ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Старший лейтенант Агеев прижал свой «Москвич» к тротуару и остановился рядом с подержанным «Фольксвагеном» серебристого цвета, за рулем которого читал газету молодой парень в желтой летней куртке. Около дома уже стояла патрульная машина, а чуть дальше, на парковочной площадке, белел фургончик медэкспертов.

— Пошли, — сказал он Выблому. — Да не зевай, стажер. И без тебя тошно.

Агеев вышел из «Москвича» и, потирая воспаленные от бессонной ночи глаза, направился к подъезду. Выблый затопал следом.

Несмотря на раннее утро, около подъезда уже толпились любопытные соседи, в основном дети и женщины. Они вполголоса обсуждали последние события, делились слухами и предположениями, строили версии.

Агеев предъявил дежурящему у входа милиционеру удостоверение следователя. Тот кивнул и перевел взгляд на стажера.

— Это со мной, — устало сказал Агеев. Ему смертельно хотелось спать.

Сержант посторонился, пропуская их внутрь.

— Какой этаж? — спросил Агеев.

— Пятый. Но лифт работает, — бодро ответил сержант. В отличие от старшего лейтенанта и его помощника, он выспался и чувствовал себя прекрасно. Агеев кивнул на фургончик медэкспертов.

— Чья бригада?

— Не могу знать… — пожал плечами милиционер. — У них главный — толстяк такой… Китаец или кореец… Круглый весь, лысоватый, в очках.

— Понятно, сержант, — кивнул следователь и пошел к лифту. — Выблый, не отставать!

Дверь в квартиру была распахнута настежь. Эксперты делали снимки и осматривали комнату. В центре, рядом с кроватью, стоял Валерий Михайлович Чен и, скрестив на груди руки, пристально разглядывал распростертое на полу тело. Агеев заметил, как Выблый взглянул на труп и поперхнулся. Молодой еще парень. Такого в своей практике еще не видел. Того и гляди, сейчас вывернет его наизнанку…

— Ты вот что… — нахмурил лоб Агеев. — Ты ступай, стажер, соседей опроси: кто что слышал, кто что видел… Особенно теми займись, кто обнаружил труп. Давай, давай… Двигай.

Выблый с облегчением выскочил из квартиры.

— Привет, — тихо сказал Агеев, подходя к эксперту. — Чем это ее так?..

— Кислота, — даже не взглянув в сторону старшего лейтенанта, буркнул Чен. — Сильно концентрированная соляная кислота. Примерно двести миллилитров.

Агеев молча кивнул, подошел ближе и заставил себя посмотреть на тело.

Это была молодая девушка лет двадцати — двадцати пяти, совершенно обнаженная, с синяками на теле и изуродованным кислотой лицом. На груди и на плечах запеклась кровь. Ковер, на котором она лежала, был тоже весь покрыт бурыми кровавыми пятнами.

— Еще одна, — пробормотал Агеев. — Что за ночка сегодня выдалась?! Чен, скоро вы закончите?

Не отрывая взгляда от трупа, Чен снова кивнул. Лицо его было невозмутимо — кореец не позволял в работе никаких чувств, никаких эмоций. Агеев отошел к двери, вытащил сигареты и закурил, наблюдая, как деловито занимается своей обычной работой группа Чена. В комнате царила рабочая тишина. Никто у Чена ничего не спрашивал, и сам он не давал никаких указаний. Для всех это было рутинной работой. Привыкли. Насмотрелись всякого. Устали. Никто, кроме Чена, на тело даже не смотрел, а тот, наоборот, уставился на него, словно пытался что-то разглядеть.

Агеев докурил сигарету и собрался было спросить у корейца, какого черта он так долго таращится на труп, но Чен, наконец, сам обернулся, кивнул Агееву и вышел за дверь. Агеев оторвался от дверного косяка и двинулся следом.

Они остановились на лестничной площадке, около лифта. Чен сложил толстые руки на груди, закачался по своему обыкновению с пяток на носки и не говорил ни слова — выдерживал паузу.

— Что скажешь? — нарушил молчание Агеев.

— О чем тут говорить, — хмыкнул кореец. — На первый взгляд — все понятно, на первый взгляд — все просто как репа. Убитая — Светлана Николаевна Родина, двадцати трех лет, танцовщица, не замужем. Подозреваемый — Виктор Иванович Берковский, тридцати одного года, диск-жокей, разведен. Они встретились, выпили, занялись сексом, а потом ему что-то не понравилось. В состоянии аффекта измолотил ее как грушу и напоследок плеснул в лицо кислоту. На пузырьке обнаружены отпечатки пальцев. Готов поспорить, что они принадлежат ему. При аресте оказал сопротивление. Одним словом, бытовуха.

— Значит, все просто, да? А что ж ты так долго пялился на тело? И что значит: на первый взгляд?

Чен оторвал взгляд от пола, внимательно посмотрел Агееву в глаза и криво усмехнулся.

— Есть некоторые неясности… Кое-что придется проверить, кое-что — сопоставить…

— Давай, не тяни!

— Руки у него чистые.

— Это в каком смысле? — не понял Агеев.

— В прямом. Я же говорил тебе, что девку сначала избили. Это еще мягко сказано! Ее так отделали, что и без кислоты ее мать родная не узнала бы. Кровь ручьями текла, всю постель залили. Понимаешь?

— Что?

— А то, что я тебе сказал: у парня руки чистые! И на теле ни капельки крови. Только на голове ссадина. Спрашивается, как ему удалось отметелить подружку, не сбив руки и не испачкавшись в крови?! Нонсенс!

— Может, в перчатках работал?

— И в фартуке? — фыркнул Чен. — Говорю же, на его теле нет крови убитой.

— Значит, успел вымыться.

— Может быть, — пожал плечами эксперт. — Только сбитые костяшки пальцев не отмоешь. А у него с этим — все в порядке. Ручки нежные, как у ребенка. Оно и понятно: сидишники крутить — не мешки таскать. Так что руки — это первая нестыковка.

— Значит, есть еще и вторая?

— Есть, — кивнул эксперт. — И заключается она в том, что не мог этот парнишка втайне принести сюда флакон с кислотой. Во всяком случае, не этой ночью.

— Почему?

— Мы осмотрели всю квартиру, но не нашли ни сумки, ни пакета, которые бы принадлежали ему.

Одет он был в джинсы и облегающую майку совершенно невообразимой расцветки. Облегающую! Так что спрятать флакон под одеждой он тоже не мог. Возникает вопрос: как он принес флакон с кислотой? Не нес же в руках, на виду у подружки. Мол, решил на свидание четвертинку кислоты прихватить!.. На всякий, мол, случай.

— Почему бы и нет? — Агеев снова закурил сигарету. — Парень ушлый, мог наплести всякого. Или принес кислоту заранее.

— Тогда получается, что он загодя готовился к убийству?!

— Получается так.

— Значит, мы имеем дело с хладнокровным убийцей?

— Ну… Наверное.

— Хм… Задумал парень разделаться с подружкой — все продумал, все учел: заранее принес кислоту, раздобыл перчатки, которых мы не нашли, мастерски отколотил любовницу, чтобы не орала, плеснул в лицо кислотой, потом, вместо того чтобы тихонько уйти, включил магнитофон на полную громкость и открыл входную дверь, а сам уселся рядом с трупом и начал выть, как раненый волк. Заметь, даже не оделся. А когда его пришли брать — голым кинулся на улицу. Еле скрутили. Гладко все выходит, а?

— Мало ли… Нервы не выдержали, вот и сорвался.

— Так вот, — категорично заявил Чен. — Парень не похож на убийцу. Кишка у него тонка на такое дело. Верно говорю. Навидался я на своем веку всяких душегубов, навидался… А этот меломан даже мухи не обидит. Не то у него воспитание.

— А если у него крыша поехала?

Чен скептически хмыкнул, но продолжать спор не стал. Он привык оперировать точными фактами, а строить версии и предположения считал занятием неблагодарным и даже вредным. Разговаривать в таком ключе Чен считал ниже своего достоинства и потому слегка обиделся на Агеева. Даже качаться с пяток на носки перестал.

— Извини, Чен, — пошел на мировую Агеев. — Но ты не знаешь всей информации. Этот ди-джей не так прост, как кажется. Похоже, это из-за него мне пришлось сегодня провести бессонную ночь. Вот увидишь, завтрашние газеты окрестят его Синей Бородой.

— Он что-то еще натворил? Жену, что ли, порешил? — поинтересовался кореец. — Так ведь он не женат.

— Да, не женат. Но три женщины за ночь, включая и эту, сделал, кажется, именно он. Стиль один и тот же. И пострадавшие похожи между собой. Все молодые, красивые, все знакомы с подозреваемым Виктором Ивановичем Берковским и, по моей информации, знакомы очень даже близко. Во всех трех случаях мы имеем дело с сильно концентрированной соляной кислотой.

— Н-да… А откуда уверенность, что все три убийства совершил Берковский? Есть свидетели? Улики? Кто производил вскрытие тел?

— Нет, ты не понял. Те две женщины остались живы. Врачи колдуют сейчас над ними… Во всяком случае, их жизнь вне опасности, вот только лица… Какой-то тип плеснул им в лицо соляную кислоту, так что, сам понимаешь… Вид у них теперь… Но не трудно догадаться, кто это сделал, верно?

— Не знаю, не знаю… Что-нибудь еще?

— Кроме того, что я только что сообщил, больше ничего, — пожал плечами Агеев. — Ни свидетелей, ни улик. Конечно, мы отдали на анализ кислоту. Я уверен, что во всех трех случаях использовалась кислота идентичного состава и концентрации. А это уже немало. От этого можно оттолкнуться. Похоже, парень — маньяк.

— Хм… Все равно у меня остались сомнения. А вдруг он не виноват?

— По-твоему, кто-то другой напал на трех девушек, и все они по чистой случайности оказались очень близкими знакомыми Виктора Берковского? Причем последняя из жертв была фактически убита на его глазах, а он ничего не заметил?

Чен пожал плечами. Действительно, таких случайностей не бывает.

Сверху послышалась перебранка. Агеев узнал голос своего стажера. Выблый бубнил что-то успокаивающее, но женщина, с которой он разговаривал, не поддавалась на его уговоры. Через минуту они спустились вниз. Вид у стажера был несчастный. Зато женщина выглядела уверенно, по-боевому. В руках она держала дорожную сумку и какой-то странный кожаный чемоданчик. Название его Агеев забыл, но точно знал, что именно в таких вот чемоданчиках фотографы носят свою аппаратуру.

— Ладно, — подвел черту под разговором Чен. — Ты опер, тебе и карты в руки. А мы — кто? Так, на подхвате. Вот вместе со следователем и подумай! Только кажется мне, что дело это темное. Странностей слишком много. Ну, пока.

Он кивнул и начал спускаться по лестнице вниз. Агеев проводил его взглядом, потом поднял глаза на Выблого и молодую женщину, которая, судя по величине дорожной сумки, собралась в кругосветное путешествие.

— Вот, — сказал стажер, пытаясь подхватить женщину под локоть. — Соседка убитой. Живет этажом выше. Потенциальный свидетель… то есть свидетельница. Всех остальных я попросил никуда не уходить до разговора со следователем, с вами, значит… А эта игнорирует указания. Где ее потом искать? Еще и посылает!.. А я при исполнении!

— Тише, тише… Развоевался, — Агеев посмотрел на женщину, улыбнулся. — Здравствуйте. Старший лейтенант Агеев. Занимаюсь этим делом. А вас как зовут?

— Анна, — женщина поставила сумки на пол и оттолкнула стажера. — Да перестань хватать меня за руки, хам! Что за манеры!

Выблый покраснел от возмущения и открыл было рот, чтобы дать достойный отпор, но Агеев решительно пресек разгоравшуюся перепалку.

— Предъявите ваш паспорт, — деревянным голосом дорожного инспектора произнес он.

— Нет у меня паспорта.

Агеев опешил.

— Как это — нет?!

— Вот ее паспорт, — Стажер протянул документ старшему лейтенанту. — Я его забрал. Только так и остановил эту… гражданку… А то бы — вьють… ищи ветра в поле. А без документа-то куда улетишь?!

— Понятно. Так… — Старший лейтенант развернул паспорт. — Измайлова Анна Георгиевна… Год рождения… прописка… В отпуск собрались?

— В командировку, — сухо ответила женщина. — И очень тороплюсь. Самолет меня ждать не будет, так что, пожалуйста, давайте побыстрее покончим с формальностями.

— С формальностями?! — нахмурился Агеев. — Убита женщина. Зверски убита, а вы — формальности!

— Я все понимаю, — кивнула Измайлова. — Это все ужасно и… — она развела руками, словно не находя нужных слов. — Но когда я говорила о формальностях, то имела в виду совсем не смерть этой несчастной девушки. Поймите меня правильно. Но если я не сяду на этот самолет, то вам придется расследовать еще одну смерть — мою. Антонов меня убьет, это точно.

— Кто такой Антонов? — напрягся Выблый.

— Мой заказчик, — пояснила Измайлова. — Модельер. Он поручил мне сделать фотографии с «мисс России». Знаете, недавно конкурс был?.. Я должна, просто обязана быть на «Нимфе», а он отплывает завтра утром.

— А кто такая Нимфа? Тоже модельер? — уточнил дотошный стажер.

— Нет, теплоход.

Такого ответа Выблый никак не ожидал.

— Какой теплоход?! — вырвалось у него.

— Не знаю, — покачала головой Измайлова. — Белый, наверное. С трубой.

— Вы что, издеваетесь, гражданка?! — опять закипел стажер. — А вы знаете, что за это вас можно привлечь!.. Вы что себе позволяете?!

— А что вы себе позволяете?! Ты смотри! Опять схватил меня за локоть. Отпусти сейчас же, извращенец!

— Я?! Да вы сами…

— Отставить разговоры! — по-военному рявкнул Агеев. — Выблый! Поработай с остальными соседями, составь список… Иди, иди.

Старший лейтенант посмотрел на Измайлову и укоризненно покачал головой. Та фыркнула, отвернулась, потом демонстративно посмотрела на часы. Агеев вздохнул.

— Мы вас долго не задержим, гражданка м-м… — он еще раз посмотрел в паспорт. — Гражданка Измайлова. Вы знали убитую Родину?

— Нет. Мы не были знакомы. Она недавно въехала в эту квартиру, — Анна покосилась на распахнутую дверь, за которой заканчивали работу эксперты. — Несколько раз сталкивались в подъезде, но даже не здоровались.

— Можете что-нибудь сообщить следствию?

— Ничего, кроме того, что потрясена случившимся и надеюсь, что виновник получит по заслугам.

— Может, что-нибудь слышали ночью?

— Нет. Ночью меня здесь не было. Я приехала только под утро. Впрочем, когда вышла из лифта, то слышала рев магнитофона. Но это и неудивительно: наверное, весь дом проснулся. Но я, признаться, решила, что у кого-то вечеринка, и не обратила внимания… Кто бы мог подумать, что в это время какой-то маньяк… Ведь только маньяк мог такое совершить?

— Это решаю не я, а психиатры. Думаю, они разберутся.

— А я думаю, что ничего у них не выйдет. У маньяков особая логика, основанная на своих собственных мотивах. Понимаете меня?

— Признаться, не совсем.

— Другими словами, если маньяк убивает свою любовницу, то это еще не значит, что он убивает ее на сексуальной почве, — пояснила Измайлова.

— Понятно, понятно, а вы…

— Минутку! Даже самый лучший психиатр не сможет с уверенностью объяснить, что толкает маньяка на убийство. Стремление убивать может базироваться на чем угодно: ну, например, на цвете волос или социальном положении в обществе. У маньяка могут быть такие сложные и запутанные ассоциации, что ни один психиатр, хоть семи пядей во лбу, и представить себе не сможет.

Агеев слушал и хмурился. Эта женщина ловко и незаметно захватила нить разговора в свои руки и теперь задавала вопросы она, а не он. Позор! Вот что значит не спать сутки! Хорошо, что стажера нет рядом.

— Мне кажется, что для маньяка жертвы могут символизировать совершенно далекие от них самих понятия и образы, — продолжала Измайлова. — О нет. Я не отрицаю психиатрию. Конечно, необходимо разобраться, докопаться до первопричин и вычислить побуждающие мотивы. Иначе болезнь не излечить. Впрочем, я считаю, что лечение одержимых манией убивать — дело пустое. Такие люди не нуждаются в лечении. Их излечивают убийства. Ведь больные идут к врачу, когда не видят другого выхода, когда не знают, как избавиться от своего ужасного состояния. А маньяки прекрасно это знают.

— Обстоятельная лекция, — хмуро констатировал Агеев. — Вы, наверное, по совместительству работаете психологом?

— Что вы! Но каждый фотограф в душе немного психолог. Без этого — никак!

Она смущенно улыбнулась и словно расцвела. Приятно было смотреть, как она улыбается. Казалось, что она светится изнутри. А потом она посмотрела на часы, и улыбка сразу пропала.

— Ой, если у вас больше нет вопросов, то я пойду, а? Меня внизу машина ждет.

— Вопросов больше нет, — старший лейтенант протянул паспорт Измайловой и добавил: — Пока нет.

— Через недельку я приеду, — женщина нажала на кнопку лифта и схватила сумки. — Тогда задавайте все свои вопросы. Если они, конечно, у вас появятся. — Дверки лифта открылись, она вошла в кабину и помахала на прощание рукой. — Прощайте, лейтенант Коломбо!

— До свидания, — кивнул Агеев и подумал: «Все помешались на этом телесериале о Коломбо».

Он подошел к окошку и выглянул во двор. Анна Измайлова выскочила из подъезда и бросилась к серебристому «Фольксвагену». Дорожную сумку она небрежно бросила на заднее сиденье, а кожаный чемоданчик аккуратно поставила на колени. Машина рванула с места и исчезла за поворотом.

«Кофр» — неожиданно вспомнил Агеев название чемоданчика.

Он подумал, что, наверное, Анна Измайлова — хороший фотограф, если так бережно относится к аппаратуре. А еще он подумал, что Чен прав и Виктор Берковский скорее всего непричастен к убийству, а значит, ему, Агееву предстоит длинное и запуганное дело — еще одна «безнадега»…

Загрузка...