Яблоки преткновения

Глава 23

До приезда целителя нам удалось всё-таки уложить папу в постель, хотя он сопротивлялся до последнего, убеждая поочерёдно то меня, то Рассела, то взывая одновременно к нам обоим, что ему нужно срочно в лаборатории проверить ещё несколько гипотез. Но Рассел сказал, что ничего срочнее здоровья нет, и почти силком отволок папу в спальню. Это оказалось как нельзя кстати, потому что одна я уговаривала бы намного дольше. А после того, как Рассел сказал, что слушать будет не раньше, чем папа окажется в кровати, мой родитель с такой скоростью нырнул под одеяло, даже не раздеваясь, словно ему пообещали новый исследовательский комплекс в случае полного послушания, и тут же заговорил.

– Понимаете, Рассел, – вдохновенно начал он, – моя хищная яблоня выглядела совсем по-другому. Растения, они более мягкие, более ласковые, если можно так выразиться.

– Хвост у кота ваша яблоня отодрала из любви? – хмыкнул Рассел.

– Хвост, хвост… – растроенно проворчал папа. – Дался вам тот хвост. Я уверен, что он оторвался, когда хозяйка кота отбирала своего питомца. Она столько веток переломала, что какой-то жалкий хвост мог пойти просто за компанию.

Хвост был совсем не жалкий, а солидный и пушистый, о чём я папе напоминать не стала. И так было кому портить ему настроение.

– А если бы не отобрала? – безжалостно спросил Рассел.

– Но ведь отобрала же, – парировал папа. – И вообще, меня нельзя волновать, а вы только этим и занимаетесь. – Он укоризненно посмотрел на Рассела, тот прикрыл рот рукой, намекая, что теперь будет молчать. – Так вот, я поначалу предположил, что это гибрид с ивой из-за вытянутости листьев, но потом, припоминая повадки, засомневался. Говорить, ничего не стал, так как на тот момент и идей никаких по второй части не было. Но видели мы её когда? – И не дожидаясь нашего ответа, продолжил сам: – В темноте, при искусственном освещении. Разве на него можно полагаться?

– Если оно достаточно яркое, то да, – ответил Рассел, поскольку папа замолчал, требовательно на него глядя. – Но в тот раз о яркости даже речи не шло. Мы подсвечивали, просто чтобы хоть что-то разглядеть.

– Вот именно! – папа поднял руку, привлекая внимания. Необходимости в этом не было. Внимание и так целиком принадлежало ему. – Но вчера я смог разглядеть их близко и во всех подробностях. Листья были не только более вытянутые, но и плотные, больше похожие на кожу, чем на растительную ткань. И меня взяло сомнение, не добавлено ли туда что-то посерьёзнее, чем ива. В самом деле, ива не должна была повлиять на агрессивность. Это совершенно мирное дерево.

– Яблоня тоже, – заметила я. – Папа, может, ты переоденешься? Скоро приедет целитель, и в кровати в таком виде лежать неудобно.

– Очень даже удобно, – возразил папа, подтягивая одеяло с таким видом, словно я покушалась на святое. – Потом одеваться не придётся. А целителю не важно, в какой я одежде, он же меня будет осматривать, а не раздевать. Так вот, возвращаясь ко вчерашним яблоням, если, конечно, их так можно назвать, потому что и листья там отличаются, и поведение куда более агрессивное.

Я так понимаю, что агрессивным поведение подкидышей папа посчитал потому, что они напали на него, а не на кота. Говорить, что папин вариант просто был разумнее и трезво оценивал размер добычи, я не стала, а вместо этого напомнила:

– Папа, ты так и не выпил зелье, которое прописал целитель.

– Позже, всё позже, – отмахнулся папа. – Так вот, крутил я в голове и так и этак, что именно могло дать такой результат, как вдруг меня осенило: не иначе как задействовали какое-то животное.

Он подскочил на кровати, чтобы обвести нас горделивым взором. Пришлось воспользоваться моментом и почти силком влить ему зелье в рот. Он, конечно, попытался уклониться, но Рассел был начеку и придержал папу сзади, поэтому родитель смирился и выпил указанную порцию, хотя гримасы он при этом корчил, словно мы его пытались отравить.

– Ну и гадость, – выдохнул папа. – Сильвия, это преступление, поить живого отца таким отвратительным отваром. От одного его вкуса можно умереть.

– Лекарство не должно быть вкусным, – заметила я. – Главное – польза.

Укоризненные папины взгляды меня не проняли. Ему волю дай – вообще лечиться не будет.

– Скажешь тоже, – заспорил папа. – По-твоему, я зря акцентируюсь на вкусе яблок?

– По-моему, ты хотел нам дорассказать про подкинутые яблони, – напомнила я.

– Ах да, ты меня совсем этой гадостью отвлекла, – спохватился папа. – Я взял один образец и пошёл в лабораторию. Между прочим, он сильно кусался.

Папа засучил рукав и показал следы укуса, подпухшие и багровые. Я ахнула.

– А целителю ты почему вчера не показал?

– Почему не показал? Показал. Это ерунда, вчера куда хуже было, – отмахнулся он. – И это ещё одно доказательство того, что в трансформации участвовало животное. Но в лаборатории образец рассыпался, а потом приехал Рассел и вызвал целителя, который меня замучил своими процедурами, – пожаловался он.

– А сейчас начну мучить опять, – бодро сказал появившийся целитель. Из-за его спины выглядывала озабоченная Долли. Наверное, если бы не она, целитель так быстро не приехал бы. – Почему вы нарушаете предписанный режим?

– Я? – папа удивился. – Вы же видите, лежу тихонечко. Зелье пью, – он с отвращением ткнул в стакан, который стоял рядом на тумбочке. – Всё, как вы велели.

Самое забавное, что говорил он это с абсолютно честным лицом. Но целитель ему не поверил.

– Так-таки и лежите всё время в рабочем костюмчике? – усмехнулся он. – Инор, инорита, оставьте нас с больным наедине.

– Вы ему отвар непременно дайте, – забеспокоилась Долли перед тем, как выйти. – Снотворный.

– Инора! – грозно рявкнул целитель. – Я как-нибудь сам решу, что давать пациенту. Вы мне ещё по дороге всё высказали. Быстренько на выход и закрыть за собой дверь. А вы, инор Болдуин, немедленно раздевайтесь.

Последнее, что я увидела, перед тем как перед самым моим носом захлопнулась дверь, это то, как с покаянным видом папа расстёгивал рабочую куртку, не слишком чистую и совершенно неподходящую для лежания в кровати.

– Я вам чай в гостиной подам, – предложила Долли. – Или нет. Время-то уже к обеду, я схожу на кухню, узнаю, что там с обедом.

Она быстро убежала, оставив нас перед дверью вдвоём. Почему-то я ужасно смутилась и не нашла ничего лучше, чем спросить:

– Будем ждать целителя здесь?

– Зачем? – удивился Рассел. – Процедуры и обследования займут неизвестно сколько времени. Давайте-ка мы лучше спустимся в сад.

– В сад?

– Посмотрим, не появились ли новые подкидыши, – пояснил Рассел. – Вчера я заклинания на ограде подправил, вашему батюшке было не до того, но не могу гарантировать, что сегодня там не появились новые дыры.

Дыры не появились. Подкидыши тоже, хотя мы проверили каждый уголок. Сад выглядел совершенно мирно. Правда, цвела сейчас только одна яблоня, зато такими замечательными насыщенно-розовыми цветами, что я начала вспоминать, не было ли в папиных планах выращивания яблонь не только ради яблок, но и ради цветов. Короче говоря, ничего не предвещало небрежно брошенного вопроса Рассела:

– Так что вы там говорили про мантикору, Сильвия?

– Просто вырвалось. – Я отвернулась и погладила яблоню по стволу. Эта точно кусаться не будет. – Как пример хищного животного.

Рассел поднырнул под моей рукой и встал, заслонив дерево. Против замены вида я не возражала. Более того, смотреть на него было бы даже много приятнее, будь он столь же молчалив.

– Кажется, вы лукавите, Сильвия.

– Я сказала не подумав, – ответила я чистую правду.

– Для вашего «не подумав» должна быть веская причина, – заметил он. – Не в том ли дело, что в зверинце академии, в котором временами дежурит студент Майлз, есть мантикора?

– Очень может быть, – согласилась я. – Мантикора – очень опасное животное, ведь так?

– Не сказал бы так про эту.

Рассел не отводил от меня взгляда, что чрезвычайно смущало и почему-то заставляло вспомнить наш договор с Линдой о том, что если я не привлекаю внимания родственника, то она займётся этим сама, чтобы наш дом не достался Уэбстер, которая уже всё здесь распланировала.

– Да, Беатрис очень ласковая, – согласилась я. – Она куда больше напоминает домашнюю кошку, чем тот кот, который остался без хвоста.

– И тем не менее, когда речь зашла о том, что яблоню вашего отца скрестили с животным, вы почему-то сразу решили, что с мантикорой.

– Первое, что пришло в голову.

Кажется, у меня не получилось посмотреть так же честно, как это сделал папа, потому что Рассел покачал головой и повторил уже слышанное мной:

– Сильвия, вы лукавите.

Внутри меня боролись желание всё рассказать и желание не выдать Беатрис. Майлз-то выкрутится, а вот нашей ласковой кошечке грозило усыпление. Нельзя ли обойтись полумерами и рассказать только про странное поведение в присутствии леди Галлахер и иноры Карр? И про леди Эллиот, зачем-то искавшую вдохновение в зверинце?

– Ну же, Сильвия, я чувствую, что вы хотите мне что-то доверить.

Стоял он слишком близко, можно сказать, непозволительно близко и почти шептал, наклонившись ко мне. И я уже почти решилась поделиться историей о странностях мантикоры, но вместо этого почему-то обвила Рассела руками за шею и поцеловала. Наверное, влияние цветущей яблони сказалось. Не зря папа говорил, что деревья куда ласковей животных, вот от них и идут соответствующие флюиды.

Но всё это я подумала потом, потому что, когда я целовалась с Расселом, я вообще ни о чём не думала. В голове была сплошная пустота и лёгкость, такая приятная, искрящаяся, словно после бокала шампанского, когда так и хочется танцевать, более ни о чём не думая.

– Обед подан, – ворвался в моё искрящееся ничего охрипший голос Долли. – Я вас искала, искала, а вы…

Я ахнула, попыталась отпрыгнуть, но Рассел не отпустил.

– А мы изучаем яблони инора Болдуина, – совершенно невозмутимо сказал он.

Я не знала куда глаза девать. На Рассела после нашего поцелуя было страшно взглянуть. Я не представляла, что он мог подумать обо мне. На Долли я тоже не смотрела. Оставалась одна яблоня, от которой укоризны не дождёшься. На неё я и принялась смотреть.

– Видела я, как вы яблони изучаете, – хихикнула вдруг она. – То есть ничего я не видела. Совершенно ничего, не переживайте, инорита Сильвия.

Я покраснела и всё-таки на неё взглянула. Она одобрительно мне кивнула, отчего я покраснела ещё сильнее.

– Пойдёмте же на обед, Сильвия. – Рассел подхватил меня под руку. – Как там инор Болдуин? Целитель от него ещё не вышел?

– Пока нет, – отрапортовала Долли. – Я сейчас загляну, узнаю.

И она убежала, оставив нас опять вдвоём. Двигались мы к дому, но недостаточно быстро, потому что Рассел успел меня спросить даже до того, как мы подошли к двери:

– И что же вы хотели от меня скрыть до такой степени, Сильвия?

– Да я вообще ничего не хотела. – Я дёрнулась, но он крепко меня удерживал. – Это вообще совершенно случайно получилось.

– Совершенно случайно можно споткнуться. Но я ни разу не слышал, чтобы кто-то совершенно случайно поцеловался.

– Вы могли отказаться со мной целоваться, – пробурчала я.

Мысли о Линде, доме и Уэбстер как нельзя некстати лезли в голову, заставляя злиться и краснеть ещё сильнее.

– Отказаться от поцелуя с вами, Сильвия? Вы слишком высокого мнения о моей силе воли.

Я искоса взглянула Рассела. Он улыбался и казался вполне довольным жизнью. Но на всякий случай спрашивать, что же он имеет в виду, я не стала. А потом мы вошли в дом и к нам спустилась Долли, за которой важно шествовал целитель.

– Инора Болдуина я отправил в сон. Проспит до завтрашнего утра, – сообщил он. – Невозможно восстановить сердечную мышцу в должной степени, если пациент совершенно не выполняет указаний целителя. Он не желает прислушиваться к рекомендациям, а я не привык делать свою работу плохо.

Он замолчал, явно собираясь перейти к выставлению счёта за свои услуги, и я уже приготовилась говорить, что оплачу с первой же зарплаты, но Рассел меня опередил:

– Я вам выпишу чек. Сумма такая же, как в прошлый раз, или что-то добавилось?

То есть прошлый раз он тоже оплачивал?

– Даже меньше. Ведь у инора Болдуина уже есть нужные снадобья.

– Почему вы, Рассел? – возмутилась я. – Оплачивать должна я. Целитель приезжал к моему отцу.

– Но вызывал его я, значит, платить тоже должен я, – спокойно ответил Рассел. – Не спорьте, Сильвия. У вас ещё будет возможность.

– Заплатить?

– Поспорить, когда мы останемся наедине.