Глава 4.1. Элиты

Алексей

Девчонка нехотя усаживается ближе к стене. Платье задирается, оголяя недурные коленки, обтянутые бежевым капроном жуткого оттенка.

Резко тянет платье вниз и нервно оглядывается на меня. Да, крошка, я успел заценить. Ножки что надо.

Платье, кстати, тоже неплохое. Тонкая шерсть и покрой недурен. Последний пункт в советах обычно страдает. Ткани встречаются очень качественные, но пошивают из них что-то не то.

— Красивое платье! — озвучиваю свои мысли.

Девчонка мило краснеет. Очень недурна. Прямо нежный цветочек.

— Спасибо! Я сшила сама.

— Вы просто мастерица! — совершенно искренне восхищаюсь я.

— Мы перешли на ты, — напоминает Елена.

— Точно. Прости. В СССР все девушки мастерицы?

— Не все. Но многие. — скромно замечает девчонка.

Вспоминаю местные женские журналы с приложенными выкройками актуальных фасонов. Память для контраста подкидывает «Космо», который читала моя лондонская подружка. А именно статью «Пять видов женских оргазмов». Думаю, Елена впала бы в шок от подобного. Губы непроизвольно растягиваются в усмешку.

Вообще, местные девушки отдельная тема. Трепетные, как лани. Но целуются отчаянно, как страстные одалиски. Подозреваю, что в постели тоже были бы горячие, но предпочитаю не рисковать. Слишком много девственниц и последствия непрогнозируемые. Сбацают какой-нибудь товарищеский суд, и чувствуй себя мальчиком для морального битья. Поэтому секс не отличается разнообразием. Обычно бывает с Лизкой с мехмата, которая страшненькая, поэтому безотказная. Но кончает очень красочно, всем парням нравится.

Кратко пересказываю Елене предыдущий сюжет. Не думаю, что ей понравится боевик про ветерана с вьетнамским синдромом, но сама отказалась от другого фильма.

Какое-то время молча наблюдаем за стрельбой и погоней. Воздух сгущается. Кошусь на свою гостью. Та сидит, поджав губы. Ноздри раздуваются. Сейчас взорвется. Считаю про себя секунды до неизбежного.

Резко поворачивается лицом ко мне и выдает обвиняющим тоном:

— Моего папу могут отправить в Афганистан. Это все ваши капиталисты начали всю эту заваруху. Еще скажи, что это не так! — Елена пышет праведным гневом.

— А зачем вы туда влезли? — хладнокровно парирую я.

— Потому что нас спровоцировали, и это наш интернациональный долг! — гордо заявляет девчонка.

Надо же. Идейный экземпляр. Давно мне не попадались подобные.

— Интернациональный долг, — скептически хмыкаю, — больше похоже на предательство наверху. Кто-то протащил решение через ЦК. Дал повод западу пробойкотировать олимпиаду и затянуть советы в затяжную войну. Может быть, это ваш текущий генсек, а?

Девчонка игнорирует мои шпильки в адрес их продажных элит. Продолжает все с тем же пафосом:

— Зачем вы все это делаете? Неужели так трудно жить мирно?

Поворачиваюсь к ней и какое-то время рассматриваю. Очень идейный экземпляр. Таких всегда хочется сильно шокировать. Прямо обухом по голове, как гласит старая русская пословица:

— Вы выскочки в глазах старой аристократии. Афганистан — просто очередной способ поставить выскочку на место.

— Что ты имеешь в виду? Почему выскочки? — округляет глаза и выглядит ошарашенной.

— Страна без корней. Своеобразный нувориш в мире большой игры. Нуворишей постоянно гнобят. Здесь работает та же схема.

— Почему нувориш? России почти два тысячелетия.

— Ту Россию мы проиграли англосаксам в 17 году.

— Кто мы?

— Русское дворянство. Мы просрали свою страну. Теперь СССР неустойчивое образование. Нет старых родов. Нет национальных элит, которые имеют стратегию, миссию и национальную идеологию. У вас нет будущего. Вас сожрут другие мировые элиты, у которых все это есть.

— Прости, но ты несешь бред. В 17 году русский народ сбросил бремя зажравшихся капиталистов и попов, никакие англосаксы тут не причем.

Блин, опять двадцать пять. Хочется услышать что-нибудь новенькое.

— В 17 году «большая игра» закончилась безоговорочной победой Британской империи. Главное, что Россию откинули куда-то в век шестнадцатый по геополитическому влиянию, а англосаксы развязали себе руки и получили в пользование всю мировую шахматную доску.

— Опять бред. Теперь эту игру ведет Советский Союз.

— Возможно, — не спорю, — однако, все двадцатые у англосаксов были развязаны руки. Русские богатства пограбили знатно. Тебя не удивляет, что в тот период американские биржи пухли как на дрожжах? А великая депрессия в США случилась в 1929 году. Примерно тогда, когда троцкистов начали вытеснять из власти.

— Не знаю, что такое биржи. Не вижу тут связи с революцией.

— Окей. Главное, что ты должна знать — биржи растут, когда есть свободные деньги. Много свободных денег. Для демонстрации связи расскажу только об одном факте. Англичане заключили с СССР концессию на добычу золота. По условиям договора в казну отдавали только 7 процентов от добытого металла, остальное вывозили совершенно бесплатно. Советы разорвали концессию в 1929 году. А таких конфессий было множество. Резкое сокращение притока свободных денег на биржи привело к панике и великой депрессии.

Девчонка растерянно хлопает глазами. Кажется, сильно плавает в этом периоде истории и в рыночных реалиях. Но сдаваться не намерена. Распрямляет спину и заходит с другого ракурса.

— Если следовать твоей логике, получается, что британцы победили, а ты покорно склонил голову перед победителем?

— Речь сейчас не обо мне. И я никто. Ваша липовая история гласит, что буржуи убегая ограбили страну. Если бы это было так, русские сейчас были бы теневыми элитами запада. Напомню, что Российская империя была одной из богатейших стран Европы. К сожалению, нет, никто ничего не вывез. Мало кто был так прозорлив, чтобы перевести капиталы заранее. Все-таки русское дворянство в массе своей было патриотично настроено. В итоге убегали с ручной кладью.

Елена саркастично хмыкает:

— Что-то слабо верится.

Могу только пожать плечами. Я не Иисус, заставить поверить никак не смогу.

— Спор славянофилов и западников закончился безусловной победой вторых. Ибо у них-то были и дома в Европе, и счета в западных банках, — иронично добавляю к предыдущему заявлению. — А капиталы славянофилов достались вороватым революционерам. Потом их через Коминтерн активно выводили на тот же запад.

— Ладно, — сдается Елена, — допустим. Но, что касается элит, ты не прав. В твоих словах звучит снобизм. За эти десятилетия СССР вырастил новые элиты. Как бы тебе не было печально это слышать, но мы обошлись и без зажравшихся дворян. Выиграли мировую войну. Стали центром одной из двух мировых сил.

У меня есть, что сказать про их хваленую элиту. Особенно в тот момент, когда ее подружки азартно рассматривают западные шмотки. Вся советская партноменклатура помешан на западных шмотках, и это начало конца.

Но мне внезапно не хочется больше спорить. Пусть у Елены наивные идеалы, но у нее так красиво пылают щеки и горят глаза, что победа в дискуссии теряет для меня всякий смысл.

Я повинуюсь порыву. Скидываю спортивные шлепки, в которых хожу по общежитию. Вытягиваюсь на кровати и кладу голову Елене на колени. Утыкаюсь носом в развилку ее ног.

Мой любимый момент. Пойманная врасплох трепетная лань замирает и задерживает дыхание.

Елена явно не знает, что делать.

Рэмбо лютует на экране. Мы же молчим.

Чувствую усиливающийся запах желания девушки. Мой железный стояк от этого становится еще тверже, хотя казалось, что это невозможно.

Время замирает. Чувствую себя, как в «Солярисе» Тарковского. Тот самый момент невесомости. Все-таки Тарковский чертов гений.

— Я вам помешал? — слышится саркастичный голос моего соседа Лукаса.

— Да, придурок! — злобно подтверждаю я. Беру подушку и кидаю в наглую рожу.

Немец задорно ржет, ловит мой снаряд и бросает его обратно. Совершенно не вовремя у этого флегматика прорезалось игривое настроение.

Моя трепетная лань оживает, вскакивает с кровати и вылетает из комнаты.

Загрузка...