Шли бои

Организация партизанского отряда

Партия и Гвардия Людова вступили на путь решительной борьбы с врагом. Жители городов и деревень начали поговаривать о партизанах. Наши действия вызывали у людей радость, заставляли их верить в то, что Польша не погибла, что поляки борются за свое освобождение. Рабочие и крестьяне, люди с прогрессивными взглядами вставали в наши ряды в огне борьбы с ненавистным врагом. С первых же дней создания ППР и Гвардии Людовой к нам стала приходить молодежь из довоенной организации «Вици», участники крестьянского движения. Вместе с нами они выполняли самые различные задания.

Совещание в Кальварьи показало, что первыми союзниками Польской рабочей партии были крестьяне-людовцы, молодежь и сельская беднота. В операции на краковском железнодорожном узле активное участие принимала сельская молодежь из бывшей организации «Вици». К ее числу принадлежали Янек Касперкевич, Станислав Вненцек, Францишек Капуста и многие другие. Все они вступили в ряды ППР и Гвардии Людовой. «Позднее, — думал я, — они вольются в партизанский отряд, который с момента своего создания будет связан с жителями сел и городов Подгале».

Такие мысли овладевали мной при подготовке к созданию партизанского отряда Гвардии Людовой. Надо было подумать о его составе, вооружении, снабжении продовольствием. Прежде всего следовало создать партизанский штаб Гвардии Людовой. Он-то и должен был замяться организацией отряда.

В состав штаба вошли Очкось, Годуля, Рачиньский, Касперкевич и Грондаль. Функции начальника штаба выполнял Очкось.

Мы поделили между собой первые задания. Очкось отвечал за вооружение отряда и его полное оснащение. Касперкевич взял на себя задачу сформировать одно отделение и обеспечить его оружием. Он должен был доложить о готовности отделения во второй половине апреля. Подготовить людей и вооружить их должны были также Годуля и Рачиньский.

Строго соблюдая конспирацию, товарищи прислали в штаб первых добровольцев. Я беседовал с каждым из них. Надо было как можно лучше узнать людей. Ведь борьба предстояла нелегкая. Мы предъявляли жесткие требования к кандидатам, так как хотели знать, можно ли на них рассчитывать, не испугаются ли они трудностей, не струсят ли, не подведут ли, когда смерть заглянет им в глаза. Первый отряд, по плану не слишком многочисленный, должен был состоять из отборных людей. Это обусловливалось наличием многочисленных немецких гарнизонов в Кракове и его окрестностях, а также небольшим количеством лесных массивов. Да и с оружием дела обстояли неважно.

Выбрать людей было трудно — все так и рвались в бой. От одних я отказывался, считая их просто-напросто слабыми, хотя в глазах у них горел огонь ненависти к оккупантам. От других отталкивала интуиция.

Террор оккупантов усиливался. Принудительные поставки продовольствия разоряли крестьян. Особенно страдали от этого бедняки. Тяжелым бременем ложилась на жителей городов и деревень отправка людей, в первую очередь молодежи, на принудительные работы в Германию. Поэтому в то тревожное время многие изъявили желание пойти в партизаны, но, к сожалению, мы пока не могли принять всех.

Срок отхода отряда в леса приближался. Очкось каждый день рапортовал о положении дел с оружием и боеприпасами. Доставать их ему помогал Сёдлак. И все же оружия и боеприпасов не хватало. Очкось и Сёдлак приготовили даже несколько двустволок. Начальник штаба часто наведывался в Кальварью и собирал там все, что могло пригодиться. У Годули и Рачиньского взял несколько пистолетов.

Касперкевич и Коник заканчивали формирование первого отделения партизанского отряда. Они раздобыли порох и различные приспособления для приготовления в полевых условиях патронов для двустволок, приводили в порядок револьверы.

Биржа труда в огне

Уже давно мы с Годулей и Рачиньским подумывали о поджоге биржи труда в Кальварьи. Нам было известно, что фашисты подготовили списки молодых людей для вывоза в Германию. Годуля и Рачиньский не давали мне покоя:

— Нужно напасть на биржу труда. Сжечь бумаги. Потом будет поздно!

— А что будет с отходом партизанского отряда в леса? — спрашивал я в ответ.

— Будем готовить отряд и одновременно займемся биржей, — отвечали они.

Рядом с биржей располагался гараж, где стоял легковой автомобиль гитлеровцев. Там же находились легковоспламеняющиеся материалы — бензин, олифа в бочках и старая деревянная мебель. Перебрав самые различные проекты, мы пришли к выводу, что лучше всего поджечь биржу с помощью запального устройства. Такое устройство у нас было. Сделал его наш химик, Владислав Бохонек из Велички.

В здании биржи труда, жили ее начальник с семьей и несколько гитлеровцев. По двору биржи бегали две собаки. Поэтому мы решили провести операцию ночью, когда гитлеровцы будут спать.

Участники налета — Годуля и Рачиньский. Это гарантировало строгую конспирацию и бо́льшую безопасность. В случае чего легче будет уйти.

Годуля и Рачиньский запаслись костями для собак, взяли запалы и глубокой ночью пошли к бирже. Ночь была темная, тихая. До биржи Годуля и Рачиньский дошли боковыми уличками. Когда они уже были на месте, собаки почуяли чужих — и в ночной тишине раздался громкий лай. Собаки беспокойно забегали по двору. Как мы узнали позже, это были обыкновенные дворняжки, а не специально выдрессированные волкодавы. Поэтому наш план с «подкупом» собак удался. К счастью, лай собак не разбудил гитлеровцев. Рачиньский поспешно бросил им кости, и они тотчас же смолкли.

Годуля тем временем подполз к гаражу и засунул запал через щель под самые ворота. Пока Годуля манипулировал у ворот гаража, стараясь как можно лучше уложить запал, Рачиньский наблюдал за обстановкой.

Минуло два часа пополуночи. Годуля и Рачиньский отошли за стену здания и стали ждать. Вскоре они увидели вырвавшееся из щели ворот гаража пламя. Этого было достаточно — огонь распространялся с молниеносной быстротой. Через минуту над гаражом поднялась туча дыма. Высоко над крышей здания заплясали языки огня.

Среди гитлеровцев поднялась паника. Они начали выпрыгивать из окон. Приехала городская пожарная команда. Однако все попытки погасить огонь оказались тщетными — все здание биржи уже было охвачено пламенем. Через три часа биржа сгорела дотла, а вместе с ней — документы и списки людей, обреченных на вывоз в Германию.

Операция удалась. Гитлеровцы решили заняться расследованием причин пожара. Была даже создана специальная комиссия, которая, однако, констатировала, что огонь возник в результате короткого замыкания электрической сети.

Отряд выступает

Подготовка к выходу отряда в леса близилась к концу. Касперкевич доложил о готовности своего отделения. Оно состояло из пяти человек. Свое явно недостаточное вооружение ребята должны были пополнить оружием врага. Иного решения проблемы мы не видели. Отделение располагало только небольшим запасом продовольствия лекарств и боеприпасов.

Второе отделение сформировал начальник штаба Очкось. Состояло оно из шести человек. Пять были из Чернихува, один — из Кальварьи. И это отделение было вооружено явно недостаточно — имело только три двустволки и столько же пистолетов при небольшом количестве боеприпасов.

Наш первый отряд насчитывал, таким образом, всего одиннадцать бойцов, но в последний момент, уже почти перед самым выходом, численность его личного состава увеличилась до тринадцати человек. В состав отряда вошли еще два товарища, которых в наши места направил из Варшавы ЦК ППР, — Юзеф Шумиляс (кличка — Француз. Шахтер, коммунист. Реэмигрант из Франции. 15 мая 1943 года погиб в бою с гитлеровцами) и Володя, комсомолец из-под Москвы. Мы так его и называли. Я никогда не спрашивал его фамилии. Володя, будучи военнопленным, бежал с каторжных работ. Мне нравился этот смелый парень, его симпатичное лицо, открытый взгляд.

Наступил день выхода отряда — 27 апреля 1943 года. Члены отряда, командиром которого был назначен Станислав Стахак (Чарны), собрались на хуторе Морги, возле Рыбной. Здесь, в риге старого Петра, бойцы дали клятву:

У угла риги на страже стоял старый Петр. Петр снял свою широкополую шляпу и вместе с молодыми переживал эти торжественные минуты.

К вечеру, построившись в две шеренги, отряд двинулся в Чернихувские леса. У лесной сторожки к нам присоединилось чернихувское отделение отряда, которое давало клятву в Чернихуве. Оттуда, уже в полном составе, мы двинулись к берегам Вислы. Переправившись на другой берег, вступили в леса Подгаля.

Я шел впереди рядом с Касперкевичем. Командиром отряда был Стахак, но я пошел вместе с бойцами, чтобы помочь им набраться опыта.

Ночь была темной и холодной. Мы шли глухими дорогами. Ребята не обнаруживали признаков усталости, а прошли мы немало километров. Под ногами чавкала размокшая земля. Воздух был наполнен запахом хвои. Лес пробуждался к жизни. К утру земля покрылась инеем. Наш марш продолжался. Мы хотели уйти как можно дальше.

На рассвете отряд оказался в лесу около Ланцкороны. Вокруг — тишина. Весь день мы наблюдали за местностью и готовились к дальнейшему пути. Скромные запасы продовольствия, которые мы взяли с собой, кончились. С несколькими бойцами пошел к крестьянской избе, одиноко стоявшей на краю леса. Три женщины и парень, очевидно сын хозяина, занимались хозяйственными делами.

— Не продадите-ли нам что-нибудь из продуктов? — спросил я вышедшего из избы хозяина со впалыми щеками.

— Трудно будет, — ответил крестьянин.

— У самих немного, — добавила пожилая женщина, бросая охапку дров возле стены.

— Нам хватило бы немного хлеба и молока. Мы убежали из Германии, с работы, а идти нам еще более ста километров. Несколько человек осталось в лесу.

Крестьянин и женщина молчали. Подошли две девушки.

— Кроме картошки, у нас ничего нет, — сказала хозяйка. — Входите в хату, я сварю.

И это было хорошо. Я послал в лес за остальными ребятами.

Мы сидели в просторной избе и ждали. Наконец картошка сварилась. От нее шел пар, когда хозяйка раскладывала ее по тарелкам.

Мы с жадностью набросились на еду. Все молчали. Я попытался начать разговор. Спросил, как здесь живется, что делают гитлеровцы, велики ли принудительные поставки продовольствия. Хозяйка, сидевшая в углу, и девушки поглядывали на нас с недоверием.

— Нам остается только бить гитлеровцев за вывоз людей в Германию, за грабежи и убийства, — вырвалось у кого-то из ребят.

И тут как бы подул освежающий ветер. Первой нарушила молчание хозяйка:

— И то правда, ведь житья нет. Все время дрожишь за детей. К нам без конца староста ходит. Хочет, чтобы мы отдали дочь на работу в Германию…

Хозяин тяжело задвигался на лавке. Пристально посмотрел на меня.

— Нет уголка в Польше, где бы бедный человек не страдал. Гитлеровцы — самые настоящие изверги, а некоторые наши продались, думают только о своем брюхе. А этот староста — негодяй, нужно его остерегаться, — проговорил крестьянин.

Мы стали расспрашивать о расположении немецких постов, о поведении немцев.

Ужин кончился. Ребята по нескольку человек стали уходить в лес. Мы хотели заплатить за ужин, но хозяйка денег не взяла. Я попрощался и поблагодарил хозяев за гостеприимство.

Собравшись у обочины леса, мы обсудили вопрос о продовольствии и решили, что больше просить не будем.

В скором времени мы уже знали очень много. Люди с охотой информировали нас. Было принято решение идти в Клечу-Дольну возле Вадовице. В этой деревне староста спелся с гитлеровцами: собирал подати и тащил к себе в амбар, брал взятки с жителей.

Накрыли мы его в квартире. Он старался держаться непринужденно, но волнение выдавало его. На скулах вздулись и заходили ходуном желваки. Глаза поминутно моргали. Он все упорно отрицал, однако мы прижали его фактами.

— Берешь взятки у людей якобы для их защиты от увоза в Германию…

— Я уменьшаю крестьянам обязательные поставки продовольствия, — быстро вставил он, — разве это плохо?

— Каким крестьянам? Богатым. Тем, кто имеет три коровы. Бедняк же отдает последнюю. Обижаешь бедноту. Сыновей и дочерей бедняков ты отправляешь в Германию.

Староста сник. Начал выкручиваться, каяться.

— Мы, бойцы Польской армии, отныне берем под контроль всю здешнюю территорию. Тех, кто будет выслуживаться перед гитлеровцами, будем карать. Строго карать, — повторил я.

Староста, чтобы обелить себя, предложил нам продовольствие, деньги.

— Примите, друзья, — говорил он льстивым голосом. — Я обязательно исправлю свои ошибки.

Староста лгал. Сразу же после нашего ухода он побежал к гитлеровцам. Те уверили его, что сегодня же ликвидируют бандитов. Об этом нам рассказали жители. И все же староста был наказан. Избили его как следует. Позже мы узнали, что он отказался от своей должности.

Силы отряда крепли. Командир его, молодой Станислав Стахак (Чарны), завоевал авторитет. На действительной военной службе Стахак был сапером. И теперь умение обращаться со взрывчатыми веществами и знание техники минирования железнодорожных путей, мостов и других объектов очень пригодились ему. Стахак умел принимать быстрые и правильные решения.

Рядом со Стахаком мы поставили старого коммуниста Юзефа Шумиляса, имевшего большой опыт политической работы. Он стал заместителем командира отряда по политико-воспитательной части.

Первое отделение отряда составляли Касперкевич, Коник, Юзеф Пометло (Кальвин) из Кальварьи и Володя. Это было ядро отряда. Во второе отделение отряда входили Валек Галя из хутора Морги, Франек Капуста из Рыбной, Вненцек Станислав (Казек) из Чулувека, Францишек Срока из Чернихува, двое парней из Кшешовице и маленький Казик из Русоцице. Шестнадцатилетний Казик был сыном отряда. Все любили его и берегли. Быстрый и ловкий, он нередко проскакивал под самым носом у немцев.

В конце апреля мы подошли к окрестностям Освенцима.

К этому времени отряд приобрел определенный партизанский и военный опыт. В период, когда он делал первые шаги, партия особенно тщательно заботилась о нем. Везде, где появлялся отряд, нам всячески помогали товарищи из организаций Польской рабочей партии и члены Гвардии Людовой.

В ночь на 1 мая мы подошли к железнодорожной линии Краков — Освенцим, к участку около Яськовице. Праздник трудящихся решили отметить пуском под откос воинского эшелона. Но, к сожалению, у нас был всего килограмм динамита. Передал его нам горняк шахты «Серша» Станислав Ясиньский (Упарты). Достали же его горняки шахты «Кристина», находящейся около Кшешовице в Тенчинских лесах. Из жестяной банки смастерили заряд, начиненный этим динамитом.

Стахак вставил в заряд капсюль и фитиль, и мы двинулись в путь. По небу плыли редкие облака. Светила луна. К железнодорожному полотну подошла только часть отряда. Остальные бойцы остались в поле. По обо стороны низкой насыпи мы выставили боевое охранение.

К полотну приблизились втроем — Стахак, Володя и я. Под стыком рельсов выкопали ямку и положили в нее заряд с динамитом. Стахак еще раз все проверил, и мы отошли за раскидистую вербу — единственное укрытие. Стахак держал наготове конец фитиля.

Наконец вдалеке послышался шум приближающегося поезда. Уже видны были его огни.

— Пора, — буркнул Стахак.

Мы с Володей наклонились над ним, прикрывая его плащом, чтобы машинист не заметил огня спички или вспышки зажженного шнура. Шнур с шипением загорелся. Еще несколько секунд… и поезд пролетел мимо.

— Тысяча чертей, — сквозь зубы процедил Стахак.

Мы побежали к заряду. Проверили фитиль. До конца он не догорел. Остался метр. Черт бы его побрал! Стахак отрезал перочинным ножом сгоревший кусок шнура. Проверил.

— Попробуем еще, — сказал он.

Мы стали ждать. Рассчитали, когда нужно будет зажечь шнур, так как теперь он был очень коротким. Подтянули поближе остальную часть отряда для охраны.

— Идет!

Стахак для полной гарантии зажег сразу несколько спичек. Мы снова прикрыли его плащом. Шнур загорелся. В несколько прыжков мы отскочили от полотна и бросились на землю. Динамит взорвался, но как-то тяжело, глухо. Над головами со свистом пролетели камни. Мы вскочили. То, что мы увидели, поразило нас и привело в ярость. Поезд шел дальше. Взрыв оказался слишком слабым. Вагоны, наезжая колесами на выгнутый рельс, немного наклонялись, качались и, слегка подскакивая, преодолевали препятствие. Ни один из них не соскочил с рельсов. Машинист даже не снизил скорость. Все это продолжалось несколько минут. Прежде чем поезд успел проехать мимо нас, я крикнул:

— Огонь!

Мы обстреляли поезд.

Чтобы подобная история не повторилась, мы должны были достать побольше динамита. Килограммов пять…

Еще месяц назад нам казалось, что у нас не будет хлопот с динамитом. Тогда я разработал план вместе с Касперкевичем, Маликом и другими товарищами из Чернихува и Рыбной. Осуществление этого плана дало бы нам сотни килограммов динамита. Этого количества хватило бы партизанам не только нашего района. Но случай сорвал все наши планы.

Мы хотели достать этот динамит перед уходом отряда в лес. Нам было известно, что он находится в шахте «Кристина», но где именно и в каком количестве — этого никто не знал. Спросил «Упартого». Тот ответил, что поговорит с горняками и наверняка получит нужные сведения.

Через несколько дней он пришел с этими сведениями. Большое количество динамита хранилось в специальной закрытой камере на шахтном дворе. Значит, дело было не таким простым. Но как добраться до этой камеры? Операция требовала участия большой группы людей.

Мы мобилизовали около 30 членов ППР и ГЛ. Все собрались в Кшешовицком лесу. Еще раз обсудили задания, после чего отправились в путь. Внезапно подул сильный ветер. Над лесом повисли тяжелые тучи. Начался дождь. Мы стали ждать. Дождь лил как из ведра. Подумав и взвесив все, мы изменили решение. Ведь если бы даже нам удалось завладеть динамитом, ничего не получилось бы: от дождя он испортился бы. А каждый килограмм ценился на вес золота. Операцию по захвату динамита пришлось отложить.

Отходя от железнодорожного полотна, мы натолкнулись на незнакомого человека. Глаза его беспокойно бегали в свете фонаря.

— Откуда вы и куда идете?

— Да это помещик из местных немцев, — ответил за него кто-то из бойцов.

— Обыскать его.

Помещик не сопротивлялся. Мы отобрали у него пистолет и патроны. Я сказал ему, что его ждет, если он будет обижать поляков, и после этого разрешил уйти. Настроение у ребят поднялось.

Мы двинулись в направлении к Ланцкороне. У подножия покрытой лесами горы Дробос остановились. В риге одного из крестьян отпраздновали 1 Мая. Хозяин принял нас сердечно. На столе появился самогон. Мы поднимали тосты за успехи в дальнейшей борьбе. Вечером отправились на левый берег Вислы. Двигались в северо-западном направлении. Ночью подошли к границе. Здесь раздобыли оружие — автомат, несколько двустволок — и боеприпасы.

Мы шли к тогдашней границе рейха, временно покидая Подгале, чтобы замести свои следы. Дело в том, что гитлеровцы уже начали интересоваться нами. Долго задерживаться на одном месте мы не могли.

По другую сторону границы

Понятие «граница» было чисто условным. Как и другие польские земли на севере и западе, гитлеровцы включили в рейх силезские земли, в том числе и Хшанувский повят. В некоторых местах граница проходила на расстоянии до 25 километров от Кракова и особенно тщательно охранялась на главных трассах и железнодорожных станциях. Это, разумеется, затрудняло переход через границу. Подобные переходы неоднократно совершали подпольщики, которым приходилось скрываться от преследований гестапо в генерал-губернаторстве. Сам я не раз переходил эту границу с отрядом, а некоторые наши бойцы были жителями тех мест.

Гитлеровцы всячески стремились онемечить эту местность. Пролетариат же Хшанува, сосредоточенный на многочисленных заводах и шахтах, с первых дней оккупации вел решительную борьбу с фашистами. Район Хшанува стал, кроме того, местом коллективного сопротивления. Коммунисты и сторонники единого фронта из бывшей ППС развили подпольную деятельность, несмотря на более трудные, чем где-либо, условия. Из существовавших в этом районе организаций самую активную и бескомпромиссную борьбу вели ППР и Гвардия Людова, несмотря на то что наибольшую опасность здесь представляли фольксдойчи[5] и провокаторы.

В Хшанувском районе бывали и Слива, и Францишек Малиновский. На первых порах, как и в Кракове, здесь встречались бывшие члены Компартии Польши, чтобы поговорить о политике, послушать зарубежные радиостанции, которые вели передачи на польском и иностранных языках.

Действовал здесь Юлиан Сливиньский, участник боев с фашизмом в Испании. Именно от него товарищи узнали, о возникновении в Кракове организации «Молот и Серп». У себя же они создали кружок друзей Советского Союза. В январе 1942 года Сливиньский известил Владислава Рейдыха о предстоящем собрании, на котором была создана Хшанувская организация ППР. Собрание это состоялось в квартире Станислава Пежинки в Мысляховице. Его участники — Станислав Пежинка, Владислав и Ян Рейдыховы, Владислав Хмель, Францишек Пытлик и Анджей Грохаль — создали Хшанувский комитет ППР. Секретарем его стал Ян Рейдых.

Ячейки ППР возникли на цементном заводе в Гурке (ее создал Владислав Зях), на обувной фабрике в Хелмеке (ее создали Владислав Пехота и Ян Рейдых).

Группа организаторов борьбы и активистов росла. Юзеф Семек связал Сливиньского и Адама Хенека, которые организовали отделение Гвардии Людовой, с другими старыми активистами из Либёнжа, Бычина и громады[6] Плоки. Активисты работали с большим энтузиазмом.

Несколько позднее был создан районный комитет ППР. Секретарем его стал Францишек Венцлавек (Осет). Все более широкий масштаб работы требовал создания комитета подрайона Хшанув. Собрание по этому вопросу состоялось в Мысляховице. В нем принимал участие Роман Слива. Секретарем комитета подрайона стал Юлиан Сливиньский. Вопросы руководства Гвардией Людовой остались за Хенеком. В своем отчете он отметил пуск под откос поезда в Буковне и захват двух автоматов у солдат люфтваффе. На собрании признали, что в связи с большой протяженностью хшанувских земель в дальнейшем имеет смысл координировать борьбу на более низком, повятовом уровне. Одновременно был намечен план дальнейшей работы. Возникли новые ячейки ППР — на металлургическом заводе Тшебиня (ее организовал Пежинка), в шахтах «Серша», «Либёнж» и «Збышек», на паровозостроительном заводе в Хшануве, где вместе с Венцлавеком работал Станислав Спыт, в каменоломнях в Плазе. Ячейки получали прессу и инструкции. Увеличилось число актов саботажа. За их подготовку на паровозостроительном заводе гитлеровцами были расстреляны братья Лукасиковы.

Пункт по переброске наших людей в генерал-губернаторство находился в Псарах, в доме Ясиньской. (В 1943 году арестована гестапо. Погибла в концлагере.)