Греции обрела свободу, другая же часть все еще стонала под игом Османов. Ополчение Ипсиланти больше не существовало. Многие его бойцы остались в горах Пелопоннеса продолжать борьбу с турками, другие вернулись в Румынию в надежде на то, что со временем начнется новая война с извечным врагом.

Возвратился в Румынию и Георгий Мамарчев. Ему было уже за сорок — возраст довольно солидный, а у него все еще не было ни дома, ни семьи. Опять пришлось отправиться в путешествие по румынским княжествам в поисках работы. Часто судьба сводила его с другими волонтерами. Начинались взаимные утешения: мол, не за горами новые битвы с поработителями родины.

Один из самых отчаянных волонтеров — Станчо Медвежатников почти ежедневно приходил к Мамарчеву в надежде узнать какие-либо новости. Станчо работал огородником, и хотя мирный труд всегда был ему по душе, он никак не мог отвыкнуть от своих солдатских замашек, забыть ратные подвиги. Вечером он шел к своему капитану, садился напротив него, и начинались разговоры, которым, казалось, не будет конца.

— Главное смотри не разучись сабелькой орудовать, Станчо! А остальное приложится, — часто наставлял его Мамарчев.

А однажды Георгий доверительно сообщил ему:

— Собирай-ка, приятель, свою амуницию, скоро трогаемся!

— А что случилось, капитан?

— Чтобы помочь Греции, Россия грозится перейти Дунай. И тогда туркам несдобровать. Придется его султанскому величеству Махмуду Второму убираться в свою Анатолию.

— Неужто правда? — допытывался простодушный ветеран, и глаза его наполнялись слезами.

— Правда. Русское командование распорядилось снова собрать наших волонтеров. — При этих словах лицо Мамарчева просияло.

26 апреля 1828 года заиграли боевые трубы. Русские полки выстраивались в походные колонны. Между Россией и Турцией началась война. Эта весть молнией облетела всю порабощенную Болгарию. Угнетенные и бесправные болгары обратили свой взгляд на север, твердо веря в то, что уж теперь обязательно будет положен конец их страданиям. В избушках горцев и пастушьих хижинах, в лесах и на гайдуцких полянах, в монастырях и спрятанных под землей церквушках, в жилищах и в монастырских школах — всюду, где бились сердца истинных болгар и где можно было услышать болгарскую речь, заговорили о войне.

Воеводы созвали и привели в боевую готовность свои гайдуцкие четы; крестьяне в специально для этого вырытых в земле тайниках прятали для русских пшеницу; ремесленники ткали полотно и ковали оружие, чтобы было во что одеть и чем вооружить всех, кто пожелает встать в ряды борцов. Никогда еще надежда на освобождение не была у болгар такой осязаемой, как в эту весну 1828 года.

К биваку, где формировались добровольческие части, шли волонтеры самых различных народностей: болгары, албанцы, боснийцы, герцеговинцы, черногорцы, сербы, фессалийцы, критские греки… Все эти люди: одни из них были воеводами, другие в чине капитанов, третьи просто рядовыми, — приходили со своим оружием и умоляли зачислить их в армию.

Болгарские волонтеры первыми выполнили приказ представителя русского командования полковника Липранди. В течение одного дня они сформировали отряды и доложили полковнику о готовности. Восхищенный их дисциплиной, полковник Липранди вызвал к себе капитана Мамарчева и объявил ему благодарность.

— У всех нас одна цель, ваше высокоблагородие, — сказал капитан Мамарчев, — освобождение нашего порабощенного отечества. Свобода нужна каждому из нас.

— Я полагаю, что на сей раз вы ее получите, капитан Мамарчев…

— И мы живем этой надеждой, ваше высокоблагородие. Но позвольте вам сказать то, чего вы, возможно, не знаете.

— Говорите, капитан Мамарчев!

— Уже несколько дней ко мне идут мои соотечественники, прибывшие с правого берега Дуная; они коленопреклоненно просят и их зачислить в отряд волонтеров.

Полковник Липранди хотел было что-то возразить, но воздержался, решив до конца выслушать капитана.

— Все они честные и хорошие люди, — продолжал Мамарчев, — и горят желанием драться против Турции. Некоторые из них капитаны, пришедшие из нашей старой столицы Тырнова, из Габрова, Свиштова, Никополя и других городов. Прошу вас, ваше высокоблагородие, велите принять их!

Полковник Липранди задумался.

Вытянувшись в струнку, Мамарчев напряженно ждал, что скажет командир.

— Капитан Мамарчев, — неторопливо начал полковник, взвешивая каждое слово, — я вас отлично понимаю. Мне известно страстное желание всего болгарского народа возможно скорее избавиться от турецкого ига, но в соответствии с указаниями главного командования в настоящее время я не могу принимать добровольцев, переправляющихся с правого берега Дуная. Высшие государственные соображения не позволяют в данный момент зачислять в армию добровольцев, прибывающих из Болгарии. И я надеюсь, вы меня поймете…

Капитан Мамарчев хотел возразить, но полковник поднял руку:

— С этим вопросом покончено, капитан! Успокойте ваших соотечественников и скажите им, что Россия никогда не забудет о Болгарии! — Полковник встал и подал ему руку. — Что касается вашего отряда волонтеров, то на него будет возложена особая задача, капитан Мамарчев. Мы ценим ваши качества командира и полностью вам доверяем!

— Благодарю за доверие, ваше высокоблагородие! Постараюсь оправдать его!

— А теперь в добрый час! И желаю вам боевых успехов!

Капитан Мамарчев отдал честь и повернулся к двери. Липранди проводил его доброжелательной улыбкой.

Капитан Мамарчев в радостном настроении возвращался к своим товарищам. А когда он шел по плацу, где упражнялись волонтерские подразделения, им владело такое чувство, будто у него выросли крылья.

На следующий день под развернутыми русскими знаменами капитан Мамарчев повел триста своих юнаков в бой.