Глава 26

Хлёсткие струи воды с трудом смывали запёкшуюся кровь с плеч, с груди, бёдер. Диана остервенело тёрла кожу там, где коснулось семя монстра в человеческом обличье. Впрочем, она сомневалась, что кто-либо из людей вообще способен на сострадание и милосердие.

Даже спустя год она не могла приглушить омерзение от прикосновений своего хозяина. Удары плетью не казались ей такими мучительными, как его поцелуи, и не существовало пытки страшнее, чем терпеть эту отвратительную тварь внутри себя. Но терпеть приходилось. С Брутусом лучше не играть, он сам может так сыграть, что быстрая смерть покажется наивысшим блаженством. Слишком уж хорошо она изучила его повадки, и первым важным уроком послужило истерзанное тело предыдущей фаворитки — серебряноволосой красавицы-ординария. Диана содрогнулась, вспомнив лицо несчастной. Багровое крошиво — всё, что осталось от безупречного личика, а на стеклянном столике перед восторженными зрителями — аккуратно расправленная кожа…

Но не боль и пытки пугали Диану — Брутус недвусмысленно намекнул, что сделает с братом, если она наскучит ему, потому приходилось выдумывать самые изощрённые способы доставить монстру удовольствие, лишь бы продержаться подольше, лишь бы сохранить Артуру жизнь, без него в этом мире ей делать нечего. Вот только с каждым разом ублажить подонка становилось всё сложнее. Настанет день, и главная роль в кровавом спектакле достанется ей с братом…

Поскорее бы он вернулся! Полгода — ни весточки. Невыносимо-бесконечные полгода она не слышала его голоса, не видела его улыбки, а их последняя встреча… Будет ли их связь прежней после произошедшего? Найдёт ли он в себе силы забыть всё и простить себя?

Артур был пьян. Но и в трезвом рассудке он вряд ли бы рассмотрел в кромешной темноте, кто именно скрывается за маской. Диана молчала, боялась даже пикнуть, хорошо помня слова Брутуса: «Малейший намёк, и утром голова твоего братца будет главным украшением стола». Диана всеми силами старалась не выдать себя, чтобы брат ничего не заподозрил, ведь хозяин находился совсем рядом, в соседней комнате, наблюдая за ними через потайную нишу в стене.

Как же Артур рыдал, когда она, исполняя волю бездушного чудовища, сняла маску при слабом свете свечи. Его взгляд никогда не позабыть: сперва непонимающий, отстранённый, но уже через секунду полный боли и ярости. Брат на коленях вымаливал у неё прощение, целовал руки… Но в чём его вина? Откуда ему было знать, что привычная пирушка среди гладиаторов закончится чудовищной трагедией? Хотя назвать произошедшее трагедией Диана бы не взялась. Да, поначалу было тяжело вспоминать о той ночи, но больше пугала мысль, что Артур изменится, что их отношения уже не будут тем островком заботы и любви, которую им чудом удалось пронести сквозь годы жизни в Легионе.

С той ночи они не виделись: Брутус не позволил попрощаться с братом, вскоре отправив его в Регнум, и где Артур сейчас — известно лишь Госпоже, а она не слишком-то разговорчива.

За дверью глухо стукнуло. Диана торопливо закрутила вентиль и замерла, вслушиваясь в тишину. Нет, не почудилось, скрип половиц отчётливо исходил из спальни. Кое-как натянув рубаху, она распахнула дверь, готовясь надрать зад наглецу, посмевшему ворваться в её комнату без дозволения, но вместо этого застыла на пороге, не веря собственным глазам. Даже в мерклом свете лампы, невзирая на сплошь покрытое кровью лицо, она узнала его. Она бы узнала его и с закрытыми глазами, произнеси он шёпотом хоть одно короткое слово.

— Артур! — Диана бросилась к брату в объятия и принялась покрывать его лицо поцелуями. Плевать на кровь, он здесь, он вернулся! — Как же я счастлива! Госпожа услышала меня!.. Полгода, тебя не было половину сраного года!

— Я знаю, сестрёнка, прости, — он крепко прижимал её к груди, поглаживая по мокрым волосам.

— Каждый день я просила Госпожу не забирать тебя, каждый день я надеялась получить от тебя хоть какую-нибудь весточку, каждую ночь я засыпала, гадая где ты, жив ли… Я так боюсь потерять тебя, Артур!

Брат нежно приобнял ладонями её лицо:

— Я тоже, Ди, каждый треклятый день… Но теперь я с тобой!

— Когда ты вернулся?

— Четыре дня назад.

— Странно, Брутус не упоминал твоё возвращение.

— Он и не знает. Ди, милая, выслушай меня, никто не должен знать, что я здесь. Никто, понимаешь?

Тон, каким он это произнёс, серьёзно настораживал. И эта кровь…

— Артур, во что ты вляпался?

Он с горечью усмехнулся и чмокнул её в носик:

— Я всё тебе расскажу, Крольчонок, дай мне только освежиться.

— Да уж, тебе не помешает! — Диана рассмеялась, мгновенно оттаяв при звуке своего детского прозвища. — Несёт от тебя, как от пёсьей своры. Ты голоден? Я что-нибудь раздобуду.

— Нет, никуда не выходи и лучше погаси лампу, — он ласково погладил её по щеке и скрылся за дверью душевой.

Плотно задёрнув шторы и приглушив свет, Диана устроилась на кровати, всё гадая, что же могло произойти. Возможно, это как-то связано с разрушениями в Регнуме или с терсентумом. Но как именно? Их же послали уничтожить Перо, так почему брат скрывается от магистра? Верно, что-то пошло не так, а Брутус не прощает ошибок, это всем известно. Но ведь скрываться вечно тоже невозможно…

Мысли в голове судорожно метались, а каждая минута тянулась медленнее часа. Диана уже собралась поторопить брата, но шум воды вдруг стих, и вскоре Артур вернулся в спальню.

— Новую форму раздобыть бы, — сказал он, застёгивая портки. — От рубахи одни лохмотья остались.

— Будет тебе форма, — она похлопала по кровати, зовя его сесть рядом. — Ну, братец, выкладывай. Я уже замучилась гадать, куда ты нас втянул на этот раз.

— В задницу, сестрёнка, причём в глубокую, — Артур с тяжёлым стоном растянулся на просторной койке. — Чёрт, как же хорошо! Спину ломит, точно у старой развалины.

— Ты и есть старая развалина! — Диана выпустила короткий смешок. — Переворачивайся, мой старичок, полечим тебе спину.

Брат послушно выполнил что велено и уткнулся носом в подушку, словно большой ребёнок. Диана невольно скользнула взглядом по соблазнительному рельефу плеч, и внизу живота приятно защекотало. Разум вопил, что так нельзя, но тело не собиралась внимать его призывам, оно куда охотнее отозвалось на воспоминание о той чудовищной ночи. Чудовищной, но такой сладостной…

Она солгала бы себе, сказав, что ей было омерзительно или неприятно. Поначалу она беззвучно глотала слёзы, стараясь представить, что вместо брата кто-то другой — кто угодно, хоть сам монстр, но вскоре его грубоватые ласки, его прерывистое дыхание, обжигающее кожу, разбудили в ней нечто глубинное, дремлющее, но столь сильное, что даже сейчас справиться с этим казалось невозможным.

Отогнав невовремя нахлынувшие воспоминания, Диана принялась массировать брату спину, сплошь покрытую шрамами. Сколько же из них достались ему незаслуженно, за шалости младшей сестрёнки! Артур всегда оберегал её, брал на себя вину, подставляясь под кнут, и даже увещевания, что боль и шрамы ей не страшны, не останавливали его.

— Ди, ты просто волшебница, — брат забавно застонал, когда она добралась до поясницы. — Можно посильнее, не сломаешь.

— Хватит балдеть, выкладывай уже!

— Меня сюда за принцессой прислали, — он перешёл на едва различимый шёпот. — Ты не подумай, я и так бы вернулся за тобой при первом удобном случае… Здесь нажми посильнее… Да, вот так!.. В общем, я хотел подождать, пока всё уляжется, а потом поговорить с Севиром — он бы понял, а теперь вот и не знаю, как быть, всё полетело смергу под хвост…

— Так, погоди! Давай сначала, а то ты меня только путаешь. И как ты сюда пробрался?

— Со стороны конюшни, перелез через забор… Можешь ещё сильнее, не жалей.

— Так вот откуда порезы на руках, — Диана надавила на поясницу чуть сильнее, как брат и просил. Каменные мышцы напряжённо подрагивали при каждом её прикосновении. — А я-то подумала, ты с местными кошками сцепился не на жизнь. Так что там с Севиром? Как ты вообще с ним связался?

Проурчав что-то от удовольствия, Артур принялся рассказывать о погроме в Регнуме, устроенном каким-то «нулевым». Эту историю Диана хорошо знала, но слушая её из первых уст, даже позабыла о братней спине — настолько её поразила невероятная мощь скорпиона. Теперь понятно, кто уничтожил терсентум, не оставив камня на камне. То-то же Брутус рвёт и мечет последние недели.

Жадно ловя каждое слово, она слушала и об ищейке, и о Пере, и о том, как Севир не просто дал Артуру шанс, но и доверил спасение принцессы. Всё это звучало изумительно и в то же время немного безумно. Если бы это рассказывал кто-то другой, Диана бы подняла сказочника на смех, но брату она верила безоговорочно — он никогда не лгал ей. Для других Девяносто Седьмой, может, и был высокомерным говнюком, но не для неё. Да, у него непростой характер, но за маской хладнокровия и равнодушия скрывается чуткий и отзывчивый Арти — так называла его мама, таким Диана помнила его всю жизнь. Легион изменил его, ожесточил, но несмотря ни на что, брат сохранил для неё того самого весёлого доброго Арти, правда при этом более не позволяя себя так называть.

— Но если Севир настолько тщательно всё продумал, что же тогда случилось?

— Он не учёл одного — говнюк, на кого так полагался, внезапно забыл о своих клятвах. Хмари мне напустил, сказал вернуться через три дня, заверил, что всё подготовит. Подготовил, сучий выкидыш… Он-то своё получил, но теперь весь Опертам на уши поднимут. Шутка ли — пять трупов посреди улицы. А ещё эти патрули на каждом углу. И откуда их столько взялось?

— А, ну это объяснимо. После так называемого пожара Брутус как с цепи сорвался, нагнал наёмников в терсентумы, удвоил патрули. Боится, гад, за свою шкуру.

— Погоди, что ещё за пожар? Чего это он там боится?

— Ты что, из Пустошей вылез?

— Вообще-то да.

— Точно! — Диана рассмеялась. — Ну тогда слушай. Около двух недель назад сгорел дотла Регнумский терсентум. Это официальная версия, но мне удалось подслушать разговор магистров. Так вот, никакой это был не пожар! Там даже забор в пыль стёрли, плётчиков заживо сожгли, а все до единого осквернённые куда-то исчезли. Думаю, это дело рук твоего «нулевого». Мы его Разрушителем зовём.

Артур восторженно присвистнул:

— Ну Керс, ну смергов сын! Интересно, что он удумал?

— Керс? Это и есть тот самый «нулевой»?

— Ага. Керосин, мать его… Сопляк с раздутым самомнением.

— Можно подумать, у тебя самомнение не раздутое, — Диана потрепала брата по отросшему ёжику волос.

— Не раздутое, а заслуженное, — пробурчал он.

— Насчёт принцессы, ты же понимаешь, что Брутус стережёт её, как зеницу ока? Девчонку на цепь посадили, охраняют круглосуточно, к ней так просто не пробраться, да и не просто — тоже.

— Всё я понимаю, и Севир догадывался. План у него был вполне ничего, между прочим. Нам всего лишь нужно было отыскать надёжного взломщика, по-тихому вывести девчонку и переждать недельку в укрытии, а потом мы спокойно бы вывезли её из города как какую-нибудь знатную, в карете — всё как полагается, и не нужно было бы по полям-пустошам скакать, рискуя жизнями.

План и впрямь казался неплохим, вот только сложно сбежать по-тихому, когда натолкнуться на патруль проще, чем на торговца лимонадом в знойный полдень.

Диана удручённо вздохнула:

— И что ты теперь собираешься делать? В Легион тебе возвращаться нельзя.

— Я что, на самоубийцу похож? Да и ищейка, поди, всё уже растрепала.

— Ищейка не вернулась, Артур. Брутус до сих пор думает, что вы на задании.

Брат резко приподнялся на локтях:

— Ты уверена?

— Абсолютно! Девятая здесь частый гость, я её знаю как облупленную. Она, кстати, была в ту ночь… — осёкшись, Диана насторожённо посмотрела на брата. Его лицо тут же помрачнело, на скулах заиграли желваки. — Прости, я не должна была…

— Нет, сестрёнка, извиняться тебе не за что, — Артур повернулся к ней и, подтянув к себе, крепко обнял. — Мне нет прощения, я понимаю, но давай постараемся забыть. Я не хочу потерять тебя, Крольчонок, ты всё, что у меня есть.

Диана слушала, как мерно бьётся его сердце, чувствовала, как вздымается грудь; горячая кожа мягко жгла щёку, и почему-то сейчас совсем не хотелось забывать о той ночи — ни с кем ей не было так хорошо.

— Ты ни в чём не виноват, Артур, прекрати себя терзать. Лучше скажи, что нам делать? Я не хочу, чтобы ты опять исчез на полгода!

— Обещаю, я обязательно что-нибудь придумаю. В Перо нам без принцессы путь заказан, но можно сбежать куда-нибудь на окраину или к уруттанцам.

— А что, если мы попытаемся всё-таки вызволить девчонку? Тогда мы сможем присоединиться к Перу.

— Даже не знаю…

— Но она же осквернённая, а осквернённые своих не бросают. Да, она странная немного, но за неё отдали жизнь четверо наших. Представь себе, четверо! И добровольно!

— Ты про тех недоумков? — Артур хмыкнул. — Они как раз живее всех живых.

— Живее живых, говоришь? Похоже, у вас там весело, — она провела рукой по старой отметине на его груди — первый бой на Арене, первая победа, сделавшая Девяносто Седьмого знаменитым Вихрем. Как же давно это было!

— Весело — не то слово, терсентум и рядом не стоял, но там свобода, Ди, настоящая свобода!

— Значит, нам туда и надо. Вытащим как-нибудь нашу принцессу, дай мне время подумать, а пока поживи здесь, никто тебя не выдаст. Главное, пёсьему сыну на глаза не попадайся.

— Кому?

— Сто Семьдесят Второй, чтоб у него жало отсохло! Ты должен его помнить.

— А, этот… Чёрт, точно! Ублюдок же всё папаше донесёт. Пожалуй, нужно прибить засранца.

— Никого прибивать мы не будем! Нам нужно сидеть тихо как мыши, — подняв голову, Диана посмотрела брату в глаза. В бледном свете лампы они казались чернее смолы, но всё такие же родные и тёплые, полные любви и нежности. — Артур, я так счастлива, что ты вернулся! Мне так тебя не хватало.

Он заботливо заправил выбившуюся прядь ей за ухо:

— И мне тебя, Крольчонок. Ещё бы с этой мразью разобраться… — его глаза холодно сверкнули, на губах проскользнула злая усмешка. — Ничего, время есть…

— Не смей, Артур, не трогай его! — она впилась ногтями ему в плечи. — Ради меня… ради нас! Сейчас мы должны просчитывать каждый наш шаг, иначе оба сгинем, так и не добравшись до Исайлума. Или ты смерти своей ищешь? А обо мне ты подумал?

Артур молчал, и его молчание нешуточно настораживало. Нет, смерть Брутуса ничего, кроме беды, не принесёт.

— Послушай, ты же знаешь, мне плевать на боль, а то, что он сделал… Проклятье! Можешь назвать меня сумасшедшей, но я ни о чём не жалею, и не жалела ни секунды!

— Ты не понимаешь, о чём говоришь, Ди! Что значит, не жалеешь? Он унизил тебя, надругался… Он отнял у меня честь! Да лучше бы я жопу свою подставил!

— Дурак ты! Никто у тебя честь не отнимал, — Диана приподнялась, чтобы чмокнуть гордого брата в щёку, но вместо щеки коснулась его губ. Не случайно, но и не намеренно, это вышло само собой, и стоило почувствовать вкус его губ, ощутить его сбившееся от неожиданности дыхание, и то самое, глубинное, вырвалось наружу. Осторожное прикосновение превратилось в поцелуй, безответный, но не менее восхитительный.

Брат оторопело замер, и лишь тяжёлое дыхание выдавало в нём борьбу, которой Диана уже давно проиграла. Но его оторопь вскоре прошла, и Артур, слегка отпрянув, укоризненно покачал головой:

— Ди, это неправильно, так не должно быть.

— Почему? Кто сказал, что это неправильно?

— Ты же моя сестра… Так не принято.

— Не принято у кого? У людей? — она притянула его к себе за шею. — Так мы и не люди, Артур, нас их законы не касаются. Будь честен с собой, брат, нас же влечёт друг к другу. Наша любовь всегда была чем-то особенным, и эта тварь учуяла её, захотела отнять, растоптать своим натёртым до блеска сапогом. Но — будь он проклят! — я даже благодарна ему за эту попытку.

Диана потянулась к его губам, но он вновь остановил её.

— Не нужно…

Она не выдержала его укоризненного взгляда и стыдливо потупилась:

— Не смотри на меня так, Артур. Можешь не верить мне, но та ночь — лучшее, что было в моей жизни.

Брат долго и пристально изучал её, явно ведя внутреннюю борьбу с собой. Его тянуло к ней так же непреодолимо, и Диана знала, почему — они созданы друг для друга, сколько бы ни отрицали очевидного.

— Нет, Крольчонок, это ты — лучшее, что могло произойти со мной, — он вдруг притянул её к себе, запустил пальцы в её волосы и поцеловал, и поцелуй этот предназначался не сестре, но женщине, которую он любил и желал больше всего на свете.

Что такое счастье? Диана не раз задавалась этим вопросом, ведь оно редкий гость в терсентумских казармах. Впрочем, оно такой же редкий гость и в тесных каморках невольников в роскошных дворцах зажравшейся знати. Для осквернённых счастье — ценнейшая добыча, на охоте её не встретить, не поймать в силки, но за счастьем и не нужно идти в Пустоши или в леса, порой до него рукой подать. И, чёрт возьми, ради этого стоит страдать и десять лет, и двадцать, а может, и до самой деструкции, достаточно только верить, что однажды оно коснётся тебя, одарит своей лучезарной улыбкой.

Сейчас же Диана жалела лишь об одном — что не решилась на это раньше, а ещё, пожалуй, она поторопилась, заявив, что та ночь была лучшей в её жизни. Нет, всё лучшее ещё впереди…

* * *

— Ты только глянь на этих ублюдков! — Шед брезгливо сплюнул и с ненавистью размазал плевок по земле, представляя, как будет втаптывать в пыль выродков одного за другим. — Хозяевами себя почувствовали, гниды! В наглую, прямо у города обустроились. Они б ещё у ворот костёр развели!

— Нам же это только на руку, — сказал Роджер, продолжая ковыряться в кривых зубах сухим стеблем какого-то сорняка. — Терпеть не могу долгие прогулки.

Шед покосился на круглое брюхо майора — этому бы прогулки точно не повредили.

Небо уже посветлело, и хотя солнце всё ещё пряталось за грядой Красных скал, тянуть дольше нельзя: предрассветные часы — идеальное время для нападения. Правда, неизвестно, сколько среди выродков скорпионов, и как бы внезапное нападение не превратилось в кровавую бойню. Даже один такой ушлёпок способен угробить десяток хорошо обученных солдат, побоище в замке прекрасный тому пример.

Помня об этом, к формированию передового отряда Шед подошёл с особой тщательностью, отбирая лучших как среди своих подчинённых, так и среди гвардейцев. Затесались сюда и несколько солдат Королевской армии, отрекомендованные самим генералом Силваном как лучшие стрелки и фехтовальщики. Остальные дожидались сигнала по другую сторону тракта. Если выродки хоть что-то заподозрят — тотчас же свалят, иди потом их ищи по степям да Пустошам, и так пришлось попотеть, пока разыскали их лагерь. Агент предупредил: на одном месте они долго не задерживаются, но далеко не уходят — поддерживают связь с городом.

Шед насчитал семерых: один клевал носом у костра, остальные безмятежно дрыхли, устроившись прямо на земле. Прикинуты кто во что, от гражданских издалека и не отличишь. Да только за это их прямиком на виселицу надо, привыкли к безнаказанности, мрази!

— Начинаем, — Шед крутанул барабан револьвера.

— Господин, позвольте мне остаться, — с надеждой промямлил агент, моргая единственным глазом. Второй заплыл, превратившись в сплошной фиолетовый кровоподтёк. — Они ж меня на куски разорвут!

Шед насмешливо фыркнул:

— Позволяю. Кен, подсоби нашему дорогому другу.

Стоящий за спиной агента полицейский выхватил из ножен кинжал и перерезал предателю глотку одним взмахом, настолько точным и привычным, что Шеду подумалось, будто тот всю жизнь только этим и занимался. Впрочем, может статься, так оно и было. За три года в полиции невзрачный и тощий как жердь паренёк дослужился до звания старшего капитана, и явно не за красивые глазки ему третью полоску на нашивку прилепили.

Дозорного они сняли одним выстрелом. Выродок упал ничком в костёр, разбросав вокруг тлеющие угли. Аппетитно запахло поджаренным мясом — как раз завтрак для туннельных псов.

Остальные повскакивали, ошалело хватаясь за мечи. У двоих в распоряжении оказались револьверы, но отстреливались ублюдки недолго — одного сразу угомонили генеральские стрелки, превратив грудь осквернённого в кровавый фарш, другой некоторое время огрызался, даже подстрелил Эду левую ногу. Лейтенант тяжело завалился на землю, к нему тут же подбежал напарник и потянул раненого к кустам. Опустошив барабан, скорпион отшвырнул бесполезный револьвер и бросился на ближайшего гвардейца с голыми кулаками.

Гляди-ка, отчаянный! Но заметив, как мерзавец всадил бедолаге что-то острое под челюсть, Шед решил вмешаться и, прицелившись, нажал на спусковой крючок. Скорпион взревел, схватился за плечо, и этим дал фору другому льву. Оглушённый тяжёлым ударом, выродок рухнул на землю и так и остался валяться в пыли, пока добивали его собрата.

Осквернённые сопротивлялись стойко. Последний скорпион успел располовинить чем-то сверкающим двоих львов прежде, чем Кен угомонил ушлёпка пулей в затылок. Оставшихся трёх ординариев гвардейцы сомкнули в кольцо, держа на прицеле, но стрелять не торопились — таков был приказ.

— Роджер, свяжите эту падаль! — Шед указал на оглушённого скорпиона и подошёл к затравленно огрызающейся кучке рабов. — Слушай сюда, засранцы! Сложите оружие и останетесь живы…

— Отсоси-ка у меня, дружище, тогда, может, и сложу, — тявкнул один умник.

— Ты меня, видать, со своим собратом спутал, — Шед вскинул руку с револьвером и всадил пулю вырожденцу прямиком меж глаз. Тот повалился мордой в траву, выставив всем на обозрение раскуроченный затылок. — Есть ещё желающие? Нет? Тогда бросаем оружие и на колени, живо!

Осквернённые неохотно выполнили приказ, с ненавистью зыркая то на Шеда, то на гвардейцев. Пока Роджер волок к остальным уже пришедшего в себя пленника, Шед подошёл к первому подстреленному скорпиону. Узкие зрачки змеиных глаз безжизненно смотрели в предрассветное небо.

— Ну и уродец! — Шед пнул неподвижное тело. — Итан, гляньте в этот ваш список. Номер четыреста семьдесят.

Старший гвардеец суетливо нашарил в походной сумке папку с документами и, распахнув, принялся водить пальцем:

— Есть такой. В розыске с триста пятого года.

— Прекрасно, отметьте его, — подойдя к следующему, Шед подошвой сапога развернул голову убитого так, чтобы было видно клеймо. — Двести восемь.

Итан с сосредоточенной миной зашуршал бумагами.

— Мне вас до обеда ждать?! — рявкнул Шед.

— Простите. Ага, вот… О, так этот — наш клиент. Причастен к Скорбной Ночи.

— Замечательно! — подойдя к последнему скорпиону, Шед окинул его внимательным взглядом. Совсем сосунок, наверняка и двадцати нет. Лопоухий, с квадратной рожей и мелкими злобными глазёнками. Крысёныш, словом. — Сто восемнадцать.

На этот раз гвардеец справился быстрее, не желая позориться перед соратниками:

— И такой есть. Тоже в розыске с триста пятого.

Лицо скорпиона скривилось в злобной усмешке.

— Чего ты скалишься, шлюхин выкидыш? — Шед ткнул стволом ему в клеймо. — Забыл своё место? Перед тобой свободный гражданин, шваль, ты мне должен сапоги вылизывать, а не пастью щёлкать.

— Пусть тебе их красножопые вылизывают, — скорпион бросил короткий взгляд на Итана. — У них это лучше получается.

— Я ж тебя, сучёныш!..

— Отставить! — осадил гвардейца Шед. — Смотри сюда, уродец, у тебя два варианта: сдохнуть сейчас или заработать себе помилование. Покажешь нам дорогу в Исайлум и сохранишь свою жалкую шкуру. По-моему, звучит шикарно, как считаешь?

Морщась от боли, скорпион оглянулся на своих дружков:

— Вы ему отсосать уже предлагали?

Ординарий рядом гаденько осклабился:

— Предлагали, но больно они разборчивые. Видать, привыкли к господским.

Ещё один шутник! С первого раза, похоже, эти тупицы не понимают. Шед выстрелил не глядя — почти в упор промазать сложно. Мозги ординария брызнули на соседа, скорпион выругался, попытался подняться с колен, но дуло тут же упёрлось ему в переносицу:

— Последний шанс, тварь. Считаю до трёх. Один…

— Я отведу вас! — выкрикнул оставшийся ординарий. — Я хорошо знаю дорогу. Прости, Спайк, дохнуть как-то неохота.

— Ну ты и падаль! — процедил сквозь зубы скорпион. — Не жди Госпожу…

Выстрел мгновенно заткнул выродка, размазав очередную порцию мозгов по траве. Так даже лучше — с ординарием меньше возни. Шед брезгливо оттолкнул от себя трепыхающееся в агонии тело и чуть склонился над живым пленником, заглядывая в рожу, перепачканную братней кровью с серыми ошмётками. От былой гордости, с которой выродок огрызался на львов вместе со своими дружками, не осталось и следа, жить хочется всем, даже этим недоноскам. Казалось бы, в чём смысл цепляться за убогое существование, прогибаясь под каждого, кто не носит клеймо? Но смысл, видимо, был, пускай и непостижимый уму нормального человека, уважающего себя и свою свободу. Родись Шед одним из них, вздёрнулся бы на ближайшем суку сразу, как только научился ходить. Впрочем, этих тварей людьми и не назовёшь, мерзкое подобие, извращённое скверной, у них кроме звериных инстинктов ничего и быть не может. Грёбаные подражатели, злокачественная опухоль на теле Прибрежья.

— Молодец, умные всегда живут дольше. Но учти, с чувством юмора у меня туговато. Это на случай, если у тебя засвербит выбросить какую-нибудь шуточку. Ты меня понял, выродок?

Ординарий покорно склонил голову:

— Да, господин.

— Ну тогда показывай, где там ваш Исайлум.

Загрузка...