Шли бои

Удары по вражеским эшелонам

Отряд разбил лагерь в лесу около Русоцице. Уже долгое время, не переставая, лил дождь. Вода в Висле поднялась. В некоторых местах ее уровень доходил до верхнего края защитных валов. Ребята скучали. Им явно надоело сидеть в палатках. Как-то ко мне подошел Чарны.

— Ужасная погода, — сказал он. — Ребятам не терпится переправиться на правый берег Вислы и взорвать какой-нибудь эшелон с железнодорожным мостом в придачу.

— Вода слишком поднялась. Небольшой просчет — и все может плохо кончиться, — пытался возразить я.

Чарны не уступал:

— Мы хорошо знаем местность. Ночь для диверсии подходящая. Темная. Идет дождь.

Я молчал.

Подошли Метек, Тадек и Володя.

— Товарищ командир, такую ночь упускать нельзя, — сказал Володя.

— Нам обязательно повезет, — добавил Метек.

— Ну хорошо. Только с вами пойдет Касперкевич.

— Товарищ командир, разрешите взять динамита килограммов десять, — попросил Володя. — Сегодня сыро. Нужно заложить заряд помощнее.

— Да, килограммов десять, — поддержал Володю Янек.

Я понял, что ребята сговорились, и дал согласие.

— Только отойдите от места взрыва подальше, чтобы в кого-нибудь не угодило осколком. Сила взрыва будет большая.

— Есть, командир! — Янек щелкнул каблуками.

— Если приложите ухо к земле — узнаете, когда произойдет взрыв, — бросил на ходу Чарны.

Через минуту группа двинулась к Висле.

Прошло три часа. Вокруг было тихо. Бойцы прислушивались, приложившись к земле. Посты докладывали, что кругом все спокойно. Я приложил ухо к земле и вскоре услышал эхо далекого взрыва.

— Слышали? — спросили ребята.

— Великолепно.

— Удалось.

Остальную часть ночи никто не спал. Все ждали возвращения ребят. Вспоминали минувшие бои. Историю с динамитом.

— Малик и Фелюсь хитро поступили. Капсюли и бикфордов шнур из шахты «Кристина» спрятали в пчелиный улей, — вспомнил кто-то.

«Завхоз» Валек готовил закуску, а Ханыс — самогон. Ребята все не шли. Я подумал о планировавшейся переброске отряда на правый берег Вислы, о приглашении отряда викарием из-под Добчице. Он неоднократно передавал приглашение с доверенными людьми. Я пообещал, что мы придем.

Рассвет с трудом пробивался сквозь густой туман я тучи. Дождь лил как из ведра. Стоящие в дозоре бойцы напряженно всматривались в даль. Самой опасной преградой на пути группы была широкая, разлившаяся Висла.

Наконец с наблюдательного пункта подали сигнал — кто-то приближается к лагерю. Через минуту мы услышали три коротких свистка. Все повскакали с мест и увидели Чарного с товарищами. Ребята прошли почтя тридцать километров. Промокли до нитки. Чарны коротко доложил об операции. Она увенчалась полным успехом. Бойцы стали рассказывать о своих впечатлениях.

— Мост взлетел. Вагоны нагромоздились один на другой, — проговорил Янек.

— Рвануло так, что в ближайших домах зазвенели стекла, — добавил Метек.

— Заряд мы заложили как раз под перекладиной моста, — начал рассказывать Чарны. — Поезд мчался быстро, но взрыватель сработал безотказно. Динамит взорвался под самым паровозом. Обломки моста и камни пролетели над нашими головами. Чем ближе лежишь к месту взрыва, тем безопаснее, потому что обломки падают далеко. Мы были на линии Рычув — Освенцим. Труднее всего нам далась Висла. Вода грозила затопить и защитные валы. Во многих местах прорвалась на поля. Мы долго искали, где бы переправиться обратно. Лодку нашу ветер бросал, как щепку, Пришлось высадиться ниже того места, где мы хотели. А в общем все кончилось хорошо.

Когда рассвело, мы схватились за бинокли. Стали искать место, где был подорван эшелон. Вот и он. Видно неплохо. Паровоз перевернулся вверх колесами. Часть вагонов разбита.

Через некоторое время у моста появились люди. Это жители окрестных сел пришли посмотреть на взорванный состав. На полях лежали мешки с сахарным песком, мороженое мясо, соль и другие продукты, предназначавшиеся фронту. Нашлись смельчаки, которые брали все это и несли домой. С каждым часом прибывало все больше людей. До нас донеслись звуки выстрелов. Стреляли немецкие солдаты. Некоторые крестьяне, несмотря на опасность, не обращая внимания на свистящие пули, продолжали тащить все, что попадало под руку.

Вскоре прибыли два поезда с гитлеровцами. Начался ремонт путей. Мы же тем временем стали думать о новом нападении на транспорт оккупантов.

Погода улучшилась. Ветер разорвал пелену туч. Проглянуло солнце. Мы решили переправиться на правый берег.

Что-то тянуло меня на правую сторону реки, в Подгале. Оттуда удобно совершать внезапные вылазки. Там мы чувствовали себя сильнее: у нас был верный союзник — горы и леса.

Отряд переправился через Вислу под Яськовице, вблизи Освенцима. Было уже за полночь. Я выслал группу гвардейцев с заданием заложить заряд динамита под проходящие неподалеку железнодорожные пути. Они взяли с собой всего пять килограммов взрывчатки.

Подошли к будке обходчика. Окружили ее. Через оконца в темноте ничего не было видно. Ворвались внутрь. За деревянным столиком спали два немецких охранника. Не успели они прийти в себя, как их винтовки оказались в руках у гвардейцев. Обходчику наши бойцы показались пришельцами с того света.

Гвардейцы перерезали телефонные провода. Напротив домика за железной дорогой на фоне неба четко вырисовывались силуэты высоких деревьев. Путь шел прямо по пологому склону, так что состав можно было заметить издалека. Взрывателей у нас уже не было, поэтому Чарны заложил заряд со шнуром, отошел вместе с бойцами на несколько десятков метров от путей и укрылся в густых зарослях. Послышался гудок паровоза. Чарны поджег шнур, и все отошли еще дальше.

Взрыв и грохот падающих с насыпи вагонов раздались почти одновременно. Паровоз врезался в землю. Вагоны стали налезать один на другой. Послышались выстрелы. Должно быть, состав охранялся. В середине июля ночи короткие, и мы поспешили уйти подальше от места операции…

Посещение ксендза-викария

Мы двинулись в направлении Добчице, чтобы нанести визит викарию. Следует заметить, что визит этот был необыкновенный. Настроение у ребят после удачной операции было отличное. К тому же у нас с собой было столько динамита, что хватило бы еще на четыре состава. Через трое суток прибыли на место. В поле у Добчице переждали, пока стемнеет. Ребята побрились, почистили одежду.

Добчице — не совсем обычная деревня. В ней много каменных домов. Имеется даже небольшой рынок. Над крышами построек возвышается башня костела. Мы выступили в одиннадцать часов. В боевом порядке подошли к дому викария, окруженному садом и огородом. Несколько гвардейцев стали осматривать все вокруг. Ничего подозрительного не обнаружили. Я приказал группе гвардейцев окружить дом, а сам приблизился к входу. Вильк подошел к окну и тихо постучал.

— Кто там? — послышался голос экономки ксендза.

— Откройте, — сказал Вильк. — Я пришел за ксендзом от тяжелобольного.

Воцарилась тишина.

Женщина скрылась в глубине комнаты. Через минуту показалось лицо ксендза.

— Кто болен?

— У нас все здоровы. Прибыл отряд Войска Польского. Командир хочет повидаться с ксендзом.

— Вы хотели встретиться с нами, — вмешался я. — Сейчас самое подходящее время.

— Ах, как это я не догадался! — воскликнул ксендз. — Сейчас открою. Входите, пожалуйста.

Хозяйка зажгла свет. Мы сели за стол.

— Дом окружен двумя рядами охраны, — заявил Вильк. — На всякий случай.

— Понимаю. — Викарий встал. — Я ждал вас. Я поляк. Совесть у меня чиста. Можете располагаться, как дома.

Потом он позвал экономку. Что-то шепнул ей.

— У нас всего час времени, — сказал я.

Экономка расставила на столе тарелки, хлеб, масло, творог.

— Принеси еще вино, только быстрее, — торопил ее викарий. — Как чувствуют себя ваши солдаты? Все здоровы? Давно ли воюете? Когда кончится война? — засыпал он нас вопросами.

Викарий с интересом слушал рассказы о боях с гитлеровцами. Об издевательствах гитлеровцев над мирными жителями и даже над лицами духовного звания. Я стал расспрашивать викария о положении в селе и в окрестностях, о поведении немцев. Ксендз помрачнел.

— Вы, господа, лучше меня знаете, на что они способны.

— Мы обязательно выгоним их из Польши. Не сложим оружия, пока не победим, — проговорил я.

Время шло. Бойцы начали поглядывать на часы. Вильк первым встал из-за стола.

— У меня много вина в погребе, — сказал викарий. — Вы обязательно должны взять с собой.

Викарий позвал экономку, велел ей взять ключи и проводить Вилька в погреб.

— Только, смотрите, не берите белое церковное вино с верхней полки.

— Проследите за этим лично, — приказал я Вильку.

— Есть, командир.

— С некоторыми сортами вина приходится быть осторожным. Некоторым бутылкам почти по десятку лет, — предостерегал ксендз.

Запасы вина были так велики, что если бы даже увезти целый воз, не поубавилось бы. Ребята вынесли наверх десятка два бутылок. Вильк внимательно следил, чтобы никто не покусился на белое вино. И все же кто-то из гвардейцев прихватил бутылочку.

Мы простились с викарием.

— Заглядывайте ко мне, панове, — приглашал он.

Мы вышли во двор. Гвардейцы построились. Вильк дал сигнал к выступлению. Мы рассчитывали отойти от Добчице километров на пятнадцать-двадцать. Отряд двинулся в направлении лесов и гор Подгале.

Посещение священника осталось в моей памяти как один из самых интересных эпизодов партизанской жизни. Его убеждения и взгляды на немирские, если так выразиться, проблемы не мешали ему поддерживать нас, проявлять сочувствие.

Через какое-то время мы подошли к Макуву-Подгаляньскому. Оттуда направились к Хабувке. Железнодорожная линия, проходившая через леса и горы, была подходящим объектом для диверсии. Мы подорвали здесь один эшелон, а вместе с ним и небольшой мост, после чего двинулись к Мысленице, чтобы быть ближе к многочисленным организациям Польской рабочей партии. Вскоре добрались до одного из наших лагерей в Тшемесне.

В Тшемесне я получил приказ от командующего округом Ковальского явиться в Краков на совещание командиров отрядов Гвардии Людовой и секретарей комитетов ППР.

Созвал совещание новый секретарь окружного комитета товарищ Анастазий Ковальчик (Настек). Об организации в целом, об общей борьбе и политическом положении говорил командующий округом Ковальский (Зигмунт). Я слушал его, и перед моими глазами проходили картины вооруженных схваток. А когда он заговорил о делах гвардейцев из 10-го района Кракова, я все пережил заново. Операции гвардейцев, помощь другим округам — Жешувскому и Силезско-Домбровскому, выразившаяся в передаче динамита и литературы, получили высокую оценку товарищей. Командующий округом рассказал об организационной структуре ППР и Гвардии Людовой во всех районах. Зигмунт обратил внимание собравшихся на эффективность применения при поджогах и минировании запалов «краковской» конструкции. Подсчитал число серьезных ударов по врагу и его эшелонам, идущим на восточный фронт. На совещании было принято решение о включении в 10-й район Кракова подрайона Подгале и создании, таким образом, объединенного 10-го района Краков — Подгале. Нашему отряду Гвардии в Подгале присваивалось имя Людвика Варыньского[8]. Сердце мое наполнилось радостью.

Я остался в Кракове еще на несколько дней. Встретился с Настеком и Ковальским. Я договорился с секретарем окружного комитета ППР и командующим округом Гвардии Людовой о сохранении и в дальнейшем тесной связи с товарищами, действовавшими в этом районе. Мы обсудили новые задания.

Во время очередной встречи Зигмунт предложил:

— Было бы неплохо устроить врагу новую «баню». Подумай над этим.

Я встретился с друзьями. Мы разработали план поджога главного склада кинопленки на улице Дителя. На этом складе работали Шимоняк, Шафарский и Наврот. Однако потом мы пришли к выводу, что осуществление диверсии создало бы угрозу для польских семей, живущих поблизости от склада. Взрыв нескольких вагонов пленки мог вызвать ужасные последствия.

Поэтому мы изменили первоначальный план. Пленка, которую предполагалось вывезти в Германию, попадала под настил пола склада. Вместо пленки Шимоняк, Наврот и Шафарский паковали в ящики, различный хлам, кирпичи, камни. Это удавалось делать до освобождения. Стоимость фильмов, собранных ими, достигала восьми миллионов злотых. Некоторые из них являются обвинительными документами. Позже их передали органам по расследованию гитлеровских преступлений. Благодаря целому ряду фильмов после освобождения краковские кинотеатры смогли начать работать. Неоднократно они приносили с собой оружие и боеприпасы, которые «пропадали» у гитлеровцев. Таким образом, и те несколько дней, что я провел в Кракове, были заполнены работой.

Однако пора было возвращаться в отряд.

Последнее выступление француза

Ночь уже вступила в свои права, когда я вошел в Чернихувские леса. Подошел к условленному месту, сел на пень и стал ждать подхода отряда.

Только глубокой ночью я услышал треск веток, а потом послышались три коротких свистка. Я ответил условным свистом — и вскоре из темноты появились Володя и Янек Касперкевич. За ними шли остальные гвардейцы.

— Плохи наши дела, командир, — сказал Володя по-русски. — Француз погиб.

Мне показалось, что я ослышался.

— Янек, расскажи, что произошло? Где Чарны?

— Шумиляс сегодня погиб. Чарны недалеко отсюда. У нас была стычка с гитлеровцами и полицией на станции Ленче под Кальварьей.

Как рассказали ребята, Шумиляс договорился с гвардейцами, что отряд остановит пассажирский поезд, а он, Шумиляс, выступит перед пассажирами с речью.

Гвардейцы шли к станции. Солнце палило нещадно. Небольшое здание вокзала хорошо просматривалось со всех сторон. За станцией тянулись луга и поля. Бойцы с ходу вошли в здание вокзала, задержали станционных служащих, нарушили телефонную связь и стали ждать прибытия поезда Закопане — Краков. Никто из пассажиров ничего не заметил. Еще несколько минут — и поезд подошел к станции. Двое гвардейцев влезли на паровоз. Остальные окружили вагоны. Пассажиры высунули головы из окон. Шумиляс вышел вперед и начал говорить:

— Поляки! День нашего освобождения придет! Сегодня немецкие оккупанты еще находятся на польской земле, но скоро они вылетят отсюда. Советские войска нанесли поражение гитлеровцам под Сталинградом. Немцы под ударами Красной Армии в панике бегут.

Француз энергично жестикулировал. Толпа на станции замерла.

— Красная Армия и Войско Польское бьют гитлеровцев на всех фронтах. Немецкий фронт трещит и рушится под ударами советских и польских солдат. Мы — авангард Войска Польского. Мы будем громить гитлеровцев и драться с ними не на жизнь, а на смерть. Не падайте духом. Час освобождения и свободы близится.

Гвардейцы не знали, что среди пассажиров на станции был шпик, который по какому-то уцелевшему телефону сообщил обо всем немцам. Когда состав тронулся, со стороны Кальварьи на станцию ворвались автомашины с жандармами и полицией. Завязалась перестрелка. Гвардейцы, отстреливаясь, стали отступать. Француз шел последним. Вдруг он упал. Его ранило в ногу. Он стрелял до последнего момента. Последнюю пулю пустил в себя.

Так погиб первый гвардеец нашего отряда, не знавший страха перед врагом.

Шумиляс говорил гвардейцам, что коммунисты учили его презирать смерть. Невольно вспоминаются его пламенные слова о партии, о борьбе коммунистов разных национальностей за права всех людей труда.

Похоронили мы его на кладбище в Леньчах. Прозвучали три залпа — прощальный салют товарищу по оружию.