Шли бои

На марше

Светало. Утренняя заря пробивалась сквозь листву. Я снял посты и дал команду к выступлению. Отряд двинулся в направлении железнодорожной линии Краков — Бохня. Мы шли по лесным дебрям пущи, пробираясь между деревьями и кустами. Ноги тонули в пушистом ковре мха. На траве и листьях — мириады жемчужин росы. Только притронься к ветке — и на тебя посыплются крупные прохладные капли. Приятно. Километры тяжелого марша позади. Прошел час. Лес стал редеть. Значит, мы приблизились к цели. Вот блеснули стальные полосы двухколейной железной дороги, которая вела с запада на восток. Мы вышли на участок между Подленже и Станиславице.

Под надежным покровом леса расположились на отдых. Провиант был отличный — два копченых свиных окорока, с которыми фюрер так не хотел расставаться. Ребята с аппетитом ели вкусное мясо. Что и говорить, давно не приходилось пробовать таких деликатесов.

— На тонну рыбы не променяю килограмм такого окорока, — проговорил Метек Коник.

— Особенно если рыба приготовлена тобой, — с ехидцей заметил Пометло.

— Ну, теперь я могу шагать и сотню километров без отдыха, — заявил Ханыс, поднимаясь и пряча в карман складной нож.

— Ты столько слопал, что и пяти не пройдешь.

Под вечер вместе с группой гвардейцев я отправился на разведку. Где лучше разобрать пути? Когда стемнело, мы перебрались через насыпь и двинулись на запад в сторону Велички. Мы были уже довольно далеко от леса, когда услышали протяжный гудок паровоза. Можно было не сомневаться, что Чарны со своей группой отлично справился с задачей: паровоз сошел с рельсов. Но ждать на путях подтверждения этого мы не могли. Следовало как можно быстрее уходить из района пущи.

Как и обычно, я шел позади бойцов. Пятеро гвардейцев двигались ускоренным маршем. У каждого теперь было по два вида оружия, за плечами — по сумке патронов. Вот только внешний вид бойцов подкачал. Одни были одеты в форму лесничих, другие — в трофейные немецкие мундиры, третьи — в штатское. Пестрота неимоверная.

Перед нами на многие километры простиралась равнина. Пришлось удвоить бдительность. Деревни мы большей частью обходили стороной. Отряд сохранял быстрый темп марша, чтобы к рассвету достичь более подходящей для укрытия местности. Ночь стояла тихая, теплая. Ребята шли широким шагом. Настроение у всех было отличное.

Через несколько часов мы достигли окрестностей Велички. Перед нами темнел лесок. Еще несколько минут — и он принял отряд под свою защиту. Решили укрыться в нем до утра. Бойцы разместились в кустах. Когда над горизонтом поднялся розовый шар солнца, мы увидели, что лес примыкает к Добрановице.

Было ясно, что днем передвигаться будет трудно. Я приказал бойцам соблюдать максимальную осторожность, а сам с несколькими гвардейцами отправился в Величку на встречу с секретарем организации ППР этого района Бохенеком. Он должен был передать нам ручной пулемет. До сего времени тяжелого оружия в отряде не имелось. Рассказав о новостях, Бохенек пошел за пулеметом. Но вернулся без него.

На мой вопрос, где пулемет, он со злостью ответил: «Кто-то стянул».

Бохенек научил нас пользоваться взрывателями, которые он делал сам. Позже нам это очень пригодилось. Передохнув, мы взяли большую пачку газет «Гвардиста» и «Трибуна Вольности», которые мы систематически распространяли в деревнях, и двинулись в обратный путь.

Ночью мы совершили переход в густой старый лес, расположенный более чем в десяти километрах от нашей прежней стоянки. Но и он был небольшим. В этот воскресный солнечный день нечего было и думать о продолжении марша к нашей боевой крепости в Подгале. До Мысленицких лесов, куда мы направлялись, нас отделяло более двадцати километров. К тому же, как мы узнали в Величке, в окрестностях расположилась немецкая дивизия со своим штабом. Разгромленная на восточном фронте, эта дивизия теперь зализывала раны — пополняла личный состав и вооружение. Лес, где расположился отряд, окружала открытая местность. Со всех сторон к лесу вели хорошие дороги. Величку пересекало шоссе, идущее из Кракова в Тарнув, а лагерь наш находился между Величкой и Мысленице.

Когда утром мы начали знакомиться с местностью, произошло непредвиденное. Неизвестно каким образом среди гвардейцев очутилась девочка. Самое большее лет восьми. Вид у девочки был перепуганный. Я усадил ее на колени и погладил по головке. Спросил, откуда она пришла.

— Из дому. Он недалеко отсюда, на опушке, — ответила она. — Я собирала грибы…

— А что делает твой отец?

— У нас нет отца. Его немцы забрали за то, что он не сдал обязательные поставки.

— Большая у вас семья?

— Пятеро.

— А где сейчас отец?

— Его убили.

Я подозвал бойца:

— Дай ей мяса.

Гвардеец отрубил от окорока большой кусок и, завернув его в тряпочку, протянул девочке.

— Иди домой, но только чужим о нас — ни слова, а то немцы снова придут.

В лагере царил образцовый порядок. Посты внимательно следили за подходами к нашей стоянке. Около десяти часов один из гвардейцев принес сообщение от передового дозора: девочка снова пришла и предупредила, что к лесу приближаются гитлеровцы. Я тотчас же поднял отряд по тревоге. Через несколько секунд ребята стояли с вещевыми мешками за плечами, с оружием в руках. Мы вышли к опушке. К лесу приближались два черных легковых автомобиля. Вот они остановились у первых деревьев. Из них один за другим стали выскакивать гитлеровцы в спортивных костюмах. Приложив к глазам бинокль, я сосчитал: их было восемь. Они шли прямо на нас.

Эхо наших выстрелов могло вызвать тревогу у немецких частей, и все же я решил действовать.

— Первое отделение — Чарны, Коник, Пометло, Володя — атаковать гитлеровцев. Бегом марш! Остальные — ложись! К бою готовьсь!

— Ребята, за мной! Дистанция друг от друга десять шагов! — скомандовал Янек своему отделению.

— Командир, я пойду с ними, — стал просить меня Грегорчик.

— Давай!

Он побежал за отделением, которое, маскируясь, кралось к опушке. Я следил за атакой отделения. Вот Володя вырвался вперед. Как всегда, горячился. Гитлеровец заметил его и обстрелял. Володя покачнулся, но не упал. Пригнувшись, спрятался за дерево. В тот же миг гвардейцы дали несколько залпов. Два гитлеровца рухнули на землю. Остальные, отстреливаясь, бросились бежать. Бойцы стреляли из-за деревьев.

— Поджечь машины! — приказал я.

Несколько гвардейцев бегом бросились выполнять приказание. Через минуту обе машины лежали вверх колесами. Одна из них загорелась. Немцы, поначалу бежавшие к машинам, изменили направление — отступили к Величке. Раненых они унесли.

Я приказал отряду построиться для марша. Через час-два лес могли окружить роты гитлеровцев.

— По отделениям, направление — река Раба, шагом марш! — скомандовал я.

Мы шли через лес. Володя что-то ворчал себе под нос, то и дело трогал рукой голову. Дробь поцарапала ему кожу, и рана наверняка сильно болела, особенно после того, как санитар смазал ее йодом. Солнце, как назло, припекало. Мокрые от пота рубахи липли к телу.

Через какое-то время мы вышли к костелу. Деревья скрывали его от нас до последнего момента. Вокруг костела толпились люди. Заметив нас, все — мужчины и женщины — повернули голову в нашу сторону. Некоторые тотчас же отвернулись. Другие долго смотрели на гвардейцев. Как загипнотизированные. Из глубины костела доносилось протяжное пение. Вскоре за нами сомкнулись высокие хлеба, среди которых попадались небольшие рощи и густой кустарник, скрывшие наш поспешный марш. Но что это? Из-за колосьев и кустов несколько крестьян подают нам знаки, явно прося разрешения подойти к нам. Но теперь мы не могли этого сделать: слишком близко находилось место последней стычки, и к тому же нам нужно было где-то укрыться. Сделав отрицательный знак рукой, я приказал двигаться дальше. Сильно пахло цветущими хлебами. Ноги в тяжелых сапогах путались в высокой траве, срывались с узких меж. Все сильнее напоминала о себе усталость. Ребята то и дело облизывали потрескавшиеся губы.

После двух часов напряженного марша мы вышли к берегу одного из рукавов Рабы. Осмотрели в бинокли местность. Кругом было спокойно.

Я дал команду расположиться на отдых. Ребята бросились к низкому берегу реки и скрылись в зарослях. Вскоре неподалеку от нас появился рослый, полный крестьянин. Увидев нас, остановился.

— Иди поговори с ним, — сказал я Чарному. — Спроси, что за дело у него к нам.

Сам стал издали наблюдать за их беседой. Крестьянин, жестикулируя, что-то объяснял Чарному. Я подошел к ним.

Крестьянину было лет сорок. На его высоком, загорелом лбу блестели капельки пота. Говорил он взволнованно.

— Это крестьянин из соседней деревни, — прервал его Чарны, обращаясь ко мне. — Говорите дальше!

— Так вот, тогда, — продолжал крестьянин, — мы решили, что вам нужно помочь. От того леска, где вы бились с немцами, до Велички пятнадцать километров, а до Мысленице — больше двадцати. Вам плохо пришлось бы, если бы гитлеровцы позвонили в Величку, — там у них много войск. Мы видели, как гитлеровцы несли раненого, как горели их машины. Стрельбу мы услышали, стоя у костела. Как только мы все это увидели, сразу поняли, что наши схватились с фрицами. Тогда-то мы полезли на телефонные столбы и перерезали все провода. Никто об этом не знает. Только трое своих, — закончил крестьянин, открыв в улыбке белые, крепкие зубы.

— Спасибо вам. Гитлеровцы действительно могли звонить и просить о помощи. А что в вашей округе слышно? Чем занимаются немецкие комендатуры? Как ведут себя?

— Когда лучше, когда хуже, как становится плохо, люди разбегаются, прячутся в лесу. Некоторых наших немцы вывезли в Германию за несдачу обязательных поставок. У нас не лучше, чем в других местах.

— А что думают люди о борьбе с оккупантами? — спросил я крестьянина.

Вопрос не озадачил его. Он ответил сразу:

— Мы так считаем: сидеть сложа руки и чего-то ждать нельзя. Нужно их как следует проучить, тогда они попритихнут. Только делать это нужно с умом. Вечно сидеть у нас они не будут, и им следует напомнить об этом. У нас поговаривают об организации. Вот я и бежал за вами, чтобы сказать это. — Он вытер пот со лба сухими, узловатыми пальцами. — Ну и жарища. Я принесу вам что-нибудь поесть и попить.

— Еда у нас пока есть, а вот пить нечего.

Я дал крестьянину денег. Минут через пятнадцать он вернулся. С ним пришли двое мужчин. Видимо, соседи. Они принесли бидоны с молоком и простоквашей, сметану, сыр, масло, яйца и табак. Гвардейцы подкрепились и расположились на отдых.

Солнце стало опускаться за синеющий на западе лес. Мы разговорились с крестьянами, которые все подходили из деревни. Появилась и молодежь — парни и девушки. Все толпились вокруг Володи. Он показывал на свою голову, пытался что-то объяснить. Иногда он пробовал вставить польское слово или даже целую фразу, и когда это ему удавалось, слушатели были в восторге.

Небо темнело. Сумерки сгущались. Солнце закатилось за лес, но крестьяне и не думали расходиться. Раздались грустные переборы гармошки. Как она оказалась в руках у парня с льняной чуприной, — никто не знал. Я сидел в окружении пожилых крестьян и их жен. Разговор шел о полевых работах, об урожае, но в конце концов все возвращались к одной теме — террору оккупантов. Слова крестьян были переполнены ненавистью к врагу. Кто-то из крестьян достал бутылку водки, расставил на траве стопки.

— За здоровье польских партизан. За погибель немцев!

Гармонист сменил хватающую за душу мелодию на веселую польку. Звуки ее понеслись над полями, теряясь где-то далеко за Рабой.

Бойцы начали танцевать. Каждый час сменялись караулы, и свободные от службы ребята до упаду кружились в лихой польке. К тому же месту, где отдыхал отряд, никто не подходил. Я запретил это, и крестьяне подчинились. Они смотрели, как гвардейцы сменялись на постах, и одобрительно кивали головами.

— Потанцуйте, командир, — приглашал меня белый как лунь крестьянин с рябым лицом. — Или боитесь наших баб?

Кругом засмеялись над шуткой крестьянина. Я встал и пригласил жену того крестьянина, который первым подошел к нам.

Время летело незаметно. Было уже за полночь. Мы больше не могли оставаться на одном месте. Я дал приказ к выступлению, поблагодарил крестьян за гостеприимство и сказал:

— Мы еще будем веселиться в свободной Польше. А теперь нужно идти дальше.

Стало рассветать, когда отряд переправился через реку. Некоторое время мы шли вдоль правого берега в высоком ивняке. Затем, обходя деревни, направились на юго-запад в сторону леса, раскинувшегося на склонах невысоких гор. Гвардейцев притягивало к лесу как магнитом. Бойцы оживились. Посыпались шутки. Каждый из нас верил, что лес даст нам защиту. К Мысленицкому бору мы приближались группками, но зрительной связи не теряли. Вскоре вступили в густую тень. Над нами, покачивая верхушками, величественно шумели стройные ели.

Я дал команду располагаться на отдых. После обеда небо затянули черные тучи. Стало темно. Подул сильный порывистый ветер. Деревья заскрипели, стали гнуться к земле. Послышались сильные раскаты грома. Бойцы бросились строить укрытие. В дело были пущены топоры, пилы. Не прошло и двадцати минут, как под деревьями выросло нечто вроде домика, прикрытого плащ-палатками.

Гроза бушевала до поздней ночи. Дождь лил как из ведра. Потоки воды с силой обрушивались на крышу нашего импровизированного убежища. Уровень воды в Рабе заметно поднялся. Река стонала. Мы ожидали, когда можно будет отправиться в путь для встречи с товарищами в Кальварьи и Вадовице.

Командующий округом Зигмунт еще в Коцмыжувском лесу приказал мне вернуться на троицу в родной район и провести совещание с партийным активом. Товарищи хотели увидеть гвардейцев, поговорить с ними.

Схватка на берегах Рабы

Когда дождь прекратился, мы двинулись в путь. Чарны шел впереди в головном дозоре. Чтобы обойти район Мысленице, отряд шел в направлении местечка Пцим, расположенного на противоположном берегу Рабы.

Идти было трудно: ноги скользили по размокшей земле. Поэтому отряд двигался медленнее, чем обычно. Черная, мохнатая, мокрая ночь поглотила горы, леса и фигуры бойцов, так что мы с трудом различали друг друга на расстоянии трех метров. Но ребята еще не чувствовали утомления и решительно шли вперед. Вот отряд поднялся на последнюю гору — и начался спуск к реке. Нашей ближайшей целью был мост на дороге, соединяющий Пцим с Зарабе. Головное охранение достигло реки. По-прежнему было темно, и мы не могли разглядеть, что делается на берегу. Беснующиеся потоки воды с грохотом неслись в долину. Река наводила страх. Никто не решился бы перебраться через нее вплавь — смельчака наверняка ждала бы смерть.

— Вот прижать бы здесь гитлеровцев. Всласть накупались бы перед смертью, — проговорил кто-то из гвардейцев.

От головной группы тем временем пришло донесение: «Мы у моста. Что делать дальше?» Я приказал группе остановиться, чтобы перейти мост всем отрядом. Ведь если мост в каком-то месте оказался разрушенным, для его восстановления могли потребоваться усилия всех бойцов. Чарны остановил свое отделение. К нему вскоре присоединилась остальная часть отряда.

— Давайте немного передохнем, ребята. Можете курить, только прикрывайтесь плащ-палатками, — сказал я гвардейцам.

Тесно прижавшись друг к другу, мы устроились на корточках у самого моста. Разговаривали вполголоса, так как за мостом проходило шоссе Краков — Мысленице — Закопане. За нашими спинами бурлила река. У деревянных опор моста вскипали самые настоящие водовороты.

— Как ты думаешь, можно перейти через мост? — спросил я у Чарного.

— Особенного доверия он не внушает. Имеет смысл кому-то пройти первому.

— Кого предлагаешь?

— Наших смельчаков, которым не страшно и окунуться, — Пометло и Володю.

— Перейдите на противоположную сторону, — приказал я ребятам, — проверьте, не сорван ли где настил. После выполнения задания сразу же возвращайтесь.

Володя и Пометло щелкнули каблуками, поправили обмундирование, погасили сигареты и двинулись к мосту. Ночная темнота сразу же поглотила их. Мы продолжали курить, пряча сигареты в рукавах. Рядом со мной сидел Чарны, а чуть дальше — остальные бойцы. Все ждали результатов разведки.

Прошло несколько минут. Послышался топот бегущих. Это были Пометло и Володя.

— Командир, жандармы! — доложил запыхавшийся Кальвин. — Их много. Идут в нашу сторону. Они уже на середине моста. Осветили нас фонарями и стали кричать «хальт», но мы бросились бежать.

Гитлеровцы, видимо, приняли наших разведчиков за бродяг или любителей ночных приключений. Нельзя было терять ни секунды. Мы с Чарным приняли решение: не пускать жандармов на нашу сторону.

Чарны бросился на противоположную обочину дороги, где расположилась вторая половина отряда.

— Заряжай! Целиться в середину моста! Стрелять только по моей команде! — вполголоса приказал я.

Гвардейцы молниеносно рассредоточились у моста. Прицелились ниже его перил. Пальцы застыли на спусковых крючках винтовок, штуцеров и двустволок. Мы стали ждать появления гитлеровцев на мосту, длина которого составляла около восьмидесяти метров. Мост был настолько узким, что по нему с трудом проходила крестьянская телега. Видимость ограничивалась двадцатью метрами. Под мостом бушевала река, неся в своих волнах вырванные с корнем кусты и обломки деревьев, которые глухо ударялись об опоры. Напряжение росло с каждой секундой.

Но вот перед нашими глазами в темноте появилась горстка людей — головная группа немецкого отряда. Немцы шли в нашу сторону. До них было немногим более двадцати метров. Я выждал еще немного… Гитлеровцы приблизились еще на два метра, три, пять…

— Огонь! — приказал я и одновременно выстрелил картечью из своей двустволки. Из двадцати восьми стволов грянул залп, затем другой. На мосту поднялась паника. Двигавшаяся сомкнутым строем группа представляла собой хорошую цель. Черные силуэты начали отрываться от группы и падать в воду: сломались перила моста. Гвардейцы стреляли беглым огнем. Рядом со мной лежал Тадек Грегорчик. Быстро досылая патрон в ствол, он кричал в промежутках между выстрелами:

— Ну, теперь поплавайте! Прыгайте, прыгайте!

После нескольких минут ураганной стрельбы группа на мосту исчезла. Гитлеровцы в панике бежали.

— Прекратить огонь! — приказал я. — Чарны и Касперкевич ко мне.

Нельзя было давать жандармам возможность собраться с силами. Поэтому я обратился к Касперкевичу:

— Бери свою штурмовую группу и лети за гитлеровцами. Атакуй их гранатами. Чарны пойдет с десятком гвардейцев за твоей группой и прикроет тебя.

Группа Янека бросилась по мосту вслед за бегущими гитлеровцами. Вскоре мы услышали громкое «ура» и взрыв гранаты. Янек гнал гитлеровцев в сторону Мысленице. Тем временем бойцы под командованием Чарного осмотрели местность за мостом, но там никого не оказалось. Чарны прислал ко мне связного, и по прогибающемуся настилу моста я перевел оставшуюся часть отряда на другой берег Рабы. Через некоторое время к нам присоединился Янек со своей штурмовой группой. Гитлеровцы бежали по шоссе. Янек преследовал их километра два. Ни во время схватки на мосту, ни позднее немцы ни разу не выстрелили.

Теперь следовало ждать ответного удара. Гитлеровцы наверняка бросятся преследовать наш отряд, чтобы навязать нам бой в невыгодных условиях. Мы уже хорошо знали их повадки. Поэтому отряду следовало как можно скорее уходить из района, где произошла схватка.

Отряд двинулся на запад от шоссе Краков — Мысленице. Вскоре мы вошли в лес — царство партизан. Километр за километром стали углубляться. Спустя некоторое время я приказал устроить привал.

Еще в начале марша Чарны, Кальвин, Касперкевич и Грегорчик вернулись на мост, чтобы осмотреть место схватки. Теперь я с нетерпением ждал их возвращения. Наконец они появились. Чарны принес несколько фуражек гитлеровских жандармов и темно-синих — полицейских. На настиле моста и поручнях гвардейцы обнаружили пятна крови. Значит, бой был удачным.

На следующий день мы узнали, что несколько гитлеровцев утонуло в реке. Многие были ранены. Сами гитлеровцы объявили, что «рота полицейских и жандармов была атакована под Мысленице крупными бандами партизан».

Мы укрылись на поросших лесом склонах гор на левом берегу Рабы.

Взошло солнце. Вскоре посты доложили, что внизу на дороге — немецкие грузовики с военной жандармерией. В бинокль были хорошо видны колонны машин, которые с ревом неслись в глубинные районы Подгаля, к горам Любонь и Турбач. Немцы, видимо, считали, что только в этих глухих районах Карпатских гор могли скрываться партизаны.

Двигаться дальше в сложившейся обстановке было невозможно. Целый день мы внимательно следили за передвижениями немецких войск. Отряд расположился сравнительно недалеко от моста и сохранял при этом полную боевую готовность. Время от времени на дороге появлялись автомашины. Гитлеровцы подъезжали то к одному, то к другому лесу. Опустилась ночь. С наступлением темноты движение грузовиков с солдатами прекратилось. Мы пришли к выводу, что немцы решили теперь попытаться скрытно обнаружить нас. Принимая это во внимание, я приказал отряду двинуться в противоположную от направления преследования сторону — к лесному участку в районе Ланцкороны. Бойцы шли, соблюдая величайшую осторожность. Мы держались в стороне от открытых участков местности, углубляясь все дальше в лесную чащу.

Позднее в этом районе с помощью крестьян мы создали самую настоящую разведывательную сеть. Теперь же несколько бойцов укрывалось в деревнях с целью собрать информацию о положении в районе. Мы делали все, чтобы гитлеровцы не застали нас врасплох. Особую осторожность приходилось соблюдать ночью, так как от нашего расположения до ближайших немецких гарнизонов было меньше пятнадцати километров. Без помощи крестьян мы не смогли бы так свободно ориентироваться в обстановке.

На следующее утро мы услышали треск пулеметных очередей и отдельные выстрелы. Звуки выстрелов доносились со стороны лесов, раскинувшихся у подножия Турбача. Бойцы и наши добровольные разведчики — крестьяне удвоили внимание. Перестрелка под Турбачем разгоралась. Треск пулеметных очередей то и дело заглушали глухие взрывы мин. По всему было видно, что там разгорелся ожесточенный бой. Мы видели, как в ту сторону помчались грузовики с гитлеровцами. Бой этот явился для нас неожиданностью. Мы невольно задавали себе вопрос: с кем же сражаются гитлеровцы? И не находили ответа. Оставалось только терпеливо ждать известий от крестьян и горцев.

Шли часы, а бой под Турбачем не ослабевал. Одно было ясно: гитлеровцы ведут бой с хорошо вооруженными отрядами.

Мы видели, как немецкие машины доставляли к Турбачу подкрепления, а оттуда вывозили раненых. Гул взрывов, усиленный эхом, разносился по горам. Наш отряд находился в полной боевой готовности, чтобы в любой момент, если понадобится, принять участие в схватке.

Бой длился целый день. Вечером мы получили подробные сведения о нем. В поисках нашей группы гитлеровцы наткнулись в Карпатских лесах на многочисленный и хорошо вооруженный партизанский отряд. Отряд этот прибыл в Подгале из Прикарпатской Украины и расположился в лесах Турбача. Польские, советские и чехословацкие партизаны, входившие в состав отряда, оказали гитлеровцам сильное противодействие. Атаки немцев успеха не имели. Партизаны забрасывали карателей, взбиравшихся на крутые склоны гор, гранатами, поливали их огнем из пулеметов и автоматов. Введенные в заблуждение неожиданными маневрами партизан, гитлеровцы несколько раз атаковали свои собственные позиции. После боя партизаны отошли на территорию Словакии.

По полученным нами сведениям, немцы понесли большие потери и были полностью дезориентированы.

Ночью мы снова двинулись в путь. Предстояло пройти еще много километров, а усталость давала о себе знать. Бойцы двигались уже не в таком темпе, как несколько дней назад. Все мечтали об отдыхе.

Отряд шел всю ночь. На рассвете мы вступили в леса около Ланцкороны. Пришли мы в указанный район накануне троицы, то есть на день раньше срока. Разбили лагерь.

Днем я установил связь с партийной организацией в провел в отряде совещание. Мы определили, кто из гвардейцев может сходить к родным. Таких оказалось более десятка. Назначили время их возвращения, а также место сбора всего отряда после праздников.

Остальных бойцов местные товарищи разместили у крестьянина — члена партии товарища Сусека в деревне Пшитковице около Кальварьи. Я этого крестьянина хорошо знал. Вечером полями и зарослями мы пробрались к его одноэтажному каменному дому, стоявшему на вершине пологого холма. Оттуда открывался чудесный вид на окрестные леса и горы.

Я послал связного предупредить Сусека о нашем прибытии. Тот вернулся с секретарем подпольного районного комитета партии Станиславом Немецем (позднее он был арестован гестапо и погиб в 1944 году).

— Вы, наверное, здорово устали, — проговорил он, взваливая себе на плечи несколько наших ружей. — Идемте, тут спокойно.

— Ребята, к дому подходить по двое, с интервалами метров пятьдесят, — приказал я гвардейцам.

Я пошел с секретарем. Хозяин пригласил нас в дом. На большом чердаке было разостлано свежее сено, приготовлены постели и чистое белье.

— Настоящая гостиница, — восхищались ребята.

Вымывшись и поужинав, мы заснули мертвым сном. Сусек и Немец всю ночь дежурили во дворе. На чердаке бодрствовал часовой.

Сусек разбудил нас поздно утром.

Бойцы побрились, вычистили оружие. В полдень из Кракова приехала Валя. Она привезла свежие номера газет «Трибуна Вольности» и «Гвардиста». Мы с жадностью набросились на них: хотелось узнать новости с восточного фронта, новости о действиях других групп Гвардии Людовой в Жешувском, Келецком, Белостокском воеводствах.

Вскоре к нам приехали командир подрайона Гвардии Людовой Юлек Годуля и секретарь партийной организации Франек Рачиньский. Они познакомились с бойцами. Похвалили наше вооружение. До поздней ночи мы обсуждали планы дальнейшей борьбы. Как выяснилось, гитлеровцы готовили новые облавы и карательные экспедиции. Валя сказала мне, что командующий округом Зигмунт хочет встретиться с нами для обсуждения новых важных заданий.

За два дня бойцы хорошо отдохнули. Отряд, как и было намечено, собрался в деревне Леньчи. Там мы остановились у товарища Добоша.

На совещании мы приняли следующее важное решение: отделение под моим командованием перейдет на левый берег Вислы, где ему предстояло решать новые задачи (позднее отделение перекрестили в подотряд под названием «Висла»); остальная часть отряда во главе с Чарным останется в Подгале. Таким разделением отряда мы предполагали ввести гитлеровцев в заблуждение, запутать наши следы. Зигмунт признал наше решение правильным.

Отвлекающий удар

Три дня спустя после выхода отряда из Неполомицкой пущи группа подпольщиков из Бохни совершила нападение на лесопильный завод в Клае. Сообщение об этой операции я получил как раз перед новым маршем. План нападения на завод я согласовал с Зигмунтом еще во время встречи в Коцмыжувском лесу. Вместе с активом отряда мы обсуждали планы новых операций.

— Осуществить такой маневр надо обязательно, — констатировал командующий. — Он отвлечет внимание немцев от отряда, который благодаря этому без помех сможет перебраться в более безопасное место. Гитлеровцы будут введены в заблуждение неожиданной операцией в другом районе.

— Да, это хорошая мысль, — проговорил я тогда, не в первый раз отдавая себе отчет в том, что отряд по-прежнему слабо вооружен, несмотря на захват оружия в Неполомицкой пуще. У нас не было автоматов. Кроме того, мы все еще учились тактике партизанской борьбы, накапливали боевой опыт. Поэтому помощь местных гарнизонов Гвардии Людовой была необходима.

— Не вступайте в открытый бой с численно превосходящими силами противника, — напоминал Зигмунт. — В данный момент это никоим образом не рекомендуется. Кругом слишком много немецких постов и гарнизонов. Удар следует наносить из засады. После каждого нового удара уходите от преследования. Ваш переход в Подгале мы прикроем ударом по лесопильному заводу в Клае. Иначе гитлеровцы догадаются, что в этом районе боевые операции ведет только одна ваша группа. Группа подпольщиков в Бохне уже закончила подготовку. С ней пойдет Станислав Шибистый (Стефан). Товарищи помогут им. Бехенек изготовил такое количество зажигательных устройств, что можно уничтожить не одну, а пять таких лесопилок, как в Клае. Я только должен знать, когда вы будете проходить в районе Бохни.

— Я передам сообщение об этом через Бохенека.

— Хорошо. С ним я установлю связь.

На лесопильном заводе в Клае изготовлялись бараки для гитлеровских войск и концентрационных лагерей. Там имелось несколько пилорам и оборудование. На складах скопилось большое количество бревен и досок.

Прежде чем в ход пошли «зажигалки» Бохенека, товарищи из Бохни — Садульский и Веха — вступили в переговоры с немцем — начальником охраны завода относительно левой покупки досок. Рассчитывая получить крупную сумму денег, немец согласился на вывоз досок с территории завода. Но покупка досок явилась лишь прикрытием операции, о которой гитлеровец и не догадывался.

Группа подпольщиков, в которой был и Юзеф Пулгрошек, подошла с Шибистым к заводу, когда уже вечерело. Начальник охраны, чтобы сделать возможным вывоз досок с территории, собрал у себя всю охрану на совещание. Тем временем несколько подпольщиков вошли на территорию, неся кроме «зажигалок» бутылки и бидоны с керосином, бензином и нефтью. Содержимое бутылок они вылили на штабеля бревен и досок и в подходящих местах установили зажигательные устройства, поставленные на небольшое замедление. После этого подпольщики скрылись.

Совещание охраны еще продолжалось, когда к небу поднялись первые языки огня, окутанные густыми клубами дыма. Огонь быстро охватил всю территорию склада и начал перебрасываться через ограду. Через несколько минут стало ясно, что спасти завод невозможно. Море огня охватило штабеля бревен и досок, строения завода, где находились пилорамы и прочее оборудование.

Немцы метались, как сумасшедшие. Стали будить жителей в соседних домах, пытаясь заставить их тушить пожар. Но найти добровольных пожарников им не удалось: в страхе перед гестапо люди скрывались на полях и в лесу. Лесопильный завод сгорел дотла. Вскоре был сожжен второй лесопильный завод — в Бохне. Эту смелую операцию провел железнодорожник Анджей Веха вместе с Садульским из Миклюшовице и другими товарищами.

Мы видели, что борьба не на жизнь, а на смерть не отпугивала людей. Наоборот, в ряды Гвардии Людовой вступали бывшие члены «Вици» — довоенной молодежной крестьянской организации. Люди начинали понимать, что вооруженное сопротивление стало средством самообороны против террора оккупантов. В борьбу включился весь район Бохни, став надежной опорной базой партии.

Некоторое время спустя в беседе с Шибистым и Зигмунтом я заговорил об этой смелой операции в Клае, которая была связана с действиями нашего отряда. Из нее мы сделали еще один важный вывод.

— Если бы у нас было несколько боевых партизанских групп, — говорил Зигмунт, — мы расширили бы фронт борьбы, а гитлеровцам было бы значительно труднее гоняться за нами.

Впоследствии эта мысль начала приобретать все более реальные формы.

— Именно в районе Бохни и Тарнува, — говорил командующий округом во время другой встречи, — можно создать новый партизанский отряд. Местность вполне подходящая. Есть и леса. Очень важно, что в этом районе проходит железнодорожная линия, ведущая на восток. Товарищи из Бохни уже ведут соответствующую подготовку, изыскивают способы раздобыть оружие и боеприпасы. У Рачиньского и Ядвиги имеются даже кое-какие замыслы.

Это меня обрадовало. В районе Бохни можно было шире развернуть борьбу. И хотя совсем недавно гитлеровцы арестовали здесь много членов Польской рабочей партии — Концкого, Шмайду и других, в подполье остались люди. Многочисленный партийный актив не прекратил работу. Этим подпольщикам помогали. С ними сотрудничали Шулёвы и Бохенек. Часто ездила в Бохню с разными заданиями и Пайонкова.

— Я думаю, ты поможешь им организовать отряд, — обратился ко мне Зигмунт. — Отправляйся в район Бохни. Опыт у тебя есть, а твой прежний отряд будет продолжать действовать в Подгале самостоятельно.

Организовать второй отряд, конечно, нужно было. Только бы обеспечить его оружием и боеприпасами, а недостатка в желающих стать партизанами не было. Ядвига и Франек Рачиньский искали возможности решить эту проблему. Рачиньского направил из Кальварьи на работу в районе Бохни окружной комитет партии после ареста гитлеровцами организатора ППР и Гвардии Людовой первого секретаря райкома Шмайды. Рачиньскому помогла Ядвига, еврейка из Лодзи. Эта невысокая девушка лет двадцати с большими темными глазами в смелости и упорстве не уступала мужчинам. Из соображений конспирации она пользовалась двумя фамилиями — Поплавская и Сальтарская.

Рачиньский и Ядвига энергично приступили к делу. Установили контакт с солдатами немецкой армии, которые согласились за соответствующую плату продать им оружие. Это был один из путей получения оружия в те годы. Зигмунт, однако, отговаривал их от проведения этой операции и не давал на нее согласия.

— В районе Бохни теперь слишком жарко, — убеждал он. — Гестапо и шпики выслеживают членов ППР и Гвардии Людовой. Немцы крайне обеспокоены диверсией на железной дороге и поджогом лесопильного завода. Сейчас совсем не время для таких дел. К тому же мы уже пытались покупать оружие у военнослужащих немецкой армии. И это не дало результатов.

И все же Рачиньский и Ядвига не отказались от намерения купить оружие. В конце июня 1943 года они договорились с солдатами о встрече. Передача оружия и боеприпасов должна была состояться на кладбище. В назначенный час Рачиньский и Ядвига пришли туда. Дорогой ничего подозрительного они не заметили. И вдруг подпольщиков окружили гестаповцы. Бежать было уже поздно. Гестаповцы привезли их в Кальварью. Здесь, на рынке, разыгралась драматическая сцена. Зверски избитых узников увидела младшая сестра Франека Рачиньского двадцатилетняя Стася. Безоружная, она бросилась на гестаповцев и их польских прислужников. «Вы преступники», — закричала она и плюнула гестаповцам в лицо.

Рачиньский и Ядвига и под пытками не выдали никого.

Всех троих отправили в концлагерь. Партия понесла еще одну тяжелую потерю. Создание отряда пришлось временно отложить. Мы думали, как отомстить за Рачиньских и Ядвигу.

— За каждого товарища пустим под откос по эшелону, — предложил Годуля, командир Гвардии Людовой в Кальварьи. Только вы, товарищ Михал, должны мне помочь. Дайте немного динамита, а остальное я беру на себя.

Я обещал выполнить его просьбу, но моя помощь оказалась ненужной. Члены партии и бойцы Гвардии Людовой из Кальварьи сами раздобыли взрывчатку. Их разведка установила, что динамитные патроны есть в Стрышавской каменоломне около Закшува. Согласовав детали операции со мной и секретарем райкома Рачиньским — братом Франека, группа товарищей отправилась на задание. Операция увенчалась успехом. Стальные шкафы, в которых хранился динамит, не устояли перед крепкими руками гвардейцев.

Годуля (Юлек), как и большинство подпольщиков, был смелым парнем. Обращала на себя внимание его ожесточенность. Мне стоило больших трудов удерживать этого худого юношу с открытым взглядом от того, чтобы он не бросился на гитлеровцев средь белого дня. Вместе с товарищами он выслеживал воинские эшелоны на участке между Кальварьей и Хабувкой и уничтожал их. Несколько поездов взлетели в воздух вместе с мостами. Потери врага заметно росли.

В августе я узнал о его смерти. Он погиб от пули темно-синего полицейского во время облавы на одной из улиц в Кальварьи…

Подпольная организация ППР в Кальварьи и местный гарнизон Гвардии Людовой продолжали борьбу. На террор оккупантов они отвечали смелыми ударами.

Динамит из шахты «Кристина»

В соответствии с программой наших действий во второй половине июня 1943 года я с отделением из пяти партизан направился на левый берег Вислы. Мы решили захватить динамит на нижнем горизонте шахты «Кристина» (неподалеку от Тенчинека). Для серьезных операций против военных объектов и коммуникаций врага, имеющих целью дезорганизацию глубокого тыла гитлеровских армий (следует помнить, что по территории Краковского воеводства проходили главные железные дороги и шоссе, ведущие к восточному фронту), требовался динамит.

Вскоре перед нашими взорами предстала лента серебрившейся в лучах солнца Вислы. Убедившись, что ничто не угрожает нам, мы подошли к парому. Перевозчик оттолкнулся длинным шестом от помоста — и через несколько минут мы очутились на противоположном берегу. Поднялись на гребень земляного вала, оберегающего поля от наводнений, и осмотрели окрестности. Потом пошли по полевой дороге в направлении Чернихува. Там разместились в разных домах. Я остановился у родственников Чарного. Встретили меня с радостью.

Через несколько дней к нам прибыл из Кракова Зигмунт. Вид у него был усталый, только глаза горели прежним огнем. Обменявшись последними новостями, мы перешли к основному вопросу — о динамите.

Операция, которую я обдумывал сотни раз, была обсуждена во всех подробностях. Мы считали, что в шахте находится значительное количество динамита. Операцию следовало проводить только в воскресенье, когда под землей находилась лишь дежурная смена и двое-трое охранников. Справиться с последними особого труда не составляло. Оставалось решить, как перенести и куда спрятать динамит.

Ковальский неподвижно сидел у окна, не отрывая взгляда от зеленых лугов и начинающих желтеть полей. Ярко светило солнце. Листья на деревьях были словно погружены в дремоту.

— А ведь сегодня воскресенье, — сказал вдруг Зигмунт и, подумав, добавил: — замечательный день. Стоит ли ждать следующего воскресенья? А что, если тогда пойдет дождь?

Я посмотрел на него и понял, что он уже принял решение.

— Не стоит, — ответил я.

Когда пришел Очкось, я сообщил ему, что операция назначена на сегодня. Все приготовления уже были сделаны.

— Может быть, сегодня нам повезет больше, чем в прошлый раз, — заметил Очкось.

— Прежде всего следует известить товарищей. Сообщить им место сбора. Мы его не меняли, пусть остается прежним. Условный знак ты тоже знаешь: три коротких свистка, — объяснил я Очкосю.

— Будет исполнено, — отрубил тот.

В ожидании его извращения я остался с Зигмунтом. Успеет ли Очкось известить всех товарищей? Медленно тянулись часы. Вечерело. Когда я в третий раз подумал, что Очкосю пора бы уже быть на месте, дверь открылась и перед нами появился он сам. Тяжело дыша, Очкось присел к столу.

— Успел передать приказ всем, — только и смог произнести он.

Поблагодарив родственников Чарного за гостеприимство, мы двинулись в путь. С нами пошел на операцию и Зигмунт. Дорогу к лесу я хорошо знал. Чтобы успеть к месту сбора, пришлось ускорить шаг. Я подсчитал, что нам придется сделать в оба конца километров сорок. Времени, таким образом, было в обрез, тем более что летняя ночь коротка.

Около одиннадцати часов мы были на месте. Я тихо трижды свистнул и тут же услышал ответный свист. Через секунду мы очутились в кругу поджидавших нас членов ППР этого района. Отделение Гвардии Людовой, которое привел Грегорчик, было уже на месте. Опираясь о ствол огромного дерева, разговаривал с кем-то Коник из Чулува. Рядом с ним сидели Чекай из Кашува, Малик, Игнаций Тарговский, братья Петр и Игнаций Фелюсь, Франек Зайонц из Рыбной и еще более десяти человек. Через несколько минут к нам присоединилось еще несколько товарищей. Всего наша группа насчитывала около тридцати человек.

— Пора, — решительно произнес Зигмунт.

Я стал рассказывать участникам операции, что им предстоит делать.

— Отделение Тадека идет первым. Остальные в колонне по двое следуют за гвардейцами, не теряя их из виду.

Колонна быстро сформировалась. Я шел в паре с Зигмунтом. Под ногами трещали сухие ветки, шелестели листья. Лес постепенно редел. Через полчаса колонна остановилась. Мы подошли к ее голове. В темноте чернели контуры шахтных построек. В стороне высился куб здания администрации.

— Тадек, — подозвал я Грегорчика, — возьми несколько человек и перережь телефонные провода. Потом у всех выездных путей расставь тех, кто лучше вооружен. А потом нужно овладеть административным зданием. Если там гитлеровцы, задержите их.

— Слушаюсь!

Быстро собрав людей, Тадек исчез в темноте. Минут через десять с небольшим он вновь появился перед нами.

— Товарищ командир, задание выполнено, — доложил Грегорчик. — Связь прервана, все подходы к шахте под контролем, в здании никого нет.

Часть людей я оставил в лесу. Остальные вместе с командующим округом Зигмунтом вошли на территорию шахты. Я подозвал одного из гвардейцев.

— Возьми с собой несколько человек и займись охранниками.

Мы стали ждать его возвращения. Шахта не работала. Огромное колесо подъемной машины замерло. Стальные канаты, уходящие от колеса в ствол, казались блестящими нитками. Кругом царила мертвая тишина. Наконец гвардеец вернулся.

— Охранников мы загнали в машинное отделение, — доложил он. — Франек сторожит их, а заодно и машиниста.

Я дал команду, и через мгновение все были в здании шахты. У огромного махового колеса и подъемной машины стоял старый горняк. Машинист смотрел на нас исподлобья, прищурив красные слезящиеся глаза.

— Не хочет спускать клеть вниз, — показывая на машиниста, доложил гвардеец, — а мы хотим немного уголька порубать.

Я подошел к машинисту и сказал:

— Среди нас есть шахтеры. Если вы не пустите машину, мы сделаем это сами, но тогда заберем вас с собой.

— Я ведь не говорил, что не хочу этого делать, — начал оправдываться старик. — Заходите в клеть.

В клеть с Франеком Зайонцем вошли несколько человек. Машинист нажал на рычаг. Клеть дрогнула, легко сдвинулась с места и провалилась.

— Мы вас свяжем, — обратился я к двум охранникам, которые стояли рядом, — чтобы немцы не обвинили вас в помощи партизанам. С машинистом сделаем то же самое, но только после того, как он кончит свою работу. Оставим и письмо с печатью, чтобы гитлеровцы знали, кто здесь был.

Спустившись на шахтный двор, Зайонц вместе с несколькими товарищами пошел к складу с динамитом. «Только бы поиски не затянулись», — думал я. До сих пор все шло по плану. С нетерпением ждали мы сообщений из-под земли. Приближался решающий момент. По полутемному штреку за Франеком гуськом шли шахтеры Тадеуш Летнер и Ян Рышка. За ними следовали Ян Бучек и Польдок Хебда, привыкшие к этим подземным коридорам. Все они ненавидели немецких оккупантов, как некогда их отцы, которые боролись за польскую землю Силезии. Приняв участие в этой операции, они сожгли за собой все мосты. Рышка решил уже не возвращаться домой. Он предусмотрительно не показывался там и перед самым выходом на шахту. Летнеру он поручил зайти к его жене, взять оружие и боеприпасы и передать ей, чтобы она спрятала все, на что немцы могли обратить внимание. Ведь именно они, шахтеры, и подали мысль взять динамит в шахте. До сего времени Петр Чеховский, через которого мы поддерживали связь с Яном Рышкой, и другие шахтеры украдкой выносили взрывчатку небольшими кусками. Наконец Чеховскому эти опасные и изматывавшие нервы операции надоели, и однажды он воскликнул: «Черт возьми, что мы так по кусочку и будем выносить весь динамит? Давай, Михал, заберем весь клад». И вот теперь они шли за динамитом по пустым штрекам.

Еще один поворот — и шахтеры остановились перед дверями склада. Оставалось сорвать тяжелый замок. Летнер поддел его железным ломом, Бучек и Хебда помогли нажать, и двери со скрежетом открылись.

Наконец к нам пришло первое донесение из-под земли:

— Грузим динамит в вагонетки. Нашли также шнур и капсюли.

Минуту спустя снова раздался звонок внутреннего телефона:

— Здесь двадцать ящиков динамита по двадцать пять килограммов в каждом, — услышал я радостный голос. Полтонны взрывчатки!

— Погрузить все, оставить только один ящик, вставить в него взрыватель. После того как люди поднимутся, подорвать ствол.

Через несколько минут снизу докладывают:

— Вагонетки пошли наверх!

Глухо постукивает клеть. У подъемной машины на всякий случай стоит шахтер Францишек Татарух. Мы напряженно всматриваемся в черную пасть ствола. Еще несколько секунд — и вот появляется нагруженная ящиками клеть. Малик и Фелюсь выносят шнур и капсюли. Я пишу машинисту расписку на взятый динамит. Затем бойцы запирают охранников и машиниста в помещении склада. Гестаповцы не должны заподозрить их в сотрудничестве с нами.

Товарищи взвалили ящики с динамитом на плечи и один за другим исчезли за оградой шахты.

— Поджечь шнур! — приказал я.

Я стоял в последней группе у самой клети.

Подавшись вперед, прислушивались Зигмунт, Юлек Дулёвский (Крук) и Франек Зайонц. Через несколько секунд до нас донесся глухой взрыв. Земля под ногами вздрогнула. Мы сразу же вышли из машинного отделения и оставили территорию шахты. В лесу присоединились к группе Тадека, которая уже ждала нас. Товарищи взвалили ящики на плечи. Мы с Зигмунтом собрали винтовки бойцов, чтобы им легче было нести ящики с динамитом. Колонна двигалась ускоренным маршем прямиком через лес в направлении Рыбной. Люди, согнутые под тяжестью деревянных ящиков, то и дело спотыкались в темноте. Вскоре мы с Зигмунтом взяли ящики у тех, кто очень устал, а им отдали оружие. Форсированный марш продолжался. Острые углы ящиков больно врезались в плечи, руки. Однако никто не жаловался.

Колонна вышла на опушку леса. Здесь мы устроили десятиминутный привал.

— Теперь не придется выпрашивать каждую пачку динамита. Полетят в воздух поезда и мосты, обозы и солдатня гитлеровская, — вытирая со лба пот, сказал Коник стоящему рядом Грегорчику.

Зигмунт, я и еще несколько товарищей обсуждали наш дальнейший маршрут. В конце концов было решено разделиться на несколько групп. Если у одной из групп на пути возникнут препятствия, бойцы должны надежно закопать ящики. После совещания я назначил старших по группам, ответственных за людей и динамит…

На востоке уже светлел край неба. Над землей стелился туман. Группы одна за другой исчезали в ложбинах, зарослях и высоких хлебах.

Мы с Зигмунтом отправились в Чернихув. Солнце еще не взошло, когда мы постучали к старым Планетам. Они уже не раз оказывали нам гостеприимство. Передохнув, стали думать, как лучше использовать динамит.

— Часть придется переправить в Жешувское и Силезско-Домбровское воеводства, — решил Зигмунт.

Договорились, что Владек Бохенек в кратчайший срок сделает для нашего отряда запалы и детонаторы. В полдень Зигмунт выехал в Краков.

Гвардейцы и члены партийной организации спрятали динамит в Чернихуве, Рыбной и других окрестных деревнях. Взбешенные гитлеровцы стали прочесывать леса вокруг Тенчинека и Кшешовице. Окружающие шахту районы проверили с помощью специальной поисковой аппаратуры. Дороги, ведущие к Кракову с запада и юго-запада, гитлеровцы перегородили колючей проволокой.

Шахта «Кристина» была надолго выведена из строя. Взрыв целого ящика динамита серьезно повредил ствол и оборудование шахтного двора.

Через несколько дней мы перенесли ящики с динамитом еще дальше, в окрестности деревни Русоцице около Вадовице, куда вскоре прибыл Чарны. Здесь было спокойно.

Охранял динамит отряд Чарного. Как и было согласовано с Зигмунтом, половину взрывчатки — двести килограммов — для Жешува, а также для подпольщиков силезского угольного бассейна, и пятьдесят килограммов для Кракова мы спрятали отдельно. За динамит, выделенный отряду, ответственность несли Чарны и товарищи Грая из Русоцице. Остальные ящики товарищи распределили по деревням.

Вскоре пришло сообщение от Зигмунта: взрыватели готовы и их можно забрать у Бохенека.

Через несколько дней командование округа организовало переброску динамита в Краков, Жешувское воеводство и угольный бассейн. Специалисты определили, что для подрыва эшелона достаточно пяти килограммов динамита.

Вскоре мне сообщили, что Янек Шумец со своей молодежной группой сконструировал бомбу с часовым механизмом. Бомбу эту подбросили на вокзал в Кракове, где она и взорвалась. Подпольщики выводили из строя паровозы с помощью динамитных шашек, замаскированных под куски угля. Их подбрасывали в тендеры.

Немцам не удалось раскрыть организаторов и участников операции под Тенчинеком. Уже на следующее утро начались аресты шахтеров. Чеховскому в последний момент удалось бежать. Жители Тенчинека и Заляса, которые наверняка видели наших людей, возвращавшихся с операции, не выдали их немцам.

Хладнокровие

В августе 1943 года я был участником совещания командиров десятого района и руководства IV округа. Во время этого совещания произошел случай, о котором я до сих пор не могу забыть. Мы собрались у Людовика Солтыка, который жил под самой крышей пятиэтажного дома номер четырнадцать по Скавиньской улице. Сидели тесным кружком в большой комнате и тихо разговаривали.

Напротив меня были секретарь окружного комитета Анастазий Ковальчик (Настек; деятель комсомола и Компартии Польши; в годы оккупации — член ЦК ППР, секретарь Варшавского комитета ППР, с июля по ноябрь 1943 г. — секретарь Краковского окружного комитета ППР. Впоследствии был арестован гестапо. 1 декабря 1943 г., находясь в тюрьме, покончил жизнь самоубийством) и начальник штаба округа Шибистый. Справа — Ковальский. У входа разместились Солтык, Станислав Немец из Кальварьи и еще несколько товарищей. Совещание затянулось. Обсуждали организационные дела района. Настек рассказал о планах на ближайшее будущее и предложил изыскать возможности расширения партизанской борьбы и партийной работы.

Участники совещания говорили о недостатках в организации подпольной работы и старались найти пути их преодоления.

В комнате было очень жарко из-за того, что солнце сильно нагревало черепицу, но никто не обращал на это внимания. Снаружи никаких звуков не доносилось.

Вдруг дверь в соседней комнате распахнулась, и послышался плач Метека, сына Солтыка.

Все стали прислушиваться к тому, что делается за стеной. Сомнений не было: там находились немец и еще кто-то, говоривший по-польски. До нас долетали обрывки разговора.

Как мы узнали позже, в комнату к жене Солтыка вошел немецкий жандарм в сопровождении темно-синего полицейского. Увидев их, женщина взяла на руки маленького Метека и тихонько ущипнула его. Мальчик начал кричать. С каждой минутой крик усиливался. Гитлеровец приблизился к женщине и спросил, почему он так дерет глотку. Темно-синий полицейский перевел.

— У ребенка тиф, — пояснила жена Солтыка.

Как только полицейский перевел, гитлеровец бросился к двери. Темно-синий тотчас же последовал за ним. Мы с облегчением вздохнули.

Когда совещание кончилось, Солтык достал из тайника два хорошо смазанных пистолета и несколько патронов. Положил все это на стол передо мной.

— Это для вас, Михал. Пригодится вашим ребятам, — быстро проговорил он.

Я подумал о своих бойцах. Каждый из них мечтал иметь хорошее оружие. Невольно вспомнились ссоры, которые нередко возникали из-за какого-нибудь пистолета. «Это хорошая зависть, — думал я. — Она исчезнет, когда мы получим достаточное количество оружия». Но это время было еще далеко.

После совещания я вернулся в отряд.

В окружении

Немцы преследовали нас по пятам. Мы понимали, что все еще не можем принять бой со значительно превосходящими силами вермахта и жандармерии. У нас не было ни одного пулемета. Все вооружение отряда состояло из нескольких винтовок, десятка полтора двустволок, одного штуцера, пистолетов и нескольких гранат.

Чертовски мало! Каждая неожиданная встреча с гитлеровцами грозила нам большими неприятностями, так как огневая сила отряда была недостаточной.

В июле 1943 года отряд попал в ловушку. Ничего не подозревая, мы вошли в небольшой лес неподалеку от деревни Санка. Солнце клонилось к горизонту. Даже в тени нельзя было найти защиты от жары. Бойцы устали за день и двигались медленно. Не успели мы сориентироваться, как гитлеровцы окружили отряд. Наблюдая гитлеровцев в бинокль, я установил, что нас окружила по меньшей мере рота немцев. Между нами было поле.

Разделившись на три группы, гитлеровцы двинулись к лесу.

Мы решили не пускать гитлеровцев в лес. Другого выхода у нас не было. Я направил навстречу каждой группе по нескольку добровольцев. Удастся ли им задержать хотя бы на какое-то время продвижение немцев?

Мы понимали, что нужно любой ценой продержаться до ночи. Первые выстрелы прогремели около шести часов. Схватка началась.

Касперкевич, Грегорчик, Коник, Пометло и Володя вышли вперед. К ним присоединился Дулёвский (Крук). Остальные партизаны приготовились по моему приказу прийти им на помощь, если в этом возникнет необходимость. Чарны расставил связных около каждой двойки бойцов, которые выдвинулись к самой опушке с другой стороны леса.

— Надо подпустить их поближе, чтобы одной пулей класть двоих, — шепнул Дулёвский соседу. — Знаешь, как это делается?

В это время кто-то крикнул:

— Смотри, идут, сволочи!

Дулёвский выстрелил первым. Не промахнулся.

Прогремели новые выстрелы. Боец, взобравшийся на дерево, доложил:

— Не видно ни одного немца.

Я понял, что противник укрылся на поле, и приказал беречь патроны. Тем временем ко мне подошел Парасолька.

— Поползу к Конику, помогу им, — попросил он.

Я согласился. У Парасольки была лучшая винтовка в отряде. Некоторое время спустя подбежал Абрам.

— Командир, пустите на передовую. Вы же знаете, что они убили мою мать и сестру!

Я не возражал. Через полчаса гитлеровцы снова бросились в атаку. Я решил усилить передовые посты. Короткими перебежками от дерева к дереву ребята добрались до цепи залегших у опушки гвардейцев. Гитлеровцы пригнувшись бежали в нашу сторону. Стреляли редко. На фоне серо-зеленых мундиров вермахта темнели темно-синие мундиры польских полицейских.

Гвардейцы встретили врага мощным огнем. И в результате вторая атака гитлеровцев захлебнулась. Стало тихо. Солнце почти касалось горизонта. Я с нетерпением ждал наступления темноты. Чарны стал считать патроны.

— Осталось около ста штук, — сказал Чарны.

Солнце наконец скрылось за горизонтом. Наступила спасительная ночь. В трех километрах от леса, в Санке, находилась усадьба помещика. В ней-то и засели немцы. Они могли прибыть только из Кшешовице, что километрах в десяти от леса. Большую опасность для нас представляло шоссе, идущее из Кракова через Беляны, Лишки и Рыбную. В любой момент по нему могли подоспеть подкрепления гитлеровцев. Враг наступал со стороны Санки и Чулува, чтобы оттеснить отряд к Кшешовице и там ликвидировать.

Выследить и окружить отряд немцам, очевидно, помогли управляющий усадьбой в Санке и приходский священник из Заляса. Когда отряд возвращался из-под Тшебини, вместе с одним из гвардейцев я зашел в дом священника. Мы представились как поляки и солдаты народной Польши. Попросили накормить бойцов. Священник, глядя на нас исподлобья, позвал служанку и велел дать нам полбуханки хлеба.

— Больше у нас ничего нет, — сказал он.

В его голосе слышалось явное недоброжелательство.

— Как же разделить полбуханки хлеба на двадцать с лишним человек? — спросил кто-то из гвардейцев.

— Повсюду нищета, — ответил священник.

— В Добчице священник принял нас иначе.

— Но ведь Войска Польского теперь нет, — злобно возразил ксендз.

Тут мы все поняли.

— Возьмите свой хлеб обратно, а то еще умрете с голоду, — с иронией в голосе проговорил гвардеец.

К ребятам мы вернулись с пустыми руками.

— У него в хлеве четыре или пять свиней, — сказал кто-то из бойцов.

— Мы не можем дальше идти голодными. Одного борова нужно прирезать, — заявил другой боец и посмотрел на меня.

Ребята действовали молниеносно. Выстрелом из пистолета свалили борова. Отрезали голову. Прибили ее к стене хлева, а рядом повесили расписку с печатью.

Франек Капуста часть туши взвалил на плечо, остальное забрал Валек — наш «завхоз», и отряд двинулся в путь. Неожиданно в костеле зазвонил колокол. Это священник созывал жителей. Люди бежали со всех сторон.

— Бандиты забили моего борова! — кричал священник. — Держите их!

Люди не двигались с места. Кто-то из крестьян зашел в хлев. Посветив спичкой, увидел прибитую к стене свиную голову и расписку с печатью. Все стали говорить об этом.

— И стоило такой шум поднимать?!

— Ведь это были наши!

Через несколько минут все разошлись по домам. А священник долго еще кричал и размахивал руками.

Мы тем временем ушли в лес. Отряд расположился на отдых неподалеку от Санок. Через несколько дней мы узнали, что какая-то неизвестная группа рассчиталась со священником. После этого он уехал из Заляса.

Гитлеровцы не предпринимали новых попыток атаковать нас. Стало совсем темно. Кругом было тихо. Только со стороны помещичьей усадьбы доносился шум моторов. Мы внимательно следили за подступами к лесу. Пришло время действовать нам.

План прорыва кольца окружения был прост, но требовал мобилизации всех сил. Мы решили проползти между пулеметными гнездами в направлении Чулувек — Пшегиня. Затем бойцы должны были парами пересечь шоссе Краков — Рыбна. Сбор отряда — под высоким деревом, росшим напротив Чулувека. Гвардейцы знали здесь каждый камень, каждую межу.

— Ползти осторожно, не шуметь, — напомнил я. — Если же нас обнаружат, будем пробиваться через позиции противника.

Первая двойка — Казек и Метек из Чулувека — прошла. За ними двинулись Тадек и Володя. Затем с небольшими интервалами исчезли в темноте и остальные. Предстояло преодолеть более трех километров. В лесу остались Франек Капуста и я. Через некоторое время поползли и мы. У дерева нас уже ждали гвардейцы.

Внезапно темноту со стороны Белян прорезали яркие лучи света. Автомобильные фары? Да, это вспыхивали и гасли автомобильные фары. По шоссе двигались грузовики — подкрепление из Кракова. Их было двадцать шесть. Колонна направлялась к Санке, которая находилась в пяти километрах от нас.

Я приказал выступать. К рассвету мы вошли в Русоцицкие леса. Решили остановиться здесь на несколько дней и выслать разведку в окрестности Санки. Пошли Янек Касперкевич и Вненцек (Казек). Они хорошо знали этот район. Мы с нетерпением ждали их. Наконец они вернулись.

— Наши сначала решили, что немцы проводят учения, — стал докладывать Янек. — Только после того как немцы начали привозить раненых, они все поняли. Раненых доставляли в Рыбную. Тринадцать из них умерли.

Немцы, прибывшие на машинах, на рассвете начали наступление на лес вместе с солдатами, окружившими нас накануне. Открыли ураганный огонь. Убедившись, что партизан в лесу нет, бросились в Хшанувские и Олькушские леса, но там никого не нашли. Наш отряд, находился южнее, неподалеку от Вадовице. Гитлеровцы и жандармерия искали нас на северо-западе, в направлении Хшанува и Олькуша.