Шли бои

Два пришельца

От границы отряд направился в район Чернихува и Рыбной, откуда вышел в леса. Теперь мы шли уже по более знакомой местности. Ребята были довольны. Здесь мы лучше знали обстановку, размещение постов. Хорошая ориентация на местности облегчала продвижение и позволяла вовремя укрываться. Ребята рвались в дело, но в тот момент это было невозможно. Мы не могли проводить боевые операции на открытой местности, да еще без должного оснащения оружием. Соображения безопасности диктовали необходимость идти дальше.

Ребята начали носить здесь военные пилотки. Их сшила Зося Косыцаж — дочь лесничего из Чернихува. К этому времени численность отряда увеличилась. В Русоцице к нам присоединились товарищи, направленные ППР. Это были Тадеуш Грегорчик (Тадек), который убежал из Германии, Эдвард Богусь (Парасолька), Юлиан Дулёвский (Крук), Франек из Лончан, Юзеф и Франек Урбаниковы из Воловице, Ханыс из Каменя, а также Юзеф и Франек Моравские из Русоцице. Пришел к нам в отряд и молодой еврей Абрам, которого ребята из Русоцице долгое время укрывали от немцев. В результате отряд увеличился почти вдвое.

Мы подошли к Черной, где должны были встретиться с членами комитета ППР из Кшешовице, Менкини и Навойовой Гуры. Быстро установили связь с комитетом ППР в Менкине.

У Черной нас ждали двое мужчин, которые хотели вступить в отряд. Подозрений они у нас не вызывали. Говорили по-русски. Они рассказали, что бежали из лагеря и в этом районе установили связь с партией. Позднее выяснилось, что это был обман.

Я приказал отвести этих людей в лес, где расположился отряд.

Представил их Стахаку и другим товарищам. Бойцы с любопытством смотрели на пришедших. Я угостил их сигаретами. Закурили. Мы легко понимали друг друга.

— Я капитан НКВД. Попал в плен и, как вы уже знаете, бежал из лагеря, — говорил о себе тот, что был выше ростом. — Этот товарищ, — движением головы он показал на соседа, — бежал вместе со мной.

— Нам по душе такие люди, — сказал я. — Но каким образом вы сюда попали? Незнакомая страна, столько гитлеровцев…

Высокий пренебрежительно махнул рукой и проговорил:

— Что и говорить, тяжело было, но теперь мы среди своих.

— Да, — согласился я.

— Мне довелось познакомиться с целым рядом товарищей, — продолжал он. — Ячейки, комитеты ППР переправляли меня с места на место. Был я в Хшануве, Тшебине и еще в Мы-сля-хо-ви-це, — произнес он по слогам.

Он ссылался на товарищей, которых я знал. В частности, на Франека Зайонца и других. Товарищ капитана не произнес ни единого слова. «Неразговорчивый», — подумал я.

— Дайте мне самый лучший пистолет и патроны, — обратился ко мне капитан. — Хочу бить немцев.

Я, конечно, не мог этого сделать.

— Наши бойцы сами добыли себе оружие и не отдадут его. Если добудем еще, дадим вам, — объяснил я.

Капитану мой ответ не понравился. Он повысил голос. Стал раздраженным. Я пристально посмотрел на него, и что-то неприятно поразило меня.

— Вы неправильно ведете борьбу, — разошелся капитан. — Вы не должны нападать на поезда. Какая от этого выгода?! Лучше ударить по приходам, монастырям. Там, по крайней мере, деньги, богатства…

«Провокатор или сумасшедший? — мелькнула у меня мысль. — Надо проверить».

— Молчать! Я здесь приказываю! — не выдержал я. — Пока можете остаться с нами.

Еще в начале нашего разговора второй пришелец попросил отпустить его: он решил идти дальше, домой. Я не задумываясь разрешил ему идти. Взрыв негодования капитана и уход второго пришельца в то время я никак не связывал. У меня не было оснований не верить им. Но какой-то внутренний голос подсказывал мне необходимость быть осторожным, и тут я вспомнил случай, происшедший в Мехувском повяте. В созданный там первый партизанский отряд Гвардии Людовой Яна Швая (Секера) зимой этого года пробрался власовец, выдавший себя за советского полковника. Пробыв в отряде недели две, как-то вечером он бросил гранату в землянку, где находились бойцы. Несколько человек погибло, а несколько было ранено.

Вечером отряд покинул леса Черной, возле Кшешовице, и двинулся к Ойцуву, Оттуда мы должны были идти дальше к Коцмыжуву, затем повернуть на юго-восток, чтобы в конце перехода возвратиться в Подгале. Этот круговой марш на старую базу имел целью запутать следы отряда. Мы получили сигналы, что гитлеровцы хотят любой ценой уничтожить наш отряд.

Бойцы шли группками по два-три человека, спрятав оружие под одеждой. По дороге к Черной нам стали встречаться люди, по виду похожие на рабочих. Они заинтересовали нас. У одного из мужчин было распухшее от слез лицо. На щеке у другого выделялась сине-красная полоса. Женщина лет тридцати шла, плача вполголоса. Я подошел к ней. Левый глаз у нее распух.

— Что случилось? — спросил я, движением головы показывая на рабочих.

Женщина остановилась. Я стал просить ее рассказать, что случилось. В конце концов она согласилась. Работала она в ближайших каменоломнях по принуждению гитлеровцев. В каменоломнях этих, по ее словам, работала преимущественно молодежь из созданной гитлеровцами так называемой стройслужбы. Работа была тяжелой. Заработки нищенские.

— Сегодня в каменоломни приехали гестаповцы. Пробыли целый день. Это они так избили нас! — рассказывала женщина.

— Чего они от вас хотели? Сколько их было?

— Вызывали по нескольку человек в контору. Спрашивали, почему медленно работаем. «Слабая производительность», — кричали они. Меня, как и других, избили резиновыми дубинками. Били куда попало — по лицу, голове. Они должны остаться там до завтра.

— Сукины сыны, — процедил сквозь зубы кто-то из бойцов.

— Возле каменоломни есть вилла. Там они и остановились.

Я остановил отряд и отозвал Стахака, Янека и Метека, чтобы посоветоваться. Приняли решение — захватить гестаповцев на вилле. Распределили задания. Группа Касперкевича вместе со Стахаком ворвется в дом. Я же с остальными бойцами окружу здание. Ребята вмиг собрались в путь.

Отряд приблизился к ярко освещенной вилле. Мы изучили подходы к ней. Обратили внимание на телефонные провода.

— Франек, обрежь их, — сказал я.

Франек тотчас же снял сапоги, засунул за пояс топор, поплевал на ладони и как кошка взобрался на самый верх столба. Провода полетели на землю.

Я отдал последние приказания:

— Группа из пяти человек со Стахаком и Янеком ворвется в дом. Действовать решительно. Малейшее движение у гестаповцев — стрелять, но только прицельно!

Бойцы окружили виллу. Я залег напротив главного входа с гранатой в руке.

Стахак и Янек с остальными бойцами подошли к двери. Все вместе налегли на нее плечами — и она с треском поддалась. Полетели оконные стекла.

— Хенде хох!

Трое гестаповцев, застигнутые врасплох, подняли руки вверх. Ребята поставили их к стене, обыскали, отобрали оружие.

Что дальше? Приказ мог быть только один — расстрелять. Приговор привели в исполнение. Виллу разгромили. Отряд быстрым маршем отошел к лесам Ойцува. Открытые поля, дома мы обходили стороной.

Смерть шпиона

В течение всей ночи мы поддерживали довольно высокий темп марша. Ребята держались хорошо. Никто из них не жаловался на усталость. Шли молча. Стахак запретил разговоры. Час проходил за часом. Погода благоприятствовала переходу. Ночь была теплая, тихая, светлая. Рассвет застал нас у Ойцувских лесов. Двигаться дальше было небезопасно.

В Ойцувских лесах, рассеченных оврагами, легко было скрыться. То тут, то там белели выступы скал. Мы свернули к леску у пологой скалы. Здесь решили переждать до сумерек. Из леска хорошо было видно в бинокль местность на расстоянии нескольких километров. Это был отличный наблюдательный пункт.

Взошло яркое солнце. На небе ни облачка. День обещал быть теплым. Кусты и деревья, покрывала молодая светлая зелень. Мы вдыхали свежий утренний воздух. Кое-кто из бойцов чистил оружие. Другие, привалившись к скале, дремали. Солнце поднималось все выше. Вдруг всех нас поднял крик бойца, наблюдавшего за местностью в бинокль:

— Немцы!

Я поднес бинокль к глазам. В первый момент не увидел ничего, достойного внимания. Передо мной были горы, леса и поля. Но вот ниже показалась белая лента дороги. Немцы! Целая колонна автомашин. Одна, вторая, третья… Я перестал считать. За колонной тянулась полоса пыли. Серые фигуры солдат вермахта подскакивали и наклонялись то вправо, то влево, словно куклы. В бинокль их можно было даже сосчитать. Автомашины же были видны невооруженным глазом. Среди них были и легковые. Дорога вела к Олькушу. Гестапо, армия и полиция, очевидно, спешили в направлении к Олькушским лесам. Голову сверлила мысль: эти автомашины с солдатами и полицией идут в погоню за нами. Пусть едут.

Может быть, они намеревались прочесать лес? Но ни одна машина не остановилась на дороге, от которой нас отделяло около трех километров.

В нашем распоряжении оставался почти целый день. Возможны были всякие неожиданности. Поэтому мы ни на минуту не прекращали наблюдения за местностью. Не забывали и о подозрительном капитане НКВД.

Отряд был приведен в боевую готовность. Капитан все это время вертелся около Володи, явно стремясь завязать с ним более близкие отношения. Но это меня не беспокоило — в Володе я был уверен.

Время текло медленно. Мы были в относительной безопасности, но все же находились не так уж далеко от места нашей последней операции. И это не давало мне и Стахаку покоя. Но в тот момент мы не могли ничего сделать. Оставалось терпеливо ждать, пока солнце не скроется за горизонтом. Ребята слонялись по лагерю. Вели тихие разговоры.

Когда стемнело, отряд направился к большому лесу. Там решили, что делать дальше. Дорогой бойцы доедали последние куски хлеба. Добрались до лесной опушки. Передохнули.

Лес подходил уже к границам Ойцува. У дороги приютилось несколько изб. Я послал часть бойцов под видом торговцев купить что-нибудь у крестьян. Через некоторое время они вернулись с припасами. Наш «завхоз» Валек поделил все на равные части.

Решили послать связного в Краков. Выбор пал на маленького Казика. Он получил точные инструкции. Прежде всего ему надо было встретиться с Валей. Ей же предстояло связаться с командующим Краковского округа Гвардии Людовой — Болеславом Ковальским (Зигмунт) и передать ему сведения от нас. Не исключалось, что они придут на встречу с отрядом. Товарищи из округа, очевидно, беспокоились — давно не имели от нас известий. Встреча должна была состояться недалеко от Коцмыжува, в густом сосновом леске. Валя знала его расположение.

Капитан отправился с Володей, как он сказал, «на обход нашего расположения». «Пусть идет, Володя будет наблюдать за ним», — решил я.

Бойцы собрались на полянке вокруг костра. Касперкевич, Коник и Стахак стояли около них. Пахло вереском и можжевельником.

Капитан и Володя возвратились. Капитан уселся возле меня. Володя — немного поодаль напротив. Костер догорал. Капитан коснулся моего плеча и заговорил:

— Люди голодают. Нападать на виллу в Черной не имело смысла.

Говоря об этом, он наклонился ко мне так близко, что я почувствовал его дыхание на своем лице. Все, что произошло потом, длилось всего несколько секунд. Подскочивший Володя быстрым движением вынул пистолет и… выстрелил капитану прямо в голову. Тот наклонился вперед и упал. Пальцы его судорожно цеплялись за землю. Янек, Метек и другие бойцы направили свои пистолеты на Володю.

— Не шевелись или получишь пулю, — предупредил Янек.

Выстрел, сделанный Володей, в первый момент ошеломил меня. Я тотчас же вскочил на ноги. Володя протянул мне свой пистолет.

— Друзья мои, я сейчас вам все объясню, — тихо проговорил он.

Бойцы не опускали оружия.

— Зачем ты стрелял в капитана? — спросил я Володю.

— Капитан уговаривал меня… Уговаривал меня убить вас. Выстрел, который я направил в него, предназначался вам, командир…

Чувствовалось, что Володя сам был сильно взволнован происшедшим.

То, что он рассказал дальше, позволило нам представить весь ход событий. Капитан уговаривал Володю напасть на отряд еще раньше, на предыдущей стоянке, после отхода из Черной — в леске. Володя сказал ему тогда, что это можно сделать только в большом Ойцувском лесу. Он хотел выиграть время. Капитан согласился: другого выхода у него не было. Он обещал взять Володю с собой на Украину. Там, по его словам, он будет жить лучше и спокойнее. Он посоветовал Володе стрелять сначала в меня, а потом в Стахака, Янека, Шумиляса и Метека. Сам же он должен был тем временем выхватить у меня пистолет и помочь Володе расправиться с остальными бойцами. Ошибкой Володи было то, что он никого из нас не предупредил.

При обыске у убитого предателя было найдено удостоверение со свастикой. Значит, этот, как выяснилось, власовец находился на службе у гестапо. Под подкладкой плаща мы нашли листок с адресами ячеек, фамилиями членов ППР и указанием их местожительства. Это были адреса тех наших товарищей, которые помогли ему перебраться из Сосновеца в Менкиню.

На третий день после того как мы расправились с гитлеровцами в вилле, мы встретились в условленном месте с Болеславом Ковальским (Зигмунтом) и связной Валей. Зигмунт рассказал нам о реакции оккупантов на нашу последнюю операцию.

— Вас преследуют. В Кшешовице стоит бронепоезд с войсками. Немцы взбешены…

Мы передали Зигмунту документы, захваченные у гестаповцев в Черной, а также различные гитлеровские награды, в том числе золотой крест со свастикой. Его сорвал с шеи одного из гестаповцев Тадек Грегорчик. Вручили также Зигмунту бумаги и документы капитана НКВД.

Ковальский передал привет отряду от Центрального Комитета ППР, командования Гвардии Людовой и секретаря окружного комитета и пожелал нам успехов в проведении дальнейших боевых операций. Несколько бойцов получили заслуженное повышение.

Зигмунт и Валя попрощались с нами. Отряд ждали новые боевые дела. Стало смеркаться, когда отряд начал готовиться к выходу. Теперь он насчитывал 28 человек.

В Неполомицкой пуще

Тогда мы уже знали, почему спешили автомашины с гитлеровцами в Олькуш. Они считали, что где-то в этом районе должен был находиться сильный партизанский отряд. Наш же путь лежал в противоположном направлении — к Неполомицкой пуще.

Мы быстрым маршем двинулись на юго-восток, оставляя Ойцув на северо-западе. Путь наш лежал через леса и овраги. Деревни и поселки мы оставляли в стороне. Однако со временем местность становилась открытой. Мы стали еще осторожнее. Наступила ночь, туманная, безлунная. До рассвета мы успели добраться до окраины Бохни.

Я выслал на разведку несколько бойцов. Нам следовало как можно быстрее достичь больших лесов. Сейчас же принять бой мы не могли. К близкой уже пуще со всех сторон вели удобные дороги. Враг, однако, мог бросить свои войска со стороны Кракова, Бохни и Велички. Разведка вскоре возвратилась.

Мы двинулись в направлении Вислы. Через полчаса, миновав луга, вышли к берегу реки. Вокруг было тихо. Начинало светать.

Пологий с нашей стороны берег опускался в воду песчаной отмелью. Только у самого края протянулась полоска гальки. В одном месте эту полоску прорезала ложбинка. Очевидно, здесь причаливала лодка. На противоположном берегу у самой кромки воды стояли две большие лодки. Они были привязаны к толстому колу. Я подозвал к себе Юзека Пометло (Кальвин) и Франека из Лончан.

— Перегоните сюда лодки с того берега.

Ребята быстро разделись и поплыли. Через несколько минут они уже были возле лодок. Отвязали их и отправились в обратный путь, отталкиваясь длинными баграми о дно реки. Отряд с трудом разместился в лодках.

Перейдя к противоположному берегу, быстро выскочили на него. Перед нами на расстоянии четырех километров темнела стена Неполомицких лесов.

— Командир! — неожиданно закричал Парасолька, задержавшийся у воды. — Идите сюда. Посмотрите, какая добыча!

Я подошел к нему. Парасолька с трудом вытягивал сеть, в которой трепетало десятка полтора рыбин. Подбежавшие бойцы положили рыбу в вещевые мешки. Мы двинулись дальше. Слева и справа виднелись крытые соломой и черепицей дома. Рассветало.

— Шире шаг, — потребовал я.

Стахак, который шел во главе колонны, ускорил и без того широкий шаг. До леса оставалось около километра. Стало совсем светло. Но мы уже достигли опушки и скрылись в спасительной тени.

Я осмотрелся. Нас окружали лиственные деревья, густые заросли. Невдалеке протекал ручей. Возле него ребята устроили самую настоящую баню. Русло ручейка углубили и перекрыли плотиной. В образовавшемся водоеме все и помылись.

Потом мы развели костер. Варили и жарили рыбу. Уха получилась великолепная.

Стахак, Шумиляс, Касперкевич и я провели небольшое совещание. Решили предстоящей ночью провести какую-нибудь операцию. Но для этого следовало изучить местность. Несколько бойцов по двое отправились на разведку. Через какое-то время они вернулись. Рассказали, что за опоздание сдачи продовольственных поставок над жителями окрестных деревень издеваются гитлеровцы и темно-синяя[7] полиция. Крестьян избивают даже за сбор в лесу хвороста. Бойцам удалось также узнать, что в Забежуве находится малочисленный пост полиции. В лесных сторожках хозяйничают немцы. Мы решили подготовиться к операции. Отделение под командованием Тадека Грегорчика должно было напасть на полицейский пост и разоружить его, потом напасть на почту и забрать у немцев то, что могло пригодиться отряду. Двум другим отделениям под командованием Стахака предстояло овладеть лесными сторожками. Установили место сбора после операции и время возвращения. Я отдал последние распоряжения, подчеркнув, что операцию нужно провести без единого выстрела. Стахак взял с собой Ханыса. Тот хорошо говорил по-немецки.

Отделения отряда скрылись в лесу. Я остался с несколькими бойцами. Расставленные посты не снимал. В их задачу входило немедленно давать знать обо всех изменениях на местности. Время шло. Начало смеркаться. Неожиданно до меня донесся окрик одного из постовых:

— Стой! Кто идет?

Ответа я не услышал. Через несколько секунд зашелестели кусты и перед моим взором предстали Стахак с бойцами, а с ними лесничий-немец с худым морщинистым лицом. В поблекших глазах таился плохо скрываемый страх. На нем была форма лесничего, и хотя он слегка горбился, военная выправка выдавала себя.

— Мы привели начальника здешнего лесничества, — доложил Стахак. — Этот фюрер — австриец по происхождению, участвовал в первой мировой войне, будучи штабным офицером.

Я начал задавать лесничему вопросы. Переводил Ханыс. Спросил его фамилию. Потом сказал:

— Вы грабите польские леса, издеваетесь над жителями. Схватили вас в чужом доме. Как назвать такого человека?

Немец заморгал. А когда Ханыс перевел ему мои слова, всхлипнул.

— Я австриец. На службу меня взяли насильно. Не моя вина, что я здесь, — заскулил он.

— Я сам видел немцев, — продолжал я, — которые отказались подчиниться Гитлеру. В них пробудилась совесть. Они говорили «проклятый Гитлер». Вы же…

— Я здесь не останусь, — перебил он меня. — Скажите только, сохраните ли вы мне жизнь. Я завтра же уеду домой. Это все, что я могу сделать.

Мог ли я ему верить?

— С вами ничего не случится, но при двух условиях. Первое — вы не останетесь в пуще дольше сорока восьми часов. И второе — вы будете сопровождать нас до того момента, когда мы перетряхнем последнюю лесную сторожку. Вы должны вести себя так, чтобы лесничии отдали все имеющееся у них оружие, боеприпасы, снаряжение, включая мундиры, а также продовольствие и деньги. Жители окрестных деревень, естественно, не должны подвергаться преследованиям.

Немец согласился на все. Я велел ему проводить нас до ближайшей лесной сторожки.

Идя по лесу, мы расспрашивали его о расположении различных объектов, принадлежащих лесничеству, о том, кто в них может находиться. Он не пытался ввести нас в заблуждение. Уже через четверть часа, добравшись до первой лесной сторожки, мы убедились в этом. Местный фюрер сильно постучал. Через несколько минут в одном из окон загорелся слабый свет. Заскрипели двери — и мы услышали мужской голос. До нас донеслись проклятия на немецком языке и грубый окрик:

— Кто там?

— Открой, это я, Ганс, — ответил фюрер.

Заскрежетал ключ в замке — и на пороге появился высокий мужчина в пижаме, лет пятидесяти. В руке он держал карманный фонарь. Увидев шефа в таком окружении, он явно удивился.

— Франк прислал контроль, — объяснил фюрер, показывая на нас.

Бойцы тотчас же бросились осматривать дом.

— Оружие, боеприпасы и мундиры сдать в течение десяти минут, — передал Ханыс мой приказ потрясенному лесничему.

Тот завертелся. Положил на стол две двустволки. Патроны. Ребята тем временем вытащили из шкафа мундиры.

— Вы получите по заслугам, если будете обижать жителей, — обратился я к лесничему. — Ханыс, переведи ему это.

Гитлеровец уже донял, с кем имеет дело, и поэтому даже не пытался противоречить.

— Яволь, герр… герр…

— Герр капитан, — подсказал ему Ханыс.

Фюрер молчал. Мы не разрешили ему разговаривать с лесничим. Через пятнадцать минут мы покинули дом лесничего и отправились к следующей сторожке. И так, без единого выстрела, мы добыли четырнадцать пистолетов и новеньких двустволок, большое количество боеприпасов, а также несколько новых мундиров.

Было уже далеко за полночь, когда бойцы подошли к условленному месту встречи. Теперь мы стали ждать возвращения членов группы Тадека Грегорчика. Через полчаса они появились. Тадек вышел вперед и доложил:

— Задание выполнено. На посту мы застали одного полицейского. Отобрали у него оружие. Захватили документы, обмундирование, плащ-палатки и дождевики. Помещение поста разгромили.

Я был доволен результатами обеих операций. Ребята радовались захваченным трофеям. Еще до рассвета мы разделили между бойцами оружие и боеприпасы. С особым вниманием рассматривали новые двустволки и винтовки. Прикидывали их в руках, прицеливались.