Перекати-поле

Глава 48

Из окна своего кабинета Джон следил за тем, как серый БМВ медленно повернул к воротам и на малой скорости степенно подъехал к дому. Честно говоря, он ожидал увидеть что-нибудь вроде красного «корвета», который бешено влетает на дорожку, веером разбрасывая гравий из-под колес и сбивая цветы с кустов жасмина, да еще и опоздав к приготовленному Бетти ленчу. Таким рисовался в воображении приезд его бывшего лучшего друга в связи с детскими воспоминаниями.

Желудок Джона тоскливо сжался. Он подумал, что Иисус Христос, наверное, почувствовал такой же спазм мышц, когда увидел Иуду, входящего в сад в день его предательства.

Он наблюдал за тем, как машина заехала на стоянку для гостей, как дверь ее открылась и оттуда вышел человек, который когда-то был ему братом. Он выглядел совсем как прежний ТД Холл, только немного старше, с поредевшими на макушке волосами, в одежде, на несколько порядков лучше той, которую покупала ему тетя Мейбл. Но он все так же первым делом подтянул брюки и самоуверенно огляделся вокруг, сделав такой до боли знакомый поворот головы. Несмотря на ощущение Джона, что в Эдем пробрался змей, он все же не мог скрыть своей радости. Как бы там ни было, но — ради всего святого в душе! — ему было приятно вновь увидеть Трея.

Джон вышел на крыльцо прежде, чем Трей начал подниматься по ступенькам. Двое мужчин нерешительно остановились, пристально посмотрели друг на друга, а затем, рассмеявшись, обнялись, похлопывая друг друга по спине, как после тяжело доставшейся победной игры.

— Ну, привет, Тигр, — наконец произнес Трей срывающимся от эмоций голосом. — Как поживаешь, черт тебя побери?

— Да грех жаловаться, — сипло ответил Джон, тоже не на шутку разволновавшись.

Они отстранились, чтобы посмотреть друг на друга сквозь навернувшиеся на глаза слезы, которые никто из них и не думал скрывать.

— Ты никогда не жаловался, — сказал Трей. Он насмешливым взглядом окинул клетчатую рубашку и джинсы, в которые переоделся Джон. — Что? Никакой сутаны и креста в руке, чтобы встретить блудного грешника?

— А что в них толку?

Трей рассмеялся.

— Хорошо выглядишь, Тигр. Может быть, немножко недокормленный, но вы, рьяные служители культа, все такие. Думаю, это должно быть доказательством вашей искренности.

— А ты выглядишь так, что девушки, вероятно, по-прежнему при виде тебя падают замертво. Как насчет пивка перед ленчем?

— С удовольствием. Или, может, сначала занести в дом мой багаж?

— Позже занесешь. Я живу наверху, и мы поднимемся туда. Внизу у нас будет немного шумно. Дети сейчас в школе. А потом они в соседней комнате включают телевизор на полную громкость. Ты поднимайся, а я пока прихвачу пиво в кухне.

Трей ушел, а когда Джон вновь присоединился к нему, тот стоял перед вывешенными на стене групповыми фотографиями их футбольной команды образца 1985 года.

— Вот это была команда, — задумчиво произнес Трей.

— Ну, у нас был отличный квотербек.

— И прекрасный крайний ресивер. Ты был лучшим, Джон.

— Ты тоже.

Трей пожал плечами.

— Только в футболе, и больше ни в чем.

Джон оставил это без комментариев и протянул Трею его пиво.

— Я хотел принести кружки, но потом вспомнил, что ты любил пить прямо из банки. Или сейчас что-то поменялось?

— Да нет, это осталось по-старому.

Они сели. Джон расположился за своим столом, спиной к освещенному солнцем окну, а Трей выбрал большое удобное кресло с мягким пуфиком для ног. Во внезапно установившейся тишине эхом раздались щелчки открываемых банок с пивом. Пауза в их запнувшемся разговоре позволила Джону обратить внимание на ироничный интерес, с которым Трей рассматривал книжные полки на стенах, камин, дверь в спальню в дальнем конце комнаты, балкон.

— Странно, что ты поселился здесь, — сказал Трей.

Джон сделал глоток пива.

— По приезде в Керси я жил в домике приходского священника при церкви Святого Матфея, но потом, когда Харбисоны предложили свою ферму приходу в качестве дома для брошенных детей, переехал сюда и стал его директором. У нас живут десять детей, которые в противном случае жили бы где-то у приемных родителей. С этими дополнительными обязанностями приходилось разрываться на части, так что решил, что проще будет жить здесь.

— Я, собственно, не это имел в виду.

— Я понимаю, — тихо произнес Джон. — Я просто хотел объяснить тебе, почему мы здесь. Что заставило вернуться тебя, Трей?

Трей поднес банку ко рту. После длинного глотка губы его влажно заблестели, и он ответил:

— Я ведь уже говорил тебе. Я приехал продать дом тети Мейбл.

— И все?

— Этот твой долгий испытующий взгляд священника предполагает, что у меня на уме должно быть еще что-то?

— Не нужно играть со мной в твои игры, ТД. Я — Джон, помнишь об этом?

— Я помню. — Трей на мгновение прикрыл глаза. Когда он заговорил вновь, голос его звучал устало. — Я помню, что ты всегда умел читать меня как раскрытую книгу и знал все мои мысли еще до того, как я успевал что-то сказать. Мне никогда не удавалось провести тебя, и в этом для меня, как ни странно, было большое утешение: знать, что мой друг видит меня насквозь и, тем не менее, заботится обо мне. А ты ведь и на самом деле всегда знал, когда я собирался передернуть карту под столом, верно, Тигр? — Он быстро улыбнулся, но улыбка тут же растаяла, и на лицо вернулось то же мрачное выражение. — Вот и сейчас… Я умираю, Джон. И об этом мне сообщила старинная подруга Кэти — да и твоя тоже, насколько я понимаю, — доктор Лаура Райнлендер. У меня опухоль в мозгу, четвертая стадия. Когда меня направили к Лауре, она дала мне одиннадцать месяцев. И половина этого времени уже прошла.

Несколько долгих секунд Джон слышал только, как громко тикают часы на его письменном столе, и лишь потом сквозь шок пробилось понимание сказанного. Трей умирает? Это было невозможно. Это же был ТД Холл, суперзвезда, непобедимый и несокрушимый. Господи, ему было всего сорок! Он не мог умирать. Но, тем не менее, темные тени под глазами Трея говорили, что это все-таки правда. Челюсти свела болезненная судорога, забивая резкое послевкусие пива.

— Поэтому ты приехал… чтобы рассказать об этом мне?

— Я приехал домой, чтобы исповедоваться.

— Мне… как священнику?

— Нет, падре. Тебе, как другу. Да и перед другими тоже. Я должен очистить свою совесть, чтобы умереть спокойно. Я уверен, ты понимаешь, о чем я говорю.

Джон все понимал. Значение слов Трея прояснилось, оформившись, словно давно похороненный призрак, восставший из могилы. Его захлестнула тревога, поглотив сочувствие и заменив горе, охватившее его всего несколько минут тому назад. Не зря он испытывал такое беспокойство в связи с возвращением Трея. Его друг детства приехал купить себе спокойствие за счет мира в душе Джона.

— Забавно, ведь я всегда думал, что ты будешь на меня кричать, — сказал Трей. — В начале своей карьеры я жил в страхе, что тебя замучает совесть и ты во всем признаешься, но когда ты стал духовным лицом, я перестал беспокоиться.

Джон холодно взглянул на него.

— Почему?

Трей, казалось, был удивлен тем, что Джон не понимает столь очевидную вещь.

— Из-за… всего этого. — Он обвел рукой комнату. — Тебе — как и мне — было бы что терять, если бы ты не сохранил молчание.

— Да, конечно, мне есть что терять, но тебе никогда не приходило в голову, что я молчал, потому что пообещал тебе это?

Щеки Трея покраснели.

— Разумеется, приходило, но, прости меня, когда ты принял свои обеты, я все-таки почувствовал себя лучше защищенным. — Снова наступило неловкое молчание, после чего Трей произнес: — Скажи мне, Джон, это сработало?

— Сработало — что?

— Принятие духовного сана. Дало ли это… мир, которого жаждала твоя душа?

Джон медлил с ответом. В глазах Трея не было насмешки, лишь горестная надежда. Он должен будет разочаровать его.

— Только в отдельные моменты, — ответил он.

— Ага. Я расцениваю твой ответ как «иногда». — Трей потянулся за банкой с пивом. — Ладно, Тигр, позволь я объясню и попробую убрать это скорбное выражение с твоего лица. Я пришел не для того, чтобы поломать твою карьеру. Я не собираюсь вовлекать тебя в свое признание Харбисонам. Отцу Джону и всему, чем он занимается, ничего не угрожает. Все это исключительно на мне, и только на мне. Это мое признание, не твое. Харбисоны будут думать, что в тот день я действовал в одиночку. Ты в это время был в Керси и маялся животом в кабинете домоводства. — Он жадно глотнул пиво, как будто в горле у него пересохло. Утолив жажду, он промокнул влажные губы внешней стороной ладони и продолжил: — Тебе не стоит бояться того, что Лу и Бетти Харбисоны все расскажут властям. Они все равно не захотят поведать всему миру, в каком состоянии обнаружили своего сына. Стариков успокоит уже одно то, что их сын не будет гореть в аду. Я подозреваю, что они, вероятно, сами сняли своего мальчика, одели его и сделали так, чтобы смерть Донни выглядела несчастным случаем. Иначе этим делом обязательно занимался бы шериф Тайсон.

Джон должен был бы испытывать громадное облегчение. Наконец-то Харбисоны узнают всю правду о гибели своего сына. Это облегчит их горе, и они проживут остаток своих дней в мире, даже не зная об участии Джона в этом преступлении, а значит, не теряя своего второго сына. Но он прожил на этом свете уже достаточно долго, чтобы понимать: если свет был пролит на часть тайны, очень скоро раскроется и все остальное.

— В чем дело, Джон? Я-то думал, что ты будешь рад и почувствуешь облегчение, сбросив с души такое бремя.

— Это касается только твоей части бремени. Моя остается столь же тяжкой и по-прежнему будет при мне.

— Я бы сказал, что ты сделал намного больше, чтобы загладить свою вину.

В дверь осторожно постучала Бетти, и Джон, почувствовавший вдруг приступ тошноты, крикнул, чтобы она входила.

— Простите, что прерываю вас, отче, но ваш ленч уже готов. Может быть, принести его сюда?

Трей оглянулся и, издав удивленный возглас, вскочил на ноги.

— Здравствуйте, миссис Харбисон. Как вы с мистером Харбисоном поживаете?

Бетти смотрела на него, как будто не могла вспомнить.

— Трей Холл, припоминаете?

— Я все помню. Вы приезжали ко мне забирать заказанные вашей тетей яйца и овощи.

Она произнесла это ледяным тоном, что очень контрастировало с теплотой в его голосе.

— Да, все верно, — сказал Трей. — Это все, что вы обо мне помните?

— Достаточно и этого, — отрезала Бетти и повернулась к Джону: — Отче, так мне подавать ленч?

— Это было бы замечательно, Бетти.

Когда дверь за ней закрылась, Джон объяснил ему:

— Она дружит с Кэти, а по Уиллу вообще сходит с ума. Каждый год на его день рождения она печет ему свое знаменитое печенье с глазурью.

— И при этом ненавидит меня до мозга костей за то, что я, как она думает, сделал с Кэти.

— А что, это не так? — спросил Джон.

Трей обернулся, чтобы снова сесть, на этот раз уже медленнее, и из-под тонкой шелковой рубашки проступили худые лопатки, напомнившие Джону о его болезни. Усевшись, он сказал:

— Я совсем недавно видел Кэти, но всего несколько минут. Она меня не заметила. Ее машина остановилась на светофоре возле кафе «У Бенни». Черт побери, Джон, она здорово выглядит! Лучше, чем когда-либо.

— Она хорошо сохранилась и выглядит прекрасно. Как и ее сын.

— Уилл Бенсон? Это еще одна причина, по которой я приехал в город.

— Вот как? Хочешь исправить еще одну ошибку в свои последние дни?

— Я бы выразился несколько иначе: исправить одно ошибочное предположение.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что в течение этих лет все вокруг, включая тебя и Кэти, считали Уилла моим сыном. Хотя это не так.

— Ох, побойся Бога, Трей! — Джон развернул свое вращающееся кресло, чтобы не видеть эту фигуру, полулежавшую перед ним. Каким бесстыдством нужно обладать, чтобы, стоя уже одной ногой в могиле, продолжать отказываться от такого замечательного сына, которым мог бы гордиться любой отец. — Так кто же еще может быть его отцом?

— Ты, — твердо произнес Трей.