Повесть о кружевнице Насте и о великом русском актёре Фёдоре Волкове

Анфиска видит невиданное

В субботу утром барыня Лизавета Перфильевна приказала Неониле Степановне идти в гостиный двор по лавкам. И то велела купить, и это.

Хоть и не больно много будет купленного, всё равно не порядок нести это самой Неониле Степановне. Что люди добрые скажут? Неужто у барина Никиты Петровича дворовых мало? Неужто некого в подмогу взять?

Перед уходом Неонила Степановна зашла в девичью. Примерила глазами Анфиску, широкоплечую, длинноногую. Сказала:

— Ты изо всех самая здоровая. На тебя, как на лошадь, навьючить можно. Собирайся, пойдёшь со мной!

В девичьей целый переполох. Вот уж кому подвезло, так подвезло! Чего только не насмотрится Анфиска в городе...

Девушки просят:

— Ты получше там, Анфисушка, гляди. Всё примечай: придёшь, расскажешь...

Сперва, как вышли из усадьбы, Анфиска было пошла рядом с Неонилой Степановной. Но та её мигом осадила:

— Ишь, дура, чего надумала! Вровень идти?! Порядков не знаешь! Чтобы я твоей рожи богомерзкой не видела. Сзади иди!

Анфиска ухмыльнулась. Сзади так сзади! Ей-то ещё лучше за спиной у Неонилки. Верти головой во все стороны, глазей сколько душе угодно...

Идут они медленно, не торопятся. У Неонилы Степановны походка стала важной, подбородок задрала, живот вперёд выставила. Ни дать ни взять сама барыня Лизавета Перфильевна! Даже хромота словно бы пропала, не так заметна при спесивом шаге.

Не успели за ворота выйти, за угол повернуть, остановились. Неонилу Степановну знакомая окликнула. Сразу разговоры у них пошли.

— Неужто утоп?

— Утоп, голубушка.

— Так и не вытащили?

— Куда там! Разве из такого болота вытащить...

Анфиска слушает, развеся уши.

Вот сидят они в девичьей день-деньской взаперти и ничего не знают, что по белу свету делается. Оказывается, на той неделе человек утоп во Фроловском болоте. Шёл, оступился и утоп. Такую смерть нашёл себе, горемычный!

Наговорившись, Неонила Степановна пошла дальше. Немного прошла, снова остановилась. Опять знакомая повстречалась, опять разговоры пошли. Про какого-то купца Парамонова.

— Так немцу-лекарю и доверился?

— Доверился, милая, доверился.

— Ну не быть ему живому! Вот кабы бабку Акулину вызвал... Знаешь Акулину-то? Знахарку?

— Как не знать! Сколько раз травами да наговорами от смерти спасала...

У Анфиски голова уже распухла от всяких россказней. Ох, только бы чего не позабыть, только бы всё упомнить, чтобы девушкам пересказать!

Хоть улицы, по которым они идут, узкие, пыльные, в ухабах и ямах, хоть дома, что стоят на этих улицах, не очень богаты, Анфиска то и дело ахает. Сроду она таких хором не видела. У них в Обушках разве такое встретишь?

А тут ещё...

— С нами крестная сила! — Анфиска от страха чуть ли не на землю приседает: красное из подворотни хлещет, ручьями по улице бежит. — Ох, матушка родимая, кровь!

— Дура! — чуть повернув к ней голову, говорит Неонила Степановна. — Краску из чанов спустили у заводчика Серова!

Пока дошли до гостиных рядов, Анфиску совсем разморило: и устала и есть захотела. Однако по лавкам Неонила Степановна ещё долго ходила, не столько покупала, сколько смотрела и приценивалась.

А у Анфиски больше ни на что глаза не смотрят. Вон какие атласы лежат переливчатые. Вон какая кисея висит, словно туман над рекой — белая, лёгкая. Вон какие позументы золотые с серебром, пуговки стеклянные сверкают, как росинки...

Но Анфиска ото всего этого лицо воротит. Скорей бы обратно в девичью. Есть охота, ноги ноют, жарко, томно.

После лавок Неонила Степановна надумала ещё и к купцам Волковым насчёт селитры зайти. Скоро мясо впрок солить, селитры много понадобится, заранее нужно договориться.

Пока Неонила Степановна вела речь о делах и чаевала с купчихой Волковой, Анфиса в сенцах стояла, с ноги на ногу переминалась.

Ждала-ждала, ждала-ждала и надоело ждать.

Вышла во двор. А на дворе увидела каменный амбар. Длинный такой.

От нечего делать Анфиса подошла к тому амбару. В нерешимости потопталась подле его ворот, а там и внутрь вошла. А как вошла, то и про всё забыла — и что устала, и что есть охота, и про всё на свете.

В амбаре невиданное делается. Весь он зелёными берёзками разукрашен, а на одном его конце сколочен высокий помост. Помост этот задёрнут занавесью, которая висит на медных кольцах. Поперёк же амбара длинные скамейки стоят.

Анфиска вытаращила глаза, разинула рот и стала пробираться ближе, чтобы получше всё разглядеть.

Тут занавес раздёрнули на обе стороны, и на помост вышли люди, все в диковинного вида одеждах. На одних полосатые зипуны, другие в белые холсты обернулись.

У иных волосы золотыми обручами схвачены, а ноги пёстрыми лентами перевиты.

Потом эти люди стали говорить. Говорили они слова, Анфиске вовсе непонятные, но зато царевна у них... Уж до того хороша, до того хороша! Волосы пышные, поступь лёгкая... Про таких царевен им Настя и сказывала сказки.

И вдруг... фу-ты, наваждение бесовское!

Самый главный, который ими распоряжался — Фёдором Григорьевичем его все звали, — вдруг он крикнул царевне:

— Ваня, Ваня, не так ходишь! Медленнее, медленнее! Павой иди! Помни, кто ты. И голову повыше... Вот так!

Анфиска обомлела. Да неужели царевна вовсе не царевна, а парень? И звать его Иваном? А волосы-то, значит, и не его?

Вот чудеса-то! Что дальше будет?

Но больше ничего Анфисе посмотреть не удалось. Услыхала:

— Анфиска, подлая твоя душа, куда запропастилась?

Анфиса и про царевну, и про все чудеса забыла, опрометью кинулась из амбара. Прибежала обратно в сенцы, а там её уже Неонила Степановна дожидается.

Закричала:

— Ты что, в своём уме? Дозваться тебя не могу...

И пнула Анфиску ногой изо всей силы.