Смоль и сапфиры. Пара для герцога (СИ)

Глава 22. Пустота

Лайла

Нет ничего, кроме меня и необузданной магии, вырывающейся из меня.

Она затапливает всё вокруг, и в ней теряется смысл всего, что произошло ранее.

Черная темнота.

Ночная, с запахом свежести и нотками дивных трав, растущих на скалистых берегах неспокойного океана Бурь. В этой темноте гаснут и зажигаются звёзды, рождаются и умирают миры.

Ночная бездна, которая была в самом начале. И будет в нашем конце. Она течёт через меня, бурля и выплёскиваясь наружу из тела, покрывая всё вокруг беспроглядной чернотой.

Время застывает, как и я на руках Кирана.

Безмолвие.

В этом застывшем моменте нет ни звуков, ни чувств.

Нет ничего.

И одновременно есть всё.

Тишина.

Магия Кирана накрывает нас, словно куполом, не пропуская всплеск моей силы в мир. Защищая от обнаружения, скрывая ото всех.

Но мне всё равно. Моё тело обмякло в его руках, глаза остекленели. Взгляд смотрит вверх. Туда, где вместо потолка теперь ширится бесконечная ночь.

Она манит меня, даёт успокоение. И мне становится настолько хорошо, что мои веки закрываются, а сама я забываюсь в руках чудовища, погубившего всё, что было мне дорого.

И погубившего меня саму…

… Я открываю глаза, всё ещё находясь в эйфории после всплеска магической силы. Внутри меня эмоциональная пустота.

Я не чувствую ничего: ни эмоций, ни сил.

Вокруг меня будто бы образовался невидимый пузырь, гасящий все внешние звуки. А сама я становлюсь бездушной куклой, которая не живёт, а просто существует.

Киран сидит у моей постели, но мне всё равно на него.

Я не ощущаю ни злости на него, ни страха, ни отчаяния.

Просто смотрю вперёд, созерцая кружащиеся на свету пылинки, и молчу.

Застывшее время не хочет убыстряться, баюкая меня в своей безмятежности.

Я сижу на постели и рассматриваю свои руки.

На мягкие полумесяцы ногтей на пальцах и большой перстень с сапфиром…

… Герцог приходит и уходит, пытается что-то сказать и объяснить, но его слова не долетают до меня.

Я не хочу его слышать и не слышу речей Кирана, не акцентирую своё внимание на его попытках. Просто сижу.

Лили приходит и кормит меня, как маленькую, с ложечки. Я ем, но не чувствую вкуса еды.

Меня кутают в одеяло, но я не ощущаю холода.

На небе зажигаются звёзды, но я не чувствую сонливости.

Я не чувствую ничего.

Внутри меня ширится пустота.

День.

Два.

Три.

Я сижу, смотря куда-то вдаль, покорно ем то, что приносит мне Лили. Не пытаюсь выйти из состояния, обуявшего меня после той ночи и страшной правды.

Мой Дар окутывает меня, защищая от Кирана и не давая ему приблизиться ко мне. Защищая от монстра, которому я так легко вверила себя.

Я смотрю на него, наблюдаю за ним. Молчу.

Проходит четвертый, пятый день…

А я продолжаю молчать, смотря на мир остекленевшими глазами, не чувствуя тепла или холода, не ощущая вкуса жизни и живя в своей пустоте…

Киран

Прошло больше недели с тех пор, как Дар Лайлы в ту злосчастную ночь вырвался на свободу неукротимой ночной темнотой.

Она не разговаривает. Никуда не ходит. Просто сидит и смотрит перед собой пустым, потухшим взглядом.

Лили почти всегда с ней. Ухаживает за Лайлой, как за куклой. Поит и кормит, купает и говорит с ней, вот только Лайла никогда не отвечает ей.

Но Лили не сдаётся. Пускай она и не знает всех причин такой резкой смены самочувствия Лайлы (приходящий лекарь, осмотрев её, сказал, что она абсолютно здорова), но пытается ей помочь всеми силами.

Лишь я знаю истинные причины. Но никак не могу добиться от Лайлы отклика, никак не могу упросить её выслушать меня. Она будто в вакууме магии, в который не пробиться никаким способом. Лайла не слышит меня и не реагирует.

Она не зла на меня, не обижена, не расстроена. Лайла просто выключила эмоции, запершись внутри своего тела.

Я смотрю на разложенную в кабинете карту, но не вижу её. Перед моими глазами всё ещё стоит потухший, безжизненный взгляд Лайлы и её потускневшие волосы.

Упершись руками в столешницу, хочу её перевернуть от бушующих во мне эмоций, но не могу — за стеной Лили тихо что-то щебечет Лайле. Такой грохот испугает их.

Я сжимаю столешницу до хруста дерева. Мои клыки медленно удлиняются, что предвещает потерю контроля, и я резко отхожу от стола, сжав руки в кулаки.

Порывисто покидаю кабинет через раскрытое окно — высота не проблема. Проблема в ином.

Спрыгиваю на землю и быстрым шагом направляюсь в сторону сада, надеясь успокоиться в одиночестве.

Острое зрение и слух ловят каждое лёгкое движение птиц и насекомых в кустах. В горле стынет рык.

Эмоции, ранее мне недоступные, накатывают на меня вновь и вновь.

Раньше мы с Лайлой чувствовали, как поток силы и эмоций течёт между нами, смешиваясь. Теперь же, мы будто поменялись местами: в Лайле их не осталось, а я остался тонуть в эмоциональной буре, не видя берегов.

Всеми способами стараюсь взять себя в руки, потом у что ещё одно бесконтрольное чудовище в этом замке ни к чему. Дарэй не возвращается в замок уже неделю, пропадая где-то на охоте, а Барбара…

Я слышу предсмертные хрипы и останавливаюсь, а потом схожу с тропинки. Пара секунд — и я на поляне, где жена Дарэя допивает последние капли крови из тела слуги-бедняги, чья кожа уже побелела, а губы посинели. Труп смотрит остекленевшими глазами в ночное небо над нашими головами.

Барбара аккуратно вытирает губы платочком и засовывает его в кармашек своего платья, выпрямляясь. Я морщусь. Барбара ухмыляется.

— Знала бы, что придёшь, оставила и тебе.

— Убери отсюда труп.

— Прибирать — работа слуг. А этот слуга уже, к сожалению, мёртв.

— Барбара…

От неё всё больше и больше проблем, которых и так хватало за пределами столицы.

Мятежи уже вспыхивают по всей Империи, как сухой хворост от искры огня. Несмотря на все усилия послов, Дарэй исподтишка гнёт свою позицию насчёт войны с Таксодонией и мне сложно уследить за всем в одиночку.

Рей помогает частично контролировать Императора, но после его «взрыва» за ужином, Дарэй слишком изменился. Стал импульсивнее. Подозрительнее. Настойчивее. Я не раз находил в его кабинете вещи, намекающие о том, что он ведёт поиски сокрытых саркофагов Пяти.

Дарэй становится безумным. И одним из его безумных поступков стало обращение Барбары.

Барбара остаётся ненасытной уже почти две недели. Её жажда множится, выходя за рамки привычного кормления новообращённого, и мы уже не успеваем менять кормильцев. Она высасывает всех до последней капли и бросает везде, где ни попадя. Мы просто не успеваем прибирать цепочку из трупов, что ведёт в её покои.

— Почему она, а не я?! — взвизгнув, шипит Барбара, мгновенно сокращая между нами расстояние и оставляя труп бедняги покоиться на траве у кустов. Это действие вытаскивает меня из мыслей, возвращая в реальность.

Я знаю, о ком идёт речь. И у меня нет ответа на этот вопрос.

— Он просто…

Как же я устал от всех этих проблем, которые доставляет Дарэй. Зачем было жениться на Барбаре, если заставляешь её страдать? Зачем давать ей поводы для ревности, подводя к пику?

Как не пытаюсь понять, не понимаю логику поступков друга. Мы знакомы слишком давно. Почти век. И с каждым годом пропасть между нашим пониманием мотивов друг друга ширится, поглощая прежний мост дружбы, что связывал нас.

— Что такого в этой Дженебре Виттелло?! Почему он любит её, а не меня?! Почему??

Вой Барбары схож с волчьим, ведь волчищей она осталась даже несмотря на обращение в вампира. Точнее Барбара была оборотнем, а стала гибридом. Я годами предупреждал Дарэя не совершать этого поступка даже в любом неконтролируемом порыве страсти или злости, ведь мы ранее уже имели дело с гибридами.

Представляю, как придёт в ярость Блайдд, когда узнает, что Дарэй сделал с его обожаемой сестрицей…

— Я не знаю, Барбара.

Что такого в Дженне, что Дарэй любит её десятилетиями? Полагаю, что сейчас солгу, ведь прекрасно знаю ответ на данный вопрос.

Это связь. Иногда она появляется совсем неожиданно, намертво связывая тебя с тем, кому ты будешь предан несмотря ни на что все оставшиеся века. И это нерушимо. Навсегда.

Но Барбара не чувствует моей лжи. Она вся щетинится, уходя в себя:

— Никто не знает. Однако ей отдают сердце, отдают перстни, а мне…

Глаза Барбары светятся, когти на руках удлиняются. Под глазами ползёт сеточка чёрных вен.

А потом она неожиданно берёт себя в руки и вновь обретает человекоподобный вид. Лишь ведёт носом, принюхиваясь и выискивая новую жертву, что погибнет этой лунной ночью.

Её голос вновь становится ровным и привычным.

— Все вы, мужчины, те ещё твари, Киран. Вы глупцы. И вот этого вы тоже не знаете. Врёте, скрываете, увиливаете вместо того, чтобы сказать всё прямо и встретиться с принятием информации женщин лицом к лицу, — последние слова она будто выплёвывает из себя. Её глаза суживаются в две тонкие щёлочки. — И это ломает веру в вас, ломает нас. Думаешь, я злодейка, раз вот таким образом показала правду Лайле? Надо было признаваться раньше, Киран. У тебя было двенадцать лет. Больше десятилетия. А что вы делали с моим братцем? Лишь запрещали всем, кто о ней знал из стаи, распространяться о том, что наследница Лаиров жива. И о том, что вы неумолимо следите за ней, — я напрягаюсь и прислушиваюсь к звукам, боясь, что нас могут подслушать. Но в дворцовом саду нет ни души, кроме нас и благоухающих роз. — Я сделала Лайле одолжение, позволив раскрыть глаза на натуру чудовищ вокруг.

— Ты сломала её.

— Нет, Киран, — Барбара медленно начала обходить меня по кругу. — Это ты сломал её. Надеюсь, что она достаточно сильная, чтобы возродиться из этого пепла, который для неё стал сплошным битым стеклом. И стать фениксом, который сожжёт всё вокруг в этой грёбанной Империи до тла.

Налетевший ветер треплет наши волосы. Услышать от Барбары подобное…

Она смотрит на меня, в её глазах я вижу злость и боль. Мы застываем, смотря друг на друга, и не произнося ни слова. А через мгновение Барбара исчезает, покинув сад со скоростью, доступной лишь новообращённым, оставляя меня стоять у роз, с чьих шипов на траву стекает алая кровь…

Лайла

Пять дней спустя…

Лили уходит, оставив меня одну в спальне. Из раскрытого окна веет вечерней прохладой. Лунный свет, прорезая кроны деревьев, серебрит мои разметавшиеся по подушке волосы.

Я лежу на кровати, не мигая наблюдая за тем, как шелестят листья. Через какое-то время мой взгляд скользит ниже — на мои руки, покоящиеся на покрывале. Рядом лежит перстень Кирана, который я сначала не снимала, а потом, хоть и сняла, но продолжила постоянно носить везде с собой в кулаке.

Я до сих пор не чувствую ничего, но каждая ночь подпитывает меня, принося в мой безмолвный мир шорохи и звуки. Киран уже оставил попытки со мной заговорить — если и приходил, то лишь смотрел. Его глаза и так говорят мне многое.

Медленно поднимаюсь с кровати, зажав в кулаке перстень. Босые ступни касаются ледяного пола, но не чувствуют холода. Иду к окну, раскрывая его и с безучастным видом смотря на сад.

Ещё неделю назад мне стало плевать на то, что вокруг меня все страшные легенды, в которые я не верила, оказались правдой. Мне стало всё равно на то, что Киран являлся чудовищем. Что он убил мою семью. Что он убил во мне доброту и доверие.

Сейчас ничего не поменялось, мне всё также всё равно. Однако этот перстень…

Я не могу с ним расстаться. Не могу его вернуть.

Отхожу от окна и кладу перстень на туалетный столик, а тот печально блестит на свету.

За эти недели я многое осознала, ведь уже давно начала мыслить здраво. Я многое прокрутила в своей голове — диалоги, слова, фразы. Всё, что я бы могла сказать Кирану. И ничего, чтобы изменило положение вещей.

Согласно нашей договорённость я его невестка. А он монстр, погубивший во мне всё светлое, оставив лишь темноту и пустоту. И, казалось бы, между нами может быть лишь ненависть, и ничего больше.

Но в этом и проблема. В моём сердце вместо ненависти живёт любовь к нему. И привязанность.

Я привязана к монстру, привязана к его перстню и сердцу. Связана по рукам и ногам, как марионетка в руках кукловода.

Сколько уже прошло месяцев? Полтора? Почти два?

Ещё месяц рядом с ним для меня равен пытки и потери всех тех крупиц, что у меня остались.

Я хотела знать правду — я её получила. Теперь я знаю, что внутри меня живёт отвращение к самой себе — слабачке, которая даже отомстить за родных убийце не может, лишь продолжает жить с ним под одной крышей и позволяет заходить в мою спальню. Отвращение к той извращённой любви, которую я продолжаю испытывать к Кирану Ердину несмотря ни на что.

Я накидываю на ночную сорочку рубашку и кидаю последний взгляд на перстень.

Есть лишь один выход разорвать все связи с ним, и Киран мне собственноручно вручил эту идею. Принести ему информацию и потребовать расторжения нашего соглашения, после которого я навсегда исчезну из дворца, растворившись в ночи и став бесплотной тенью, витающей над холмами.

Сглатываю и принимаю первое за эти недели решение.

А после выхожу из комнаты, направляясь в покои Барбары Ладорганской — вечер в обмен на информацию. Это мне по силам.