Позолота вся сотрется 2

Глава двадцатая. Мужчины... Что с них взять?

Арчибальд Баффа.

Темно-коричневая, лакированная поверхность столика была заляпана липкими пятнами алкоголя. Замысловатые узоры сплетались в сумасшедшую картину, которой наверняка позавидовал бы художник авангардист.

Горлышко бутылки звякнуло о край бокала, из него выкатилась одинокая капля виски и грустно плюхнулась на дно. Я потряс бутылку, затем посмотрел ее на просвет. Пустая!

Размахнувшись, я бросил пузатую бутылку в стоящий неподалеку диван. Руки дрожали и не слушались меня, перед глазами плыл приятный дымчато-розовый туман. Конечно же я промахнулся. Бутылка увесистым снарядом угодила в зеркало. Огромное, старинное оно на мгновение замерло, словно от изумления, а затем с оглушающим звоном рассыпалось на сотни больших и маленьких осколков.

Дверь в комнату распахнулась. Патрисия в прозрачной ночной рубашке, сквозь которую просвечивало смуглое и гибкое тело, застыла на пороге. Черные кудри, что шелковистыми змейками обрамляли ее встревоженное лицо, блестели в полумраке. Влажные, красные губы пытались улыбнуться.

- Арчи, ну сколько можно пить? - в ее тихом голосе сквозили укор, забота и так надоевшая мне любовь.

Теперь наши отношения мне казались фальшивыми. Водянисто-бледным и слабым, как чай из пакетика, заваренного в сотый раз. Куда подевалась недавняя, умопомрочительная страсть, животная ненасытность? Исчезли, испарились в ту самую минуту, как только кошка покинула тело моей неистовой любовницы.

Я усмехнулся. Хмель быстро покидала мою голову.

- Не называй меня, Арчи! Сколько раз тебе повторять, Патрисия! - я с трудом вытягивал голос из своей пропитой глотки.

Девушка замерла. В ее черных глазах отразилась целая гамма чувств. Злость, досада, сомнение и любовь? Затем глаза хитро сощурились и наигранная нежность, как игривый котенок, шустро вскарабкалась на ее лицо.

- Хорошо, больше не буду. Понимаю, что тебя так называла Она. Тебе наверное неприятно вспоминать о женушке-неудачнице? - мягко, как кошка поле сытного обеда промурлыкала Патрисия.

Я вскочил со стула. Вот какого черта, она все время старается изобразить из себя то, чего у ней уже нет? Исчез запах, исчезло притяжение. Но если к Николь, я испытывал искренние чувства: я ценил ее порядочность, ее тонкий юмор, ее нежность, то чувства к Патрисии оказались всего лишь животным инстинктом. Гон - беспощадный и слепой, вот чем оказались мои чувства. Конечно я немного лукавлю, вру самому себе. Расчет, надежда на рождение продолжателя рода Баффа, который возвеличит себя и меня заодно, тоже руководили мною.

Ярость, досада на себя самого, на Патрисию, овладела мной. Я сделал шаг навстречу ей, протянул руки что бы заткнуть этот соблазнительно улыбающийся, лживый рот, но наступил ногой на острый осколок зеркала и позорно заскулил.

Патрисия бросилась ко мне. Упала на колени, ее смуглые руки проворно извлекли осколок. Затем принялись гладить меня, поднимаясь все выше. Они были горячими и настойчивыми, жадно липучими, словно знали, что именно мне сейчас нужно.

Досада и злость боролись с желанием. В конце концов, стараниями Патрисии, желание победило. Подхватив девушку на руки, не обращая внимания на боль в ноге, я ринулся в спальню. Меня задел, но не отрезвил победный, ликующий блеск в затянутых похотью, черных глазах Патрисии.

Этот победный блеск не исчезал, даже тогда, когда я был нарочито грубым, почти жестоким. Когда мял и прогибал податливое, смуглое тело под свои желания.

Ликующий блеск победы исчез только тогда, когда на пике наслаждения, сквозь сжатые губы я непроизвольно, бессознательно выдохнул одно единственное слово: "Николь!".

Филипп.

Я открыл глаза медленно, словно возвращался от куда-то издалека, из той счастливой страны где сбываются все мечты. Мой мозг все еще затуманенный сном и негой, цеплялся за остатки воспоминаний. Горячих, порочных и нежных.

- Николь, - хрипло произнес я, и потянулся.

Захотелось немедленно ощутить в своих объятиях гибкое послушное тело, шелковую горячую кожу. Заглянуть в всегда дерзкие, а вчера подернутые грехом и страстью глаза.

Я повернулся что бы исполнить свое желание.

Мои руки обняли пустоту. Мой взгляд с надеждой и недоумением блуждал по смятым простыням и пустой подушке, а тело уже резко, словно боевая торпеда устремилось вперед.

- Николь! - я громко позвал девушку, но на ответ уже не надеялся.

Накинув шелковый халат я поспешил в гостиную, конечно же Николь там тоже не оказалось.

Я в ярости стукнул кулаком о стену. Мои ноги подскользнулись на чем-то круглом и твердом, не удержав равновесия я плюхнулся на пол, больно приложившись затылком. Взревел, как раненное животное, ругаясь поднял и поднес к глазам мелкие голубые бусины. С минуту соображал откуда они взялись на полу моей гостиной. Кажется это были остатки пояса который вчера украшал платье Николь.

Я выдохнул успокаиваясь. Потер ноющий затылок, ощущая под пальцами весьма солидную шишку и рассмеялся.

- Ну, Николь, вот уж шустрая птичка! Колючая, своевольная, она и тут меня наказала!

Помню, как она посмотрела на меня острым, как рапира взглядом когда мы встретились с ней впервые. Тогда мне даже на миг показалось, что острие рапиры больно пронзило меня насквозь и даже вышло где-то в районе лопаток сантиметров на десять. Мне было невдомек, что именно так начинается любовь, именно так гибнет сердце.

Маленькая, черноволосая, похожая на хрупкую птичку, она была совсем не в моем вкусе. Разве она могла сравниться с ослепительной Лорес? Я злился на себя за то, что часто вспоминаю внучку мистера ШЩенли

Я злился на себя за то, что мои мысли слишком часто кружатся вокруг внучки мистера Шенли. Николь... Странное имя для девушки. Такое же странное, как и она сама. Дерзкая и робкая, смелая и нерешительная, безжалостная и наивно-нежная. Она вся состоит из противоречий, но является личностью цельной и сильной.

Я так боялся всерьез увлечья этой девушкой, котороя не похожа ни на одну мою знакомую, что изо всех сил старался быть с ней выжидающе-холодным, терпеливо-снисходительным. Надевал на лицо маску безразличия, а самому так и хотелось прикоснуться к коротким непослушным волосам, к острым скулам. Хотелось обнять Николь, попробовать на вкус вишневую спелость пухлых губ.

Первая меня раскусила Лорес, она всегда обладала почти звериной интуицией. Лорес... Когда она успела из маленькой, капризной девочки превратиться в потаскуху и циничную дрянь?

Она всегда твердила, что любит мистера Шенли. Лорес буквально добивалась своего замужества, боролась за него, как за самый главный приз в своей жизни. На какие только ухищрения она не шла! Даже однажды пыталась вскрыть себе вены. Конечно актрисой она была гениальной, ее старания были вознаграждены и она получила вожделенный титул законной жены. Странной они были парой с мистером Шенли. Впрочем мы с ней тоже были странной парой. Но Лорес своей порочной натурой, манила меня, как мед манит жадную муху. Затем мед превратился в омерзительное пойло. Любвеобильная Лорес так и норовила вляпаться в дерьмо. Мелкие кражи в магазинах, наркотики в притонах вампиров, замашки царицы всех цариц.

Мистер Шенли возмущался, пытался держать ее в узде, но поделать ничего не мог, особенно когда серьезно заболел. Лорес все же вляпалась в дерьмо по самую шею. И кто бы мог подумать, что ее репутацию спасет крошка Николь. Для Лорес это было нестерпимо, вот она и помчалась с кровожадным Оскаром на ту старую баржу.

Какое потрясение и страх я испытал, когда мы не обнаружили там Николь! Моя храбрая птичка спасла себя сама. Я даже не расстроился, когда узнал о смерти Лорес. Самоуверенная шлюха нашла то, что искала. За шрамы которые она нанесла Николь, я и сам бы превратил ее в кучку пепла.

А Николь, изменилась после всех потрясений, стала меня избегать. Тоска поселилась в ее глазах, после предательства этого недомужа, этого Арчибальда Баффа. Так хотелось объясниться с ней, предложить свою помощь. Только смешно, чем в такой ситуации я мог ей помочь? Приходилось сдерживать себя, бежать от желания сделать птичку своей. И вот вчера она сама пришла на мой порог. Мог ли я противостоять напору своих чувств? Разве может сдержаться лавина, когда устремляется вниз с высокой горы? Разве может остановиться лава в жерле вулкана, когда температура достигает критической точки?

Я не стерпел и получил награду. Моя птичка, моя Николь сама горела пламенем желания. Это ничего, что она сбежала от меня утром. Мы встретимся за завтраком, а пока пусть она привыкает к мысли, что мы теперь вместе. Привыкает к тому, что я люблю ее.

Завтракать мне пришлось в одиночестве. Мистер Шенли ночевать домой не приехал, а Николь затаилась, и из своей комнаты не выходила. Время шло, Николь так и не спустилась вниз, хотя слуги утверждали, что она находится у себя.

К полудню я заподозрил неладное. Закрытая дверь в комнату Николь была взломана. Задыхаясь от тревоги и беспокойства я ворвался в ее покои и застыл посредине комнаты. Был готов увидеть все, что угодно. Но комната оказалась пустой, лишь ветер весело играл шторой в открытом настежь окне, его створки были в сговоре с ветром и со звоном выводили простенькую мелодию.

- Николь! - позвал я громко.

В один прыжок пересек комнату, наклонясь далеко вперед выглянул из окна. Отвесная скала, да острые, мокрые камни внизу.

Лихорадочно закружился по комнате надеясь найти ответ на загадочное исчезновение моей птички. Ответ нашелся довольно скоро. Два конверта лежали на видном месте, на белой скатерти круглого столика. Одно письмо было предназначено Старому Пауку, а второе мистеру Айсбергу.

Я никак не мог быть Старым Пауком, поэтому не раздумывая взял второе письмо. Мистер Айсберг... Так вот каким я виделся моей птичке!

С нетерпением, куда делась моя знаменитая выдержка, я с трепетом достал из коричневого конверта маленький клочок бумаги. Всего несколько строчек, торопливых и кривых.

"Мистер Айсберг! Благодарю за ночь. Надеюсь вы не растаяли. Мне пора домой. Все дела здесь я завершила. Николь Соррель."

Я смял бумажный листочек, скомкал его в тугой мячик и подойдя к окну выбросил прочь. Он мелькнул белым мотыльком, приземлился на острые камни и через секунду его слизнула прожорливая, зелено-бурая волна.

Я еще немного постоял у окна, криво улыбаясь. Размечтался! На что я надеялся? Любовь? Существует ли она на свете? Чем дольше живу, тем больше убеждаюсь, что любовь это выдумки досужих, праздных умов. Нет, Николь, я конечно же не растаял... И спасибо за прозвище, я теперь буду помнить, кто я есть. Айсберг... Холодный и равнодушный. В моем сердце больше нет места теплым чувствам. Только деловой расчет и только любовь которую можно купить.