В стороне от морских дорог

БИОГРАФИЯ «ВИТЯЗЯ» НАЧИНАЕТСЯ

Чтобы полнее использовать богатства океана, проложить новые морские пути, прочесть геологическую летопись Земли — во имя всего этого бороздят океанские воды корабли-исследователи. Таких кораблей немного, но их наблюдения очень важны: ведь Мировой океан — хранитель множества ключей к разрешению крупнейших научных проблем. Менялось ли положение полюсов, всегда ли существовали климатические зоны, как создавались современные очертания материков? На эти и многие другие важные вопросы помогут ответить исследования океана.

Океан — колыбель жизни, так считают многие ученые. Американский биолог Жак Леб писал: «В своей крови и лимфе мы носим частицу того моря, в котором жили наши предки». Действительно, плазма крови и лимфы по составу схожа с морской водой. Академик Александр Иванович Опарин предполагает, что в процессе эволюции органических веществ именно в океане должны были возникать химически сложные вещества — первичная живая материя.

В результате большого труда советских исследователей моря, омывающие берега нашей Родины, уже хорошо изучены. Теперь главное внимание наших ученых привлекают просторы океана. Советские экспедиционные корабли проводят работы во многих районах Мирового океана — от северного полярного бассейна до ледяной Антарктиды.

Флагманом этого флота заслуженно считается «Витязь», переоборудованный из грузового судна и переданный Институту океанологии АН СССР.

Теплоход «Витязь» имеет длину 109 метров, ширину 14,5 метра, водоизмещение 5700 тонн, скорость хода около 14 узлов. На нем размещаются 66 человек экипажа и до 70 научных сотрудников. На судне имеется 14 лабораторий, экспериментальная мастерская и научная библиотека. На главной палубе установлено несколько больших и малых океанологических лебедок типа «Океан» конструкции Н. Н. Сысоева. На носовой палубе находится глубоководная океанологическая лебедка для геологических работ, а на кормовой палубе — глубоководная траловая лебедка и лебедка промыслового типа.

«Витязь» может стать на якорь даже на максимальных глубинах Мирового океана. Значение этой возможности в исследованиях чрезвычайно велико[1].

В марте 1949 года «Витязь» вышел в свой первый рейс в Черное море. Рейс длился всего десять дней, но имел большое значение для дальнейших работ: были проверены все приборы и многое улучшено на ходу.

Летом 1949 года «Витязь» совершил переход во Владивосток и в августе вышел для исследовательских работ в Охотское море. Так началось планомерное изучение дальневосточных морей.

Последние дни перед выходом все работали не считаясь со временем; люди, приехавшие во Владивосток впервые, города как следует и не повидали.

И вот утром 7 августа остались позади зеленые холмы Владивостока. Прошли крохотный островок Скрыплев с белым маяком на нем; туман скрыл громаду острова Аскольда, а затем и мыс Поворотный.

Вечером, после чая, состоялось общеэкспедиционное собрание в столовой команды — самом большом помещении судна. Портреты знаменитых русских мореплавателей — Головнина, Крузенштерна, Лисянского, Невельского, Макарова и других, висевшие на темных полированных панелях между иллюминаторами, казалось, строго и с любопытством оглядывают собравшихся. Невольно вспомнились слова Пушкина: «Здравствуй, племя младое, незнакомое!»

Собрание открыл председатель судкома М. К. Сафонов — старший электромеханик, веселый полный человек, которого все звали Капитонычем. Был избран президиум собрания, и места за столом заняли: начальник рейса профессор Л. А. Зенкевич, заместитель директора института профессор В. Г. Богоров, капитан «Витязя» С. И. Ушаков, секретарь парторганизации института Г. П. Пономаренко.

Начальник экспедиции говорил о чести плавать на единственном в мире плавучем институте. Рассказал о задачах рейса: нам нужно выяснить условия движения водных масс Охотского моря, распределения температуры и солености воды, их газовый и химический режим. Необходимо подробно изучить рельеф дна и характер донных отложений, состав и количественное распределение растительного и животного мира, выявить «поля» питания сельди и других промысловых рыб.

— Мы еще не имеем опыта работы на «Витязе». — закончил Зенкевич, — но я уверен, что и ученые и моряки, объединив свои силы, выполнят поставленную задачу.

Собрание кончилось поздно, но мы еще долго не расходились.

— Завтра ночью пройдем пролив Лаперуза, а там начнем станции, — на прощание сказал капитан Ушаков поднимаясь в свою каюту.

Карта рейса составляется заранее, здесь стараются учесть интересы всех специалистов в той мере, в какой они не противоречат друг другу. На карте по прямолинейному маршруту-«разрезу» точками наносятся станции — места остановки судна для океанологических работ. Частота станций на отдельных разрезах зависит от многих причин, но больше всего от степени изученности данного района.

После первой станции время пошло быстро, замелькали дни и ночи. Иногда делали по пяти станций в сутки, иногда больше. Отдыхать приходилось мало. Особенно тяжело доставалась ночная работа. Первые дни люди еще привыкали друг к другу и к приборам, а поэтому работа шла не быстро и станции затягивались. Случалось, что топили приборы. Но без этого не бывает — море есть море.

Постепенно жизнь на корабле вошла в обычную походную колею. В семь часов утра колокольчик в руках дневального возвещал подъем. В половине восьмого подвахта завтракала, в восемь сменяла своих товарищей. Так было и у моряков, и у научных работников. Дальнейший распорядок дня зависел от станций. Дежурный по станции, назначенный начальником экспедиции, предупреждал всех о каждой станции за 15 минут. Он же оповещал о том, что можно начинать работы. Тотчас приборы шли в воду. Все происходило по строгому плану: было заранее известно, какие отряды на каких станциях работают, в каком порядке, сколько времени.

Обычно сначала работы велись на левом борту, где стоят лебедки гидрологов. Гидрологические наблюдения — это канва рейса. Затем начинались работы и на корме. Там спускали сетки планктонологи и ихтиологи[2].

Когда работы на левом борту заканчивались, корабль становился правым бортом к ветру, и приступали к работе геологи. Они опускали в море длинные трубки, с силой вонзающиеся в дно. Трубки приносят столбики грунта. По ним узнают историю отложения осадков на морском дне за несколько тысяч лет. Советскими учеными Н. Н. Сысоевым и Е. И. Кудиновым сконструирована трубка длиною 36 метров. Правда, спуск такого прибора очень сложен, но зато результаты очень важны для науки.

С правого борта работает также отряд, изучающий бентос[3]. Здесь спускают дночерпатель, который захватывает грунт со всеми его обитателями с площади в 0,1 или 0,25 квадратного метра.

В работах на «Витязе» отчетливо видна особенность советской океанологии — комплексный, всесторонний метод исследований. Только такой подход отвечает современным требованиям науки. Нельзя изучать толщу воды и дно моря а отрыве одно от другого и от организмов, живущих тут и там, а также от многих других факторов.

Исследования проводятся не только во время стоянок. На малом ходу судна спускают различные тралящие орудия — тралы Сигсби, бим-тралы, оттер-тралы[4] и другие. Обычно траление продолжается 20–30 минут.

Подъем трала неизменно вызывал живейший интерес, и за несколько минут до его появления из воды свободные от вахт собирались на кормовой палубе.

Есть на «Витязе» и отряды, не связанные со станциями. Например, отряд метеорологов. Они несут круглосуточную вахту, наблюдая погоду. Синоптик составляет прогнозы, которые ежедневно вывешивают на доске объявлений. Радиозондисты выпускают в воздух огромные шары-пилоты, которые несут блоки крохотных приборов. Они автоматически сообщают по радио температуру и другие характеристики атмосферы над районом плавания.

Независимо от станций работают также актинометристы, изучающие лучистую энергию солнца, и сотрудники отряда морской техники, конструирующие новые приборы для исследований.

Вечерами все свободные от вахт смотрят кинофильмы, играют в шахматы, иногда устраивают танцы. Можно посидеть и с книгой, взятой в судовой библиотеке. Часам к 11–12 ночи жизнь на судне как будто затихает. Но так только кажется. Не спят вахтенные на ходовом мостике, работает машинная вахта, радист стучит на ключе и электронавигатор не отходит от экрана радара. Хотя «Витязь», как правило, ходит вне корабельных дорог, но все может быть…

Когда выглядывало солнце, то холодное туманное Охотское море становилось светло-синим. В такую погоду однажды показалось стадо китов. В Охотском море, особенно в его южной части, часто встречаются усатые киты (сельдяной и синий полосатики, финвал, горбач), которые питаются крохотными рачками и мелкой рыбой. Появляются здесь и кашалоты — представители зубатых китов. Их пища — крупные головоногие моллюски и рыба. Водятся в Охотском море и косатки — дельфины, достигающие 10 метров длины и 15 тонн веса. Это хищники: вдвоем-втроем они нападают на котиков, тюленей, а большими группами — даже на крупных китов.

В конце августа «Витязь» встал на станцию вблизи острова Ионы. Это единственный остров в Охотском море, который находится вдали от берегов, он удален от ближайшей земли, Сахалина, на 250 километров. Вернее, это не остров, а огромная скала в 150 метров высотой, напоминающая своими очертаниями египетскую пирамиду. Склоны ее обнажены, растительности нет.

Над островом вилась масса птиц, а когда подошли поближе, то увидели на прибрежных скалах сивучей — животных, которые относятся к семейству ушастых тюленей; как и котики, они водятся только в северной части Тихого океана. Это крупные животные; вес самцов достигает одной тонны, самки значительно меньше, но и они весят до 350 килограммов. Питаются сивучи главным образом рыбой. Остров Ионы — крупнейшее лежбище сивучей. Здесь они проводят лето и выводят потомство, а на зиму откочевывают на юг в открытое море.

Группа наших ученых во главе с профессором Богоровым направилась к острову на шлюпке. Сивучи их встретили вполне дружелюбно и даже позволяли брать на руки своих малышей. Птицы тоже оказались совсем ручными.

После посещения острова Ионы «Витязь» направился в Пенжинскую губу. Вода здесь совершенно зеленая от массы уже успевшего размножиться фитопланктона[5]. Биологам он доставлял много неприятностей, так как моментально забивал сетки, и вместо чистого шелкового конуса с пробой в латунном стакане на его конце из моря поднимались раздутые темно-зеленые пузыри, из которых еле-еле сочилась вода. Темно-зеленая масса, заполнявшая планктонные сети, по консистенции напоминала повидло.

Профессор С. В. Бруевич, начальник химического отряда, даже пробовал ее на вкус, но, кажется, она ему не понравилась: створки этих крошечных водорослей, состоящие из кремнезема, хрустели на зубах.

Закончив работы в Пенжинской губе, «Витязь» проследовал в порт Нагаево. Предстояло взять воды, починить закапризничавшие эхолоты. В бухте Нагаево — прекрасной естественной гавани — стояло несколько больших грузовых пароходов и небольшое стройное экспедиционное судно Тихоокеанского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии «Исследователь», занимавшееся изучением биологии охотской сельди.

Вечером мы пригласили к нам на «Витязь» ученых и моряков с «Исследователя», устроили товарищеский ужин, в непринужденной беседе обменялись своими достижениями и планами на будущее.

На следующий день мы отправились на берег. Сентябрьское прохладное солнце освещало окружающие порт невысокие скалистые горы, покрытые редким кустарником. Они были в желтом и красном уборе — осень здесь была уже в разгаре.

За прибрежными горами, в четырех километрах от порта, находится город Магадан — столица Колымского края. К нему вело прекрасное шоссе, по которому мы и направились пешком, не дожидаясь автобуса.

За четыре дня стоянки в Нагаево мы набрались новых впечатлений, побывали на концерте и на футбольном матче.

В ночь на 9 сентября «Витязь» вышел в море продолжать работы. Вблизи полуострова Кони спустили оттертрал. Участник рейса известный ихтиолог П. Ю. Шмидт на основании своих многолетних исследований пришел к выводу, что Охотское море самое богатое рыбой из всех морей Советского Союза. В нем обитают такие ценнейшие промысловые рыбы, как лососи, особенно много здесь кеты, горбуши, кижуча. Видное место в вылове занимает сельдь. Кроме того, в море большие запасы трески, наваги, минтая, камбалы и других рыб.

Первое траление дало небольшую добычу: двух бычков, ската, агониду (или морскую лисичку), креветок, крабов. Но это был первый улов, и когда ихтиологи принесли его в свою лабораторию, в дверях столпились любопытные.

Спущенными затем плавными сетями поймали всего-навсего одну селедку. Но настал день, когда ихтиологи торжествовали. Оттер-трал принес около 100 килограммов камбалы и много камчатского краба. Крабами ихтиологи не интересовались, зато все остальные в восторге тащили крабов и варили их в ведрах. Крабовые консервы пользуются заслуженной славой, но свежепойманные крабы много вкуснее.

Камчатский краб, имеющий размах ног до полутора метров, достигает нескольких килограммов веса. Это важнейший объект дальневосточного промысла. Крабов добывают сетями, которые спускают с моторных катеров. Сети с добычей катера доставляют обычно на большой грузовой пароход — плавучий крабоконсервный завод. На этих заводах выполняются все операции — от выпутывания крабов из сетей до закупорки в широко известные белые или синие с красным банки. Советские крабовые консервы считаются лучшими в мире.

Камчатские крабы живут большими стадами. Стада крабов путешествуют по дну, проходя на своих длинных ногах большие расстояния. Зимою они обитают далеко от берега, летом приходят для размножения на мелководья Камчатки и Сахалина.

Ночью начался шторм, и уже утром в кают-компании было много пустых мест: не все вышли завтракать. На столах приподняты штормовые бортики; чайники, чтобы не скользили по столу, поставлены на мокрые полотенца, есть приходилось, придерживаясь одной рукой за стол.

Палубных работ нет, просматривать пробы в бинокуляр или микроскоп невозможно. Остается только цифровая обработка материала, ремонт сеток и некоторые другие лабораторные работы.

Шторм продолжался и весь следующий день. Однако планктонологи все же брали пробы, но не сеткой, а специальным прибором конструкции Богорова.

20 сентября показались берега Камчатки. Величественные, заснеженные сверху сопки залива Камбального долго не давали покоя судовым художникам: все умевшие рисовать в свободное от вахты время делали наброски в своих альбомах. Особенно большое впечатление произвел остров Алаид — конус вулкана, поднимающийся из воды. На узкой, как казалось издали, кромке у подножия вулкана теснилось селение… Вскоре все это закрыл туман.

Через несколько дней «Витязь», закончив один из поперечных разрезов, подошел к берегам Сахалина. Отсюда взяли курс на юг. Предполагалось выйти в океан и сделать несколько станций над впадиной Тускарора (Курило-Камчатской).

Через неделю «Витязь», пройдя одним из Курильских проливов, вышел в океан и 10 октября встал над Курило-Камчатской впадиной. Здесь совершенно иная погода, чем в Охотском море. Тепло, можно снять надоевшие ватники. Температура воды у поверхности плюс 20°.

Отряд бентоса спускал трал Сигсби на 8000 метров, почти весь день работала глубоководная траловая лебедка. Все с волнением ждали его подъема. Трал благополучно вернулся на палубу; улов был беден, но все же был! Животные с глубины в 8 километров — шутка сказать! Это были главным образом необычной формы асцидии, овальные, с восемью «ножками», актинии на длинных стеблях, полихеты[6], рачки. Все они были серого цвета и испускали сильный запах йодоформа.

Это было большим событием. Ведь известный исследователь морских глубин шведский ученый Ганс Петерссен отрицал возможность жизни на глубинах свыше 7 000 метров. Значит, дно даже глубочайших впадин не безжизненно, там есть свое население, которое человек увидел теперь впервые.

Ихтиологи спускали сетку Шмирабо, названную так по начальным слогам фамилий конструкторов — Шмидт, Расс, Богоров. Увы, неудачно! Когда ее стали поднимать, она оборвалась, не дойдя 800 метров до поверхности. Не успели вытянуть обрывок троса, как вдруг на поверхности моря появилась масса темных округлых тел. Оказывается, это всплыли вверх брюхом пойманные оборвавшейся сеткой макрурусы — глубоководные рыбы. Тотчас же на них налетели чайки и громадные альбатросы, с размахом крыльев более полутора метров, но моряки быстро спустили шлюпку и успели собрать большую часть всплывшей рыбы.

Макрурус мало привлекателен на вид. Темно-серое до метра длиной тело с мелкой острой чешуей сужается сразу от громадной головы к хвосту, который кончается чуть ли не ниточкой. Выпученные от перемены давления и без того огромные глаза и торчащий из разинутого рта большой желудок также не придают макрурусу красоты.

Но на следующей станции сетка поперечником в метр принесла глубоководных рыб, которые вызвали всеобщее восхищение. Это были небольшие рыбки со светящимися органами по бокам. Они были уже мертвы, однако в темноте все еще слабо светились.

Геологи расстроены. Глубоководная трубка пришла изогнутая и пустая — очевидно, ударилась в каменистый грунт. Они горят нетерпением заполучить «красную глину». Такой грунт устилает ложе океана за тысячи миль от берегов, он цвета какао, который придают ему окислы железа и марганца. Предполагают, что красная глина вулканического происхождения и в ее создании принимали участие микроорганизмы и космическая пыль.

Ночью спускали дночерпатель на глубину 5000 метров. Сначала он пришел пустой, но на следующий раз принес несколько килограммов знаменитой красной глины! До этого в СССР имелся только маленький кусочек этой глины, купленный в Англии, из образцов, добытых еще английской экспедицией «Челленджера» в конце прошлого века.

Наконец станции окончены, и «Витязь» берет курс на Владивосток. Но никто не отдыхает: составляют отчеты, чертят графики, приводят в порядок экспедиционное имущество, пишут первые наброски научных трудов.

Экспедиция возвращалась через Сангарский пролив. К нему подходили на закате, и из-за островов отдельными лучками выбивались солнечные лучи — Япония предстала перед витязянами как «страна заходящего солнца».

22 октября, в холодный, но солнечный день «Витязь» подошел к причалу Владивостока.