Третья жена шейха

Глава 18. Мансур

С Басилем мы пересеклись на этапе Формулы 1 в Германии. Сын сирийского правителя привычно путешествует инкогнито. Это обычная практика для отпрысков правящих семей, но сейчас еще и обострение с Израилем. Неверные на западе не жаждут видеть в гостях Асадов.

Зависаем вместе пару дней. По правилам хорошего тона предлагаю подбросить его домой на своем «Гольфстриме».

Басиль немного мнется. Как понимаю, путешествует он втайне не только от внешних наблюдателей, но и от своего отца. Уже собираюсь отозвать предложение, как Асад неожиданно соглашается. По тем же правилам хорошего тона предлагает остановиться в гостях на пару дней.

После недолгих размышлений соглашаюсь. Если Аллах предлагает навести мосты с семейством Асадов, почему бы это не сделать. Для бизнеса может пригодиться. Когда же Басиль сообщает, что парковка самолета в Сирии будет бесплатной, окончательно отпускаю ситуацию.

Вылетаем ранним утром и в резиденцию Асадов прибываем к завтраку. Чувствую себя не очень комфортно. За столом находятся женщины. Я не член семьи. Стараюсь не смотреть на хозяйку дома и ее дочь.

Все-таки алавиты неверные. Никакой указ не способен сделать их мусульманами. Так беспечно относиться к своим женщинам мусульманин не может. Алавиты же и из дома выпускают жен полуголыми, как каких-то шармут. Пусть любой пялится и трахает глазами. Да и мужеложество у них разрешено. Ничего общего с исламом.

Рассеянно слушаю, как члены семьи обсуждают строительство спортивного комплекса в Латакии. Асад, конечно, неплохой правитель. Но это никак не отменяет того факта, что алавитское меньшинство захватило власть в мусульманской стране. Добром это все не закончится.

После распада Османской империи Латакия недолгое время была отдельной страной под французским мандатом. Нужно было оставить алавитам свою территорию. Интеграция Латакии в Сирию стала своеобразным троянским конем. Теперь алавиты получили не только свое побережье, но и захватили власть над всей Сирией.

— Мансур, прими мои соболезнования, — обращает на меня внимание старший Асад, — я слышал твой отец умер.

— Да, еще два года назад, — спокойно отвечаю я, — скоротечный рак. Обнаружили, когда уже было поздно. Спасибо за участие!

— Мы с ним пересекались во времена нефтяного эмбарго, мудрый был человек, — погрузился в воспоминания Хафез, — золотые были времена. Настоящая солидарность арабских стран. Даже Саудовская Аравия поддержала нас во время войны судного дня. Ограничила поставки нефти в страны, поддерживающие Израиль.

— Король Фейсал был идейным человеком, — припоминаю я слова отца, — ненавидел коммунистов и евреев. Считал, что Израиль — абсолютное зло, потому что там живут евреи-коммунисты. Эмбарго ему дорого обошлось. В следующем году его убил племянник, подготовленный американскими спецслужбами.

— Да, террор любимый инструмент политики англосаксов, — соглашается со мной Асад, — прошу прощения, но вынужден вас покинуть. Нужно поприветствовать советскую делегацию.

Хафез встает и покидает столовую. Без хозяина дома чувствую себя еще некомфортнее за столом с женщинами. Спешу поскорее закончить трапезу.

Договариваемся с Басилем встретиться через полчаса. Он обещает провести экскурсию по резиденции. Я удаляюсь в выделенную мне комнату, чтобы принять душ.

На прикроватном столике вижу телефон и набираю номер Кубры.

— Здравствуй, насиби!

— Привет, хабиби! Мы соскучились. Когда ты возвращаешься?

— Не раньше, чем через пару дней. Как дети?

— Хотят побыстрее увидеть папу.

— Поцелуй их за меня. Ладно, Кубра, увидимся позднее.

Через полчаса за мной заходит Басиль, спускаемся вниз.

— Кстати, там сейчас прием в честь русских. Не хочешь заглянуть? — интересуется приятель.

— Даже не знаю, — скептически хмыкаю, — у меня о советах не лучшие воспоминания. Они меня позорно выслали с московской Олимпиады.

— Действительно? — задирает бровь Асад. — Чем ты провинился?

— Всего лишь уединился с советской гражданкой.

— Всего-то? Не люди, а просто звери, — ржет Басиль.

Это трудно объяснить, но меня тянет заглянуть на этот прием. Все мое существо требует согласиться на предложение Асада.

— Ладно, давай зайдем, — лениво уступаю я.

Пока идем по коридору, испытываю необъяснимый трепет.

Заходим в открытые двери большого зала. Асад сразу тормозит рядом с каким-то военным. Представляемся, рассеянно слушаю их разговор об израильских налетах на Ливан. Мой взгляд примагничивается к женской фигуре у фуршетного стола. Не понимаю почему, но ловлю каждое движение.

Легкий поворот головы, и я задерживаю дыхание. Неужели Латифа? Как это вообще возможно?

Не свожу с девушки глаз. Разворачивается и смотрит прямо на меня. Все нутро пронзается молнией. Мой наркотик сам нашел меня.

Мой самый безумный поступок в жизни. Я лишился разума, когда украл Латифу с олимпийского стадиона. Она была как наваждение. Манила к себе и будоражила кровь.

Мне казалось, я победил эту болезнь. Годы сделали свое дело, Латифа почти покинула мою память. И вот Аллах привел ее ко мне снова. Просто цепочка каких-то случайностей. Незапланированный визит. Пересечение в одной точке в одно время. Что это, если не божественное вмешательство?

Окидываю взглядом весь облик Латифы. Скромное платье, достойное моей женщины. В прошлый раз было в европейском развратном стиле. В нем она просто просилась, чтобы я ее взял.

Прекрасные светлые волосы ничем не покрыты, и мне хочется убить всех мужчин в зале, которые могут их лицезреть.

Латифа больше не смотрит на меня, и это ужасно бесит. Хочется подойти и напомнить о нашем знакомстве. В тот же момент понимаю, что это не лучшая идея. Совершенно неизвестно, что она обо мне думает. Все-таки я поступил с ней тогда, как с обычной шармутой. Сам не ожидал, что какая-то неверная женщина сможет так глубоко забраться под кожу.

В этот момент понимаю, что просто обязан забрать ее с собой. Мне нужен план действий. И для начала нужно перестать пялиться. Никто из присутствующих не должен заметить мой интерес. Это может помешать осуществлению замысла.

Рационально все понимаю, но не могу отвести взгляд. Кто бы смог? Если смотришь на свою женщину, подаренную Аллахом.

Латифа идет на выход из зала. Чем ближе приближается, тем жарче я горю. Величайшим усилием воли остаюсь стоять на месте. Хотя хочется сгрести в объятия и никуда не выпускать. Аллах, подари мне терпения для исполнения твоей воли!