Тысяча и одна ночь. В 12 томах

ИСТОРИЯ ЦВЕТКА ГРАНАТА И УЛЫБКИ ЛУНЫ

О царь благословенный, до меня дошло, что некогда, в древности времен, в лета и дни давно минувшей поры, был в странах аджамитских[17] царь по имени Шахраман и столицей его был Белый город.

И у царя этого было сто наложниц, но все они были поражены бесплодием, ибо ни от одной из них не удалось ему иметь детей, хотя бы даже женского пола. Но вот однажды, когда он заседал в приемной зале среди своих визирей, эмиров и вельмож своего царства и беседовал с ними не о скучных делах управления, но о поэзии и науках, об истории и искусстве врачевания и вообще обо всем, что помогало ему забыть тоску своего одиночества без потомства и скорбь о том, что некому передать по наследству престол, завещанный ему его отцами и дедами, в залу вошел молодой мамелюк и сказал ему:

— О государь мой, у дверей стоит вместе с продавцом юная невольница, столь прекрасная, что никогда не видел человеческий глаз большей красоты.

И царь сказал:

— Так приведи ко мне и продавца, и невольницу!

И мамелюк поспешил ввести продавца и его прекрасную невольницу.

И, увидав ее, царь сравнил ее в душе своей с тонким литым копьем. И так как она была окутана покрывалом из синего шелка с золотыми полосками, закрывавшим ее голову и лицо, то купец снял его — и вся зала осветилась красотой ее, и волосы ее упали ей на спину семью толстыми косами, которые касались браслетов на ногах ее, подобно роскошным волнам волос, спускающимся до земли за крупом чистокровной кобылицы. И царственный стан ее был дивно строен и мог поспорить в гибкости с тонким стеблем ивовых ветвей. Ее очи, черные и удлиненной формы, были полны молний, пронизывающих сердца, и один вид ее мог исцелить болящих и калек. Что же касается ее благословенных бедер, объекта желаний и стремлений, то они были, по правде говоря, настолько роскошны, что сам купец не мог найти завесу, достаточно большую, чтобы обернуть их.

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что близится утро, и с присущей ей скромностью умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Сравнил ее царь в душе своей с тонким литым копьем и был восхищен красотою ее до крайней степени восхищения, и он спросил купца:

— О шейх, сколько просишь ты за эту невольницу?

Он же ответил:

— О государь мой, я сам купил ее у ее первого хозяина за две тысячи динаров. Но с тех пор я уже три года путешествую с ней с целью добраться сюда и таким образом истратил на нее еще три тысячи динаров, и потому я не торг предлагаю тебе, а отдаю ее тебе в дар.

И царь был очарован речью купца, и пожаловал ему великолепную почетную одежду, и велел дать ему десять тысяч динаров золотом. И купец поцеловал руку царя, поблагодарил его за доброту и щедрость его и пошел своей дорогой.

Тогда царь сказал управляющим дворца и придворным прислужницам:

— Отведите ее в хаммам, и прислуживайте ей, и, сняв с нее следы долгого пути, не забудьте умастить тело ее миррой и благовонием и отвести ей помещение в том крыле дворца, окна которого выходят на море!

И приказания царя были исполнены в тот же час и в ту же минуту.

Ибо столица, в которой царствовал царь Шахраман, была действительно расположена на берегу моря и называлась Белый город. И потому-то прислужницы дворца могли отвести после хаммама молодую чужестранку в залу, окна которой выходили на море.

Тогда царь, с нетерпением ожидавший этой минуты, вошел к ней.

Но он был весьма изумлен, видя, что она не приподнимается в честь него и не обращает на него ни малейшего внимания, как если бы его здесь и не было. И он подумал про себя: «Она была, вероятно, воспитана людьми, которые не учили ее хорошему обращению».

И он стал всматриваться в нее и забыл о недостаточной учтивости ее, до того он был очарован красотой ее и лицом ее, которое было подобно полной луне или же восходящему солнцу на ясном небе. И он сказал:

— Слава Аллаху, сотворившему красоту для глаз служителей Своих!

Затем он сел возле молодой девушки и нежно прижал ее к груди своей. Потом он посадил ее к себе на колени и поцеловал в губы, и слюна ее показалась ему слаще меда. Но она не говорила ни слова и подчинялась ласкам его, не оказывая сопротивления, но и не выказывая нежной готовности. И царь приказал подать в ее залу роскошное угощение и принялся сам кормить ее и подносить куски к ее губам. И от времени до времени он потихоньку спрашивал ее, как ее имя и из какой она страны. Но она оставалась безмолвной, не произнесла ни слова и даже не подняла головы, чтобы взглянуть на царя, который находил ее столь прекрасной, что никак не мог решиться рассердиться на нее. И он подумал: «Быть может, она нема? Но нет, невозможно, чтобы Творец создал такую красоту и лишил ее речи! Это было бы несовершенством, недостойным перстов Творца!»

Затем он позвал прислужниц, чтобы они подали ему умыть руки; и, воспользовавшись минутой, когда они подавали кувшин с водою и таз, спросил их шепотом:

— В то время как вы прислуживали ей, слышали вы от нее хоть слово?

Они же ответили:

— Мы можем только сказать царю, что за все время, пока мы прислуживали ей, купали, натирали благовониями, причесывали и одевали, мы ни разу не видели, чтобы она пошевелила губами, чтобы сказать нам: «Это хорошо, а это нехорошо». И мы не знаем, есть ли это презрение к нам, незнание ли нашего языка, или немота, но нам не удалось заставить ее вымолвить ни одного слова благодарности или порицания.

Услыхав эти слова невольниц и старых прислужниц, царь был до крайности изумлен и, полагая, что молчание это происходит от какого-нибудь тайного горя, захотел развлечь ее. С этой целью он велел созвать в ее залу всех женщин дворца и всех своих любимых наложниц, чтобы она забавлялась и играла с ними; и те, которые умели играть на музыкальных инструментах, стали играть, тогда как другие пели, плясали или делали то и другое зараз. И все веселились, кроме молодой девушки, которая по-прежнему неподвижно сидела на своем месте, опустив голову, скрестив руки, не смеясь и не говоря ни слова.

При виде этого царь почувствовал, что грудь его сжалась, и приказал женщинам удалиться. И он остался один с молодой девушкой.

Тогда, попытавшись еще, но безуспешно добиться от нее ответа или хоть одного слова, он приблизился к ней и принялся раздевать ее.

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

И тогда, попытавшись еще, но безуспешно добиться от нее ответа или хоть одного слова, он приблизился к ней и принялся раздевать ее. Сначала осторожно снял окутывавшие ее покрывала, затем одну за другой семь из разных тканей и разных цветов одежд, в которые она была облечена, и, наконец, тонкую сорочку и широкие шальвары с кистями из зеленого шелка. И тогда он увидел тело ее, блиставшее белизной, подобное в чистоте своей девственному серебру. И он полюбил ее великой любовью, и, встав, взял ее девственность, и нашел ее нетронутой и целой. И он радовался этому и наслаждался этим до крайности; и он подумал: «Клянусь Аллахом! Не чудо ли это, что все эти купцы оставили нетронутой девственность молодой девушки, столь прекрасной и привлекательной?!»

И царь так привязался к своей новой невольнице, что покинул ради нее всех других женщин дворца, прежних своих любимиц, и государственные дела и целый год прожил с ней, ни на минуту не утомляясь все новыми и новыми прелестями, которые открывал в ней каждый день. Но, несмотря на все это, ему по-прежнему не удалось добиться от нее ни единого слова или даже знака одобрения и хоть сколько-нибудь заинтересовать ее в том, что он делал с нею и возле нее.

Подумать только! И он совсем не знал, как объяснить это молчание и эту немоту. И он уже потерял надежду на то, что у нее когда-нибудь развяжется язык и он сможет беседовать с нею.

Но вот в один день среди других дней царь сидел, по своему обыкновению, возле своей прекрасной, но безучастной невольницы, и любовь его к ней была горячее, чем когда-либо, и он говорил ей:

— О желание сердца! О сердце сердца моего! О свет очей моих! Разве не знаешь ты, какую любовь я чувствую к тебе, не знаешь разве, что ради тебя покинул я и прежних любимиц моих, и наложниц, и дела государства моего, и сделал это с удовольствием, и далек от того, чтобы жалеть об этом?! Разве не знаешь ты, что из всех благ мира я взял на свою долю лишь тебя как единственную отраду жизни своей?! И вот уже более года, как я испытываю терпение души моей над причиной этой немоты и безучастности твоей и не могу отгадать ее! Если ты действительно нема, то дай мне понять это знаками, чтобы я оставил всякую надежду когда-нибудь слышать тебя, о возлюбленная моя! Если же нет, то да смягчит Аллах сердце твое и да внушит тебе в благости своей прервать наконец это молчание, которого я ничем не заслужил! Но если мне навеки отказано в этом утешении, то да угодно будет Аллаху, чтобы ты сделалась беременною от меня и подарила мне желаемого сына, который мог бы наследовать мой престол, завещанный мне моими отцами и дедами! Увы! Разве не видишь ты, что я старею одиноким, не имея потомства, и что скоро уже не смогу даже надеяться дать зачатие чреву молодой девушки, ибо буду слишком разбит бременем лет и печалью?! Увы! Увы! О ты, если ты испытываешь ко мне хоть малейшую жалость или расположение, ответь мне, скажи мне только, беременна ли ты или нет? Заклинаю тебя именем Аллаха над тобою! И тогда могу спокойно умереть.

При этих словах прекрасная невольница, которая, по своему обыкновению, слушала царя, не поднимая глаз и сжав руки на коленях, в полной неподвижности, внезапно в первый раз, с тех пор как вступила во дворец, едва заметно улыбнулась. Только улыбнулась и больше ничего.

При виде этого царь был до того взволнован, что ему показалось, будто весь дворец осветился молнией, блеснувшей среди мрака.

И он затрепетал в душе своей и возликовал, и, не сомневаясь более после этого знака, что она согласится говорить, он бросился к ногам молодой девушки и стал ждать этой минуты, воздев руки и полуоткрыв рот, как во время молитвы.

И молодая девушка вдруг подняла голову и, улыбаясь, заговорила так:

— О царь великодушный, о повелитель наш, о доблестный лев, знай…

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

И молодая девушка вдруг подняла голову и, улыбаясь, заговорила так:

— О царь великодушный, о доблестный лев, знай, что Аллах услышал молитву твою, ибо я беременна от тебя. И близко уже время моего разрешения. Но я не знаю, будет ребенок, которого я ношу во чреве своем, мальчиком или девочкой. Знай, кроме того, что, не будь я беременна от тебя, я ни за что не изменила бы своему решению никогда не говорить с тобой и не сказать тебе ни одного слова до самой моей смерти.

Услышав эти неожиданные слова, царь до того был обрадован, что не мог сначала ни вымолвить слова, ни пошевелиться; но потом лицо его просветлело и преобразилось и грудь расширилась; и ему показалось, что он отрывается от земли в порыве радости своей.

И он поцеловал руки молодой девушки, поцеловал ее в голову и в лоб и воскликнул:

— Слава Аллаху, даровавшему мне две милости, о которых я мечтал, о свет очей моих: видеть, что ты говоришь со мной, и слышать от тебя весть о твоей беременности! Альхамдулиллах![18]

Затем царь поднялся и вышел от нее, сказав ей, что через минуту вернется, и торжественно воссел на троне царства своего; и он был на вершине удовольствия и ликования. И он отдал приказ визирю своему объявить всему народу о причине радости его и раздать сто тысяч динаров неимущим вдовам и всем вообще, кто был в нужде, чтобы возблагодарить Аллаха (да будет прославлено имя Его!). И визирь немедленно исполнил данное ему приказание.

Тогда царь возвратился к своей прекрасной невольнице и, сев подле нее, прижал ее к сердцу своему, обнял и сказал ей:

— О госпожа моя, о царица жизни моей и души моей! Скажи же мне теперь, почему ты хранила такое непреклонное молчание в течение целого года, с того дня, как ты вошла в жилище наше, и почему решилась заговорить со мною только сегодня?

Молодая девушка ответила:

— Как же было мне не хранить молчание, о царь, когда, низведенная до положения невольницы, я оказалась здесь бедной чужестранкой с разбитым сердцем, навсегда разлученной с матерью моей, с братом и со всей родней и вдали от родины моей?

Царь отвечал:

— Я вхожу в горести твои и понимаю их. Но как можешь ты говорить, что ты бедная чужестранка, когда ты госпожа и царица в этом дворце, когда все, что есть в нем, — твоя собственность, и сам я, царь, лишь раб твой, готовый служить тебе. Слова эти поистине неуместны здесь. Если же ты горюешь о разлуке с родными твоими, то почему же не сказала об этом мне, чтобы я послал за ними и здесь же соединил их с тобой?

В ответ на эти слова прекрасная невольница сказала царю:

— Знай же, о царь, что меня зовут Гуль-и-Анар[19], что на языке моей родины означает «цветок граната»; и родилась я в море, где отец мой был царем. Когда отец мой скончался, мне пришлось однажды не поладить с матерью моей, которая зовется Стрекозой, и с братом моим Салехом; и я поклялась, что не останусь больше в море, в их обществе, но выйду на берег и отдамся первому из обитателей земли, который понравится мне; и вот однажды ночью, когда мать моя и брат заснули раньше обыкновенного и дворец наш был погружен в подводное молчание, я выскользнула из своей залы и, поднявшись на поверхность воды, вышла на берег какого-то острова и растянулась тут же в лунном сиянии. И, охваченная восхитительной свежестью, исходившей от звезд, и ласкаемая береговым ветерком, я незаметно погрузилась в сон. Но я внезапно проснулась, чувствуя, как что-то тяжелое навалилось на меня, и увидела себя во власти какого-то мужчины, который взвалил меня к себе на спину и, несмотря на все мои крики и попытки сопротивления, отнес к себе в дом, где хотел силою овладеть мной.

Но я, видя, что человек этот безобразен и дурно пахнет, не захотела отдаться и, собрав все свои силы, так ударила его кулаком по лицу, что он отлетел и покатился на землю у моих ног, я же бросилась на него и так избила его, что он не пожелал более удерживать меня у себя и поспешил отвести на рынок и продать с публичного торга, где и купил меня тот купец, у которого ты сам купил меня, о царь. И так как купец этот был человек весьма совестливый и прямодушный, то, видя меня столь юной, не захотел лишить меня девственности; и он возил меня с собою и в конце концов отдал в руки твои. Такова моя история. Но я, вступая сюда, твердо решила не отдаваться и намеревалась при первом насилии с твоей стороны броситься в море из окон этой залы, чтобы возвратиться к матери моей и брату. И я из гордости хранила молчание все это время. Но, видя, что сердце твое поистине любит меня и что ты покинул ради меня твоих любимиц, я чувствовала, что твое обращение со мной начинает подкупать меня; и наконец, поняв, что я беременна от тебя, я сама полюбила тебя, и оставила всякую мысль о том, чтобы вырваться отсюда и прыгнуть в море и таким образом вернуться на мою родину. И притом с какими глазами и как осмелилась бы я сделать это теперь, когда я беременна и когда мать и брат, увидав меня в этом положении и узнав о моем браке с обитателем земли, может быть, умерли бы от горя и не поверили бы словам моим, если б я сказала им, что сделалась царицей Персии и Хорасана и супругой великодушнейшего из царей. Вот что имела я сказать тебе, о царь Шахраман. Уассалам!

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Вот и все, что имела я сказать тебе, о царь Шахраман. Уассалам!

Выслушав эту речь, царь поцеловал супругу свою между глаз и сказал ей:

— О Цветок Граната, о уроженка моря, о дивная, о царевна, свет очей моих, что за чудеса ты поведала мне! Право, если бы ты когда-нибудь покинула меня, будь то хоть на миг, я бы умер в ту же минуту. — Затем он прибавил: — Но, о Цветок Граната, ты сказала мне, что родилась в море, и что мать твоя Стрекоза и брат твой Салех живут в море со всей твоей родней, и что отец твой был при жизни своей морским царем. Но я не совсем представляю себе существования морских существ и до сих пор считал подобные истории россказнями старух. Но раз ты говоришь об этом и раз сама ты уроженка моря, то я не сомневаюсь более, что все это так и есть, и прошу тебя просветить меня насчет твоего рода и насчет неизвестных племен, живущих на твоей родине. И главное, скажи мне, как возможно жить, действовать или двигаться в воде, не задыхаясь и не захлебываясь? Ибо это самая удивительная вещь, какую мне пришлось слышать за всю мою жизнь.

Тогда Цветок Граната ответила:

— Конечно, я расскажу тебе об этом, и от дружеского сердца. Знай, что благодаря чудесной силе слов, начертанных на печати Сулеймана ибн Дауда (да пребудет на ним мир и молитва!), мы живем и ходим на дне моря, как живут и ходят на земле; и мы дышим в воде, как дышат на воздухе; и вода, вместо того чтобы душить нас, поддерживает нашу жизнь и не может даже замочить нашей одежды; и она не мешает нам видеть в море, где мы ходим с открытыми глазами без малейших неудобств; и глаза наши так остры, что пронизывают морские глубины на всем их протяжении и позволяют нам одинаково хорошо различать все предметы, проникают ли к нам солнечные лучи, или же луна и звезды смотрятся в наших водах. Что же до нашего царства, то оно гораздо обширнее, чем все царства земли, и разделено на округа, в которых есть большие и очень населенные города. И народы эти, как и на земле, судя по областям, которые занимают, очень различны в нравах своих и обычаях, а также и различны по облику своему: одни — рыбы, другие — полурыбы-полулюди, с хвостом, заменяющим им ноги и зад; другие же, подобно нам, — настоящие люди, верующие в Аллаха и пророка Его и говорящие на том наречии, слова которого вырезаны на печати Сулеймана. Но что касается наших жилищ, так это великолепные дворцы, выстроенные с таким искусством, о котором вы даже и понятия не имеете здесь, на земле. Они выстроены из горного хрусталя, перламутра, кораллов, изумрудов, рубинов, золота, серебра — всевозможных драгоценных металлов и каменьев, не говоря уже о жемчужинах, которые, какой бы величины и красоты они ни были, не особенно ценятся у нас и украшают лишь жилища бедняков и неимущих. Наконец что касается наших способов передвижения, то, благодаря тому что тела наши одарены чудесной подвижностью и способностью скользить, нам не нужны, как вам здесь, ни лошади, ни повозки, хотя они у нас и имеются на всякий случай — для празднеств, общественных увеселений и дальних путешествий. Но само собою разумеется, что колесницы наши сделаны из перламутра и драгоценных металлов и снабжены сиденьями и тронами из драгоценных камней, а наши морские кони так прекрасны, что ни один из царей земли не имеет подобных. Но я не хочу, о царь, дольше беседовать с тобою о подводных странах, ибо собираюсь в течение совместной жизни нашей, которая будет продолжительна, если будет угодно Аллаху, рассказать тебе массу других подробностей, которые окончательно ознакомят тебя с этим заинтересовавшим тебя вопросом. Теперь же я спешу перейти к вопросам более спешным и непосредственно касающимся тебя.

Я хочу поговорить о женских родах. Ибо знай, о господин мой, что роды женщин моря совершенно несходны с родами женщин земли. А так как время моих родов уже близко, то я весьма опасаюсь, что повивальные бабки твоей страны не сумеют принять у меня роды, как следует.

И потому я прошу тебя позволить мне вызвать к себе мать мою, царицу Стрекозу, и брата, царевича Салеха, и прочих моих родственников; и я помирюсь с ними; и двоюродные сестры мои, руководимые моей матерью, будут следить за правильностью моих родов и ухаживать за новорожденным наследником престола твоего.

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

И потому я прошу тебя позволить мне вызвать к себе мать мою, царицу Стрекозу, и брата, царевича Салеха, и прочих моих родственников; и я помирюсь с ними; и двоюродные сестры мои, руководимые моей матерью, будут следить за правильностью моих родов и ухаживать за новорожденным наследником престола твоего.

Услыхав эти слова, царь в полном изумлении воскликнул:

— О Цветок Граната, желания твои для меня закон, и я раб твой, повинующийся приказаниям госпожи своей. Но скажи мне, о дивная, как сможешь ты в такое короткое время предупредить твою мать, брата и двоюродных сестер и вызвать их до начала твоих родов, время которых уже так близко? Во всяком случае, я желал бы знать это как можно скорее, чтобы постараться сделать нужные приготовления и принять их со всеми почестями, которых они достойны.

Но юная царица ответила:

— О господин мой, между нами не должно быть никаких церемоний! И к тому же родственники мои будут здесь через минуту. И если ты хочешь видеть, каким образом они прибудут, то тебе стоит только выйти в залу, соседнюю с моей, и смотреть на меня, а также смотреть в окна, которые выходят на море.

И царь Шахраман тотчас же вышел в соседнюю залу и стал внимательно наблюдать как за тем, что станет делать Цветок Граната, так и за тем, что должно произойти на море.

И Цветок Граната вынула из-за пазухи два кусочка дерева алоэ с Коморских островов[20], положила их в золотую курильницу и подожгла. И как только из нее поднялся дымок, она свистнула резким и долгим свистом и произнесла над курильницей незнакомые слова и непонятные заклинания.

И в ту же минуту море замутилось, затем расступилось, и из него вышел сначала юноша, подобный месяцу, прекрасный собой и стройный, напоминавший лицом и изяществом сестру свою Цветок Граната; и лицо его было белое и румяное, а волосы и чуть пробивающиеся усы — цвета морской волны; и, как сказал поэт, «он был чудеснее, чем сам месяц, ибо месяц обитает лишь в одном из небесных зодиаков неба, юноша же этот живет одновременно во всех сердцах».

После него из моря вышла древняя старуха с седыми волосами, которая и была царица Стрекоза, мать юноши и Цветка Граната. И за ней непосредственно следовали пять молодых девушек, подобные лунам, имевшие некоторое сходство с Цветком Граната, которой они приходились двоюродными сестрами.

И юноша, и все шесть женщин пошли по морю и подошли, не замочив ног, к самым окнам дворца. И тогда они вдруг поднялись и с легкостью вспрыгнули друг за другом на окно, из которого показалась им Цветок Граната, успевшая отскочить вовремя, чтобы дать им войти.

Тогда царевич Салех, и мать его, и двоюродные сестры бросились на шею к Цветку Граната и горячо расцеловали ее, плача от радости, что увиделись с нею, и сказали ей:

— О Гуль-и-Анар, как хватило у тебя сердца покинуть нас и в течение четырех лет оставлять нас без известий о тебе, не указав даже места, где ты находишься? Йа Аллах! И мир показался нам тесен, так мы были подавлены горем разлуки с тобою! И мы не испытывали удовольствия ни от еды, ни от питья, ибо все припасы казались нам безвкусными! И мы могли только плакать и рыдать и днем и ночью от жгучей боли разлуки с тобою! О Гуль-и-Анар! Взгляни, как лица наши похудели и пожелтели от печали!

И Цветок Граната при этих словах облобызала руку матери своей и брата своего, царевича Салеха, и поцеловала еще раз своих милых двоюродных сестер и сказала всем им:

— Правда, я совершила серьезный проступок по отношению к вам, о родные мои, тем, что исчезла, не предупредив вас. Но кто может идти против судьбы?! Возрадуемся же теперь, что свиделись вновь, и возблагодарим Аллаха Всеблагого!

Потом она усадила всех их около себя и рассказала им всю свою историю от начала и до конца. Затем прибавила:

— Теперь же, когда я сделалась женой этого превосходного и совершенного до крайних пределов совершенства царя, который любит меня, и которого я люблю, и от которого я беременна, я вызвала вас, чтобы помириться с вами и попросить вас присутствовать при моих родах. Ибо я не чувствую никакого доверия к земным повивальным бабкам, которые ничего не смыслят в родах дочерей моря.

Тогда госпожа Стрекоза, мать ее, ответила:

— О дочь моя, увидав тебя в этом дворце царя земли, мы очень боялись, что ты несчастна; и мы готовы были умолять тебя последовать за нами на нашу родину, ибо ты знаешь нашу любовь к тебе, и степень уважения и привязанности к тебе, и наше желание видеть тебя счастливой, спокойной и беззаботной. Но раз ты утверждаешь, что ты счастлива, то чего больше могли бы мы желать для тебя?

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что близится утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

И раз ты утверждаешь, что ты счастлива, то чего больше могли бы мы желать для тебя? И это, без сомнения, значило бы искушать судьбу, если бы мы пытались еще, несмотря на противоположный жребий, выдать тебя замуж за одного из наших морских князей.

И Цветок Граната ответила:

— Да, клянусь Аллахом! Я чувствую себя здесь на вершине покоя, радости, почета и удовлетворения всех моих желаний!

Подумать только! И царь слышал все, что говорила Цветок Граната; и он радовался в сердце своем и благодарил ее в душе своей за ее добрые слова; и он полюбил ее за это в тысячу тысяч раз больше, чем прежде; и любовь, которую он питал к ней, навсегда укрепилась в сердцевине сердца его; и он обещал самому себе дать ей новые доказательства привязанности и страсти своей, где это только будет возможно.

Между тем Цветок Граната ударила в ладоши, чтобы призвать рабынь своих, и приказала им разостлать скатерть и подать яства, за приготовлением которых она сама пошла наблюдать в кухню. И рабыни принесли большие подносы, наполненные различными жаркими, печеньями и плодами; и Цветок Граната пригласила своих родственников расположиться вместе с нею вокруг скатерти и откушать. Но они ответили:

— Нет, клянемся Аллахом! Мы не можем сделать этого раньше, чем ты пойдешь сообщить царю, супругу твоему, о нашем прибытии.

Ибо мы вошли в жилище его без его разрешения, и он не знает нас. И было бы большим невежеством с нашей стороны есть во дворце его и пользоваться его гостеприимством без его ведома. Пойди же предупреди его и скажи ему, как бы мы были счастливы видеть его и установить между нами хлеб да соль[21].

Тогда Цветок Граната пошла к царю, который все еще сидел, спрятавшись, в соседней зале, и сказала ему:

— О господин мой, ты, конечно, слышал, как я восхваляла тебя перед моими родными и как они собирались увести меня с собой, если б я сказала им хоть что-нибудь, из чего они могли заключить, что я не вполне счастлива с тобою?

И царь ответил:

— Я все слышал и видел! Йа Аллах! В этот благословенный час получил я доказательства твоей любви ко мне и не могу более сомневаться в твоей привязанности.

Цветок Граната сказала:

— Так вот, я должна сказать тебе, что после всех похвал тебе, которые я им высказала, мать моя, и брат, и двоюродные сестры мои почувствовали к тебе большое расположение, и я могу удостоверить, что они очень любят тебя. И они сказали мне, что не хотят вернуться на родину раньше, чем не увидят тебя и не выскажут тебе свои приветствия и пожелания и дружески не побеседуют с тобой. И я прошу тебя уступить их желанию и прийти принять их приветствия и ответить на них, чтобы ты увидел их, и они увидели тебя, и чтобы между вами была полная дружба и расположение.

И царь ответил:

— Слышать — то же, что повиноваться, ибо таково также и мое желание.

И он тотчас же поднялся и отправился вместе с Цветком Граната в залу, где находились ее родственники.

И, едва войдя, он поприветствовал их самым сердечным образом, пожелав мира, и они ответили ему таким же приветствием, и он поцеловал руку престарелой госпожи Стрекозы, поцеловался с царевичем Салехом и попросил всех их сесть. Тогда царевич Салех любезно поблагодарил его и высказал ему, какую радость испытали все они, увидав, что Цветок Граната сделалась супругой столь великого царя, вместо того чтобы попасть в руки грубого бедняка, который отдал бы ее в жены какому-нибудь придворному или его повару. И он сказал ему, как все они любят Цветок Граната и как они собирались когда-то, еще раньше, чем она достигла зрелости, отдать ее замуж за какого-нибудь морского царевича; но она, послушная велению судьбы, сбежала из подводных стран, чтобы вступить в брак, предназначенный ею судьбою.

И царь ответил:

— Да, Аллах предназначил ее мне. И я благодарю тебя, теща моя, царица Стрекоза, и тебя, царевич Салех, и вас, мои маленькие родственницы, за ваши приветствия и любезности и за то, что вы не отказываетесь дать свое согласие на мой брак.

Затем царь пригласил их расположиться вокруг скатерти и долго беседовал с ними с полной задушевностью, а потом сам проводил каждого в отведенную ему залу.

Итак, родственники Цветка Граната оставались во дворце среди празднеств и увеселений, задаваемых в честь их прибытия, до родов царицы, которые не замедлили наступить. И в указанный срок, окруженная заботами царицы Стрекозы и двоюродных сестер своих, она родила ребенка мужского пола, подобного луне в полнолуние, розовенького и пухленького. И, завернув в роскошные пеленки, его поднесли к отцу его, царю Шахраману, который принял его с таким восторгом и радостью, которых нельзя описать словами. И в благодарение за радость эту он щедро наделил бедняков, вдов и сирот и велел открыть тюрьмы и отпустить на свободу своих рабов обоего пола; но рабы не пожелали свободы, настолько хорошо им жилось у такого господина. Затем, по прошествии семи дней непрестанного ликования и среди полного благоденствия, царица Цветок Граната с согласия супруга своего, матери своей и двоюродных сестер своих дала сыну имя Улыбка Луны.

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что наступает утро, и с присущей ей скромностью умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Однако не забыли и об имени для малютки, и по прошествии семи дней царица Цветок Граната с согласия супруга своего, своей матери и двоюродных сестер своих дала сыну имя Улыбка Луны.

Тогда царевич Салех, брат Цветка Граната и дядя Улыбки Луны, взял малютку на руки и принялся целовать и ласкать его на тысячу ладов, нося его по зале и держа перед собою на весу; и вдруг, внезапно разбежавшись, он с высоты дворца прыгнул в море и, нырнув, исчез в нем вместе с малюткой.

При виде этого царь Шахраман, охваченный ужасом и горестью, принялся испускать отчаянные крики и с такою силой ударил себя по голове, что чуть не умер от этого. Но царица Цветок Граната не только не казалась испуганной или огорченной случившимся, но уверенным голосом сказала царю:

— О царь времен, не отчаивайся по-пустому и оставь всякие опасения о сыне своем, ибо я, несомненно, любя этого ребенка гораздо больше, чем ты, вполне спокойна, зная, что он с братом моим, который никогда не сделал бы того, что сделал теперь, если бы думал, что малютке будет хоть сколько-нибудь нехорошо, что он может простудиться или хотя бы только промокнуть. Будь уверен, что ребенок не подвергнется никакой опасности со стороны моря, несмотря на то что он наполовину твоей крови. Но вследствие того что другую половину крови он получил от меня, он может безнаказанно жить в воде, так же, как и на земле. Оставь же тревогу, и притом будь уверен, что брат мой не замедлит возвратиться вместе с ребенком в полном здравии.

И царица Стрекоза, и молодые тетушки ребенка подтвердили царю слова супруги его. Но царь успокоился лишь тогда, когда увидел, что море замутилось и заволновалось и из разверзшихся недр его вышел, держа малютку на руках, царевич Салех и, поднявшись в воздух в один прыжок, вернулся в высокую залу через то же окно, из которого выскочил. И малыш был так же спокоен, как на груди матери своей, и улыбался, как месяц в четырнадцатый день.

При виде этого царь окончательно успокоился.

И царевич Салех сказал ему:

— Без сомнения, о царь, ты должен был испытать сильный испуг, увидав, как я выскочил и погрузился в море вместе с ребенком.

И царь отвечал:

— Да, конечно! О царевич, ужас мой был безграничен, и я уже отчаялся когда-либо увидеть его вновь живым и здоровым!

И царевич Салех сказал:

— Будь отныне совершенно спокоен на его счет, ибо он теперь навсегда предохранен от опасностей воды — утопления, удушения, промокания и других подобных вещей — и может в продолжение всей своей жизни погружаться в море и свободно прогуливаться там; ибо я снабдил его теми преимуществами, которые даны нашим собственным детям, рожденным в море, и для этого натер его веки и ресницы особым, известным мне порошком, произнося в то же время над ним таинственные слова, начертанные на печати Сулеймана ибн Дауда (да пребудет над ним мир и молитва!).

После этой речи царевич Салех передал младенца матери, которая стала кормить его грудью; затем он вытащил из-за пояса мешок, отверстие которого было запечатано, сорвал печать и, открыв его, взял за нижние углы и высыпал содержимое на ковер. И перед царем заблистали алмазы величиной с голубиное яйцо, палочки изумрудов в полфута длиною, нити крупных жемчужин, рубины необыкновенного цвета и величины — всевозможные драгоценности, одни чудеснее других. И все эти драгоценные камни испускали тысячи разноцветных огней, освещавших всю залу радугой лучей, подобных тем, какие снятся иногда во сне. И царевич Салех сказал царю:

— Это дар, который я приношу тебе в извинение, что в первый раз явился сюда с пустыми руками. Но тогда я не знал еще, где находится сестра моя Цветок Граната, и никак не предполагал, что счастливая судьба поставила ее на дороге такого царя, как ты. Но подарок этот еще ничто в сравнении с теми, какие я собираюсь преподнести тебе в будущем.

И царь не знал, как отблагодарить шурина своего за этот подарок, и, обратившись к Цветку Граната, сказал ей:

— Право, я смущен до крайности щедростью брата твоего по отношению ко мне и великолепием его дара, подобного которому нет на земле, и только один из этих камней стоит всего моего государства.

Цветок Граната поблагодарила брата своего за то, что он озаботился выполнением родственного долга. Он же, в свою очередь, обратился к царю и сказал ему:

— Клянусь Аллахом, о царь, это недостойно даже и сана твоего. Что же до нас, то мы не можем вполне выплатить долг доброте твоей; и если бы даже мы тысячу лет служили тебе верой и правдой, то не смогли бы отблагодарить тебя по достоинству.

При этих словах царь обнял царевича Салеха и горячо поблагодарил его. А затем он уговорил его провести еще сорок дней во дворце вместе с матерью его и двоюродными сестрами среди празднеств и увеселений. Но по прошествии этого времени царевич Салех явился к царю и поцеловал землю перед ним. И царь спросил:

— Говори, о Салех, чего желаешь ты?

Он ответил:

— О царь времен, мы поистине утопаем в милостях твоих, но явились просить у тебя разрешения отправиться домой, ибо души наши горячо желают увидеть вновь нашу родину, родных наших и жилища наши, с которыми мы так давно расстались, и притом слишком продолжительное пребывание на земле вредно для нашего здоровья, ибо мы привыкли к жизни под водой.

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

И притом слишком продолжительное пребывание на земле вредно для нашего здоровья, ибо мы привыкли жить под водой.

И царь ответил:

— Какое это горе для меня, о Салех!

Он сказал:

— И для нас также. Но, о царь, мы будем возвращаться от времени до времени, чтобы засвидетельствовать тебе наше уважение и повидаться с Цветком Граната и Улыбкой Луны.

И царь сказал:

— Да, клянусь Аллахом! Делайте это, и почаще! Что же до меня, то я весьма огорчен, что не могу сопровождать тебя, а также царицу Стрекозу и двоюродных сестер твоих в подводную вашу родину, ввиду того что я очень боюсь воды.

Тогда все они распростились с ним и, поцеловав Цветок Граната и Улыбку Луны, друг за другом выпрыгнули из окна и погрузились в море.

И это все, что случилось с ними.

Что касается маленького Улыбки Луны, то вот что с ним было. Мать его Цветок Граната не захотела доверить его кормилицам и сама кормила его грудью до четырехлетнего возраста, дабы он всосал с молоком все ее морские достоинства. И ребенок, вскармливаемый в течение такого долгого времени молоком матери своей, уроженки моря, становился с каждым днем все прекраснее и могучее; и по мере того как он возрастал, увеличивалась сила его и привлекательность; так что, достигнув пятнадцати лет, он стал самым прекрасным юношей, самым крепким, самым ловким в телесных упражнениях, самым мудрым и образованным из царских сыновей своего времени. И во всем огромном государстве отца его только и разговоров было каждый день, что о достоинствах его, о его прелестях и совершенствах, ибо он был поистине прекрасен, и не преувеличил поэт, который сказал о нем:

И вот царь, любивший сына своего великой любовью и видевший в нем столько царственных достоинств, чувствуя себя уже старым и близким к пределу жребия своего, захотел еще при жизни своей упрочить за ним престол. И с этой целью он созвал визирей своих и вельмож царства своего, знавших, насколько юный царевич во всех отношениях достоин наследовать ему, и заставил их присягнуть в послушании новому царю. Затем он при них сошел со своего трона, снял венец с головы своей и собственноручно надел его на голову сына своего Улыбка Луны; поддерживая его за лопатки, он заставил его подняться и воссесть на трон, на свое место; а чтобы еще более отметить, что передает ему отныне всю власть и могущество свое, он облобызал землю у ног его и, поднявшись, поцеловал его руку и полу его царской мантии, затем поместился ниже, по правую руку от него, тогда как по левую стояли визири и эмиры.

И тотчас же новый царь Улыбка Луны принялся судить, решать текущие дела, назначать на должности тех, кто заслуживал милости, и смещать тех, кто нарушил долг свой, защищать права слабых против сильных и бедняков против богачей и вершить правосудие с такой мудростью, справедливостью и сознательностью, что привел в восторг отца своего, и старых визирей отца своего, и всех присутствующих. И он закрыл заседание только в полдень.

Тогда в сопровождении отца своего, царя, вошел он к царице, матери своей, уроженке моря, и на голове его красовалась золотая царская корона, и поистине он был подобен месяцу. И мать, увидав его столь прекрасным, с короной на голове поспешила к нему, плача от волнения, и бросилась к ему на шею с нежностью и в волнении целуя его; потом она поцеловала ему руку и пожелала ему счастливого царствования, долгой жизни и победы над врагами.

И так жили они все трое, среди благополучия и любви подданных своих, в продолжение года, в конце которого старый царь Шахраман почувствовал однажды, что сердце его сильно забилось, и успел только поцеловать супругу и сына своего и отдать им последние распоряжения.

И он умер с полным спокойствием и отошел в милосердии Аллаха (да будет Он прославлен!).

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что близится утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

И он умер с полным спокойствием и отошел в милосердии Аллаха (да будет Он прославлен!). И глубока была печаль и скорбь Цветка Граната и царя Улыбка Луны, и они целый месяц оплакивали его, никого не видя, и воздвигли ему гробницу, достойную памяти его, и, чтобы почтить его память, наделили землей бедняков, вдов и сирот.

И в этот промежуток времени не замедлили явиться, чтобы принять участие в общем горе, бабушка, царица Стрекоза, и дядя царя, царевич Салех, и тетки царя, уроженки моря. Да и раньше, еще при жизни старого царя, являлись они несколько раз навещать своих родственников. И они очень горевали, что не присутствовали при последних минутах его. И сообща они оплакивали общее горе и по очереди взаимно утешали друг друга, и наконец по прошествии очень долгого времени им удалось заставить царя немного забыть о смерти отца и уговорить его возобновить заседания дивана и заняться делами государства.

И он послушался их и после долгого сопротивления согласился вновь облечься в царские одежды, расшитые золотом и усыпанные драгоценными камнями, и возложить на голову царский венец. И он снова взял в свои руки власть и стал творить правосудие при всеобщем одобрении и уважении как великих, так и малых, и так прошел еще один год.

Но однажды в полдень царевич Салех, который уже некоторое время не являлся повидать сестру свою и племянника своего, вышел из моря и явился в залу, где находились в эту минуту царица и Улыбка Луны. И он поприветствовал их и поцеловался с ними; и Цветок Граната сказала ему:

— О брат мой, как живешь ты и как поживает мать моя и двоюродные сестры мои?

Он ответил:

— О сестра моя, все они здоровы и живут в спокойствии и довольстве, и им недостает только возможности видеть лицо твое и лицо племянника моего, царя Улыбка Луны.

И они принялись беседовать о том о сем, поедая фисташки; и царевич Салех по какому-то поводу заговорил с большой похвалой о достоинствах племянника своего Улыбка Луны, о красоте его и привлекательности, о стройной соразмерности тела его, об изящных манерах, о ловкости его в состязаниях и о мудрости его. И царь Улыбка Луны, находившийся тут же, растянувшись на диване и положив голову на подушки, слыша, что говорят о нем мать и дядя его, сделал вид, что не слышит их, и притворился спящим. И таким образом он мог с удобством слышать все, что они продолжали говорить на его счет.

И действительно, царевич Салех, видя, что племянник его уснул, стал свободнее говорить с сестрой своей Цветок Граната и сказал ей:

— Ты забываешь, сестра моя, что сыну твоему скоро минет семнадцать лет и что в этом возрасте необходимо подумать о том, чтобы женить детей. И вот я, видя его столь прекрасным и крепким и зная, что в его возрасте являются потребности, которые нужно так или иначе удовлетворить, начинаю опасаться, чтобы с ним не приключилось чего-нибудь дурного. И потому совершенно необходимо женить его, выбрав ему среди дочерей моря царевну, равную ему по привлекательности и красоте.

И Цветок Граната ответила:

— Конечно! Таково также и мое тайное желание, ибо у меня один только сын, и пора уже женить его, чтобы и он, в свою очередь, имел наследника престола отцов своих. И я прошу тебя, о брат мой, напомнить мне девушек нашей стороны, ибо я так давно покинула море, что не помню уже, какие из них красивы, а какие безобразны.

Тогда Салех принялся перечислять сестре своей самых прекрасных царевен моря одну за другой, тщательно взвешивая их достоинства и все преимущества и недостатки.

Но царица Цветок Граната каждый раз отвечала:

— Ах, нет, я не хочу эту из-за матери ее, а эту — из-за отца ее, ни эту — из-за тетки ее, у которой слишком длинный язык, ни ту — из-за ее бабушки, от которой дурно пахнет, ни ту — из-за ее властолюбия и глупых глаз.

И так подряд отвергла она всех, кого Салех называл ей.

Тогда Салех сказал:

— О сестра моя, ты, конечно, права, что так строго выбираешь супругу сыну своему, не имеющему себе равных ни на земле, ни под водой! Но я уже перечислил тебе всех молодых девушек, которые имеются у нас, и мне остается предложить тебе еще только одну.

Тут он остановился в нерешительности и сказал:

— Я должен сначала убедиться, что племянник мой заснул, ибо я не могу говорить с тобой об этой молодой девушке при нем, — у меня есть особые причины, чтобы принять эту предосторожность.

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что близится утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Ибо я не могу говорить с тобой об этой молодой девушке при нем, — у меня есть особые причины, чтобы принять эту предосторожность.

Тогда Цветок Граната подошла к сыну своему, потрогала, и ощупала его, и послушала, как он дышит; но так как он казался погруженным в глубокий сон, а перед тем поел кушанье из лука, которое особенно любил и после которого обыкновенно спал глубоким сном, то она сказала Салеху:

— Он спит. Ты можешь выкладывать все!

И он сказал:

— Знай же, о сестра моя, что я принял эту предосторожность потому, что собираюсь теперь говорить с тобою об одной морской царевне, руки которой необычайно трудно добиться, но не из-за нее самой, а из-за ее отца. И потому было бы совершенно излишним, чтобы племянник мой слышал о ней раньше, чем мы будем уверены в благоприятном исходе дела; ибо ты знаешь, о сестра моя, что у нас — мусульман — любовь чаще проникает через уши, чем через глаза, так как лица женщин и девушек наших скрыты целомудренными покрывалами.

И царица сказала:

— О брат мой, ты прав, ибо любовь, подобная вначале струе меда, нередко превращается потом в соленое море гибели. Но поспеши, молю тебя, назвать мне имя этой царевны и отца ее.

Он сказал:

— Это царевна Гемма, дочь морского царя Саламандра.

Услышав это имя, Цветок Граната воскликнула:

— Ах, я припоминаю теперь эту царевну Гемму! Когда я жила еще в море, ей было не более года, но она уже отличалась красотой среди маленьких сверстниц своих. Какой обворожительной она должна была сделаться с тех пор!

Салех ответил:

— О да, она поистине обворожительна, и ни на земле, ни в подводных царствах не видано подобной красоты! О сестра моя, как прелестна она, и мила, и нежна, и восхитительна, и прекрасна! А какой цвет лица! Какие волосы! Какие глаза! И что за стан, нежный, и упругий, и лениво округлый со всех сторон без исключения! И когда она покачивается, то вызывает зависть у ветвей пальмы! Когда повернется — серны и дикие козы спешат спрятаться! Поднимет она свое покрывало — и солнце и луна кажутся пристыженными! Когда она двигается, то сшибает с ног! Когда лежит, то поражает насмерть! И если сядет, а затем встанет с места своего, то след ее так глубок, что уже никогда не исчезнет! Как же ей, столь ослепительной и совершенной, не называться Геммой?!

И Цветок Граната ответила:

— Правда! И мать ее, давшая ей это имя, была поистине вдохновлена Аллахом Всеведущим. Вот воистину та, которая подходит в супруги сыну моему Улыбка Луны!

Подумать только! А Улыбка Луны представлялся спящим, но ликовал в душе своей и трепетал мысленно в надежде, что будет скоро обладать этой царевной морской, столь пышной и столь стройной!

Но Салех прибавил:

— Но только, о сестра моя, что сказать тебе об отце царевны Геммы, царе Саламандре? Это грубиян, невежа, отвратительное существо! Он уже отказал в руке своей дочери нескольким морским царевичам, сватавшимся к ней, и даже с позором выгнал их, переломав им кости! И потому я не вполне уверен, как он примет нас и какими глазами посмотрит на наше предложение. И вследствие этого я нахожусь в крайнем смущении и нерешительности.

Царица ответила:

— Дело это весьма щекотливое. И мы должны хорошенько обдумать его и не трясти дерева раньше, чем созреет плод.

И Салех заключил:

— Да, подумаем, а потом посмотрим.

Затем, так как в эту минуту Улыбка Луны сделал вид, что просыпается, они прекратили разговор, предполагая возобновить его позднее с того места, на котором теперь остановились.

Вот пока и все о них.

Что же касается Улыбки Луны, то он поднялся со своего ложа, как если бы и не слышал ничего, и спокойно потянулся, но сердце его пылало любовью и все коробилось, как на жаровне, полной горячих углей.

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что занимается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Хотя Улыбка Луны поднялся со своего ложа и спокойно, как если бы и не слышал ничего, потянулся, сердце его пылало любовью и все коробилось, как на жаровне, полной горячих углей.

Но он и не подумал сказать об этом хоть одно слово матери и дяде своему и рано ушел к себе и провел всю ночь в одиночестве, терзаемый этим столь новым для него мучением; и он также размышлял, со своей стороны, о том, каким образом скорее достигнуть цели своих желаний. И бесполезно упоминать о том, что во всю ночь не удалось ему сомкнуть глаз ни на минуту.

И как только наступило утро, он встал и пошел разбудить дядю своего Салеха, ночевавшего эту ночь во дворце, и сказал ему:

— О дядя мой, мне хочется сегодня утром погулять по морскому берегу, ибо чувствую стеснение в груди, и морской воздух облегчит меня. И я прошу тебя сопровождать меня на этой прогулке.

И царевич Салех отвечал:

— Слышать — то же, что повиноваться!

И он вскочил и пошел с племянником своим на берег моря.

Долго ходили они вместе, и Улыбка Луны не говорил ни слова дяде своему. И он был бледен, и слезы стояли у него в глазах. Но вдруг он остановился и, присев на утесе, запел, глядя на море, только что сочиненные им стихи:

Когда царевич Салех услышал эти стихи, которые грустно пропел племянник его, царь, то всплеснул руками в полном отчаянии и воскликнул:

— Ля иляха илля Ллах уа Мухаммеду расулю Ллах![22] Нет могущества и силы, как у Аллаха Преславного и Всевышнего! О дитя мое, ты, значит, слышал вчера разговор мой с твоею матерью по поводу царевны Геммы, дочери морского царя Саламандра? О злополучие наше, ибо я вижу, о дитя мое, ум твой и сердце уже направлены к ней, тогда как ничего еще не сделано и дело так трудно уладить!

Улыбка Луны ответил:

— О дядя, мне нужно царевну Гемму, и никакой другой, иначе я умру!

Тот сказал:

— Тогда, о дитя мое, пойдем к матери твоей, чтобы я сообщил ей, в каком ты состоянии, и испросил у нее позволения увести тебя с собой в море, чтобы отправиться в царство Саламандра просить в жены тебе царевну Гемму!

Но Улыбка Луны воскликнул:

— Нет, о дядюшка, я не хочу просить у матери моей разрешения, которого она наверное не даст мне, ибо она будет бояться за меня из-за царя Саламандра, который груб в обхождении; и она скажет мне также, что царство мое не может остаться без меня и что враги престола воспользуются моим отсутствием, чтобы захватить власть. Я знаю мать мою и предвижу заранее, что она скажет.

Затем Улыбка Луны принялся сильно плакать перед дядей своим и прибавил:

— Я хочу сейчас же пойти вместе с тобой к царю Саламандру, не говоря об этом матери моей. И мы скоро вернемся; раньше, чем она успеет заметить мое отсутствие.

Когда царевич Салех увидел, что племянник его настаивает на своем решении, то не захотел еще больше огорчать его и сказал:

— Я доверяюсь Аллаху, что бы ни случилось.

Затем он снял со своего пальца перстень, на котором были вырезаны какие-то особенные слова, и надел его на палец племянника своего, говоря:

— Этот перстень еще лучше предохранит тебя от подобных опасностей и окончательно наделит тебя нашими морскими свойствами, — и тотчас же прибавил: — Делай то же, что я!

И он легко поднялся в воздух, покинув утес. И Улыбка Луны, подражая ему, оттолкнулся ногой от земли и, покинув утес, поднялся вместе с дядей в воздух. И затем, описав в воздухе нисходящую дугу к морю, они оба погрузились в него.

^{— О дядя мой, мне хочется сегодня утром погулять по морскому берегу. И я прошу тебя сопровождать меня на этой прогулке.}

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и с присущей ей скромностью умолкла.

А когда наступила

она сказала:

А Улыбка Луны поднялся вместе с дядей в воздух. И затем, описав в воздухе нисходящую дугу к морю, они оба погрузились в него.

И Салех пожелал показать сначала племяннику своему свое подводное жилище, дабы престарелая царица Стрекоза могла принять у себя сына дочери своей, а двоюродные сестры Цветка Граната испытали радость увидеть у себя своего милого племянника. И они недолго были в пути; и царевич Салех тотчас же ввел Улыбку Луны в залу его бабушки. Как раз в это время царица Стрекоза сидела окруженная молодыми девицами, своими родственницами; и как только Улыбка Луны вошел к ней, она узнала его и чихнула от удовольствия. И Улыбка Луны приблизился к ней и поцеловал у нее руку, и поцеловал руки у двоюродных теток своих, а все они с волнением поцеловали его, испуская крики радости тонкими и резкими голосами; и бабушка усадила его подле себя, поцеловала его между глаз и сказала ему:

— О, благословенный приход! О, день молочный! Ты освещаешь весь дом мой, дитя мое! Но как же поживает мать твоя Цветок Граната?

Он ответил:

— Она в прекрасном здравии и полном благополучии и поручила мне передать ее приветствие тебе и дочерям дяди своего!

Так сказал он. Но это было неправда, ибо он ушел, не попрощавшись с матерью своей. Но в то время как Улыбка Луны, увлеченный своими тетками, которые желали показать ему все диковинки дворца, удалился вместе с ними, царевич Салех поспешил рассказать матери своей о любви, проникшей через уши племянника его и овладевшей сердцем его от одного только рассказа о прелестях царевны Геммы, дочери царя Саламандра. И он рассказал ей обо всем случившемся от начала и до конца и прибавил:

— И он явился сюда вместе со мною лишь для того, чтобы просить ее руки у отца ее!

Когда бабушка царя Улыбка Луны услышала эти слова Салеха, то пришла в сильнейшее негодование против сына своего и стала жестоко упрекать его за то, что он был недостаточно осторожен, говоря о царевне Гемме в присутствии Улыбки Луны, и сказала ему:

— Между тем ты отлично знаешь, что морской царь Саламандр — человек жестокий, ограниченный и полный высокомерия и что он отказал уже многим молодым царевичам. И ты не боишься поставить нас в унизительное положение по отношению к нему, заставляя нас обращаться к нему с предложением, которое он, без сомнения, отвергнет. И тогда мы, всегда столь дорожившие честью нашей, будем глубоко унижены и возвратимся от него с вытянутыми носами. Право, сын мой, ты бы не должен был ни в коем случае и ни по какому поводу называть имя царевны этой, в особенности при сыне сестры твоей, хоть будь он усыплен сонным зельем.

Салех ответил:

— Да, но теперь дело уже сделано, и юноша безумно влюблен в эту молодую девушку и заявил мне, что умрет, если не будет обладать ею. Да и что там в самом деле! Улыбка Луны, по крайней мере, настолько же прекрасен, как и царевна Гемма, и он происходит из знаменитого рода царей, и сам он царь могущественной земной державы, ибо ведь не один же этот болван Саламандр называется царем. Итак, что сможет он возразить мне такое, чего бы я не сумел опровергнуть, выставив соответственный довод?! Если он скажет мне, что дочь его богата, я скажу ему, что сын наш еще богаче; что дочь его прекрасна — но сын наш еще прекраснее; что дочь его знатного рода — но сын наш еще более знатного рода, и так далее, о мать моя, до тех пор, пока мне не удастся убедить его, что он будет только в выгоде, соглашаясь на этот брак. Во всяком случае, это я по неосмотрительности своей явился виной всего этого дела; и будет вполне справедливо, чтобы я взял на себя заботу довести его до конца, хотя бы рискуя, что мне переломают кости и придется отдать богу душу.

И престарелая царица Стрекоза, видя, что ничего больше не остается, сказала со вздохом:

— Насколько было бы лучше, сын мой, совсем не затевать этого опасного предприятия! Но раз такова судьба, я соглашаюсь, хотя и против желания, отпустить тебя туда. Но Улыбку Луны я оставляю у себя до твоего возвращения, так как я не хочу подвергать его опасности, не узнав ничего хорошенько. Отправляйся же без него и будь особенно осторожен в словах, дабы каким-нибудь словом не привести в ярость этого грубого и жестокого царя, который не считается ни с кем и обходится со всеми одинаково нахально.

И Салех ответил:

— Слушаю и повинуюсь!

И тогда он поднялся и взял два больших мешка, наполненных ценными подарками для царя Саламандра; и он взвалил эти два мешка на спины двум рабам и направился вместе с ними по морской дороге, которая вела к дворцу царя Саламандра.

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

И Салех направился вместе с ними по морской дороге, которая вела к дворцу царя Саламандра.

Прибыв во дворец, царевич Салех попросил позволения войти побеседовать с царем; и ему разрешили. И он вошел в залу, в которой на троне из изумрудов и яхонтов сидел морской царь Саламандр. И Салех высказал ему пожелания мира в самых изысканных выражениях и сложил у ног его два больших мешка, наполненных великолепными дарами, которые принесли на спинах рабы его. И царь, увидав это, ответил на приветствие Салеха пожеланиями мира и, пригласив его сесть, сказал:

— Добро пожаловать, царевич Салех! Я уже давно не видал тебя и несколько жалею об этом. Но поспеши высказать мне просьбу, ради которой пришел ко мне, ибо когда дарят подарок, то ведь для того, чтобы получить взамен что-нибудь равноценное, не так ли? Говори же, а там посмотрим, могу ли я что-нибудь сделать для тебя.

Тогда Салех вторично отвесил царю глубокий поклон и сказал:

— Да. На меня возложено поручение, о котором я хочу просить лишь Аллаха и царя великодушного, доблестного льва, благородного мужа, молва о великолепии, о славе, щедрости, приветливости, мягкосердечии и доброте которого разнеслась далеко под водой и на земле и о котором с восторгом рассказывают друг другу в вечерние часы в шатрах богатых караванов.

И царь Саламандр, слушая эту речь, слегка раздвинул свирепо сдвинутые брови и сказал:

— Изложи просьбу свою, о Салех, и она коснется чуткого уха и доброжелательного ума. Если я могу исполнить ее, то сделаю это, не заставляя тебя долго ждать; если же я не смогу сделать этого, то не по недостатку доброй воли, ибо Аллах, о Салех, не требует от души, чтобы она вмещала больше, чем дано ей вместить.

Тогда Салех еще ниже, чем в первые два раза, склонился перед царем и сказал:

— О царь времен, то, о чем я хочу просить тебя, ты можешь поистине исполнить, ибо это в твоей власти и зависит всецело от одного тебя. И я бы, конечно, не посмел прийти просить тебя об этом, если бы не знал наверное, что это находится в пределах возможного, ибо мудрец сказал: «Если ты хочешь быть удовлетворенным, то не проси невозможного». Я же, о царь (да сохранит тебя Аллах на счастье нам!), не помешанный и не мечтатель. Итак, дело в следующем. Знай, о царь достославный, что я являюсь к тебе лишь посредником и для того, о царь великодушный, о щедрый, о величайший, чтобы просить у тебя твою редчайшую жемчужину, бесценную драгоценность твою, твое скрытое сокровище, дочь твою царевну Гемму в жены племяннику моему, царю Улыбка Луны, сыну царя Шахрамана и царицы Цветок Граната, сестры моей, и господину Белого города и земных царств, простирающихся от границ Персии до крайних пределов Хорасана.

Когда морской царь Саламандр услыхал эту речь Салеха, то разразился таким смехом, что опрокинулся на спину и продолжал в этом положении корчиться и захлебываться от смеха, сильно болтая ногами в воздухе! После чего он приподнялся и, молча посмотрев на Салеха, вдруг крикнул ему:

— Хо! Хо! — и принялся снова хохотать и корчиться так сильно и так долго, что наконец с шумом выпустил из себя воздух. И таким образом успокоившись, он сказал Салеху: — Поистине, о Салех, я всегда считал тебя человеком разумным и уравновешенным, но теперь я вижу, насколько я ошибался. Лучше скажи мне, куда девал ты здравый смысл и свой рассудок, чтобы осмелиться сделать мне такое безрассудное предложение?

Но Салех, не смущаясь и не теряя самообладания, ответил:

— Я не знаю. Но несомненно одно: царь Улыбка Луны, племянник мой, по крайней мере, так же прекрасен, и так же богат, и такого же знатного рода, как дочь твоя, царевна Гемма.

И если царевна Гемма не создана для подобного замужества, то для чего же тогда она создана, скажи мне на милость?! Ибо разве не сказал мудрец: «Для молодой девушки нет ничего другого на свете, кроме замужества или могилы»?! Вот почему среди нас — мусульман — нет старых дев. Поспеши же, о царь, воспользоваться этим случаем и спасти свою дочь от смерти!

При этих словах царь Саламандр пришел в беспредельную ярость и, вскочив на обе ноги, судорожно сдвинул брови и с налившимися кровью глазами закричал Салеху:

— О собака, разве подобные тебе могут произносить перед людьми имя моей дочери?! Кто же ты, как не пес и песий сын?! И кто таков племянник твой Улыбка Луны?! И кто же отец его?! И кто сестра твоя?! Все вы псы, песьи дети!

Потом повернулся он к своей страже и закричал ей:

— Эй вы! Возьмите этого сводника и переломайте ему кости!

И стражники тотчас же бросились на Салеха и хотели схватить

и повалить его, но, быстрый, как молния, он вырвался у них из рук и выбежал из дворца. А тут, к великому удивлению своему, увидел он тысячу всадников на морских конях, и была на них стальная броня, и были они вооружены с ног до головы, и все они были ему родня или принадлежали к числу домашних его. Они только что прибыли сюда, посланные матерью его, царицей Стрекозой, которая, предвидя, что, царь Саламандр может оказать ему дурной прием, позаботилась из предосторожности прислать эту тысячу всадников, чтобы защитить его от всяких случайностей.

Тогда Салех в коротких словах рассказал им о только что происшедшем и закричал:

— А теперь гонитесь за этим глупым и безумным царем!

И соскочили с коней своих всадники, обнажили мечи и всей массой своею вторглись в тронную залу вслед за Салехом.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

И соскочили тысяча всадников с коней, обнажили мечи свои и всей массой своею вторглись в тронную залу вслед за принцем Салехом.

Когда же царь Саламандр увидел этот внезапный поток вражеских воинов, который разливался, как сумрак ночи, он нисколько не растерялся и закричал своей страже:

— Гоните прочь этого козла и его подлое стадо! И пусть ваши сабли будут ближе к их головам, нежели их слюна к языкам их!

И тотчас же раздался воинский клич стражи:

— Йа эль-Саламандр!

А воины Салеха, со своей стороны, закричали:

— Йа эль-Салех!

И обе стороны столкнулись и сшиблись, как валы бурного моря! И сердце воинов Салеха было тверже скалы, а сабли их закружились в воздухе и принялись исполнять решение судьбы. А доблестный Салех, герой с гранитным сердцем, человек сабли и копья, разил головы, пронзал груди, и сами скалы могли задрожать от его прыжков. О, как ужасна была схватка! Какая страшная резня! Сколько криков задушено в гортани концом темных копий! Сколько женщин овдовело, сколько осталось сирот!

А битва продолжалась с ожесточением, удары сыпались, тела стенали от ран, и подводные земли дрожали от столкновения тяжелых воинов. Но что могут совершить мечи и всякое оружие против велений судьбы?! И с каких пор человеческие существа получили возможность отсрочить или приблизить час своего рокового конца?! Так, по прошествии часа борьба стала стихать, и сердца стражников царя Саламандра ослабели и уподобились надтреснутым горшкам, и все до последнего легли они вокруг трона царя своего. Увидав это, Саламандр пришел в такую ярость, что все тело его сжалось, и с пеной у рта бросился он на Салеха, который встретил его концом копья и закричал ему:

— Теперь, о коварный и грубый, ты дошел до последних пределов погибели! — И мощным ударом поверг он его на землю и держал здесь крепко, пока воины его не помогли ему связать царя Саламандра и скрутить ему руки за спину.

Вот и все, что случилось с ними.

А о царевне Гемме и Улыбке Луны скажу вот что. При первом же шуме битвы во дворце царевна, обезумев от страха, убежала вместе с одной из своих служанок, которую звали Миртой, и, пробежав морские пространства, поднялась на поверхность воды и продолжала бег свой до тех пор, пока не добралась до пустынного острова, где и укрылась на вершине высокого густолиственного дерева. Служанка ее Мирта последовала ее примеру и также спряталась на верхушке другого дерева.

И судьбе было угодно, чтобы то же самое произошло и во дворце царицы Стрекозы. Действительно, оба невольника, сопровождавшие Салеха во дворец Саламандра, чтобы нести мешки с подарками, также поспешили убежать с самого начала сражения и принесли известие об опасности царице Стрекозе. Молодой же царь Улыбка Луны, расспросивший невольников по их прибытии, был сильно встревожен этими плохими известиями и в душе своей обвинял себя, как главную причину, по которой дядя его подвергся столь сильной опасности, а подводное царство наполнилось смутой. А так как он очень робел перед бабушкой своей, царицей Стрекозой, то и не решился явиться к ней после того, как дядя его Салех подвергся из-за него такой опасности. Он воспользовался той минутой, когда бабушка его выслушивала доклад невольников, и вынырнул на поверхность моря, чтобы вернуться в Белый город к матери своей Цветок Граната. Но так как дороги он не знал, то заплутался и прибыл вместо Белого города на тот самый пустынный остров, на котором укрылась царевна Гемма.

Как только он очутился на твердой земле, он почувствовал сильную усталость после только что совершенного тягостного пути и растянулся под тем самым деревом, на котором находилась царевна. И не знал он, что судьба каждого человека сопровождает его повсюду, куда бы он ни пошел, хотя бы бежал он быстрее ветра, и что нет покоя тому, кого она преследует. И не подозревал он того, что предназначила ему таинственная судьба из глубины веков.

Растянувшись под деревом, он оперся головой на руку, чтобы уснуть, но, случайно взглянув на вершину, встретил взгляд царевны и увидел ее лицо, и показалось ему сперва, что это сама луна смотрит на него сквозь листву. И воскликнул он:

— Слава Аллаху, создавшему луну, чтобы сияла она вечером и светила ночью!

Потом, вглядевшись внимательнее, он убедился, что это человеческая красота и что с дерева смотрит девушка, прекрасная, как луна.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

^{Потом, вглядевшись внимательнее, он убедился, что это человеческая красота и что с дерева смотрит девушка, прекрасная, как луна.}

И он убедился, что то была человеческая красота и что с дерева смотрит девушка, прекрасная, как луна. И подумал он: «Клянусь Аллахом! Сейчас взберусь на дерево, поймаю ее и спрошу, как ее зовут. Она удивительно похожа на описание царевны Геммы, сделанное моим дядей Салехом. И кто знает, может быть, это она сама? Может быть, она убежала из отцовского дворца, как только началась битва?» И, взволновавшись до крайности, он вскочил, поднял глаза на девушку и сказал ей:

— О высшая цель всех желаний, кто ты и по какой причине находишься на этом острове и на вершине этого дерева?

Тогда царевна слегка наклонилась к прекрасному молодому человеку, улыбнулась ему и сказала певучим, как пение водяных струй, голоском:

— О прелестный юноша, о красивейший, я царевна Гемма, дочь морского царя Саламандра. Здесь я потому, что убежала со своей родины и из родных жилищ и покинула и отца, и семью, чтобы избежать печальной участи побежденных. В настоящую минуту Салех, вероятно, обратил в рабство отца моего, перебив всю его стражу. И вероятно, ищет он меня по всему дворцу. Увы! Увы! О, как тяжело изгнание вдали от близких!

И крупные слезы упали из ее прекрасных глаз на лицо Улыбки Луны, от охватившего его волнения поднявшего руки к небу и наконец воскликнувшего:

— О царевна! Душа души моей! Мечта бессонных ночей моих! Умоляю тебя, сойди ко мне с дерева, потому что я царь Улыбка Луны, сын Цветка Граната, царицы, которая, как и ты, уроженка моря! О, спустись ко мне, потому что меня убил твой взгляд и заполонила красота твоя!

Девушка казалась восхищенной и воскликнула:

— Йа Аллах! О господин мой, так это ты, красавец Улыбка Луны, племянник Салеха и сын царицы Цветок Граната?!

Он ответил:

— Ну да! Спустись с дерева, прошу тебя!

Она же сказала:

— О, как неумно поступил отец мой, отказываясь выдать замуж дочь свою за такого мужа! Чего же лучше он мог пожелать?! И где же мог бы он найти более красивого и более привлекательного царя на земле или под волнами морскими?! О милый, не осуждай слишком строго отца моего за его необдуманный отказ, потому что я-то люблю тебя! И если ты любишь меня хоть на четверть локтя, я люблю тебя на целый локоть! Как только я увидела тебя, любовь твоя перешла ко мне в печень, ты победил меня своею красотой!

И, произнеся эти слова, она соскользнула с дерева в объятия Улыбки Луны, который, придя в беспредельный восторг, прижал ее к груди своей и стал осыпать ее всю поцелуями, между тем как она отвечала на каждую его ласку и на каждое его движение. Улыбка Луны при этом дивном прикосновении почувствовал, как запели все птицы души его, и он воскликнул:

— О царица сердца моего, о давно желанная царевна Гемма, ты, ради которой и я также покинул мое царство, мать и дворец отцов. Без сомнения, дядя мой Салех не описал мне и четвертой доли твоих прелестей, а об остальных трех четвертях я и не подозревал. Он взвесил передо мною лишь один карат из двадцати четырех каратов красы твоей, о ты, чистейшее золото!

И, сказав это, он продолжал осыпать ее поцелуями и ласкать ее на тысячу ладов. Потом, сгорая желанием насладиться ее телом, он смелой рукой дотронулся до кистей шнурка, стягивающего одежды ее. И девушка, как будто желая помочь ему, встала, отошла на несколько шагов и вдруг, протянув к нему руку, плюнула ему в лицо и закричала:

— О земной! Покинь свой человеческий образ и превратись в большую белую птицу с красным клювом и красными ногами!

И тотчас же остолбеневший от удивления Улыбка Луны превратился в птицу с белыми перьями, с тяжелыми, неспособными к летанию крыльями, с красным клювом и красными ногами. И смотрел он на девушку, а в глазах у него стояли слезы.

Тогда царевна Гемма позвала служанку свою Мирту и сказала ей:

— Возьми эту птицу, это племянник величайшего врага отца моего Салеха-сводника, который сражался против отца моего, и отнеси на Сухой остров неподалеку отсюда, чтобы она издохла там от голода и жажды.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она продолжила:

Птицу эту отнеси на Сухой остров, чтобы она издохла там от голода и жажды.

Царевна же оказала так много любезности лишь для того, чтобы беспрепятственно приблизиться к Улыбке Луны и иметь возможность превратить его в птицу, которая умерла бы с голоду, и таким образом отомстить за отца и за его воинов.

Вот и все о ней.

А что касается белой птицы, то случилось вот что. Когда, повинуясь госпоже своей, служанка Мирта взяла птицу, несмотря на то что та отчаянно била крыльями и кричала хриплым голосом, она пожалела ее, и у нее не хватило духу отнести птицу на Сухой остров, где ждала ее верная смерть. И сказала она себе в чувствительной душе своей: «Лучше отнесу ее куда-нибудь, где не будет ей так худо и где она будет ждать судьбы своей. Потому что, кто знает, может быть, госпожа моя раскается в своем первом движении, и когда гнев ее пройдет, станет упрекать меня за то, что я слишком поспешно исполнила ее приказание».

И отнесла она пленницу на Зеленеющий остров, где росли всякого рода плодовые деревья и протекали свежие ручейки, и оставила она там птицу, сама же вернулась к госпоже своей.

Мы же оставим пока птицу на Зеленеющем острове, а царевну Гемму — на другом и вернемся посмотреть, что сталось с Салехом, победителем Саламандра.

Когда по его приказанию царя Саламандра заковали в цепи, он велел запереть его в одной из зал дворца, а себя велел провозгласить царем вместо него. Потом поспешил искать повсюду царевну Гемму, но, разумеется, не нашел. И когда убедился, что все поиски напрасны, он вернулся в старую столицу свою, чтобы сообщить обо всем случившемся царице Стрекозе, матери своей. А потом спросил:

— О мать моя, где же племянник мой Улыбка Луны?

Та отвечала:

— Не знаю. Он, вероятно, прогуливается со своими двоюродными сестрами. Но я сейчас пошлю за ним.

И в то время как она говорила это, двоюродные сестры вошли, но его не было с ними. И послали его искать повсюду, но, само собою разумеется, не нашли нигде. Тогда царь Салех, бабушка и двоюродные сестры чрезвычайно опечалились, и много жаловались они и много плакали. Потом Салех, у которого грудь сжималась от печали, все-таки вынужден был послать печальное известие своей сестре, царице Цветок Граната, матери Улыбки Луны.

И Цветок Граната, обезумев от огорчения, поспешила опуститься на дно морское и прибежала во дворец матери своей Стрекозы. И после первых объятий и первых слез она спросила:

— Где сын мой, царь Улыбка Луны?

И старуха мать после длинных предисловий и молчаливых слез и среди рыданий двоюродных сестер, сидевших кружком, рассказала дочери всю историю от начала и до конца. Но повторять ее нет надобности. А потом она прибавила:

— И брат твой Салех, которого провозгласили царем вместо Саламандра, напрасно велел искать его повсюду; до сих пор не могли найти следов ни сына твоего Улыбка Луны, ни царевны Геммы, дочери Саламандра.

Когда Цветок Граната услышала эти слова, у нее потемнело в глазах, и горе овладело ее сердцем, и рыдания отчаяния потрясли все ее тело. И долгое время в подводном дворце слышались только крики отчаяния да печальные вздохи горюющих женщин.

Но скоро пришлось подумать о том, как выйти из такого странного и горестного положения. Старуха мать первая осушила слезы свои и сказала:

— Дочь моя, твоя душа не должна предаваться чрезмерной печали, ведь нет причины, чтобы брат твой не разыскал в конце концов твоего сына. Ты же, если действительно любишь сына и заботишься о его интересах, хорошо сделаешь, если возвратишься в свое царство, чтобы управлять делами и скрывать ото всех исчезновение твоего сына. Аллах позаботится об остальном.

И Цветок Граната отвечала:

— Ты права, матушка. Я вернусь к себе. Но прошу тебя, умоляю, не переставай думать о моем сыне, и пусть никто не прекращает розысков. Если же с ним случится беда, я этого не переживу, я, которая живу только ради него и радуюсь, только когда вижу его.

И царица Стрекоза ответила:

— Конечно! Дочь моя, от всего сердца обещаю! Не беспокойся больше об этом!

Тогда Цветок Граната простилась с матерью, с братом и родственницами, и со стесненным сердцем и опечаленной душой вернулась она в свое царство и в свой город.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

И Цветок Граната простилась с матерью, с братом и родственницами, и со стесненным сердцем и опечаленной душой вернулась она в свое царство и в свой город.

Мы же вернемся теперь на Зеленеющий остров, куда молодая Мирта, чувствительная душа, отнесла Улыбку Луны, превращенного царевной Геммой в птицу с белым оперением, с красным клювом и красными ногами.

Когда Улыбка Луны в образе птицы увидел себя покинутым спасительницей своей Миртой, он принялся проливать обильные слезы; потом, когда голод и жажда дали о себе знать, он стал есть плоды и пить воду, продолжая размышлять о своей несчастной судьбе, и удивлялся, глядя на себя в птичьем обличье. И напрасно пробовал он крылья свои — они не могли удерживать его в воздухе, потому что птица была очень тяжела и толста. И наконец он примирился со своею участью, думая так: «Да и к чему мне покидать этот остров? Ведь я не знаю, в какую сторону направиться, и ведь никто не признает во мне царя, увидев меня в образе птицы».

И продолжал он жить довольно печальной жизнью на острове; а вечером взбирался на дерево, чтобы спать.

И вот однажды, когда он, удрученный заботой и опустив голову, печально прогуливался на своих длинных птичьих ногах, вдруг увидел его птицелов, собиравшийся расставлять свои силки на острове. И птицелов восхитился великолепием этой огромной невиданной птицы, красный клюв и красные ноги которой так ярко выделялись на фоне белого оперения, и очень обрадовался он, что ему достанется птица, породы ему совершенно неизвестной. Поэтому он подошел к ней сзади со всевозможными предосторожностями и ловко и неторопливо накинул на нее свою сеть. И, завладев такой прекрасной добычей, он вернулся в город, откуда пришел, деликатно придерживая за ноги большую птицу, перекинутую через плечо.

И, придя в город, птицелов сказал себе: «Клянусь Аллахом! Никогда в жизни не видал я такой птицы ни на море, ни на земле — ни на одной своей охоте. Поэтому я ни за что не стану продавать ее обыкновенному покупателю, который не сможет оценить ее по-настоящему и который просто зарежет и съест ее со своими домашними; нет, я понесу ее к царю, он удивится красоте ее и вознаградит меня как следует».

И отправился он во дворец и принес птицу царю, который восхитился ею, в особенности красным цветом клюва и крыльями. И купил царь птицу и дал десять динаров золотом птицелову, птицелов же поцеловал землю и ушел.

Тогда царь велел сделать большую клетку с золотой решеткой и запер в нее красивую птицу. И рассыпал он перед нею зерна маиса и пшеницы, но птица не притронулась к ним своим клювом. И удивленный царь сказал себе: «Она не клюет. Принесу-ка я ей чего-нибудь другого». И вывел он птицу из клетки и положил перед ней цыплячьего белого мяса, ломтей говядины и плодов. И тотчас же птица стала есть с видимым удовольствием, испуская по временам негромкие крики и раздувая свои белые перья. И при виде этого царь заволновался от радости и сказал одному из рабов своих:

— Беги скорей и скажи госпоже своей царице, что я купил необыкновеннейшую птицу, чудо из чудес и чтобы она пришла полюбоваться ею вместе со мной и посмотреть, как удивительно ест эта птица разные блюда, которыми обыкновенно птицы не питаются.

И раб поспешил позвать царицу, которая не замедлила явиться.

Но как только увидела птицу царица, она сейчас же закрыла лицо свое покрывалом, пришла в негодование, отступила к дверям и хотела выйти. И царь побежал за нею и спросил, придерживая ее за покрывало:

— Зачем закрываешь ты лицо, когда здесь нет никого, кроме меня, супруга твоего, евнухов и служанок?

Она ответила:

— О царь, знай, что эта птица не птица, а мужчина, такой же, как и ты. И он не кто иной, как царь Улыбка Луны, сын Шахрамана и Цветка Граната, морской царицы. Его превратила в птицу царевна Гемма, дочь морского царя Саламандра, которая таким образом отомстила за участь отца своего, побежденного Салехом, дядей Улыбки Луны.

Услышав это, царь беспредельно изумился и воскликнул:

— Да смутит Аллах царевну и да лишит он ее руки! Но заклинаю тебя Аллахом, о дочь моего дяди, сообщи мне обо всем поподробнее!

И царица, которая была знаменитейшей волшебницей своего времени, рассказала ему все, не упуская ни одной подробности. И царь удивился до чрезвычайности и, обратившись к птице, спросил:

— Правда ли все это?

И птица…

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Неужели все это правда?

И птица в знак согласия опустила голову и забила крыльями.

Тогда царь сказал супруге своей:

— Да благословит тебя Аллах, о дочь моего дяди! Клянусь жизнью моей перед твоими глазами! Поспеши избавить его от этих чар! Не оставляй его в таком мучении!

Тогда царица, совершенно закрыв лицо свое покрывалом, сказала птице:

— О Улыбка Луны, войди в этот большой шкаф.

И птица Улыбка Луны тотчас же повиновался и вошел в большой скрытый в стене шкаф, который царица только что отворила; и она вошла туда вслед за ним, держа в руке чашку с водой, над которой произнесла неведомые слова; и вода в чашке закипела. Тогда она взяла несколько капель и брызнула ему в лицо, говоря:

— Силою волшебных имен и могучих слов и величием Аллаха Всемогущего, Создателя неба и земли, Воскресителя мертвых, Указателя сроков и Распределителя судеб, приказываю тебе: покинь птичий образ и прими снова тот, который ты получил от Создателя!

И задрожал он весь и встряхнулся — и вернулся в свой прежний образ. И удивленный и восхищенный царь увидел перед собою юношу, подобного которому нет на всем белом свете, и воскликнул он:

— Клянусь Аллахом, он заслуживает свое имя — Улыбка Луны!

Как только Улыбка Луны увидел себя в прежнем своем обличье,

он воскликнул:

— Ля иляха илля Ллах уа Мухаммеду расулю Ллах!

Потом подошел он к царю, поцеловал у него руку и пожелал ему долгоденствия. Царь же поцеловал его в голову и сказал ему:

— Улыбка Луны, прошу тебя, расскажи мне всю свою жизнь, от самого рождения до настоящего дня.

И Улыбка Луны рассказал царю всю свою жизнь, не пропуская ни одной подробности, и царь чрезвычайно дивился тому, что слышал.

Наконец, развеселившись до крайности, старый царь сказал освобожденному от чар молодому царю:

— Что я могу сделать для тебя, о Улыбка Луны? Скажи мне это без стеснения!

Тот отвечал:

— О царь времен, мне очень бы хотелось возвратиться в мое царство. Я уже очень давно в отлучке и очень опасаюсь, что враги престола воспользуются моим отсутствием, чтобы завладеть моим местом. К тому же и мать моя, вероятно, очень встревожена моим исчезновением. И кто знает, не изнемогла ли она под бременем печали и забот?

И царь, тронутый его красотою, и молодостью, и почтительностью, отвечал:

— Слушаю и повинуюсь!

И сейчас же велел он приготовить ему корабль со всем необходимым снастями, матросами, капитаном, а также запасом провизии, и царь Улыбка Луны после прощальных пожеланий и изъявлений благодарности сел на корабль и вверился судьбе своей.

Но судьба таила для него в своих недрах еще и другие приключения. Действительно, пять дней спустя после отъезда поднялась страшная буря, которая сорвала снасти с корабля и разбила сам корабль о прибрежные скалы. Один только Улыбка Луны успел спастись благодаря своей непромокаемости, и он добрался до берега.

Вдали, точно белый голубь, вырисовывался перед ним город, расположенный на горе и господствующий над морем. И внезапно с вершины горы с быстротой вихря понеслось к нему бесчисленное множество лошадей, мулов и ослов. И все это прискакавшее и точно обезумевшее стадо окружило его. И все ослы, и лошади, и мулы принялись делать ему знаки, очевидно говорившие: «Возвращайся туда, откуда пришел».

А так как он не двигался с места, то лошади начали ржать, мулы пыхтеть, а ослы реветь, но в этом ржании, пыхтении и реве слышалось горе и отчаяние. А некоторые так прямо плакали, посапывая. И нежно и ласково толкали они мордами Улыбку Луны, стоявшего неподвижно и не хотевшего возвращаться в воду. Потом, когда он, вместо того чтобы отступить, двинулся к городу, четвероногие также пошли, кто впереди, кто за ним, точно в погребальном шествии; и это производило тем более сильное впечатление, потому что в их криках и завываниях Улыбка Луны угадывал какое-то арабское песнопение, подобное пению чтецов Корана у гроба мертвеца.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Как будто в погребальном шествии; и это производило тем более сильное впечатление, что в их криках и завываниях Улыбка Луны как будто узнавал какое-то арабское песнопение, подобное пению чтецов Корана у гроба мертвеца.

И Улыбка Луны, не зная, спит он или бодрствует, не грезится ли все это ему вследствие усталости, продолжал идти вперед в каком-то полусне и дошел до холма, до самого входа в город, прилепившийся на его вершине. И увидел он сидящего у входа в москательную лавку шейха с длинною белою бородою, которому поспешил пожелать мира. Шейх, со своей стороны, при виде его красоты был восхищен до крайности, он встал, ответил на его приветствие и поспешил знаками повелеть удалиться четвероногим. И они удалились, но по временам оборачивали головы, точно желая выразить свое сожаление; затем они разошлись в разные стороны и исчезли из виду.

Тогда, отвечая на расспросы шейха, Улыбка Луны в нескольких словах рассказал о себе, а потом сказал шейху:

— О почтеннейший дядя, не скажешь ли и ты мне, что это за город и кто эти странные животные, сопровождавшие меня своими жалобами?

Шейх ответил:

— Сын мой, прежде всего войди в мою лавку и сядь там. Ты ведь, вероятно, нуждаешься в пище. А потом я скажу тебе то, что могу сказать.

И ввел он его и посадил на диван в глубине лавки и принес ему еду и питье. И когда он подкрепился и освежился, шейх поцеловал его между глаз и сказал ему:

— Благодари Аллаха, сын мой, за то, что Он помог тебе встретить меня раньше, нежели увидит тебя здешняя царица! Если я до сих пор ничего не сказал тебе, то это потому, что не хотел смущать тебя и лишать охоты насладиться едой. Узнай же теперь, что город этот называется Городом чар, а царицу его зовут Альманакх. Это опасная волшебница, необыкновенная чародейка, истинная ифрита! Ее постоянно пожирает огонь желания!

И каждый раз, как встречает она здорового и красивого чужеземца, который прибывает в этот город, она соблазняет его и принуждает совокупляться с ней много раз в течение сорока дней и сорока ночей. Однако, поскольку к концу этого времени силы его полностью исчерпаны, она превращает его в животное. И поскольку в этом новом теле животного он восстанавливает силу своего мужского достоинства, она всякий раз превращает себя, сообразно с животным, в которого она его превратила, либо в кобылу, либо в ослицу и потом совокупляется с ослом или жеребцом бесчисленное количество раз.

Затем снова принимает человеческий образ, чтобы искать новых жертв среди встречающихся ей молодых людей. А порой жертвой ее желаний в течение ночи становятся по очереди все четвероногие этого города. Такова ее жизнь. Я же люблю тебя, дитя мое, и не хотел бы, чтобы ты попал в руки этой ненасытной чародейки, которая живет, как я уже сказал тебе! А так как ты, без сомнения, самый прекрасный из всех побывавших в этом городе юношей, то кто знает, что случится, если тебя заметит царица Альманакх?!

Что касается ослов, мулов и лошадей, которые, увидав тебя, спустились с горы тебе навстречу, то это именно те молодые люди, которых заколдовала царица. И, видя тебя, такого молодого и красивого, они пожалели тебя и хотели знаками дать понять тебе, чтобы ты снова бросился в море. А потом, когда они увидели, что ты желаешь во что бы то ни стало остаться, они сопровождали тебя и пели по-своему погребальные песни над человеком, погибшим для человеческой жизни.

Дело в том, сын мой, что жизнь с этой молодою царицей Альма-накх не была бы неприятной, если бы она не злоупотребляла теми, кого судьба посылает ей в любовники. Меня же она боится и уважает, потому что ей известно, что я владею в большей степени, чем она, искусством колдовства. Но только, сын мой, так как я верую и в Аллаха и в пророка (мир и молитва над ним!), то и не пользуюсь колдовством со злыми целями. И это потому, что зло в конце концов всегда возвращается к тому, кто творит его.

Не успел шейх проговорить эти слова, как появилось великолепное шествие из тысячи прекрасных, как луны, девушек, одетых в пурпур и золото. И они выстроились в два ряда вдоль лавки шейха и очистили место для еще более прекрасной юницы, сидевшей на арабской лошади, на которой сверкали драгоценные камни. И это была сама царица Альманакх, волшебница. И она остановилась у лавки, сошла с лошади при помощи двух невольниц, державших лошадь под уздцы, и вошла к шейху, которому поклонилась с большою почтительностью. Потом она села на диван и с прищуром посмотрела на Улыбку Луны. И какой это был взгляд!

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

А потом царица Альманакх села на диван и с прищуром посмотрела на Улыбку Луны. И какой это был взгляд! Долгий, пронзительный, ласкающий и обжигающий, как искра огня! И Улыбка Луны почувствовал, что его точно прокололи дротиком или обожгли раскаленным углем. И молодая царица обратилась к шейху и сказала ему:

— О шейх Абдурахман, откуда у тебя такой юноша?

Тот ответил:

— Это сын брата моего. Он только что приехал ко мне из путешествия.

Она сказала:

— Он очень хорош собою. Не одолжишь ли мне его на одну только ночь? Я только побеседую с ним и возвращу его тебе завтра утром целым и невредимым.

Шейх сказал:

— Но дашь ли клятву, что не подвергнешь его чарам?

Она ответила:

— Даю в том клятву пред главою волшебников и перед тобою, почтенный дядя!

И велела она отсчитать шейху тысячу золотых динаров в знак своей благодарности, а Улыбку Луны посадила на дивную, сверкающую драгоценными камнями лошадь и увезла с собою во дворец. И сияла она среди своего кортежа, как луна среди звезд. Улыбка Луны покорился своей участи, не сказал ни слова, дал вести себя и ничем не обнаружил своих чувств.

А волшебница Альманакх разгорелась страстью к этому юноше сильнее, нежели к кому-либо из своих прежних возлюбленных, и поспешила привести его в залу, стены которой были из чистого золота, а воздух освежался струей воды, бившей фонтаном в бирюзовом бассейне. И бросилась она с ним на большую кровать из слоновой кости и принялась осыпать его такими необычайными ласками, что он запел и заплясал всем существом своим. И не была она нисколько груба с ним, напротив, была так деликатна, право. И неисчислимы были наскоки петуха на неутомимую курочку. И говорил он себе: «Клянусь Аллахом! Она не груба и преисполнена нежности и уменья! Невозможно, чтобы царевна Гемма была настолько обаятельна! Я останусь здесь на всю жизнь и забуду и о дочери Саламандра, и о родных, и о царстве моем».

И в самом деле, он пробыл в Городе чар сорок дней и сорок ночей, проводя все свое время с молодой волшебницей в пирах, плясках, пении, ласках, всевозможных движениях, наскоках, совокуплениях и других подобных вещах, доводящих его до пределов веселья и удовольствия.

И по временам ради шутки Альманакх спрашивала его:

— О глаз сердца моего, не лучше ли тебе со мной, нежели с дядей в лавке?

А он отвечал:

— Клянусь Аллахом! О госпожа моя, дядя мой жалкий продавец лекарственных снадобий, ты же само противоядие!

И когда наступил вечер сорокового дня, волшебница Альманакх после бесконечных объятий казалась более взволнованной, чем обыкновенно, и собралась уснуть. Но около полуночи Улыбка Луны, притворившийся спящим, увидел, что она встает с постели и что лицо ее пылает как в огне. И дошла она до середины залы, где взяла с медного подноса горсть ячменных зерен, которые и бросила в бассейн. И несколько минут спустя зерна проросли, стебли их вышли из воды, колосья созрели и пожелтели. Тогда волшебница собрала новые зерна, истолкла их в мраморной ступке, подмешала к муке порошков, которые брала из разных ящичков, и замесила тесто, придав ему затем вид лепешки. Потом поставила она лепешку на решетку жаровни и стала медленно пропекать.

А когда она испеклась, сняла ее, завернула в салфетку, спрятала в шкаф легла на кровать рядом с Улыбкой Луны и заснула.

Но на другое утро Улыбка Луны, который со времени водворения своего во дворце забыл о шейхе Абдурахмане, вспомнил о нем и подумал, что теперь необходимо пойти к нему и сообщить обо всем, что делала волшебница в эту ночь. И пришел он в лавку шейха, который встретил его с восторгом, обнял от души, усадил и спросил:

— Надеюсь, сын мой, что тебе не придется жаловаться на волшебницу Альманакх, хотя она и не из правоверных?

Он отвечал:

— Клянусь Аллахом, добрый дядя, она все время обращалась со мною с большой деликатностью и ничем не обидела меня. Но сегодня ночью я заметил, что она встала, и, увидев, что лицо ее пылает как в огне, я притворился спящим и увидел, что она занимается чем-то опасным. Вот почему, о почтенный дядя, я пришел посоветоваться с тобой.

И рассказал он ему о ночных операциях волшебницы.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Клянусь Аллахом, добрый дядя, она все время обращалась со мною с большой деликатностью и ничем не обидела меня. Но сегодня ночью я заметил, что она встала, и, увидев, что лицо ее пылает как в огне, я притворился спящим и увидел, что она занимается чем-то опасным. Вот почему, о почтенный дядя, я пришел посоветоваться с тобой.

И рассказал он ему о ночных операциях волшебницы.

Когда шейх Абдурахман услышал это, он преисполнился гнева и воскликнул:

— Ах она, проклятая! Ах, коварная предательница, не держащая слова! Так, значит, ничто не исправит ее! — а потом прибавил: — Пора мне положить конец ее злодеяниям. — И, подойдя к шкафу, он вынул из него лепешку, на вид совершенно такую же, как та, которую испекла чародейка, завернул лепешку в платок и, подав ее Улыбке Луны, сказал ему: — При помощи этой лепешки зло, которое хочет причинить тебе волшебница, падет на ее собственную голову. Именно такими лепешками, которыми она кормит по прошествии сорока дней своих любовников, превращает она их в четвероногих животных, которыми полон наш город. Но ты, дитя мое, берегись и не прикасайся к лепешке, которую она поднесет тебе. Напротив, постарайся сделать так, чтоб она проглотила кусок моей лепешки. Потом сделай с ней то, что она будет пытаться сделать с тобой, и произноси над нею те самые волшебные слова, которые она произнесет над тобой. Таким образом ты превратишь ее в какое хочешь животное, сядешь на нее и приедешь ко мне. И тогда я сам возьмусь за дело.

И, поблагодарив шейха за дружбу и участие, Улыбка Луны простился с ним и вернулся во дворец волшебницы.

Он нашел Альманакх в саду; она сидела перед скатертью, на которой стояла изготовленная ею в полночь лепешка, и ждала его. А когда она стала жаловаться на его отсутствие, он сказал ей:

— О госпожа моя, я так давно не виделся с дядей и отправился навестить его, и он очень обрадовался мне и угощал меня, и между прочими превосходными яствами были у него такие прелестные лепешки, что я никак не мог удержаться и принес и тебе одну.

И вынул он сверток, развернул и попросил ее отведать. И, не желая показаться невежливой, Альманакх разломила лепешку и съела кусочек. Потом, со своей стороны, предложила Улыбке Луны отведать и ее лепешки. И он также отломил кусочек, но только притворился, что проглотил его, сам же сунул его себе за ворот. Тогда волшебница, думая, что он действительно проглотил кусок лепешки, быстро встала, взяла в руку немного воды из бассейна, брызнула на него и закричала:

— О ослабевший юноша, будь сильным ослом!

Но каково же было удивление волшебницы, когда она увидела, что молодой человек не только не превращается в осла, но, в свою очередь, быстро приближается к бассейну, берет воды в ладонь и, брызнув на нее, кричит:

— О вероломная, покинь человеческий образ и стань ослицей!

И в ту же минуту не успела волшебница Альманакх опомниться, как превратилась в ослицу. А Улыбка Луны вскочил к ней на спину и поспешил к шейху Абдурахману, которому и рассказал обо всем случившемся. Затем он оставил у него ослицу, которая вела себя отвратительно.

Тогда шейх надел ей на шею двойную цепь, которую прикрепил кольцом к стене. А потом сказал он Улыбке Луны:

— Теперь, сын мой, я займусь приведением в порядок дел нашего города и начну с того, что сниму чары, которыми такое большое количество молодых людей превращено в четвероногих животных. Но прежде всего, хотя и тяжело мне расставаться с тобой, я хочу, чтобы ты вернулся в свое царство, для того чтобы прекратилась тревога матери твоей и подданных твоих. Для этого я укажу тебе кратчайший путь.

И, сказав это, шейх положил два кольца между губ своих и издал сильный продолжительный свист, на который явился высокий джинн с четырьмя крылами и встал на носочки, спрашивая, по какой причине его позвали.

И шейх сказал ему:

— О джинн Молния, ты возьмешь к себе на плечи царя Улыбка Луны, который стоит здесь, и как можно скорее перенесешь его в его дворец в Белом городе!

И джинн Молния перегнулся пополам, опустив голову, а Улыбка Луны, поцеловав руку шейха, избавителя своего, и поблагодарив его, сел на плечи к Молнии и уцепился за его шею, свесив ноги ему на грудь. И джинн поднялся в воздух и полетел с быстротой почтового голубя, шумя крыльями, точно ветряная мельница.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Поднялся в воздух и полетел, шумя крыльями, точно ветряная мельница. И неутомимо летел он один день и одну ночь и пролетел за это время пространство в шесть месяцев пути. И, достигнув Белого города, он опустил Улыбку Луны на террасу его собственного дворца, а потом исчез.

Улыбка Луны с сердцем, размягченным дуновениями родного края, поспешил спуститься в залу, где после его исчезновения сидела мать его Цветок Граната и молча плакала, тая горе в душе, чтобы не выдать его и не ввести в соблазн тех, кто захотел бы завладеть престолом. И поднял он занавес залы, где именно в это время находились посетившие царицу бабушка его Стрекоза, царь Салех и двоюродные сестры его. И вошел он с пожеланиями мира всем присутствующим и поспешил броситься в объятия матери своей, которая, увидев сына, лишилась чувств от радости и волнения. Но она скоро пришла в себя и, прижав сына к груди своей, долго плакала, вся сотрясаемая рыданиями, между тем как двоюродные сестры обнимали ноги брата, бабушка держала его за одну руку, а дядя Салех за другую. И оставались они так, от радости свидания не имея сил произнести ни одного слова.

Но когда наконец заговорили, то рассказали друг другу обо всех приключениях своих и вместе благословили Аллаха Благодетеля, дозволившего им всем спастись и увидеться.

После этого Улыбка Луны обратился к матери и бабушке своей и сказал им:

— Теперь мне остается только жениться. И я все еще хочу жениться только на царевне Гемме, дочери Саламандра, потому что это истинная драгоценность, как и само ее имя!

И бабушка отвечала:

— Теперь, о дитя мое, оно и нетрудно, так как отец ее продолжает сидеть пленником в своем дворце.

И сейчас же послала она за Саламандром, которого рабы привели с цепями на руках и на ногах. Но Улыбка Луны приказал, чтобы с него сняли цепи, и приказание это было немедленно исполнено.

Тогда Улыбка Луны подошел к Саламандру и, извинившись, что был первой причиной последовавших несчастий, взял руку его и, почтительно поцеловав ее, сказал:

— О царь Саламандр, теперь уже не посредник просит у тебя чести породниться с тобою, но я сам, Улыбка Луны, царь Белого города и величайшего земного царства, целую руки твои и прошу выдать за меня дочь твою Гемму. И если ты не пожелаешь этого, то я умру. Если же согласишься, то не только снова станешь царем морского царства, но я сам буду рабом твоим!

При этих словах Саламандр обнял Улыбку Луны и сказал:

— Конечно, о Улыбка Луны, никто не достоин моей дочери более тебя. А так как она покорная мне дочь, то от всего сердца даст свое согласие. Я должен послать за ней на тот остров, где она укрывается с тех пор, как меня лишили престола.

И, сказав это, он велел позвать с моря гонца, которому приказал немедленно отправиться на остров за царевной и без промедления привезти ее. И гонец исчез и скоро вернулся с царевной и служанкой ее Миртой.

Тогда царь Саламандр прежде всего обнял дочь, а потом представил ее старой царице Стрекозе и царице Цветок Граната и сказал ей, указывая пальцем на Улыбку Луны, с восхищением смотревшего на нее:

— Знай, дочь моя, что я обещал тебя в жены этому молодому и милостивому царю, этому доблестному льву, сыну морской царицы Цветок Граната, так как он, несомненно, красивейший из людей своего времени, и самый привлекательный, и самый могущественный, и самый знатный из всех. Поэтому нахожу, что он создан для тебя, а ты — для него.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что уже близок рассвет, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

А так как он, несомненно, красивейший из людей своего времени, и самый привлекательный, и самый могущественный, и самый знатный из всех, я нахожу, что он создан для тебя, а ты — для него.

При этих словах отца своего царевна скромно потупила взор и ответила:

— Твое мнение, о отец мой, — правило поведения моего, а зоркая любовь твоя — сладостная сень. И если таково желание твое, отныне образ того, кого ты избрал для меня, буду хранить в очах моих, имя его будет на устах моих и сам он будет жить в моем сердце.

Когда двоюродные сестры Улыбки Луны и другие присутствующие женщины услышали эти слова, они стали громко кричать на весь дворец, изъявляя свою радость, и раздавалось по всему дворцу их звонкое «лю-лю».

Потом царь Салех и царица Цветок Граната, не медля ни минуты, велели позвать кади и свидетелей, чтобы написать брачный договор царя Улыбка Луны и царевны Геммы. И свадьбу отпраздновали с большою торжественностью и с такою роскошью, что во время церемонии одевания девять раз переменили платье новобрачной. Что же касается остального, то язык оброс бы шерстью прежде, нежели сумел бы, как подобает, описать все. А потому слава Аллаху, соединяющему прекрасное и отдаляющему радость лишь для того, чтобы даровать счастье!

Рассказав обо всем этом, Шахерезада умолкла. Тогда маленькая Доньязада воскликнула:

— О сестра моя, как сладки, и милы, и нежны слова твои! И как дивно хорош этот рассказ!

А царь Шахрияр сказал:

— Разумеется! О Шахерезада, ты поведала о многих дотоле неизвестных мне вещах. До сегодняшнего дня я не знал хорошенько о том, что происходит под морскими водами. И рассказ об Абдаллахе Морском и рассказ о Цветке Граната доставили мне большое удовольствие! Но, о Шахерезада, не знаешь ли ты какой-нибудь совершенно дьявольской истории?

И Шахерезада улыбнулась и ответила:

— Вот именно, о царь, я знаю одну такую и сейчас расскажу ее тебе!

И Шахерезада начала эту историю так: