Мы мчались по ночному городу молча, каждый из нас был погружен в свои мысли.
В груди отчаянно билось сердце, в надежде, что мы все-таки успеем. Всё ведь не могло закончиться вот так. Я отказывалась верить в подобное.
Почувствовав, что мою руку сжали что-то теплые пальцы, я вздрогнула.
— Всё будет хорошо, — Серафим тепло улыбнулся, но эта самая улыбка совершенно не касалась его глаз. В них плескался страх, плохо прикрытый спокойствием.
— Я знаю, — мой голос звучал удивительно уверенно, будто я знала наверняка, — мы его не потеряем. Не этой ночью.
Серафим кивнул головой, явно над чем-то раздумывая, и молча уставился на свои руки, лежавшие на коленях.
— Это где-то здесь, — проговорил Стас, — по этой дороге Ной обычно возвращается домой.
Впереди виднелись огни полицейских машин и карет скорой помощи.
Когда мы вышли из машины и приблизились, то увидели ещё несколько автомобилей, попавших в аварию. Видимо манёвр Ноя вызвал за собой цепную реакцию.
Пробежавшись по небольшой зоне страшного происшествия, я всё больше и больше ощущала, как в груди тяжелеет сердце. Время шло на сикунды.
Машины Ноя не было.
— Нора! — я обернулась на голос Серафима. — Сюда! — он указал рукой на спуск с обочины, по которому шли грубые следы от автомобильных шин. — Я вижу его машину.
Я подбежала к Серафиму и проследовав глазами в направлении его руки замерла на месте: примятая трава извилистой дорожкой спускалась к небольшому пролеску, из которого виднелось задние крыло и бампер знакомой машины.
— Ной… — сорвался с губ шёпот, а тело само двинулось вперёд, минуя спуск.
Ноги заплетались, путаясь в колючках и траве, но я продолжала бежать так быстро, на сколько была способна. Лёгкие раздирало от переизбытка кислорода и едкого дыма, сердце отчаянно вырывалось из груди.
— Нора! — голос Серафима у меня за спиной звучал глухо и совершенно не достигал сомнения, всё моё внимание было сосредоточенно на серебристой машине, которая врезалась в дерево.
— Я приведу подмогу, — крикнул Стас.
Передняя часть машины была скомкана, будто лист бумаги, дымила. В воздухе явно ощущался запах бензина.
— Отойди в сторону! — Серафим дёрнул меня за плечо назад, подбираясь ближе к машине. — Я вытащу его.
— Я помогу, ты..
— Я уже мёртв! — его крик пронзил моё сознание. — Мне нечего терять, ты другое!
— Мы теряем время! — я дёрнула за дверную ручку. — Вместе будет быстрее!
— Я сказал, отойди! — его глаза мгновенно почернели, и на мгновение показалось, что у него вообще их не стало, голос походил на утробный рык.
По коже пробежали мурашки от страха и ужаса.
— Не мешай мне, — он упёрся ладонями в дверь, мгновенно продавив вмятины. Пальцы собрали метал, будто тонкую плёнку.
Скрежет металла резал уши и холодил кровь внутри, заставляя отступить назад. Прикусив губу и сделав над собой усилие, я старалась побороть свой страх.
Это просто Серафим. Тот самый Серафим, который дал мне шанс на новую жизнь. Я знала, что он давно перестал быть человеком, с чего мне бояться его сейчас?
Вырванная дверь с грохотом отлетела в сторону.
Не теряя времени, я подбежала к машине, не смотря на Серафима и нашла Ноя: он сидел неподвижно, откинувшись на спинку водительского кресла, голова безвольно была опущена вниз, будто у шарнирной куклы. И только слегка поднимающаяся и опускающаяся грудь давала понять, что он всё ещё жив.
— Ной, — я протянула руку и взяла его лицо в ладони, — открой глаза! Очнись!
Его глаза были закрыты, по лбу стекала кровь, рассекая правое закрытое веко ярко алым зигзагом.
Несколько пощёчин по лицу не сразу, но вынудили закрытые веки еле заметно встрепенуться. Но некогда красивому лицу поползла гримаса боли, а с губ сорвался низкий стон.
— Ну же, Ной, — Серафим встряхнул его за плечо, — рано сдаваться.
— Нора, — скрипучий голос звучал так незнакомо и страшно, но вместе с этим, в шальном сердце стало ощутимо легче, — Серафим?
— Да, дружище, — Серафим сжал пальцы на его плече, — приходи в себя, нужно убираться отсюда.
С трудом сфокусировав затуманенный взгляд на моём лице, Ной вздрогнул от приступа клокочущего кашля.
Это плохо.
— Что случилось? — он морщился от боли при каждой попытке пошевелиться.
— Ты попал в аварию по пути домой, — я провела рукой по его щеке, чувствуя, как ладонь стала липкой от крови, — мы здесь, чтобы помочь. Не волнуйся. Смотри на меня, не закрывай глаза.
— У нас проблемы. Машина слишком смята, будет непросто его достать. Где чёртова подмога? — выругался Серафим. — Ждите, я сейчас.
— Я помогу…
— Останься с ним. Если он закроет глаза, мы его потеряем, — его слова гулом пронеслись по всему телу, отдаваясь в руках мелкой дрожью. Нервно сглотнув, я кивнула ему головой.
— Нет, нет, — проговорила я, легонько встряхнув Ноя за плечи, — смотри на меня. Слышишь? Я здесь, с тобой, не оставляй меня!
Медленно Ной открыл глаза и слабо усмехнулся.
— Всё не так. плохо, — слова давались с трудом, как и борьба со мной, с самим собой, — подумаешь…на одного никчёмного человека меньше.
— Ты сильнее, чем думаешь!
— Брось, я даже собственной матери возразить…не могу. Слабее меня никого нет.
— Прекрати. Я верю, что это не так.
Его накрыл очередной приступ кашля и на бледных губах проступила бордовая прогалина.
— Спасибо, Нора, — он слабо улыбнулся и в хриплом голосе слышалась отчаянная нежность, — но поздно, оставь меня. Я… не против умереть сейчас. Жаль только, что не смог…
Очередной приступ кашля сотрясал его плечи, а я гладила его по спине, отчаянно борясь с подступающей к горлу паникой. Но сильнее всего этого оказалась только злость, закипавшая глубоко внутри меня. Злость на весь мир, за то, что отнимал самое дорогое, злость на себя, что всё, чем я могла ему помочь, это находиться рядом и молиться, чтобы его боль была не такой сильной, чтобы всё было хорошо.
— Не говори так, — я коснулась лбом его лба, — я не отпущу тебя. Так же, как ты не отпустил меня. — глаза затуманивали слёзы, стекая по щекам и разбивались о запачканные кровью точёные скулы. — Плевать на всех, кто считает, что твоя жизнь не имеет смысла. Держись за тех, для кого ты всё, что есть в этом мире! Борись за свою жизнь! Ной, — я перешла на шёпот, ощущая, как всё моё тело содрогается от всхлипов, — в мире ведь столько прекрасного, что ещё можно увидеть, почувствовать, попробовать. Столько хороших людей встретить.
— Нора…
— Неужели тебе всё равно даже на то, что мы пытаемся спасти тебя всеми возможными и невозможными силами? Вокруг тебя столько людей, которым ты бесконечно дорог! Стас, Серафим, я… Я не смогу уже без тебя, ты всё…
Я сжала его руку, переплетая пальцы.
— Не покидай меня так рано. Прошу, умоляю, так же как и мы, приложи все силы, чтобы остаться в живых и вернуться со мной домой. К нам домой.
Ной слабо сжимает мои пальцы в ответ.
— Как ты можешь оставаться рядом, после всего, что я….
— Была и останусь. Кто ещё о тебе позаботиться, глупый.
Ной усмехнулся, и бледные губы растянулись в слабой улыбке.
— Несносная ты девчонка. Даже умереть спокойно не даёшь.
— Даже не надейся на это, — я рассмеялась в ответ.
— Как бы я хотел, — его дыхание перехватило, плечи снова вздрогнули, — извиниться перед тобой, за всё..
— У тебя будет много времени. Если будешь жив.
— Тогда, у меня нет выбора.
— Сюда, быстрее! — голос Серафима доносился очень близко, как и топот множества ног.
— Быстрее. — Стаса было слышно чуть дальше.
— А вот и подмога, — улыбнулась я, — скоро мы вытащим тебя отсюда.
Ночь выдалась холодной и с неба мягкими хлопьями посыпался первый в том году снег.
Сколько времени прошло, я не могла сказать, всё смешалось в одно суматошное и постоянно меняющееся пятно.
Отойдя в сторону я наблюдала за тем, как Ноя вытаскивают из машины и погружают в карету скорой помощи.
Беспокойство так не отступило, но ноющего ужаса уже не было. Я знала, что всё будет хорошо.
Руки всё так же дрожали и по телу растекался холод. И всё никак не получалось взять себя в руки.
— Среди присутствующих есть родственники пострадавшего? — громко спросил врач. — С нами может поехать один человек.
— Она его невеста, — ответил Серафим и я почувствовала лёгкий толчок в спину.
Я замерла, не зная, что ответить.
— Ну, же, девушка, — врач махнул рукой в сторону машины, — каждая секунда дорога.
— Не переживай, — подмигнул Серафим, — об этом никто не узнает. Я всё улажу.
Его лицо стало прежним, таким, как я его знала.
Коротко кивнув ему головой, я забралась в карету скорой помощи и села рядом с Ноем.
— Говорите с ним, нужно сохранить его в сознании до приезда в больницу. — машина тронулась с места, и пронзительная сирена вывела моё сознание из оцепенения. — Обычно голос близких людей помогает лучше всего.
Молодой мужчина в белом халате и маске суетился над Ноем и мимоходом задал мне несколько вопросов, а я сжала прохладные и липкие от крови пальцы руки Ноя.
— Ной, ты меня слышишь? — голос звучал так чуждо, так незнакомо, что самой было неприятно. — Я здесь, с тобой.
Я наклонилась вперёд и прижала его руку к своей щеке.
— Держись, ты обещал мне. Помнишь?
Еле заметно Ной кивнул головой. Приоткрытые глаза смотрели будто сквозь меня, медовые, удивительно тёплые и родные, полные сожаления и благодарности.
— Ты знаешь, Стас, угостил меня штруделем. Яблочным, — я улыбнулась, касаясь губами его холодных пальцев, пытаясь согреть, — никогда его не ела. Как поправишься, поедим его вместе? Хотя ты, наверное, пробовал его не один раз.
К горлу подкатывал горький ком, невыносимо было видеть его таким.
— Ты только держись, ладно? — я почувствовала, как его пальцы легонько сжали мои.
— Обещал… — хриплый шёпот и едва заметная улыбка, — мне есть…к кому возвращаться.
— Верно.
— Пока его состояние стабильное, — коротко проговорил врач, — яснее станет в больнице, после полного осмотра. — он посмотрел на Ноя и сжал губы.
Стало понятно, что мужчина не хотел говорить при нём, чтобы не пугать.
— Нора? — тихо позвал Ной. — Спасибо.
Я провела рукой по спутанным чёрным волосам.
— Всё будет хорошо, скажешь это потом, когда поправишься.
Я сидела в коридоре перед операционной, уткнувшись лбом в колени. На глаза наворачивались слёзы от чувства неопределённости, повисшего в воздухе.
Почему так долго? Разве врач не сказал, что состояние стабильно?
— Возьми, тебе нужно согреться. — услышав знакомый голос я подняла глаза и увидела Серафима, протягивавшего мне картонный стаканчик, из которого тонкой струйкой выплывал пар. — Он, конечно, не такой вкусный, как варит Ной, во всё же.
Я благодарно ему улыбнулась и протянула руку, чтобы взять у него из рук стаканчик. Взгляд невольно упал на собственную руку, испачканную кровью и сердце в груди отчаянно сжалось, возвращая тревогу и страх на своё законное место.
По щекам покатились горячие слёзы, а из груди вырвалось жалостное поскуливание, будто у раненного зверя.
— Ну, ну, — Серафим сел рядом со мной и приобняв за плечи стал мерно поглаживать меня по предплечью, — такая сильная. Всех нас на место поставила, а в самый последний момент расклеилась. Выпей, согрейся.
Я кивнула головой и вытерев тыльной стороной руки слёзы, взяла у него стаканчик с горячим кофе.
По рукам мгновенно потекли приятные, нежные волны тепла, заставив тяжело вздохнуть.
— Тебе тоже нужно отдохнуть, ночь была очень тяжёлой, ты держалась молодцом.
— Сейчас я не смогу расслабиться Серафим. Пока Ной там, пока я не знаю, как он…
— Знаю, — он кратко кивнул головой, — но вот что я тебе скажу: в сутки каждому жнецу смерти выдаётся список душ с подробным описанием обстоятельств их смертей. Ноя среди них не было. Ни у меня, ни у других жнецов. Этого достаточно, чтобы ты успокоилась? — он мягко улыбнулся. — Сегодня он не умрёт. И это твоя заслуга.
Его слова подействовали на меня будто успокоительное и немыслимая тяжесть, давившая на меня до этого постепенно стала сходить на нет. Я поднесла к губам стаканчик с уже немного остывшим кофе и сделала небольшой глоток.
— Да, ты прав, — улыбнулась я, — не такой вкусный, как у Ноя. — Но, Серафим…сегодня ты помог нам. Тебе ничего за это не будет?
— Будет, — он слегка нахмурился, — но что мне пара тройка неурочных, за жизнь лучшего друга?
— Ты так усердно отговаривал меня..
— Пойми меня правильно, Нора. — его голос тал серьёзным и холодным. — Я не один год имею дело с душами погибших людей. Самые страшные — это души, перенёсшие ДТП с летальным исходим, жертвы насилия и дети. С детьми сложнее всего. Для каждого ты должен побыть личным психологом, успокоить, убедить в том что так было суждено и это нужно принять.
— А что там, — я понизила тон, — после смерти?
Серафим замер.
— Я расскажу тебе об этом, когда придёт твой час. А пока, живи и радуйся каждому мгновению. Они по истине бесценны. И ещё, — он медлил, будто не решался произнести в слух то, что должен был, — то лицо, что ты видела… Так выглядят души тех, кто ушёл из жизни сам. Тебе ничего не грозит. Я не хотел тебя пугать, но если жнец теряет контроль над собой, истинный облик души вылезает наружу.
— А то, как ты выглядишь сейчас..
— Таким я был при жизни. Жнецам позволительно использовать любую внешность, чтобы душам погибших было комфортно переходить из одного мира в другой. Но, так как при жизни я был красавчиком, в смене лиц у меня нет необходимости.
Я горько рассмеялась. Только Серафим мог говорить о смерти так непринуждённо, переводя всё в шутку.
— Почему ты сделал это?.. Ну…
— Когда-нибудь я расскажу тебе об этом. Но, при других обстоятельствах.
Послышались приближающиеся шаги и через пару мгновений перед нами появился Стас. Выглядел он потрёпанным. Светлое пальто было испачкано пылью и кровью. А утомлённые плечи быстро поднимались о опускались от быстрого бега.
— Ещё не закончили?
Мы с Серафимом отрицательно помотали головой.
— Как же долго.
Повисла немая тишина. Каждый из нас погрузился в собственные мысли ожидая конца операции. Каждая минута, каждая секунда давила на меня, хоть и слова Серафима частично успокоили. Я должна сама убедиться, что его жизни больше ничего не угрожает.
— Вы родственники Абрамова Ноя? — мы все разом подскочили от неожиданного сбойного голоса.
Перед нами стояла женщина одетая в голубую форму для операционной. Она сняла маску и тепло нам улыбнулась, ожидая ответа на свой вопрос.
— Я его невеста, а это близкие друзья, — слова сами слетели с губ.
— Отлично, — кивнула женщина, — его жизни ничего не угрожает. Пара сломанных рёбер, небольшие повреждения внутренних органов. Но он оправится. Но меня крайне беспокоит его физическое истощение, на лицо сильные стрессы и недостаток сна. Воспользуемся временем, что он здесь, чтобы привести его в полный порядок.
— Спасибо вам большое, — на лице Серафима появилась широкая улыбка.
— Когда мы сможем его увидеть? — спросила я.
— Сейчас мы переведём его в палату. Пока он спит. Вы можете побыть с ним.
По щеке одиноко скатилась слеза, но в то самое мгновение я осознала, что в первые в жизни я плакала не от боли, а от самого настоящего счастья.