Верь

Глава 19. Любовь

Пальцы ласкают бедро, то поднимаясь по изгибу почти к груди, то спускаясь почти до коленки. Ничего, пока вытерплю, давлю улыбку. Плеча касаются губы и медленно проходятся от плеча к шее, вызывая знакомую, нет, даже желанную реакцию во всем теле. Так не честно, уже изучил мои слабые места и все время ими пользуется!

— Вредный волчонок, — бурчу недовольно, когда его руки заставляют повернуться с бока на спину.

Упирается руками в подушку по обе сторону от моей головы, нависая и не сводя с меня голодного взгляда, теперь в этом его жесте всегда буду видеть интимный подтекст. Да я во всем уже начинаю его видеть, извратил меня совсем за несколько дней — паршивец! Губы не могут сдержать улыбку, даже смешок, но Кай принимает это на свой счет. Опускает и целует, так что внутри все дрожит от удовольствия и предвкушения.

Чёрт, умеет же!

— Вредный, вредный, вредный, — повторяю шепотом, пока этот волчонок дорожкой из поцелуев опускается все ниже и ниже.

Ниже? Вот же… извращенец! Хватаю его за то, до чего дотянулась — за волосы, и дергаю вверх, а то спустился стыдно сказать куда.

— Кай, — пытаюсь встать, но он не дает, хотя бы тем, что его голова в районе моего живота. — Совсем охренел?

— А что? — издевательски улыбается, целуя теперь уже мои руки, удерживающие его за подбородок.

— Мы, по-моему, договорились, что…

Договорить не успеваю, он дергается вперед и резко закрывает мне рот поцелуем. Кажется, он теперь думает, что нашел способ, как меня затыкать — размечтался. Руки проходятся по коленам, размыкая их, а затем хватают за бедра. Похоже он, как всегда, настроен серьёзно. Не даю ему сделать то, чего добывается, ударяю его по наглых лапах.

— Нет, нет, нет… в этот раз у тебя не получится меня отвлечь! — прижимаю палец к его губам, пока сжимаю колени и пытаюсь сдвинуться в сторону из-под него, да вообще с кровати.

Рычит, вызывая мурашки по всей коже и в который раз заставляет пожалеть о том, что вообще сопротивляюсь. Упрямо сдвигаю бедра и ноги в левую сторону — его рык повторяется, только в этот раз я еще и нагло улыбаюсь, пока он обиженно или игриво кусает палец, приставленный к губам. Ох, если бы он его только укусил, так играется же! Правая рука по-хозяйски проходит по внутренней стороне бедра от колена к… да в прочем не важно, ибо теперь на него рычу уже я.

— Очень, очень, очень плохой волчонок, — шиплю, пока он нагло улыбается.

Рука упрямо и мучительно медленно приближается, словно он так не только ласкает, но и наказывает меня. Ну-ну, размечтался… Резко скидываю его руку с ноги, а затем толкаю его на спину, чтобы усесться на нем сверху. На хитром лице появляется самодовольная улыбка, а руки тянутся к бедрам, желая сдвинуть меня с живота пониже.

— Ка-а-ай, — протягиваю его имя, смотря на него с прищуром.

— Что, сладкая моя? — пытается приподняться, чтобы так добиться своего.

— Сейчас горько тебе будет, если не прекратишь, — угрожаю, нажимая на его плечи, что бы снова лёг.

Резкий поворот и вот уже снова я лижу на спине, а он соответственно сверху. Мне уже не хочется спорить, скорее наоборот — подчинится, но только с упрямства упираюсь в его плечи руками.

— Ох, как мне горько, любимая! В самое сердце меня ранила! — заявляет с саркастичной улыбкой.

Мы оба прекрасно знаем, чем закончится эта маленькая игра. Прикусываю нижнюю губу, отвожу взгляд в сторону, делая вид что обиделась. Даже руки опускаю, мол делай что тебе хочется. Вздыхает, словно я самое тяжелое наказание в его жизни. Зарывается лицом в мои волосы возле шеи и останавливается, чем заставляет меня даже немного испугаться. Поверил, что ли, что я обиделась? Дотрагиваюсь до его плеча рукой, поворачиваю голову и чувствую его губы на своей щеке. Нежный поцелуй, ещё один и сама подставляю губы. Руки проходятся по его спине, по каждому шраму, словно моя нежность может залечить давно зажившие раны. Может это просто я так исполняю свое обещание и спасаю его? Хотя нет, мы спасаем друг друга, и других от нас. Эта квартира, кровать — наш мир, мы оторванные от реальности и нам это нравится.

— Все, теперь я точно хочу кушать, — бурчу недовольно.

— Давай просто закажем? — предлагает этот хитрый волчонок, успокоительно поглаживая моё плечо.

Мы лежим в гостиной и просто смотрим телевизор, но даже это делаем ненормально. В роли ложа диван, точнее его мягкая часть с пружинами, все остальное Кай выбросил еще прошлой ночью в окно. Бедные соседи, или мужик, чью тачку расплющил почти целый диван. Плазма свисает на одном креплении, с левой стороны торчит вилка — это я ее туда забросила. Канал показывает мультики, но мы не особо их смотрим, это сложно, когда экран повернут с горизонтального в вертикальное положение. Кай сидит, пока я использую его ноги, как подушку.

— Снова? Ты что издеваешься? — поворачиваюсь с бока, на спину, не давая ему меня снова отвлечь.

— А что не так? — делает он большие и невинные глаза.

— Начнем с того, что последний доставщик сбежал с нашей квартиры с криками «Помогите, спасите!» — возмущенно и слегка поучительно стучу пальцем по его груди.

— Может у него вдруг закончились бесплатные салфетки, и он, опасаясь гнева начальства побежал за новой упаковкой? — даже не думает придумывать что-то правдоподобное, чем заставляет меня улыбнутся.

— Не дожидаясь лифта, по лестнице с пятнадцатого этажа?

— Приспичило человеку, — как бы соглашается он со мной, чем заставляет ещё больше улыбнутся.

— Предположим, а почему он не вернулся? — пытаюсь уловить его.

— Салфетки в машине закончились, он поехал обратно в ресторан и по дороге разбился, — не моргнув и глазом ответил он, чем заставил подавить улыбку.

— Бедный парнишка, — сухо бурчу, отводя взгляд, потому что знаю, что за этим высказыванием последует.

— Почему же бедный? Это ему ещё повезло, но вот если бы не одна вредная плакса, то его страдания продолжались куда дольше. Да, милая?

Трясущиеся плечи с головой выдают мой хохот, но я стараюсь вести себя равнодушно, насколько это вообще возможно рядом с ним.

— Не понимаю, о чём ты, — ласково шепчу, доставая с пола разбитый бокал с вином.

Хоть какой-то толк от Говерлы, шесть ящиков алкоголя на любой вкус после себя в кладовой оставил. Жалко я все бокалы побила, и посуду, и телик, и… много чего я изувечила и не только во время перепалки с Юрой.

От вина на пустой желудок слегка кружится голова, хотя тут скорее дело в совсем другом.

— Да, что ты говоришь? Ну я тогда тебе напомню? — в голосе, так сказать моего мужа саркастичные нотки, люблю их, но куда меньше, нежных и ласковых.

— Ну, попробуй, — снисходительно разрешаю, что слегка его раздражает.

Когда я его бешу, в голубых глазах появляется как будто смешинка, игривость и нет ничего опасней игривого оборотня, от того и больше всего и было разбито в квартире.

— Кто-то решил покрасоваться перед доставщиком еды в чем мать родила, — даже не пытается скрыть обвинения в голосе.

— Вообще-то я была в душе, звонка не слышала, вышла, а там ты и дверь входная открытая. Я даже и не увидела, что ты там был не один, ты в волка превратился быстрее.

— Не надо мне отнекивается, ты была без одежды, совсем! — мотает пальцем перед моим лицом, мол «ну-ну» мне плохой и ужасной.

— А что мне было одеть, когда ты всю мою одежду порвал? Даже полотенца и те, совершенно мокрые, потому что кое-кому захотелось ко мне в душ залезть.

— Тебе понравилось, — нашелся что на это ответить с такой самодовольной улыбкой, что не треснуть его было бы фатальной ошибкой.

Стукнула его ладонью по лбу и отставив бокал на пол села уже и сама, только одеяло с Черепашками ниндзя придержала, что бы некоторые думали чем-то повыше пояса.

— Понравилось, понравилось, — соглашаюсь сквозь зубы. — Но в магазин за едой пойдешь сам.

Приподнял брови, мол начла чем наказать, а сам то поближе придвигается, снова за свои штучки возьмется. Вот уже и руку на мою коленку пришвартовал, и одеяло утащить хочет.

— Кай, — холодно напоминаю ему, сложив руки под грудью, чтобы удержать одеяло.

— Одень что-то из моего, — предлагает, пожав плечами.

Ловлю ход его мыслей, стоит мне что-то напялить с его старой одежды, я до соседней комнаты не успеваю дойти. Похоже то, что за разорванную его одежду не ругаюсь, работает неким стимулом для ее уничтожения.

— Твои трусы и обувь на четыре размера больше? — в свою очередь снисходительно поднимаю бровь. У него научилась, говорить вот с такой интонацией и таким лицом — это так его бесит, что хочется злорадно засмеяться.

— Давай тогда просто одежду для начала закажем? Есть же сайты и всякое такое, — рассеянно отнекивается оборотень.

Его взгляд то и дело опускается с моего лица к краю одеяла, что слегка забавит.

— Знаешь, я раньше считала, что главная проблема оборотней — это ревность, но теперь знаю, что вы ещё и сексуально озабоченные.

— Ну, да, ну, да, — бормочет снисходительно и косо смотрит на меня словно по его мнению, это я здесь озабоченная.

Фыркаю, но больше никак не реагирую. Прошлая подобная перепалка закончилась не в мою пользу — осталась голодной, но очень довольной.

— Так понимаю ты хочешь, чтобы наш адрес был в черном списке не только всех ресторанов с доставкой еды, закусочных и просто магазинов, но еще и обувных, бутиков и магазинов женской одежды?

— Я в этом не виноват, надо было кушать то что привезут, а не ныть что остыло, — и главное, как стрелки переводит, взъерошив пятерней волосы.

— Так еда остывала не потому что ее холодной привозили, а потому что кое-кто совсем не волк, а чистый кролик, — не остаюсь в долге. — Может стоило сделать так, чтобы ты не заказывал еду снова, а затем спускал доставщика с лестницы?

Молчит, только немного расправив плечи смотрит в сторону, вот точно что-то не так было в тот раз, когда она так сделал или мне показалось? Просто, как-то неожиданно он вышел в коридор и закрыл за собой дверь, а потом такой шум поднял, что я даже испугалась.

— Кролик? А сама то самка богомола, не меньше! — нашелся чем ответить вредный волчонок, за что и получил подушкой по лицу. Воспользовался этим, как предлогом бросится на меня, пытаясь зацеловать до смерти.

— Но, но! — закрыла его рот рукой и помотала головой. — Есть хочу, очень сильно хочу.

Недовольно прищуривается, а затем отстраняется, хотя шаловливые ручки уже под одеяло добралось.

— Такое впечатление что ты хочешь, чтобы я поскорее свалил? — брови свои сдвинул, само подозрение воплоти.

— С чего бы это? — поднимаю взгляд на потолок с красноречивыми отпечатками женских туфель.

Кай вздыхает, помнится, когда я впервые подняла эту тему в плазме оказалась вилка. Улыбаюсь на его страдания, пока он поднимается с дивана и осматривается.

— Не видела мою одежду? — делает с себя невинность, осматриваясь по сторонам.

— Нет, этот увлекательный квест только для тебя, — улыбаюсь, снова ложась на диван.

Кай делает шаг и наступает на бокал с вином, что не вижу, но понимаю по его отборному мату.

— Жёнушка, — начинает он говорить через силу, вытащив с ноги битое стекло, — не соизволила бы ты убраться, пока я пойду добывать пропитание?

— Да мне и так хорошо, — пожимаю плечами, чтобы позлить его и достаю ещё один битый бокал с вином из десятка возле дивана.

— В этом ты совсем как брат, что даже слегка пугает — жить с вами невозможно, — бурчит, ища свою одежду по шкафах на кухне.

— Ты что с ним жил? — спрашиваю рассеянно, а затем глумливо добавляю. — Мне стоит воспринимать его как соперницу?

— Порой ход твоих мыслей меня не просто пугает, — он открыл духовку, и достал оттуда свой левый кроссовок, — а вводит в состояние глубокой апатии.

— Ты? В апатии? Хотела бы я на это посмотреть, — улыбаюсь, поворачиваясь на живот и с любопытством наблюдая за ним.

— Надеюсь ты никогда этого не увидишь, — отвечает, проверяя посудомоечную машину. — Есть какие-то особые пожелания в одежде?

Достал с второго отделения футболку и слегка приподняв бровь, мол откуда там она оказалась, надел ее.

— Не знаю, может не паранджу? — предлагаю с улыбкой, ожидая, когда он догадается посмотреть на верх.

— Чёрт, а я уже хотел поискать такую, где даже глаза сеткой закрыты, все эротические мечты обломала.

Смеюсь на его небольшой сарказм, прикусывая ноющие губы. И правда, зацеловав совсем, негодник.

— Интересно, а если я бы одела только паранджу и больше ничего, и так пошла с тобой ты бы был доволен? — дразню его с хитрой улыбкой.

Выставляю из-под одеяла одну ногу, а затем, когда она обращает на нее внимание показываю, что бы посмотрел вверх, там на люстре висят его джинсы.

— Был, — соглашается с улыбкой, стащив джинсы, но не одевает их, только на плечо забрасывает. — Но боюсь дальше спальни мы бы все равно не ушли.

— Ну, по крайней мере, с комнаты вышли, а это для тебя уже прогресс, — говорю с иронией махая коленкой со стороны в сторону.

— Ты такая вредная, сама же нарываешься! Вот возьму тебя и отшлепаю, как обещал! — негодует мой оборотень, снимая с плазмы свой носок.

— Ну, давай, давай, — смеюсь с него и когда проходит мимо хлопаю по пятой точке.

— Ах ты же маленькая, вредная…

— Но, но! — останавливаю его попытку осуществить наказание, просто ткнув пальцем в грудь. — Магазин, продукты, одежда и уж потом…

— Наказать тебя? — игриво приподнимает одну бровь, чем заставляет меня довить желание потискать его за щёчки, в прошлый раз ему это слишком понравилось. Может не надо было его тискать везде где хотелось?

— И кто из нас пошлый? — спрашиваю, сгоняя его со своего ложа. — По-моему второй носок или кроссовок в ванной.

Теплая ладонь проходится по моей щеке, а затем вниз по шее и до самого плеча, только после этого он идет дальше выполнять свой квест. Сажусь, укутавшись в одеяло и осматриваюсь масштабы работы, которые мне простоит сделать, как только муженёк свалит.

— Кай, — зову, осматривая углы и стены, в поиске нужной вещи.

— Что? — отзывается он недовольно, наверное, ещё не заметил кроссовок в стиральной машине.

— Ты не видел мой мобильный телефон? — приподнимаю груду старых журналов, с которых мы делали самолётики и запускали с балкона.

— Нет, — отчего-то не торопится с ответом муж.

— Неужели Юрка его с собой забрал? Только вернула себе телефон, так сразу же потеряла!

На мои недовольные возгласы никак не отреагировали, так что мне ничего не осталось, как изображать обленившегося хорька под одеялом.

— А зачем тебе он? — слышу уже не так отдаленно голос Кая, потому слегка поворачиваюсь на бок, чтобы посмотреть на него.

Может я просто психую, но как-то странно прозвучал его голос, так что внутри меня все напряглась, хотя и стараюсь небрежно улыбаться.

— Позвонить тебе по видео звонку хотела в магазине, а то мало ли, тебе опять какая-то бойкая продавщица подкатит, с помощью?

Да, да, все я помню! И вдруг вспоминаю ещё о кое-чем.

— Ты такая милая, когда ревнуешь, — улыбается, натягивая джинсы.

— А какая я милая, когда ты нарываешься, — криво улыбаюсь, показывая на вилку в телевизоре.

— Я учту твои пожелания, жёнушка, — понимает мою угрозу и садится рядом, чтобы надеть носки и обуться.

Меня тянет к нему, обнять, коснутся. Сейчас эта близость нужна мне, как воздух, просто не могу себя сдержать. Обнимаю его со спину и целую шею, так что перестает одеваться.

— Мне остаться? — с некой иронией спрашивает, сжимая мои ладони у себя на животе.

— Сейчас пойдешь, — шепчу, упираясь лбом о его плечо, вдыхая самый любимый запах. — Слушай, а это ничего, что мы так и не пошли к тому врачу? Господин Дмитров не будет злиться, все-таки он договаривался, а мы…

— Тебе не стоит переживать о таких мелочах, — Кай поворачивается и уже сам обнимает, теперь как-то успокаивающе целуя в губы.

— Правда? Может завтра все-таки съездим? Вдруг глаз можно… вылечить? — сжимаю его руку, прикрыв глаза слушаю, как ровно бьется его сердце.

— Поговорим об этом завтра, хорошо? — предлагает и я опять чувствую какую-то странную перемену, от чего все внутри напрягается.

Теплые губы целуют снова, нежно и ласково, но теперь уже на прощание. Меня хватает только на кивок в ответ.

— Закрой за мной дверь, — просит, направляясь к двери, так что иду следом, волоча за собой одеяло.

Улыбаюсь ему и махаю рукой, пока за ним не закрывается дверь. Прислоняюсь лицом к двери, мне кажется, что все тепло и счастье покинуло меня, стоило ему уйти. За то собственные тараканы вернулись, и они съедают меня изнутри.

В руках скрипит тарелка, отмыла ее до скрипа. Мыльная вода не дает заставляет держать ее крепко, чувствую я боль в правой руке. Даже если она уже давно совершенно чиста, все равно тру ее мочалкой, так что она вся в пене. Руки красные, пошла сильная аллергия, вплоть до аллергии, вторая банка моющего средства на дне, а я не могу отмыть одну единственную целую тарелку. Вся квартира вылизана до блеска, мне больше нечем занять себя, нечем успокоить свои нервы. Они на пределе, натянуты, как струна, только моя глупая привычка убираться на нервной почве успокаивает меня.

Он скоро придет, вернется и тогда…

Сжимаю крепко тарелку, вода смыла пену, руки по локоть в ней остались. Вытираю рукой лицо, и теперь есть реальная причина для слёз — пена попала в глаз. Тарелка соскальзывает с руки, когда стараюсь смыть с лица пену и промыть глаза. Заканчиваю только когда единственный глаз больше не жжет, словно огнем, на всякий случай промыла и тот, которым ничего не вижу. Шмыгаю носом и нехотя выбрасываю остатки тарелки и оставшееся моющее средство.

Ну вот и чем мне занять себя, до того момента, когда он придёт? В этой квартире не осталось ни места, где я хотя бы пыль не вытерла. Ну почему его нет целый день? Почему я просто не могу включить этот чертов мобильный телефон и позвонить ему? Смотрю на него долгую секунду, рука тянется взяться за него, но в последний момент останавливаю себя. Желание включить его очень велико, как и посмотреть из-за чего собственно Кай его выключил и спрятал от меня. До сих пор не могу поверить, что он соврал мне, сказав, что не видел его. Хорошо если бы этот мобильной был самой маленькой моей проблемой, есть вещи и пострашнее. Перевожу взгляд на рамку с фотографией и сразу же отвожу взгляд в сторону, на большую спортивную сумку. А ведь сегодня утром я думала, что она самая большая проблема. Именно проблема, я стараюсь думать в таком ключе. Сейчас он придёт, мы спокойно сядем и поговорим. Уверенна во всего этого есть какое-то логическое объяснение, хотя нет, мне нужно не логическое, а то, что не заставит больше сомневаться в нём. Если это вообще возможно.

Упираюсь руками о столешницу, судорожно вспоминая, может что забыла вытереть или помыть. Не чувствую усталости, прилив адреналина не ушел, вот когда все решится, смогу отдохнуть. Очень надеюсь, что и правда смогу отдохнуть, что все останется так, как раньше — идеально. Наверное, я за всю свою жизнь не была так счастлива, как за эти несколько дней. Дело не в наших перепалках, мы просто дразнимся, между нами так и летят искры, все никак не можем насытиться друг другом. Секс просто невероятен, знала бы что так будет классно, сама бы ему рот закрыла на той кухне. Но дело не только в сексе, я просто счастлива находится каждую секунду с ним. Те моменты, когда мы просто лежим в обнимку, разговариваем о всяких глупостях, когда засыпаем так, сказав перед сном «я тебя люблю» самые ценные. Мне страшна сама мысль, что этого больше не будет никогда. Не хочу терять это счастье, не хочу терять его. В груди сдавливает от боли, мне больше нечем занять себя, и я начинаю думать. Думать — это плохо, особенно сейчас, начиная накручивать себя и сомневаться.

Не хочу в нём сомневаться!

На этаже останавливается лифт, я слышу это раньше, чем понимаю, что не готова к разговору, которого ждала целый день. В дверях поворачивается ключ, а я уже сбрасываю тяжелую сумку с тумбы и запихаю в шкаф с мусорным ведром. Скрипит входная дверь, пока я пытаюсь спрятать рамку с фотографией и не додумываюсь ни до чего лучшего чем засунуть ее в мусорное ведро.

— Волчий божок, ты что и правда убралась? — слышу в коридоре глумливый смех и невольно улыбаюсь.

Улыбка сразу тает, как вспоминаю о своем растрепанном виде и красных глазах. Отворачиваюсь к мойке, ища взглядом что можно помыть и хватаюсь за первое что попадается под руку — бутылку со средством для мытья посуды, ещё целую, нераспечатанную.

— Ты где был? Тебя только за смертью посылать! — кричу, как можно более возмущенно.

Голос не слушается, надеюсь, что его заглушает вода в кране. Стараюсь расслабленно опустить плечи, придать себе непринужденный вид. С охотниками как-то держалась, с ним должно быть полегче, ведь это моё решение — скрыть проблему, а не решить ее.

— Мне послышалось или ты и правда входишь в роль настоящей жены язвы? — слышу его глумливую реплику, сопровождаемую хлопком закрытой входной двери.

Слышен шум пакетов, на который я собственно и оборачиваюсь. Вижу мобильный телефон, который спрятать забыла. Выдерживаю руки в пене с умывальника, пытаюсь хватить аппарат, но тот предательски выскальзывает, оказываясь чуть ли на краю столешницы.

— Надо же, а я думал это ламинат, а оказывается паркет, — комментирует мой оборотень с насмешкой. — Слушай, может ты теперь всегда будешь так выполнять мои просьбы? Кто же знал, что ты настолько послушная…

Он заваливается в гостиную, почти до верху заваленный пакетами, не видит, как я в один прыжок оказываюсь возле края и прячу телефон за спиной. Понимаю, что избавится от него незаметно сейчас не смогу, а спрятать, когда на мне одна лишь простынь вообще нереально. Запрыгиваю на столешницу, пока он опускает пакеты на пол. Прячу мобильный за спиной, стараясь освободить руки и позволить себе не волноваться по этому поводу.

— Я? Послушная? Похоже ты меня с кем-то путаешь, — улыбаюсь, заводя ногу за ногу.

Как будто угадываю, его голодный взгляд проходится по ногам к животу, а затем небольшой гульке связанных концов простыни над правой грудью.

— Действительно, ты же у меня плохая девочка, — на его лице появляется знакомая улыбочка, он даже делает шаг в мою сторону и вдруг останавливается.

Я чем-то выдала себя? Лицом, да? Иначе от чего его взгляд сменился, и улыбка растаяла, как только наши взгляды встретились. Глаза, они точно красные.

— А, это? Мыла посуду в глаза попала жидкость для мытья посуды, — отвечаю на вопрос, который он даже не задал, улыбаюсь, пожимая плечами, словно это мелочь.

Кай продолжает молчать, но судя по плечам и мимике напряжен до предела. Делает ещё шаг ко мне, и я в страхе ещё больше натянуто улыбаюсь. Слегка откидываясь на столешницу, так что бы не увидел мобильный телефон.

— Жглось сильно, думала умру. Ты так и не ответил, где был? Мог бы хоть как-то дать о себе знать, я переживала между прочем.

Пускай тон моего голоса легкий и ненавязчивый, внутренне напрягаюсь в ответ на то, как он напряжен. Кажется, так было и раньше, стоит ему вспылить, и я тоже завожусь и наоборот, мы как будто передаем друг другу свое эмоциональное настроение. Хочу побыстрее закончить говорить, под таким его пристальным взглядом просто невозможно что-то скрыть.

— Вот только не говори, что паранджу долго искал или вообще продавщиц соблазнял, сам знаешь, что я с тобой за такое сделаю!

Улыбаюсь показывая ему кулак, но моя улыбка тает, рука опускается, все это причиняет мне большую боль. Похоже у меня не получится сделать вид, что ничего не знаю. Начинаю часто моргать, сдерживая такие не прошеные слёзы, а потому и отворачиваюсь слегка, сжимая руками простынь.

Он делает шаг ко мне вплотную, а затем закрывает глаза. Смотрю на его лицо в этот момент, на то, как дергаются ноздри, вдыхая воздух. Он нюхает меня или пытается успокоиться? В любом случае, это действие слегка оскорбительно, ведь я ничего не сделала, ничего ещё не сказала. Его руки упираются в столешницу, касаясь моих ног. Лицо так близко, но голова слегка опущена, так что чувствую его дыхание в области шеи. Мы не смотрим на друг друга, не разговариваем, только молчим, находясь слишком близко друг к другу. Закрываю глаза, давлю желание сказать что-то первой. Кай первым отстраняется и то только для того что бы показать мобильный телефон. На его лице ироническая улыбка, более чем уверена — защитная реакция.

— Так вот чем ты на самом деле занималась? — крутит мобильный в руке, с той же ноткой призрения и обиды в голосе, что я слышала от него раньше. — Обыскивала мою квартиру?

Он делает ударение на слове «моя», такое явное, как обидное. Совсем недавно она была «нашей». Все было нашим, потому что он мой, а я его. Знаю, что это попытка защититься, потому что он так и раньше делал, но это не дает права так говорить. С моих губ почти срывается какая-то колкость, но в последний момент понимаю, что использую совсем другое «оружие». Мои губы дрожат, по щекам текут слёзы, при том что знаю, что выгляжу жалкой, я и хочу сейчас выглядеть такой, хотя куда правильней было бы сразу накричать на него. Правильно, но я больше не поступаю так, а делаю то, что хочется. Сейчас я хочу его объятий, а не злых слов, не защиты, которая от меня почти бесполезна. Его хватает всего секунд на двадцать, пока я выпускаю свою боль позволяя себе рыдать перед ним. Понимаю, когда этот момент наступает раньше, чем он пытается меня обнять. Слёзы вытираю рукой, пока протягиваю вторую и требую, а не прошу: «отдай». Знаю, что сейчас увижу в его глазах, потому и не смотрю в них, только на мобильный телефон. Он возвращает его, поколебавшись долгие секунды, а затем отходит подальше.

Зажимаю кнопку включения, пока Кай отворачивается и снимает с себя новую кожаную куртку. Первое что замечаю, когда телефон включается тьму пропущенных вызовов, даже не все отображаются. Кто только ко мне не звонил, начиная от родителей, брата, Кристины, затем вся стая и с пол десятка вообще не знакомых номеров. Меня это слегка напрягает, потому поднимаю взгляд от экрана на оборотня. Он делает вид что очень занят, распаковывая пакеты и наполняя холодильник. Мог бы хотя бы попытаться извиниться за то, что соврал, ведь мой мобильный все эти дни был у него в той спортивной сумке. Что же такого важного он хотел от меня скрыть, раз забрал его и лгал мне? Можно было бы позвонить Марго, от нее больше всего пропущенных, но правда в том, что не хочу сейчас ее слышать. Вообще единственный человек, объяснения которого я хочу сейчас выслушать молча пихает еду в холодильник. Как не странно, кроме звонков ещё и куча сообщений. Даже от брата есть, правда только одно, но почему-то открываю его первым.

«Ты где пропала? Возвращайся.» — короткое, однако, в нём так и видна скрытая братская любовь. Ну хоть написал, и то хорошо, вспомнил свою старшую, мелкий гад.

Ладно, что там дальше, от Кирилла тоже есть, даже три. Посмотрим-ка!

«Вы там что волчат делаете? Это не честно! Со мной так точно! Димка ещё по своей Нине страдает, а как же я? Мне тоже нужна сучка, выносящая мне мозг!» — это сообщение он приправил картинками, судя по датам пришло оно ещё в первый день нашего приезда.

«Ребят, вы где пропали? Даш, ладно Белый трубу отключил, но ты то о родных помнишь? Мы же волнуемся, твои вообще места себе не находят.» — это сообщение уже без картинок, явно написанное на нервах, дата позавчерашняя.

Вспоминаю о родителях, о последнем разговоре и становится отвратительно стыдно. Учитывая в каком свете показал Кай, неудивительно что они там все на нервах уже. Надо было им хотя бы сообщение написать, волнуются же.

«Я говорил с батей, знаю, вряд ли сообщение прочитаете, но… Я на вашей стороне, что бы там не было. Кай, брат, не забывай меня, я тебя тоже никогда не забуду. Береги ее.» — это сообщение с сегодняшней датой, но написанное в три часа утра.

Я могу преувеличивать, но это прощальное сообщение. Мне становиться не по себе от этой мысли, потому решаюсь спросить в него.

— Что это? — поворачиваю экран мобильного телефона к нему, так что бы мог прочитать переписку.

Он смотрит туда, но не долго, на столько времени, что бы хватило прочитать, но не ответить на мой вопрос. Отворачивается, чтобы пойти за другими пакетами мимо меня, словно молчание спасет его от ответа на мои вопросы.

— Почему он прощается? — спрашиваю снова, в этот раз слезая с тумбы и преграждая ему путь к холодильнику.

Если сопоставить это странное последнее сообщение, поведения Кая, увиливание от тем связанным с будущем, но главное того, что было в сумке… Бросаю телефон на стол и достаю со шкафа сумку, чуть не сорвав спину при этом.

— Что это? Что это такое? — поднимаю один из золотых слитков и ставлю его на стол, потому что поднять всю сумку слишком тяжело.

— Разве не понятно? Это золото, деньги в самой твердой валюте, — холодно и слегка надменно отвечает, взглянув на меня только мельком.

Открывает холодильник и с полки берет банку пива и опираясь боком на трубку, смотря мне в глаза отпивает. Я вижу в его глазах вызов, так же ясно, как и понимаю, что это просто способ не отвечать мне.

Слабак, ему куда проще сделать мне больно так, чем просто поговорить. На глаза снова наворачиваются слёзы, я понимаю, что и зачем, но не хочу пока это даже принимать. Поджав губы достаю с сумки стопку паспортов и документов и бросаю их в него, словно мусор.

— А это тогда что? — кричу, потому что это проще чем снова расплакаться. — Зачем все эти документы?

Зачем паспорта разных стран с разными именами, но с нашими фотографиями. Зачем все это?

Бумажки падают на пол еле достигнув цели. Тяжело дышу, чувствуя ломоту во всем теле, кажется оно раньше приняло ответ, чем я сама.

— Довольна? — вместо ответа спрашивает холодно, заставляя понять, что это конец моего хеппи-энда.

Опускаю взгляд, хотя хочется смотреть в эти холодные глаза, чтобы выдел, насколько сильно сделал мне больно, но именно поэтому и не могу этого сделать. Слишком боюсь, что ему не будет больно, или наоборот, что от его боли будет хуже. Я не слабая, выдержу, весь этот разговор выдержу, мы выдержим. Ведь так? Это «мы» останется что бы он не сделал?

Пытаюсь дотронуться до его руки на столешнице, но он убирает ее, отходит к пакетам, словно они важнее того что на самом деле происходит здесь. Сжимаю руки с такой силой, что ногти впиваются в кожу до крови.

— Деньги, документы, прощальные сообщения… Кай, мы просто сбегаем, да? — как бы не старалась, в моем голосе не пропадает укор.

Не отвечает, пока, перебрав пакеты, выбирает с них несколько и ставит их на тумбу рядом с мобильным телефоном.

— Здесь одежда, самолёт через три часа, так что у тебя есть час, чтобы привести себя в порядок и свыкнуться с этой мыслю.

Меня бесит, когда он так делает, злит, что продолжаю его оправдывать. У нас не будут такие отношения, я не буду под него все время подстраиваться!

— С какой мыслю я должна смериться? С тем что ты все решил за меня? СНОВА! Или с тем что хочешь бросить наши родных в такой сложной ситуации?

«О нет, не делай так, не смотри на меня так!» — хочу закричать, но только отворачиваюсь. Его маска трещит по швам, судя по тому взгляду, что заставил меня в мгновение ока остыть и растерять весь свой пыл.

— Нам нужно уехать, чем быстрее, тем лучше, — достает с внутреннего кармана билеты на самолёт и кладет их на стол перед мной.

Он знал, что я найду эту чертову сумку. Знал, что пойму зачем на самом деле поехали в столицу, но все равно позволил мне прожить эти несколько дней в неведенье. Чувствую себя обманутой и растоптанной, но хуже всего от того что снова.

— Зачем? Зачем нам уезжать? С охотниками все так плохо? — пытаюсь вынудить с него хоть что-то.

— Даш, иди оденься, а я пока здесь уберу все, — вместо того что бы ответить, он нагибается что бы собрать бумажки.

Нельзя же так, нельзя строить между нами новую стену, после того, как мы с таким трудом разрушили все предыдущие.

— А остальные, почему остальные тоже не уезжают? Ванька, Кирилл, Кристина и остальные они ведь остаются, я права? Мы бросаем их охотникам? По-твоему, это нормально? Они наша семья!

Мои слова больше похожи на откровенные обвинение, перерастают на крик. Это только в фильмах герои готовы бросить все на свете, свою семью, ради друг друга, словно Ромео и Джульетта. В реальности такое поведение не сделает счастливым, невозможно быть счастливым зная, что люди, которые тебя любят, и ты их любишь, страдают из-за тебя. Это были несколько дней неописуемого счастья, но они бы не были такими, если бы я знала, что на самом деле бросаю людей решать проблемы, которые от части сама и создала.

— Моя семья это ты, — слышу его слова, но не понимаю их.

Стая, Юрка, которого он называет братом… Чёрт, я же отправила его туда, к Кристине, к сумасшедшим охотникам! Что будет со всем ими? С Ваней, Дарьей этой, Кириллом, Димой и супругами Дмитровыми? Они ведь не просто люди, которых мы знаем, мои родные, его стая, а мы вот так просто возьмем и бросим их в беде? Что может заставить того сильного и упрямого оборотня так поступить? Он ведь не трус, так почему?

Мне нужна его откровенность, не хочу ходить вокруг, да и около дальше. Опускаю перед ним на колени, опустив голову.

— Что ты…

— Если я просто слепо буду выполнять твои приказы, я не буду равной тебе, а всего лишь послушной собачкой. Так ты будешь счастлив?

Жду его ответа совсем не долго, он так же опускается на колени, а затем притягивает к себе, чем заставляет почувствовать счастье, смешанное с болью. Чувствую его губы и теплое дыхание возле веска, прижимаюсь к нему, такому теплому, родному такому.

— Вечно ты надумываешь лишнее, — бурчит, успокаивающе гладя по руке.

— Это не сложно, если учитывать, что ты все время либо лжешь, либо недоговариваешь.

— Все равно, было бы намного проще, если бы ты дала мне все решить самому, — говорит со свойственной только укором. — Просто доверилась мне и моим решениям.

Молчу, наверное, знает, что я не могу ему доверять, как и он мне. Слишком много было в нашем прошлом того, что заставляет нас сомневаться.

— Недавно ты сказал мне, что как раньше, больше не будет, — прикрываю глаза, схватив его за руку, так спокойней. — Я возвращаю тебе эти слова. Просто расскажи мне все как есть, и мы вместе решим, что делать дальше.

— Нам нужно уехать, — упрямо не говорит то, что мне нужно.

— Почему? — делаю над собой усилие снова, стараясь оставаться терпеливой и спокойной.

— Им нужна ты, а не ребята и Марго с Михаилом, — слышу в его голосе едва прикрытую тревогу.

Сжимаю его руку, пока он крепче обнимает и прижимает к себе. Нам обоим сейчас нужна эта близость. Ему, чтобы удостовериться, что здесь и рядом. Мне — что бы понимать, что «мы» никуда не денется.

— Из-за записей Андрея, что-то не то с моей кровью? Там же было два образца, может им я и не так нужна, — стараюсь его успокоить своей мягкой улыбкой.

— Это Михаил тебе сказал? Он, наверное, не хотел тебя пугать, оба образца крови твои. Как оказалось, охотники уже давно имели на тебя планы, они следили за вашей семьей, как за потенциальной угрозой, а Ренат даже не заметил.

Кай недовольно поджал губы, а затем развернувшись сел, перетянув меня к себе на колени. Наши руки переплетены, пока вторая гладит меня по спине, так он успокаивает себя, а не меня.

— У них была кровь моего папы, — вспоминаю слегка рассеянно.

Трудно понять, что оказывается твоя убогая жизнь волновала столько человек, а ты об этом не знала и не замечала. Интересно, а где были все эти люди, когда мне было действительно невыносимо плохо? Если я была им зачем-то нужна, так почему никто не остановил меня, стоящую на краю пропасти? Что родным, чужим, волкам, охотникам — всем не было дела до меня, как человека, в их глазах, я только орудие для получения необходимого.

— Зачем я им? Что во мне такого особенного? Михаил что-то говорил про два образца и что один отличается от второго, я не очень понимаю, что он имел в виду.

— Я могу только догадываться, но даже моих догадок достаточно что бы немедленно забрать тебя и свалить куда подальше в другую страну.

— Кай, — слегка отстраняюсь и натянуто улыбаюсь, чтобы поддержать его. — Все нормально.

— Ты же знаешь у нас не может быть все нормально. Охотники считают, что твоя кровь — это лекарство, или что-то похожее на него.

— Лекарство от чего?

— Сама подумай, какая для них самая страшная болезнь? Они думают, что твоя кровь может заставить оборотня стать человеком.

Он сжимает мои руки, пока его брови нахмуренные.

— А это так? — тихо переспрашиваю его.

— Никто не знает, правда ли это, Михаил хотел провести эксперимент, такой же как и охотники, но я запретил. Так это, или нет, ты все равно в опасности. Если кто-то подобный Ренату узнает только об этой теории охотников — тебя убьют. Больше всего оборотни боятся потерять свою силу. Теперь ты понимаешь, что нам лучше уехать?

— Я…

Неуверенно прижимаюсь головой к его плечу, так спокойней. Не знаю, что должна чувствовать, узнав такое.

— Если я уеду, охотники оставят их в покое? — спрашиваю с надеждой, хотя и сама понимаю, что это глупо.

— Вряд ли, они настроены очень серьёзно. Мне кажется они уже захватили нашу территорию, просто так не уйдут.

Он честен со мной, но от этого не легче, только когда обнимает чуточку.

— Не понимаю, я ведь нормальная, во мне нет ничего такого. Я не могу никого вылечить. Мою кровь переливали Тасе, но она осталась волчицей. Может Михаил что-то не так понял? Причем здесь я?

— Эта волчица, она была там с охотниками? — слегка заинтересовано спрашивает у меня.

— Да, это она меня нашла на берегу речки, охотники заставили ее это сделать. И нет, ты ее за это не убьешь, она не виновата, это все связывание. У нее просто не было выбора.

Смотрю на него испытывающее, а затем успокаиваюсь, не видя на его лице желания ее убить.

— Когда это случилось?

— Когда? Ну после того, как я поскользнулась, упала в речку и ударилась головой о камень. Если бы не дерево в речке — умерла бы, еле на берег вылезла и потом она меня нашла, можно сказать жизнь спасла.

Кай целует в лоб, обнимает крепче и прошлое не кажется уж плохим таким.

— А когда именно, на следующий день? — спрашивает снова и я совсем не понимаю, чего он добывается.

— Я не знаю, долгое время провыла в больнице, там не было календарей, а вышла оттуда только в апреле.

— Понятно, — шепчет, целуя в макушку и я позволяю себе не обращать внимание на эти странные вопросы.

— У меня есть ещё один вопрос, — выбираюсь с его объятий и дотянувшись до ведра, достаю оттуда разбитую рамку. — Откуда у тебя в эта фотография?

Мои руки слегка дрожат, я уже жалею о том, что вспомнила о ней, но не спросить, не могу. Протягиваю ему рамку, наблюдая, как он слегка хмурится, смотря на фотографию.

— Почему она висела в твоей комнате? — спрашиваю, смотря только на его выражение лица.

Оставшись без фотографии, и объятий любимого зябко приобняла себя, не решившись обратно залезть ему на колени. Есть что-то необычное в том, что мы просто говорим, а не ругаемся по чем зря, как обычно.

— На нём моя мама, — его взгляд становится более пустым, а затем он возвращает мне фото, словно смотреть на него не приятно.

Я так и думала, первое впечатление самое верное, как оказывается.

— А те, кто рядом, на этом фото, кто они? — стараюсь говорить не взволнованно, но не получается.

Кай с неохотой приглядывается к фото, и трем людям, что на нем запечатлены. Не могу понять, что за эмоции он испытывает, потому просто жду ответа.

— Зачем тебе это знать? — задает он вопрос, вместо ответа, подняв на меня глаза.

Давно я не чувствовала себя так, под его взглядом, что пробирает до костей. Только что все так хорошо было, а теперь он снова начинает — это просто бесит.

— Я увидела это фото в твоей комнате, когда убиралась, но раньше я видела его в комнате Рада. Этот мальчик, это ведь он? А рядом с ним Председатель и твоя мать?

Мой вопрос повис в воздухе, мой оборотень слегка отвернулся и поджал к себе колени, словно отгораживаясь о меня. Все внутри сжимает от паники, с ним постоянно такое ощущение что на минном поле.

— Ты была в комнате того ублюдка? — даже не скрывает наезда в голосе, так что я вдруг понимаю, чего он добывается.

На моем лице появляется улыбка, кривая и неправильная, как вся моя жизнь.

— Была, и не раз, — отвечаю ему с той же улыбкой, только в этот раз пытаюсь сдержаться. — Отвечай на вопрос, почему на этом фото охотники и твоя мать?

Понимаю, что мои слова прозвучали слишком резко по тому, как резко сменилось его настроение, это не отразилось на внешнем виде или позе, но вот глаза как будто потемнели. Он забирает фото, вырывает из рук если быть точнее. Поднимается и не давая и шанса себя остановить подходит к плите. Нажимает на кнопку, поворачивает ручку и вот уже фотография, единственное доказательство его связи с охотниками сгорает на моих глазах.

— Зачем? — слегка сдавленно спрашиваю, поднимаясь с пола.

Мне не нравится то, что я сейчас чувствую.

— Это было ее прошлое, сейчас, когда ее уже нет, нет смысла хранить его, — отвечает спокойно, смотря, как тлеют остатки фотографии.

— Председатель твоя бабушка? — решаюсь спросить.

— У меня не осталось родных, они все умерли. Тебе стоить об этом подумать, прежде чем говорить, а тем более делать.

Кай поворачивается ко мне, судя по его лицу разговор закончен, от этого судорожно глотаю. Почему с ним снова так тяжело, стоит мне начинать спрашивать о его прошлом, о родителях в частности, он замыкается, защищается от меня, словно ёж. Вот ни капли не испугалась, хотя он именно этого и хотел. Знала бы что с ним так тяжело… чёрт, а я знала, с самого начала чувствовала, что просто у нас не будет. Может это и к лучшему, сам захочет — расскажет? Почему у меня такое чувство, что времени ждать пока он захочет, у меня не осталось?

— Если у тебя, осталась только я, тогда почему ты мне угрожаешь? Может без меня тебе будет лучше? — пытаюсь его задеть, задеваю то единственное, в чем всегда была уверенна — его собственнический инстинкт.

— А что? Уже соскучилась по своему охотнику или по Юрке? — на его лице такая знакомая ироническая улыбка, словно старый добрый альфа-козёл.

Выключает плиту, забирает сумку с золотом и ставит ее на стол. В боковом кармане пистолет с ядовитыми пулями, мы оба об этом знаем, потому он и отодвигает сумку подальше. Как мы вообще прошли таможню с таким-то грузом? Хотя нет, не это я хочу знать. Он отпускается возле меня, но только для того что бы поднять разбросанные мною документы. Делает молча, совершенно не замечая и несмотря на меня, словно я пустое место.

Я лгала себе, старалась прикрыть его, защитить и оправдать его жестокость словно мама отца. Кай так защищается, просто мы ещё друг другу не доверяем, все скоро изменится. На самом деле не хотел меня ранить, он любит меня, так же сильно, как и я его. Все это можно объяснить, у него есть объяснение, я просто его не понимаю. Решения что он за меня принимает хорошие, мне нужно только подчиниться, не сопротивляться. Что плохого в том, что я хочу быть рядом, даже если для этого нужно забыть свою гордость? Что такого плохого в том, что я уже не хочу никого другого любить?

Чёрт, я даже хуже матери! А ведь я обещала себе. Тысячу раз повторяла: никто не будет об меня вытирать ноги! И в конечном итоге, вышла замуж не по своей воли, за копию моего отца.

— Я помню… — язык не слушается, губы пересохли, кусаю их прежде чем заговорить, — я помню какие у него поцелуи. Как болит от его засосов шея, как ноет грудь и в кровь разбитые губы. Знаю, что чувствовали все те бедные девчонки, которых Рад, словно ты меня сейчас, ломал без оглядки. Я знаю, что такое быть почти изнасилованной, но при этом понимаю зачем в таком случае осталась с тобой?

Не смотрю на него, он все ещё нагнулся за бумагами и так и остался там, внизу, словно в другой жизни. Беру в охапку пакеты и мобильный телефон, молча иду в ванную, только перед дверью останавливаюсь.

— Ты спрашивал у меня, кажется я теперь знаю ответ: вы — одинаковые.

Захожу в ванную и сразу же закрываю защелку, дверь дергается почти сразу — еле успела.

— Даша, — слышу его голос и стук в дверь, сначала громкий, а затем все тише и тише.

Он не срывает ее, не потому, что не может, а потому что не хочет. Разве перевешенная с кладовки дверь может стоять на пути оборотня? То, что его останавливает на самом деле — стена, которую он сам хотел создать. Вот и отлично, я не буду по этому поводу плакать. Он получил что и хотел, а я ещё один жизненный опыт и шрам на душе, не первый и не последний — переживу.

Включила телефон, и пролистав сообщения перешла к самым интересным от Марго.

Похоже не один Кай знал, что у нас в столице будет секс. Хотя что здесь скрывать, все к этому шло, стоило убрать то, что нам мешало — лишние глаза. Даже не знаю, что меня бесит больше, ее так называемое «развлекайтесь» или так похожее на мамино «не делай ошибок»? Эта женщина не пропустит возможность напомнить мне свое прозвище — Миссис Тактичность.

Зачем звонить ей, если встречу организовывал Михаил?

Опять эти «глупости», просто противно. Зачем мне встречаться с генетиком? Разве я не к окулисту приехала, или кому другому? Стоп, может на самом деле они хотели, чтобы я поехала именно к генетику. Михаилу и Марго тоже нужна только моя кровь, плевать им на мои руку и глаз. Всем нужна только моя чёртова кровь! Следующее сообщение открываю только после того как отползаю в душевой там мне как-то спокойней.

«Вы решили бросить нас, ведь так? Я бы тоже так сделала, бросила все это если бы могла. Даш, толстушка, беги так далеко, насколько можешь, но знай от некоторых вещей сбежать невозможно», — это сообщение написано с ошибками, поздно ночью, так что могу припустить она была пьяна, отправляя ее.

Шикарно, они все думают, что я снова сбежала, вот будет неожиданность, когда вернусь. Последнее сообщение долго не хотела открывать, даже в душ залезла и долго стояла под струей горячей воды — не помогло. Мокрыми руками провела по экрану, даже не одевшись и все же открыла последнее сообщение Марго, датированное сегодняшней датой, рано утром.

Она слишком хорошо меня знает.

Чёрт! Читаю раз за разом сообщение, пока не понимаю, что меня тошнит, а затем выворачивает прямо в ванную — настолько я себе отвратительна. Трусиха, просто жалкая трусиха. Любовь совсем свела меня с ума, или это была надежда? Мне стоило давно уже было понять, такие люди, как я просто не заслуживают счастья.

— Даш, все нормально? — слышу за дверью его голос и начало тошнить сильнее.

Вот и чем меня выворачивает, когда ничего не ела? Поднимаюсь с пола и выбрасываю всю купленную им одежду на пол, надеваю то, что кажется больше всего комфортным, остальное оставляю так лежать посреди ванной. Прячу мобильный в задний карман джинсов, натягиваю на себя какие-то модные кеды и обычную футболку. В зеркало смотрю только что бы проверить волосы и чуть не ужасаюсь от увиденного. Словно моя мама, кроме жалости ничего не вызываю. Может дело все в том, что мои глаза больше не светятся от счастья?

Дверь открыла только после того, как точно определила для себя что буду делать дальше. Кай, как оказалось не ждал за дверью, почему-то я думала он так сделает. Может так будет лучше? Прошла к входной двери, там подобрала свою сумочку с пола, деньги мне будут ещё нужны. Выйти я правда так и не успела, он догнал меня возле самой двери, открыл дверь сам, забросив сумку себе на плече. Что бы пропустить его, почти вжалась в стенку и только когда он переступил порог поняла, что не хочу уезжать с этого места. Неважно куда мы поедим дальше, в Белый Клык или ещё куда, я хочу остаться здесь вместе с ним, в месте где была счастлива.

— Пошли? — переспрашивает, повернувшись ко мне лицом.

Поднимаю на него взгляд и не могу вспомнить что именно заставило меня почувствовать боль, что заставило возвести очередную стену? Наверное, я сейчас выгляжу растерянно, иначе зачем ему повторять свою фразу?

— Пошли? — спрашивает снова, но голос совсем другой.

«Если могла бы, я осталась бы здесь, с тобой», — хочу сказать, но не говорю.

Вместо слов, просто опускаю взгляд в пол и тоже выхожу. Он закрывает дверь, мы ждем лифт, держась подальше друг от друга, но в небольшой кабине это сделать сложно. Сжимаю в руках свою сумочку, он ещё не знает, что я собираюсь снова от него убежать. Отворачиваюсь, но здесь повсюду зеркала, я вижу его даже если не хочу, так близко что протягиваю руку и касаюсь холодного зеркала, именно там. Где отражается его рука.

— Скажи мне это ещё раз, — тихо шепчу, смотря только на отражение руки.

Отражение меняется, он сжимает свою руку в кулак, не подозревая что я это вижу. Провожу пальцем по отражению, мне хочется его расслабить.

— Что сказать? — слышу его вопрос, хотя мы почти спустились.

Его лицо в отражении, он видит, но не понимает насколько сильно мне хочется его коснуться. Ну что же, Даша Петрова… Нет, уже Даша Маркова, нужно привыкать, пока тебе признать, иногда правила волков играют тебе на пользу.

— В оборотней не бывает разводов, — отвечаю вместе с остановкой лифта и открыванием дверей.