Русская красавица

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Простившись с Профессором, Владимир Семенович вернулся к себе ровно в семь часов, переоделся, принял душ и по привычке подошел к распахнутому окну.

Все как обычно — летнее утро, жаркое снаружи и прохладное в комнате. В тени прибрежных кустов река казалась темной, несмотря на совсем уже светлое небо. Голубое, темно-зеленое, розовое — эти подробности его не интересовали. Но Бойко не любил слишком ярких солнечных дней, жаркого полдня, душных вечеров. А день, к сожалению, обещал быть именно таким. Здесь, у окна, глядя на реку, Бойко чувствовал себя настоящим хозяином своих мыслей — прокладывал дорогу к своей «Крепости», продумывал до деталей свои стратегические планы. Сегодня Бойко думал об Иване Моховчуке.

— Мрамор требует резца, — сказал он самому себе. — Другими словами, насилие требует идеи. В противном случае даже убийство низводится до ранга заурядного хулиганства.

В свои сорок с лишним лет Владимир Семенович неплохо знал людей. Часто не понимал их, но знал. И ни разу не пожалел, что не похож на них — лишен тех внутренних моральных ориентиров, того душевного содержания, которым обладают обычные люди. Фрейд и Достоевский только укрепили его уверенность в том, что человек — это нечто хилое, недоразвитое, неосознанное. Нет, Владимир Семенович не хотел быть, как другие, не хотел разделять с ними их безысходность, их слабость, их жизнь, раздираемую страстями и страданиями. Потому и возникла мечта о «Крепости». Жизнь Бойко изменилась внезапно и резко. Так оно обычно и бывает и у людей, и в природе — наводнения, ураганы, землетрясения случаются всегда неожиданно, особенно часто следом за тихими, безоблачными днями. Но Бойко радовался этим изменениям. Он знал, что его река минует пороги и вновь потечет безмятежно и радостно. Он найдет свою гавань, построит «Крепость», и жизнь его будет праздником. В ней не будет ни криков, ни слез, ни отчаянных мыслей о завтрашнем дне. А будет только солнце в окошке, что бы там ни говорил Профессор.

Хлопнула калитка. Это Оля помчалась купаться на речку. Зачем? Ведь есть бассейн! Вот он, рядом! Владимир Семенович пожал плечами и посмотрел на часы. До встречи с Иваном оставалось сорок пять минут.

Бойко нахмурился. Он должен был убедить Ивана совершить еще одну акцию. Этот ночной звонок Нади переворачивал все планы. Нужно было немедленно что-то предпринять, каким-то образом отвратить неминуемый проигрыш.

И вдруг эти мгновения сосредоточенного ожидания нарушило смутное ощущение какого-то дальнего движения. Он взглянул на берег реки, все еще темный в предутреннем сумраке, и вздрогнул от неожиданности. На миг ему показалось, что он видит Надю. Но это была Оля. Она собиралась заняться восточной гимнастикой ушу.

Девушка была в светлом кимоно, сама тоже светлая, и только волосы — словно сгусток мрака. Постояла и вдруг вскинула к небу руки, как будто собралась взлететь. Да нет, это она просто потянулась, может, даже слегка зевнула с тем внутренним удовольствием, с каким, проснувшись, потягиваются и кошки, и хорошенькие женщины. При движении кимоно распахнулось, и Бойко на мгновение увидел девичью грудь, упругую, необычайно красивую в утреннем свете.

Владимир Семенович почувствовал, как в нем вспыхнула и тут же угасла какая-то всепроникающая, как рентгеновский луч, искорка. Там, на берегу, Оля еще не успела опустить руки, а искорка уже разгорелась, и сразу разрозненные элементы рассыпанной мозаики сложились, образуя новый узор. Это было словно озарение. Владимир Семенович улыбнулся. Теперь он знал, как превратить поражение в победу.

Через полчаса, когда белая «Нива» Ивана въехала во двор, Бойко был, как всегда, собран и уверен в себе. Он радушно, по-приятельски поздоровался с Моховчуком, отметил его измотанный вид, посетовал, что жизнь — сплошное кино и нельзя как следует выспаться, потому что рискуешь пропустить самые интересные кадры. Разговор он начал издалека, потому что важные вопросы никогда не решаются в лоб, с налета. Кроме того, в последнее время Моховчук беспокоил Бойко своим растерянным, несколько удрученным видом.

— У тебя проблемы? — спросил Владимир Семенович.

— Все свои проблемы я решил, — ответил Иван. — Все в порядке.

— А что так задержался?

— На дороге была авария, — отвел глаза Иван. — Чья-то машина слетела с дороги и взорвалась.

— И много жертв?

— Нет. Кажется, всего одна женщина погибла. Не успела выбраться из машины и сгорела… Бедняжка. Прямо как в кино.

— Какая жалость! — поцокал языком Бойко. — Кстати, о кино… Знаешь, Иван, тысячи людей занимаются кино и вообще искусством. А ведь все это самообман, ты не согласен? Искусство должно быть как удар хлыста — по чувствам, по воображению. Верно? Иначе это никакое не искусство.

— Искусство — вообще дело пустое, — ответил Иван спокойно.

Он скривил губы. Вероятно, хотел изобразить ироническую усмешку. Но ничего не получилось. Сегодня он явно не владел своим лицом. Должно быть, действительно измотался из-за бессонной ночи.

— О, ты не прав! — воскликнул Бойко. — Искусство старается разбудить нашу фантазию, заставляет сопереживать героям, ставить себя на их место. Послушай, неужели ты никогда не испытывал желания стать другим? Каким-то особенным, небывалым? Стать кем-то, кем ты никогда не был?

— Желание-то я испытывал… Но моя бывшая жена называла это неадекватностью, а попросту — сумасшествием.

— Почему сумасшествием? Неужто тебе никогда не хотелось быть Куком, Васко де Гамой, Колумбом?

— Хотелось, и вы это знаете. Но следом за желанием должно идти действие. Поэтому очень печально хотеть невозможного, — сухо ответил Иван.

— Знаю. Но не менее печально отказаться от мечты. Поверь, у каждого человека есть какая-нибудь мечта — тайное, самое сокровенное желание. Но не каждый находит смелость идти за ней. В большинстве своем люди — узники своих страхов. А человек, если он действительно человек, должен быть свободен.

«Странный разговор, — подумал Иван. — Пустой, отвлеченный. Неужели босс вызвал меня только для того, чтобы поговорить о мечтах человеческих. Да есть сотни людей, которые ни о чем не мечтают, кроме как пожрать, выпить и завалить какую-нибудь бабенку! Тогда к чему этот разговор?.. Босс никогда не треплет языком попусту. Странно, странно… Это все Профессор! Морочит ему голову!»

— Мечта — дело редкое, — осторожно заметил Иван. — У меня, например, и нет никакой мечты.

— Лукавишь, — улыбнулся Бойко. — Мечта есть у каждого. Как сердце или почки. Как память. Может ли быть человек без памяти? По-моему, наши мечты — это изгнанная и оскорбленная память. Неудовлетворенная, невостребованная или униженная память, как хочешь. Все то, что человек подавляет в себе. И у тебя, разумеется, тоже есть мечта, только ты еще не знаешь, как к ней подступиться.

— Может быть… — пробормотал Иван.

— Наверняка, — усмехнулся Владимир Семенович. — В последние дни, как ты заметил, я просмотрел множество книг по магии. Случайно мне попалась брошюра какого-то западного футуролога. Его мнение существенно отличалось от общепринятых взглядов. Он считает, что человечеству угрожает отнюдь не то, о чем нам изо дня в день кричат на каждом углу, — ухудшение экологической среды, стремительное истощение ресурсов, перенаселение. Этот парень убежден, что основная беда человечества — полное отсутствие духовного прогресса, отсутствие высоких целей, превращение человека из творца в потребителя. Это, по его мнению, вызывает полное истощение и опустошение не только духовного мира человека, но, главное, человеческих эмоций. Даже убийство не вызывает особо бурных эмоций.

Иван молчал, однако Бойко заметил, что в глазах его зажегся интерес.

— И то же самое происходит с человеческим разумом, — продолжил Бойко. — Разум развивается и деградирует одновременно!

— Как это? — удивился Иван.

— Вот так! Казалось бы, логический абсурд. Да! Но не диалектический! — Бойко засмеялся чуть злорадным смехом. — Разум, конечно, развивается, мозг увеличивает свой вес, растет количество серого вещества в наших черепных коробках. Но это оружие обоюдоострое. Увеличиваясь в размерах, мозг постепенно подавляет то, что служит стимулом для его развития: эмоции, воображение, фантазию, — в конечном счете и мечты. Совсем исчезают интуиция и прозрение как наивысшие формы знания. И что остается? Остаются только инстинкты, грубые животные инстинкты, как у домашнего скота. Выпить, пожрать, потрахаться — все!

— Многим этого вполне хватает для счастья, — заметил Иван.

— Ты ведь — не многие! Ты ведь, так же как и я, считаешь себя исключением из правил, которое, собственно, и подтверждает правило!

Бойко чувствовал себя в ударе. Он знал, что захватил внимание Моховчука и теперь может вести его за собой на поводке куда угодно. «Насилие требует идеи, — вспомнил он свою утреннюю мысль. — И идеи нет, нужно ее создать. Так зритель становится активным участником игры. Так подвешенная перед носом морковка заставляет ослика бежать без понуканий».

— Человек сам по себе бесполезен и беспомощен. Лишенный мечты, он быстро деградирует.

А это приводит к тому, что вся человеческая жизнь постепенно замедляет свое движение, остывает. В сущности, еще ни один умник на свете не выяснил, что такое человек. И какого типа энергия помогает ему считать себя венцом творения. А ведь это очевидно: мечта, и только мечта.

Бойко замолчал, снисходительно посмотрев на Ивана. Тот смирно сидел в кресле, повернув к нему внимательное лицо. Глаза усталые, воспаленные, но смотрят с интересом и пониманием. Значит, Бойко нашел верную ноту, зацепил, зажег, нашел созвучие. Он с удовольствием, даже с каким-то наслаждением, прислушивался, как истекают последние капли театральной паузы.

— Величие! — наконец, сказал он. — Вот основная мечта каждого человека. Конечно, каждый понимает его по-своему. Сколько спето, сыграно, написано о величии, и все по-разному. Кем был бы человек без этой мечты? Жалкой волосатой обезьяной, по сравнению с которой самый последний кретин показался бы высокоинтеллектуальным человеком! Но, влекомая мечтой, обезьяна слезла с дерева, превратилась в человека и успокоилась. Что мы имеем сейчас? Кто мы? Все те же обезьяны. Только безволосые, чьи потребности сведены исключительно к гастрономическим и половым отправлениям. Толпа, толпа…

Бойко покачал головой, восторженно потер руки, начал ходить по комнате из угла в угол. Идея начинала вырисовываться. Не бог весть какая идея, но Иван слушал затаив дыхание.

— Итак, мечта о своей непохожести на других, мечта о величии — это и есть искусство, но истинно велик только тот, кто воплощает свою мечту в жизнь. Творить самого себя, творить для себя новую, небывалую жизнь, превращать хаос в порядок или, наоборот, порядок в хаос — это ли не проявления божественной сущности? И тут возникает вопрос о роли Бога и дьявола. Уж сколько я прочитал в последнее время по этому поводу!.. Но все сводится к одному: Бог — это порядок, дьявол — это хаос. Но в этом-то и заключается весь парадокс мечты! К порядку стремятся только серые массы, а человек мечтающий, личность, стремится именно к хаосу. Он хочет быть самим собой без всяких правил и ограничений, навязываемых обществом. А уж потом, поднявшись над толпой, он может создать свой порядок, о котором, собственно, и мечтал. Хаос — начало всех начал.

Иван недоверчиво хмыкнул.

— Да, да. Именно хаос. Как в жизни, так и в природе. Посмотри на ночное небо. Кометы, метеоры, потоки раскаленных газов от бушующих звезд — хаос, жизнь. А теперь представь, что все звезды в галактике отдали свое тепло и потухли. Наступил порядок — смерть. Само первоначальное значение слова «хаос» означает «первородная вода». В ряде мировых религий утверждается, что Бог создал все сущее из этой воды, то есть из хаоса, упорядочив его. Даже в Библии сказано: «…и был хаос, и была тьма кромешная». Да что религия! Посмотри вокруг себя. Что у нас? Рыночная экономика! Система огромного, бурлящего хаоса, который в конце концов самоорганизует себя. Так и душа человеческая. Хаос, который сильный человек должен организовать по своему желанию, согласно своей мечте.

Поэтому главное — быть не таким, как все, нырнуть глубоко-глубоко в свое сердце, найти самую потаенную мечту, вырастить ее, взлелеять, защитить. Если нужно, проявить твердость, даже жестокость, отбросить прочь так называемые мораль и совесть как явления внешнего порядка — сосредоточиться только на своей мечте. И это делает человека сильным. Тогда, со Светланой Родиной, ты чувствовал себя другим — сильным?

— Пожалуй, — кивнул Иван.

— А ночные кошмары не мучают?

Иван только хмыкнул в ответ.

— Вот и прекрасно! У тебя есть мечта. И у меня есть мечта. Помогая друг другу, мы многого достигнем… Но любое солидное дело требует испытаний — испытаний воли, твердости, решительности. Понимаешь?

— Я должен заняться этими двумя девками? — догадался Иван.

— Только одной. Надей, — кивнул Бойко. — И сделать это нужно решительно.

Иван внимательно посмотрел на босса. Странное чувство оставил в нем этот разговор. Мир, представлявшийся ему таким сложным и уродливо бессмысленным, вдруг оказался покорным и подвластным силе. Главное — проявить эту самую силу. «…Нырнуть глубоко-глубоко в свое сердце, найти самую потаенную мечту, вырастить ее, взлелеять, защитить…» Впервые в жизни Иван заглянул в свое сердце и понял, что в нем кроется нечто глубокое и темное — глубже и темнее самых мрачных и бездонных вод. И эта глубина манила к себе с непреодолимой силой.

— Я все сделаю, — хрипло сказал он. — Когда?

— Сегодня днем. На пресс-конференции. План у нас будет такой…