100 дней до... (СИ)

Глава 16. Скажи то, о чём правда думаешь

«Тик-так» мерное тикание часов пронзало тишину вокруг, и тонуло в глубоком небытие.

— Где я? — мой голос на мгновение отразился от тьмы, что заволокла всё вокруг и пропал, будто я не произносила и слова.

«— Мне не для чего и не для кого жить. Потому и совсем нет разницы в том, умру я сегодня, завтра или через пять лет. Никто даже скорбеть не будет. У меня нет ни родных людей, ни близких, ни цели в этой жизни. Так почему я должна держаться за неё?» — мой собственный голос звучал будто из самой пустоты, сотрясая тяжёлый воздух и вколачиваясь в грудь тупым, ржавым гвоздём.

— Не нужно… — сорвался с губ шёпот, — прошу…

Я зажала уши ладонями, оседая на колени.

«— В таком случае я полностью принимаю факт своей смерти».

— Нет, нет, нет…пожалуйста, нет!

По щекам тепли слёзы, они казались настолько горячими, будто были способны прожечь кожу насквозь, но срывались с подбородка вниз, так и не успев совершить задуманное.

«Не стоило ради меня так стараться, я правда не имею ничего против, чтобы умереть прямо сейчас, даже если придётся подождать, как ты там сказал…суда».

Тупая боль сжала грудь, заставляя задыхаться от собственных всхлипов и нехватки воздуха.

Нет…всё не может так закончиться… Я ведь не успела самое главное! Не успела сказать ему, как сильно он нужен мне! Не успела поблагодарить его за всё! Я не могу умереть сейчас! Мне нужно ещё немного времени!

С губ сорвался крик, раздражая горло до боли, до хрипоты, но я будто не чувствовала ничего, а лишь била кулаком в пол и каждый удар отражался от призрачной поверхности лёгкой вибрацией, будто рябь по водной глади.

Ушей коснулся тонкий звук соприкосновения стекла об стекло. Я подняла глаза и сквозь полупрозрачную дымку увидела смутные очертания гостиной комнаты: знакомый диван, кофейный столик, множество корзин у светлых стен с завявшими и высохшими цветами. На диване сидел Ной, сильно похудевший на вид, одетый в растянутую серую футболку и шорты. Темные волосы были растрёпаны и торчали в разные стороны. Бледное лицо с глубокими темными синяками под пустыми янтарными глазами. Он сидел неподвижно, уперев взгляд в стену, а на полу возле дивана стояли шеренги пустых бутылок из-под вина и коньяка.

Спустя мгновение тишину пронзил звон стекла, то была бутылка, разлившаяся о стену, оставив на ней небольшое вишнево-красное пятно. Очередным рывком ещё одна бутылка полетела в стену, затем ещё и ещё…

— Чертова тишина, — прорычал Ной, грубо и низко… никогда прежде мне не доводилось слышать его голос таким, — аж тошно.

Сердце в моей груди сжалось от боли, и я сама не заметила, как прикусила губу до крови.

— Как ты могла уйти так быстро, — Ной осел на пол, облокотившись спиной на стену, — что мне теперь делать без тебя, Нора?

Пустота в его глазах и полное отсутствие эмоций на лице казались удавкой, которая сжималась на моей шее, лишая возможности сделать вдох.

Рука сама собой потянулась вперёд, в слепой надежде прикоснуться к непроницаемому лицу, но стоило пальцам замереть в паре миллиметров от щеки Ноя, как призрачный образ гостиной тут же исчез, оставив меня совершенно одну.

— Ной, — мой собственный голос звучал глухо и низко, казалось, что он мне больше не принадлежал, — ещё слишком рано. Боже… — обессиленный шёпот сотрясал пустоту, будто она имела вес, — как же я хочу обнять тебя.

Кто бы мог подумать, что когда-нибудь мне будет так больно даже думать о том, что я исчезну навсегда, что больше никогда не смогу прикоснуться к кому-то столь важному для меня и столь ценному, будто он сам был моей жизнью. Жизнью, данной мне на ничтожные сто дней.

«Тик-так» тикали часы из глубины пустоты, давя на голову ещё больше.

— Нора… — знакомый голос прорезал пространство вокруг, будто острый нож, — слышишь меня? Нора?

Голос звучал безумно тепло и обеспокоенно, будто его владельца что-то терзало. Я знала, кому он принадлежит, ни с чьим другим я не смогла бы его спутать.

— Проснись, солнце моё…

Я резко распахнула глаза и тут же зажмурилась от яркого света. С губ сорвалось недовольное поскуливание и мысли блуждали по сознанию до раздражения хаотично.

Чья-то тёплая ладонь коснулась моей щеки, вынуждая сощурить глаза, противясь яркому свету.

— Доброе утро, — первым, что я увидела, были янтарные глаза, удивительно тёплые и нежные, — всё хорошо? Ты ворочалась во сне и звала меня.

Я прикусила губу и закрыла лицо ладонями.

Это был всего лишь сон. Чёртов сон о том, чего я на данный момент боюсь больше всего.

— Нора? — голос Ноя звучал встревоженно и тихо. — Ты в порядке? Может…я что-то не так сделал?

Я замерла от внезапного осознания того, что произошло минувшей ночью. Перед глазами замелькали живые образы того, как жарко руки Ноя гуляли по моему телу, как жадно его губы касались моей кожи, оставляя отметины и распуская мурашки…и как я расплывалась по простыни его постели от наслаждения будучи полностью в его власти.

К щекам прилила кровь, и я поспешно помотала головой.

— Нет, нет, мне ни с кем не было так хорошо, — я повернулась на бок и уткнулась лбом в его обнажённую грудь, — просто дурной сон. Не бери в голову.

— Поверю на слово, — Ной притянул меня к себе, заключая в нежные объятья, — ты же мне расскажешь, если что-то будет не так?

Я зажмурила глаза и сильнее прикусила губу, осознавая, что мне придётся соврать самому дорогому для меня человеку.

— Конечно скажу.

— Вот и славно, кстати, я хотел… — договорить ему не дала вибрация, противно жужжавшая где-то на полу рядом с кроватью, — черт. Подожди секунду, нужно ответить.

Ной нехотя выбрался из-под одеяла и начал искать мобильник в вещах, разбросанных по полу в беспорядке.

А я тем временем украдкой любовалась его подтянутым и безумно красивым телом.

— Слушаю, Стас, — спустя пару секунд разговора лицо Ноя вытянулось, он в спешке раскрыл шкаф и вынув из него не глядя пару вещей, — я тебя понял, дай мне десять минут.

— Что-то случилось?

Ной обернулся и виновато посмотрел на меня из-под опущенных ресниц.

— Я совершенно забыл, что сегодня чтение нового сценария. Стас ждёт меня возле дома, нужно ехать.

Внутри меня что-то болезненно сжалось, ругаясь на превратности судьбы и эгоистично сетуя на то, что если он уйдёт, мы потеряем драгоценное время, которого осталось от слова ничего.

— Прости.

— Ничего, — я выдавила из себя улыбку, — это работа, ничего не поделать.

Ной подошёл ко мне и нежно коснулся губами моего лба.

— До вечера, родная. Постараюсь закончить побыстрее.

Он захлопнул за собой дверь и исчез. Я слышала его торопливые шаги по лестнице, как он метался из ванной комнаты в кухню, а затем щелкнула замком входная дверь.

Казалось, что сердце в моей груди замерло. Оно отказывалось принимать происходившее.

Весь день я всеми силами старалась себя чем-то занять: носилась по дому, дважды вымыв всё от первого этажа до мансарды, пока в конечном итоге, стоя на кухне возле плиты не осознала, что и этот день уже подходит к концу. Стрелки на напольных часах выписывали круг за кругом, напоминая о том, что мне осталось совсем немного. И эта мысль прожигала моё сознание, будто раскалённая кочерга кожу.

— Это просто невыносимо, — выдохнула я, пытаясь протолкнуть вниз ком, вставший поперёк горла. Но как бы глубоко я не дышала, ничего не выходило. С каждой минутой меня всё больше и больше накрывала паника.

— Могу себе представить, — прозвучал знакомый голос. Я обернулась и увидела Серафима, стоявшего возле приготовленного к ужину стола.

Он выглядел подавленным, будто произошло что-то, что безумно его расстроило, но мне хорошо были известно, что с ним было не так. Он переживал за меня. Переживал, как старший брат за младшую сестрёнку.

— Неужели уже пора? — я попятилась назад, уронив на пол лопатку, которой минуту назад перемешивала кусочки мяса на сковороде.

Серафим покачал головой и устремил взгляд в стену, безмолвно, будто приведение. Было очень похоже на то, что он очень хотел мне что-то сказать, но никак не мог подобрать нужных слов.

— Могу ли я украсть у тебя немного времени? До прихода Ноя. — он посмотрел мне в глаза, и в этом взгляде было столько боли и отчаяния, что на сердце стало ещё тяжелее, чем прежде. — Я хочу тебе кое-что показать.

— Что же это? — ответа не последовало, лишь послышался звук щелчка пальцев.

Кухня сменилась незнакомой мне комнатой, очень маленькой и мрачной. Свет в комнате не горел, но даже и без него было хорошо видно всё, что в ней находилось: мебель в ней была старой и потрёпанной, будто в этой квартире уже давно никто не жил, а на полу в беспорядке были разбросаны пустые бутылки, обрывки книг и пустые контейнеры из под продуктов быстрого приготовления. За маленьким окошком было сумрачно, а сильный дождь тарабанил в старые деревянные рамы с серьёзным намерением выбить из них мутные и потрескавшиеся стёкла.

До ушей доносился звук лившейся воды, будто кто-то забыл выключить кран.

— Где мы? — прошептала я, настороженно озираясь по сторонам и стараясь ни на что не наступить.

— Тебе было интересно, почему я стал жнецом, — Серафим подошёл к окну и протянув руку, коснулся оконного стекла, — это произошло три года назад, как ты, наверное, поняла.

Комнату осветила яркая вспышка молнии и я заметила в углу комнаты силуэт человека. Осознав, что в комнате есть ещё кто-то я отступила на шаг назад, боясь внезапной агрессии от владельца.

— Не бойся, — Серафим грустно улыбнулся, — мы в воспоминаниях. Он тебе уже ничего не сделает.

Я повернулась к неподвижной фигуре, пытаясь рассмотреть получше незнакомца: с виду это был парень, одетый в растянутую тёмную футболку и станы. Светлые волосы торчали в разные стороны в полном беспорядке, а бледное лицо оттеняла запущенная растительность. Его глаза были закрыты, а ресницы в вспышках молнии отбрасывали на скулы густые тени, но спустя мгновение стало понятно, что это были синяки под глазами.

Сквозь полный внешний беспорядок прорисовывались знакомые черты, которые сложно было спутать с кем-либо другим.

— Серафим….-сорвался с губ растерянный шёпот, — что произошло?..

Парень в углу открыл глаза и поднёс к лицу руку, в которой было что-то похожее на смятую фотографию. Пустые глаза рассматривали изображение, будто совершенно ничего не видя.

— Чувство вины, — выдохнул Серафим, подойдя ко мне, — из-за меня погиб человек, который был мне дорог. Я не смог помочь. Не смог смириться.

Парень положил фотографию в карман и медленно, опираясь на стену поднялся. Пошатываясь из стороны в сторону, он поднял с пола недопитую бутылку с чем-то прозрачным и залпом её осушил.

— Нам с тобой не повезло, как в детстве, так и во взрослой жизни, — усмехнулся он.

Прошлый Серафим выпустил бутылку из рук и она со звоном разбилась о грязный пол. Парень молча обогнул осколки и пошатываясь зашёл в небольшую ванную комнату.

С тяжёлым сердцем я следовала за ним по пятам и через пару секунд нашла его лежавшим в наполненной водой ванной.

— Не смотри, — на мои глаза легла прохладная ладонь, мешая увидеть то, что должно было случиться дальше, но там, где заканчивалась ладонь Серафима, было видно собиравшуюся на полу красноватую лужицу.

— Серафим! — в ужасе я дернулась вперёд, но сильные руки развернули меня спиной к ужасной картине и только после этого я осознала, что дрожу всем телом. По щекам градом косились слёзы, которые я была остановить не в силах. — Зачем ты… Это же несправедливо… Так несправедливо… Ты должен был жить!

Руки сами по себе поднялись в верх, ударяя кулаками грудь в чёрной рубашке. Будто это могло хоть что-то исправить.

Плечи вздрагивали от всхлипов, а сердце в груди было готово разорваться на части от боли и тяжести.

— Тише, тише, — Серафим легонько погладил меня по голове, — не стоит меня оплакивать. Это было так давно. — он широко улыбнулся, но в этой улыбке не было ни капли радости или былого озорства, только боль.

— Почему ты так поступил?

— Я думал, что если умру, боль отступит. — он смахнул с моей щеки слезинку. — Ещё никогда в жизни я так не ошибался. Кто же знал, что самоубийц наказывают так жёстко. За то, что я добровольно лишил себя жизни, меня обязали стать проводником умерших. Вот тогда я и пожалел о том, что натворил, но было уже слишком поздно. Но во всей этой непроглядной тьме была маленькая девочка, которая несмотря на все тяготы продолжала идти вперёд. Не сдавалась, не жаловалась, как бы не было тяжело. И когда ко мне в руки попала твоя карточка, я был готов проклясть всё. Я не мог увидеть, как погибнет ещё один дорогой для меня человек — моя маленькая подруга детства, девочка, которая никогда не сдавалась.

Я отшатнулась от него и иллюзия вокруг исчезла, мы снова вернулись на кухню в доме Ноя.

— Но ты же сказал, что моё время ещё не вышло! Что мои песочные часы…

— Я соврал, — его голос звучал низко и тихо, в нём отчётливо прослеживалось чувство вины и сожаление, — по-другому я не мог убедить тебя прожить эти сто дней для себя. Когда жнец собирает определённое количество душ, ему дают одно желание. И…я решил помочь тебе. Я очень хотел, чтобы та маленькая девочка из приюта почувствовала себя счастливой хотя бы чуть-чуть. Прости меня, Нора, я очень хотел помочь тебе.

Я замерла на месте, не в силах проронить ни слова. Всё в одночасье перевернулось с ног на голову, перемешалось и рассыпалось на множество частей.

Выходит, я и правда должна была умереть. Но мой друг, который в далёком детстве помогал мне, подарил мне горстку времени на закате моей ничтожной жизни.

— Пожалуйста, только не молчи, — его рука потянулась ко мне и замерев в паре сантиметром от моего плеча медленно сжалась в кулак, а затем отстранилась, — скажи хоть что-нибудь. Я только, — он отвёл взгляд с сторону и прикусил губу, — надеюсь, что в последние минуты своей жизни ты не возненавидишь меня всем сердцем. Мне так жаль…

Я поймала на лету его руку и сжала его кулак в своих ладонях.

— Спасибо, — тихо сорвалось с моих губ.

Глаза Серафима расширились от удивления, а губы приоткрылись в порыве что-то сказать, но я его опередила.

— За заботу и искреннее желание помочь.

— Как бы я хотел сделать для тебя больше.

— Ты уже сделал немыслимо много, мой Ангел-хранитель, — я улыбнулась ему настолько лучезарно, на сколько только была способна, хоть это и давалось мне с огромным трудом. — Только…когда я уйду…не забывай обо мне. Хорошо?

Серафим горько рассмеялся, накрыв мои ладони прохладными пальцами.

— Это невозможно, — он тяжело вздохнул. — Мне жаль это говорить, но Нора, это последние тридцать минут твоей жизни. Проведи их с тем, кто тебе дорог. Мы увидимся, когда всё закончится. — и он исчез, щёлкнув пальцами.