Повесть о кружевнице Насте и о великом русском актёре Фёдоре Волкове

Расплата

Весь тот день глаза у Насти были синими, испуганными, счастливыми. И, точно сговорясь, все старались в этот день делать для неё только самое хорошее.

Чуть свет из девичьей прибежала Фленушка. Обняла Настю. Принялась её жарко целовать. Зашептала ей на ухо:

— Знаем про нынешнее... Всё знаем! Голубка ты наша... Соловушко голосистый!

Сунула Насте в руку кружевной платочек.

— На, возьми... Такой не совестно будет и княжне держать в руках.

— Не надо, Фленушка, — принялась было отказываться Настя. — Что ты! Не надо...

Но Фленушка обратно подарка не взяла, а Насте на прощанье шепнула: снаряжают они всей девичьей Анфиску. Ей, счастливой, выпал жребий идти смотреть сегодня Настину игру...

В мыслях Насти промелькнуло почти забытое. Неужто и двух лет не прошло с той поры, когда, вот так же, и её всей девичьей снаряжали на представление, что шло в амбаре на Пробойной улице? Только не пришлось ей туда сходить...

А нынче? Поверить трудно...

Когда Настя с Грунькой ввозили во двор на салазках кадки с водой, ворота им открыл Сидор, тот мужик, что топит печи в барском доме. Никогда прежде такого не случалось, а сейчас широко распахнул обе створки.

— Зачем, дядя Сидор? — сказала Настя. — Мы ведь и калиткой можем. Кое-как, а пролезают салазки...

А Сидор вынул из-за щеки денежку, повертел перед Настей и хитро мигнул.

— И ты пойдёшь? — испугалась Настя.

— А то нет? — усмехнулся Сидор и, взяв из Настиных рук верёвку, помог ей подтащить салазки с водой поближе к крыльцу.

У Насти дух занялся. И Сидор пойдёт глядеть её Семиру...

Ох, только бы не осрамиться, только бы не сплоховать!

Девчонка Грунька с самого утра канючила жалобные олова:

— Настя, а Настя, возьми меня задарма... Настя, Настенька! Я на ту дедову копеечку орехов купила, у меня больше нет...

Насте стало жаль девчонку. Вон слезу пустила. Носом шмыгает.

Обещала. Только строго-настрого велела Груньке лишнего не болтать:

— Упаси бог, Грунюшка, не поминай ни имени моего, ни чья буду...

У Груньки вмиг и глаза высохли и нос она получше подолом утёрла.

Но вот что самое удивительное: все дворовые, разве только за малым исключением, знали о том, что Настя сегодня будет представлять в театре. Но в господский дом это не проникло. Никто из Сухаревских, никто из их приближённых и прихлебателей пока ничего не знал о предстоящем.

Перед самым Настиным уходом, когда ей уже бежать на представление той узкой тропкой, что проложила она между высокими сугробами, Настю позвала в людскую стряпуха Варвара.

— Уволь, Варварушка, — сказала Настя, — не стану есть... Не до того мне сейчас...

Но Варвара не затем кликнула Настю. Она подала ей малиновый, в жёлтых цветах, полушалок. В нём к венцу Варвара ходила, а для такого случая пусть Настя голову покроет.

Опять Настя принялась отнекиваться. Да что они все, словно сговорились её обряжать! Точно на смерть...

Варвара обиделась:

— Я от чистого сердца, а ты отказываешься...

Ничего не поделаешь — накинула Настя на плечи Варварин малиновый полушалок.

Тут Варвара принялась охать: ну и хорош полушалок! Теперь таких не видать. Куда там! Да и Настя в этом полушалке...

В эту самую минуту дверь в людскую распахнулась. Наотмашь. С такой силой, будто студёным ветром её вышибло.

Настя поглядела туда и пошатнулась, словно былинка, подкошенная серпом...

На пороге стояла Неонила Степановна.

Никто из дворовых не выдал бы Настю. Все любили ласковую и весёлую девушку, каждый почёл бы для себя грехом сделать ей худое.

Но Неониле Степановне и нужды не было у кого-нибудь допытываться, выспрашивать. Она сама свела концы с концами: вспомнила про Настины сказки, про то, как Настя её самоё передразнивала, вспомнила, как однажды Настя собралась на представление, и про многое другое... Про берестяной кокошник с голубыми бусинками и про тот не забыла!

А потом ещё выспросила Дуняшку, племянницу свою. Пригрозила ей. Та начистоту ей всё и выложила.

Да и сама Настя ни от чего отпираться не стала, когда её кинули барыне под ноги.